КОМ-9 (Казачий Особый Механизированный, часть 9)

18. КАЖДОМУ ПО ДЕЛАМ ЕГО

НОГИ — ЭТО ВАЖНО

Вышли мы из департамента тылового обеспечения втроём — Серго, я и Хаген. Петя с капитаном остался, а мы в Карлук поехали. Настроение было хуже некуда.

— Как будто в лужу с тухлятиной наступил, — сказал вдруг Хаген, глядя в окно. — И теперь, куда ни идёшь, всюду за тобой омерзительный запах тянется…

— И верно, — мрачно согласился я. — Точнее не скажешь.

— Нет, Илья, ты послушай, как образно у него получилось, а⁈ — восхитился Серго. — Натуральный поэт! Правда лучше бы ты про что-нибудь красивое сочинял.

— Ага, как Фридрих, — усмехнулся я, — про яблоки в цвету. Вам осталось только объединиться и какую-нибудь поэму накатать, потомки Шиллера и Гёте.

— А его высочество что-то сочинил про яблоки? — удивился Хаген. — Может быть, он хотел сказать про яблони?

— Хотел, а как же. И сказал. С таким поэтическим пылом рассказывал мне про фестиваль деревьев, что я совсем уж настроился в Пасхальные каникулы сгонять до Германской империи.

Хаген аж слегка подпрыгнул на сиденье и этаким соколом на меня уставился. А я как ни в чём не бывало продолжал:

— Сразу нескольких зайцев убить: праздник цветущих садов глянуть, хотя это и вовсе неважное, но любопытно теперь, потом Фридриху встречу с роднёй устроить, а то истосковался совсем парень, к твоим заскочить, поговорить, а то разговоры о переезде идут-идут, да всё никак никто не решится. Как тебе такой план?

— Горячо одобряю! — рубанул он. — К тому же ваше имение вы так и не осмотрели.

— И об этом тоже думал. Надо в тот за́мочек наведаться. Как ни крути, а не верю я, что ихнее германское величество с барского плеча неизвестному сибирскому казаку лакомый кусок бы сбросило. И не смотри на меня так неободрительно. Ваша немецкая порода хозяйственная до крайнего предела. Хрена бы с два он мне что полезное отписал. По-любому, какая-то каверза. Так ещё и налог за него платить надобно, верно?

— С налогами Фридрих должен был разобраться. А в остальном…

— В остальном, — присоединился Серго, — проверить надо. Айко обещала, что до Пасхи нога у меня как раз отрастёт. Буду полноценным бойцом.

— Ноги — это важно, — глубокомысленно согласился я. — Без ног — это ж куда уж, а с нога-а-ами — другой разговор!

Багратион с подозрением уставился на меня, выискивая подвох, и предупредил:

— Между прочим, ты мне должен один забег на среднюю дистанцию.

— Ядрёна колупайка, Серго! Ты вспомни, какие мы красивые были!

— Вах! Можно подумать, это проблема!

— И ты серьёзно собираешься бегать?

— Ещё как! Иначе некоторые медведи так и будут думать, что бегают быстрее волков!

— Если вы затеете бегать посреди фестиваля цветущих садов, то произведёте на публику крайне неизгладимое впечатление, — с серьёзной миной выдал Хаген, и мы дружно принялись ржать.

ВСЕМ ПО НОВОСТЯМ

Приехали мы домой, а Фрося-помощница, глядя, как мы шинели снимаем, захлопала от удивления глазами да спрашивает:

— Это что ж такое? А где ж ваша одёжа?

Тут и батя вышел да как засмеётся:

— Это что ж вас, братия, из высоких офицерских званий в нижние чины разжаловали? За что такая немилость?

Следом маман высунулась, полотенцем его легонько шлёпнула:

— Да погоди ты, старый! Это, верно, теятр?

— Да какой уж театр, маманя, — я повесил на вешалку курсантскую шинель, — пойдёмте за стол, разом всем расскажем, чтоб не повторяться.

Пошли в столовую — а там уж всё к чаю накрыто, нас ждут. И Марта тут же, и Даша. За чинными чайными посиделками мы и посвятили наших дам и батю с маман в историю ловких брачных аферистов. Пришлось рассказывать с начала — как мне Петя донесения представил, да как мы решили съездить в эту подозрительную контору.

— А нам не сказали! — укорила меня Серафима.

— Да не хотел я тебя туда тащить! Сама видишь — и драться пришлось, и стрелять начали.

Закончили с разбирательством в Общевойсковом департаменте. Батя поведение Фетясова тоже не оценил:

— Ну и гнида. Такие только подлянки кому устраивать да в кабинетах командовать горазды, а чуть угрозу своей шкуре почуют — сразу лапки кверху и пищать тонким голоском.

Но больше всего возмущались Сэнго с Хотару. Вот, оказывается, кто на лентовязку приносил испорченные ленточки! Все чернилами исписанные! Негодованию сестрёнок не было предела.

Между делом маман не упустила момента заметить:

— А Фридрих-то на казённых харчах да на сидячей работе как раздался!

И я подумал, что верно. Я как-то в суете да на нервах не особо успел своего вассала в Индии разглядеть, а наш германский принц заметно округлел, и я бы даже использовал слово «размордел» — а чего бы и не размордеть? Всей беготни у него было — от комнатки выделенной до столовой три раза в день ходить. А то и четыре. Или пять? Кульки с печенюшками у него, опять же, на боковом столике с чайничком лежали прикуркуленные. Целыми днями сиди да ешь — превратишься, поди, в колобка!

Физкультуру ему назначить, что ли? А то скажут, нарочно принца приморить хотим малой подвижностью.

Часа через три явился Петя. Естественно, мы все бросились к нему с расспросами.

— А ну, за стол! Садимся за стол! Ужинать! — разом организовала всех маман, а у Пети спросила: — Признался хоть?

— Признался, конечно! Как не признаться, — кривовато усмехнулся Петя. — Тем более что показания его подельника уже были сняты и ему предъявлены, да и косвенных улик достаточно. Меня, признаться, более всего поразила точность предъявленного нам расписания Ильи, но тут как раз всё оказалось просто.

— Поди, к знакомцу какому по-дружески в секретарскую захаживал? — предположил я.

— Ещё лучше.

— К знакомице! — догадалась Дарья.

— Именно. У нашего отделения охраны и у департамента тылового обеспечения сохранился по старой памяти общий буфет. Раньше-то организация одна была. Да и сейчас, казалось бы — что такого? Ну забегают офицеры с обеих сторон чаю-кофею с какой-нибудь плюшкой перехватить. Вот наш фигурант и зазнакомился с барышней из новонабранных секретарш…

— Ой, только вот не начинай, Петя! — возмущённо всплеснула руками Соня. — Вечные эти разговоры, что женщины к службе в армии и жандармерии не приспособлены!

— И, тем не менее, видишь — не приспособлены! — упрямо нахмурился Петя. — Сколько инструктажей было! Сколько предупреждений! И пожалте — стоило смазливой морде начать девушке комплименты рассыпать, как она разом все предупреждения забыла. До чего дошло уж: сама ведь ему заверенные расписания таскала, обо всех изменениях предупреждала! И ни одна подозрительная мысль в головёнке не шевельнулась — «это ведь Павлик просил, с самыми добрыми намерениями…» — последнее Петя пропищал, очень ловко передразнив растерянную девицу.

— И что же теперь? — спросил батя.

— По всей вероятности, будем все женские должности выводить из штата. И буфет перегородкой делить, чтоб никаких брожений.

— Да я про этого Фетясова и остальных!

— А! — Петя закивал. — Следствие растянуться не должно. Так у них там в сейфике все анкетки аккуратно были сложены, считайте — все пострадавшие наперечёт. Народу они облапошили человек под двести. Некоторых в рассрочку, но общая сумма всё равно квалифицируется как мошенничество в особо крупных размерах, хоть и не миллионное. Опросить, материал к делу подшить — всё времени требует, но насколько я слышал, вызвано несколько опытных дознавателей в помощь именно по этому делу, и к завтрашнему утру все они уже будут здесь. Даю прогноз на неделю, самый максимум — если на две-три растянется, но это вряд ли. То, что организатор банды втёрся в доверие к служащему из специального отдела охраны и выманивал данные — отягощает, конечно. Я полагаю, к нему в связи с этим отношение будет особое, лишение дворянства, срок побольше и штраф весомее, а после — запрет на въезд и проживание в крупных городах. Остальные по обычной мошеннической статье пойдут. Директору лет шесть каторги дадут, дамочкам — года по два.

Матушка покачала головой и выразительно поцыкала:

— От дурёхи! Видели ж, куда головы совали!

— А при аресте пытались стрелять! — осуждающе сказал Серго.

— Тут они могут возразить, — высказал здравую мысль Хаген, — что это был ещё не арест, а непонятное поведение группы лиц, которые показались им агрессивными. Испугались, пытались защищаться. Скажут: за бандитов приняли. Может, их суд ещё и пожалеет.

— А обманутые? — тревожно спросила Серафима.

— В этом вопросе наш Илья был непреклонен, — Петя слегка улыбнулся. — Похищенные средства будут изъяты и переданы непосредственно Свадебному Коршуну для раздачи. Предполагаю, это будет сделано вскоре после суда.

ЧЕМ СЕРДЦЕ УСПОКОИЛОСЬ

И Петя не ошибся.

И в сроках расследования, и в назначенном наказании — всё именно так и вышло.

Заседаний было три, все закрытые, во избежание публичной ажитации. На первое приглашали пострадавших невест, на второе — женихов, на обоих в суде меня представлял поверенный — мой дорогой тесть. А на третье вызвали нашу бравую четвёрку — тут уж я явился лично, в составе той самой упомянутой группы. Опрашивали нас сухо. Впрочем ничего, кроме тех же вопросов, которые дознаватели задавали нам на следующий день после случившегося казуса, не прозвучало. Там же был озвучен приговор. Дамы плакали. Директор Апполинарий сидел с потухшим взглядом, даже немного жалко эту тройку стало. Фетясов тоже плакал, но его не жаль было совсем.

Тут же после вынесения приговора ко мне подошёл специальный судебный пристав, занимающийся по этому делу, и пригласил завтра быть в половине четвёртого пополудни — и записку-повесточку со своей фамилией и номером кабинета передал.

Что ж. Надо быть — буду!

Назавтра я явился в главное жандармское отделение города в означенный кабинет. Встретил меня вчерашний пристав с пачкой бумаг и чемоданчиком с наличностью. Нет, там был вовсе не битком набитый чемодан, что вы! Но два десятка десятирублёвых пачек в банковских полосатых поясках имелось.

— Вот, Илья Алексеевич, как договаривались — деньги пострадавших и их списки.

— Что-то многовато денег, а? — спросил я. — Говорили, двести человек обманутых или около того, да по пятидесяти рублей…

— Видите ли, ваша светлость, господин Фетясов изо всех сил старался содействовать отделу дознания. В порядке личного извинения им предложено возвернуть обманутым господам вдвое против суммы, которую у них мошеннически отняли.

— Ах, вот оно что! И что? Помогло ему содействие?

— А как же. Счастливо избежал полной конфискации имущества. Отделался крупным штрафом и лишением дворянства. Да это не конец света! Отбудет каторгу, поселится со своими капитальцами в каком-нибудь маленьком городке, там он и мещанином за завидного жениха сойдёт.

— Позорище-то, — не оценил перспектив я.

— С таких, знаете ли, как с гуся вода. Вроде и шлёпнулся в самую грязь — ан, смотришь, уже снова выступает гоголем. Другое дело, наш господин Фетясов ещё не знает, что, измаравшись в подглядывании за делами Третьего отделения, он теперь вечно будет на карандаше… Впрочем, я ведь не ради него вас вызвал! Извольте, ваша светлость, списки извольте глянуть. Сто сорок шесть нумеров — мужескаго полу и пятьдесят три — женскаго. Первые приглашены повестками на шестнадцать часов, вторые — на семнадцать, дабы не смущать друг друга.

— Сегодня? — не понял я.

— Конечно, сегодня. Деньги получены, чего тянуть. Господа в значительной мере уже собрались, ожидают в зале для мероприятий.

Я глянул на часы. Без четверти четыре.

А и действительно — чего тянуть?

Через пятнадцать минут вошёл молодцеватый унтер, доложивший, что по спискам прибыло сто тридцать два человека. Так-с, значит, где-то ещё четырнадцать бродят. Впрочем, семеро одного не ждут.

В четыре часа ровно я в сопровождении двух приставов вошёл в полную залу, которую можно было бы назвать «Собранием обманутых». Взошёл на небольшое возвышение со столом и воздвигнутой на него кафедрой — тут, должно быть, жандармское начальство зачитывало какие-нибудь общие объявления или приказы. Все глаза устремились на меня.

— Добрый день, господа! — Я коротко вздохнул. — Я — человек, именем которого вас бессовестно обманули. Я долго думал, что же вам сказать. Сперва хотел извиниться. Потом подумал — с какого это перепуга я, ядрёна колупайка, буду извиняться за каких-то прощелыг? А? Честно ли сие будет? Да ни на копейку! — двери скрипнули, и в зал вошли ещё трое опоздавших. — Так что хочу поздравить вас с тем, что нашлись добрые люди и вскрыли сей бессовестный обман. А от себя добавить: господа, я искренне желаю, чтобы в вашей личной жизни всё сладилось наилучшим образом! — по залу словно пронёсся вздох облегчения, напряжённо сидевшие молодые (и не очень молодые) люди зашевелились. — А сейчас я прошу вас подойти к господам приставам и получить деньги, которые у вас выманили обманным путём.

— Позвольте, ваша светлость! — поднял руку и тут же встал плотный мужчина средних лет в гражданском сюртуке. — Я от себя лично хочу сказать, и, возможно, многие здесь присутствующие меня поддержат. Господин дознаватель сообщил мне, что те мошенники всё же курьерами наши ленточки куда следует отвозили. Так видите ли… — он откашлялся, — я на себе ощущаю действие, понимаете, тех ленточек. В общем… — он немного застеснялся, — образовалась некая девица, с которой мы поддерживаем взаимно приятное общение… А теперь ещё и после вашего благословения…

— В чём суть вашего предложения? — строго спросил старший из приставов.

Выступающий одёрнул сюртук и сказал более решительно:

— Я, от себя лично, считаю, что и не надо бы мне забирать этих денег…

— Да бросьте! — перебил его я. — Ещё благословениями я не торговал! Всё у вас хорошо будет, вы на эти деньги лучше супруге на свадьбу хороший подарок купи́те. Там господин главный мошенник со страху аж вдвое украденное возвращает. Так что подходите, подходите, господа, не стесняйтесь!

С дамочками вышло примерно то же самое, только чуть более сентиментально и экзальтированно. К моему изумлению, здесь мне надарили атласных ленточек, открыток с благодарными подписями и даже пару пирогов, с которыми я тут же предложил приставам чаю попить — ну когда барышни по домам разошлись, само собой.

От этакого восторженного общения меня под конец начало слегка подбрасывать, так что предложенный служителями закона чай оказался весьма к месту. Посидели мы с пирогами, успокоились немного.

— А это вы, ваша светлость, сильно придумали — ремень-то у вора из спины вынуть!

— Признаться, я ведь поначалу и мысли такой не имел, — чай у приставов был хорош, и я с удовольствием прихлёбывал из чашки с розами и надписью, выведенной на боку масляной краской кривоватыми буквами: «отд. взыск.» — Потащились мы своими глазами на обнаглевших мошенников взглянуть. А как он начал мне предлагать меня же изображать, по десятке за каждого обманутого — натурально взбеленился. Ну и…

— А знаете ли, что с ним в камере даже лихой народишко рядом сидеть боялся? — вступил в разговор пристав помладше, усмехаясь в усы.

— Поди ж ты, — удивился я.

— А я вам про господина Фетясова предположения строил, — прибавил старший.

— И что же? — поощрительно спросил я.

— Так вот, полагаю, не сбудутся они. Записка тут из тюремного госпиталя пришла. Надпись «ВОР», которую вы ему сгоряча на лбу-то прокорябали, никакими средствами не сводится, ни обычными, ни магичными. А с такой надписью вряд ли он завидным женихом станет…