В голове моей мысли скакали и друг дружку перепрыгивали. Вот так взять и случайно найти артефакт, потерянный столь давно, что он стал легендой?
Ядрёна колупайка, да не может быть!
А с другой стороны — как не может, когда вот она — и бочка старая, и рыба друг на друга лезет?
Вокруг народ был так увлечён необычайной рыбалкой, что никто не заметил, как потемневший деревянный предмет моргнул и исчез. Тем более, что рыба вовсе не ушла, а даже как будто начала выскакивать на лёд в сторону дирижабля.
Я развернулся и скрылся от глаз людских в недрах «Феникса». Надо кого-то по хозяйственной части найти. Наверняка на дирижабле отыщется хоть парочка магоблокираторов? Или хотя бы антимагический порошок…
Нашлась штука даже лучше! Я раньше и не видал такой. Двухстороннее одеяло! с одной стороны — антимагическое напыление, с другой — блокирующее эту антимагию рунное покрытие.
— Тока, ваш-светлость, не обессудьте, я его сиятельству скажу, что вам одеялко отдал. Вещица подотчётная.
— Да конечно, я с понятием! — тут я не удержался и полюбопытствовал: — А скажи-ка, братец, для чего сия дивная вещица предназначалась?
— Так одеяло и есть! — развёл руками кладовщик. — У ихнего сиятельства когда второй-то магичный скачок был — выходит, он огнём и ночью мог нечаянно плескануть, так он енто одеялко всюду с собой таскал, только в его завернувшись и спал.
— Хитро́!
— А то ж! Жить захошь — оно ещё и не так раскорячисся.
Я поспешил со своей находкой в каюту, где ждала меня Айко с бочкой. Тут я смог разглядеть артефакт поближе. Вся бочка сверху донизу была покрыта мелкими резными узорами. Из какого дерева выделаны потемневшие бока, так сразу не скажу, не такой уж я знаток. А донце и крышка — из докрасна проморённой лиственницы, по древесным волокнам словно сполохи огненные бежали, и сама она как будто слегка просвечивала.
Ну ладно, посмотрели и будет.
— Заворачиваем!
— И зачем мы это делаем? — с любопытством уточнила Айко, помогая мне спеленать мою находку.
— Чтобы это безумие около полыньи прекратилось. Порыбачили — и хватит, хорошего помаленьку.
Айко, принявшая человеческий вид, рассудительно подняла брови и чуть склонила голову набок.
— А что это за предмет? Я чувствую силу, несвойственную ни японской, ни русской магическим школам.
Я обвязал скатку ремешком и затолкал под кровать, сел сам, махнул Айко на стул:
— Присаживайся, расскажу. Честно говоря, я всегда думал, что это — старые сказки. Говорят, давным-давно (некоторые утверждают, что тысячу лет назад, но я думаю, всё же, к нам поближе) жили на Байкале два великих шамана, два друга — Култук и Баргузин. Смастерили они себе ради потехи омулёвую бочку — гоняли по озеру рыбьи косяки. И не смотри на меня так осуждающе. Молодые были, дури много, силы тоже много…
— Развлекались как могли, — тоном учительницы сказала Айко.
— Можно подумать! Тебе напомнить, кто совсем недавно тарелки в расположении склеил, пока меня пару дней не было?
— Но это же не бездумное манипулирование природными богатствами! — строго посмотрела на меня Айко. — Во всём надо знать меру. Но я так понимаю, это не конец истории?
— Нет. Как положено в сложных историях, появилась женщина. Сильная шаманка. Великая, можно сказать. Сарма. Не знаю мелких подробностей, но говорят, что она обещала взять в избранники того, кто подарит ей бочку.
— Омулёвую бочку, которая принадлежала каждому из мужчин ровно наполовину? — Айко поморщилась. — Не могу назвать это решение изящным.
— Да уж, изящного было мало. Над Байкалом гремели энергетические бури, каких местный люд никогда не видывал. Я слышал разные варианты оконцовок, и все они плохие. По большому счёту, в той магической битве пали и оба друга, и их несостоявшаяся невеста — случайно попала под дружеский огонь. Самый романтический вариант утверждает, что теперь все они стали страшными ветрами, господствующими на Байкале.
— На Байкале всего три ветра?
— Четыре, на самом деле. Четвёртый — Шелоник. Возможно, он — сын Сармы.
— От кого-то из тех двоих?
— Вероятно.
— И они не могут выяснить чей, оттого и злые? — Айко фыркнула. — Впрочем, это к делу не относится. Итак, вы нашли древний артефакт?
— Я думаю, да. Все приметы совпадают.
— Н-ну да, — протянул Айко. — Имеем бочку и омулёвое сумасшествие. Я так понимаю, вы хотите изъять артефакт из его… среды?
— Хочу. Сколько раз слышал: как пройдёт буря — омуля ищи-свищи. Значит, опять бочку куда-то унесло.
— А разве буря не может прогнать рыбу?
— По-хорошему, он глубже спускается — а там ему всё равно.
— Вот оно как!
— Сейчас мы её изолировали, посмотрим, каков будет эффект. Свадьба у Миши пройдёт — я бы бочку в институт артефакторики свозил, показать, описать.
— То есть использовать вы её не собираетесь?
— Ну разве что для царской рыбалки, — усмехнулся я. — Или гостей заморских до умопомрачения поразить. Не хочу же я до оскудения Байкал довести… Ладно! — Я хлопнул ладонями по коленям и встал. — Пошли глянем, что там.
В полынье всё ещё кишела рыба. Было её всё ещё много, но совсем не так, чтобы прям сама из воды вымётывалась.
— Ух ты! — сказал за моей спиной Иван и побежал обратно в дирижабль с воплями: — Вставайте! Вставайте скорее!
Первым вылетел Хаген с пистолетом в руках.
— Тихо! Отставить оружие! — гаркнул Сокол. — Рыба! Да вставайте же, там такая рыбалка, вы всё продрыхнете!
— Точно! — выскочил на одной ноге Мишка, спросонья не попадающий во вторую гачу. — Мы ж рыбачить приехали!
— Вспомнил, гляди-ка! — заржал Серго и тут же увидел в панорамное окно салона, что творится вокруг проруби: — Да вы посмотрите! Они её прямо руками хватают!
— А я вам про что⁈ — возопил Сокол. Все резко проснулись и помчались к полынье.
Через полчаса рыба как будто успокоилась, начала спускаться вниз, и только отдельные серебристые блики мелькали в толще байкальской воды. К этому моменту все участники мальчишника успели выловить по ведру рыбы (буквально по ведру — ведром) и были страшно довольны.
— Япона мать! — завопил вдруг Дашков и хлопнул себя ладонью в лоб.
— Я вас слушаю, — невозмутимо сказала Айко.
Миша непонимающе захлопал на неё глазами, свёл в уме две этих фразы и покраснел:
— Прошу прощения, но мне срочно нужно бежать!
— Что такое? — хором крикнули мы ему вслед.
Дашков на бегу замахал руками, на трапе обернулся, крикнул:
— Жеребец! — и скрылся.
— А-а-а! — вспомнили мы с Хагеном разом. — К десяти же коня доставят!!!
Пока мы объясняли остальным, что за конь, Миша выскочил из дирижабля, поразив меня до глубины души. На сей раз на нём была спортивная форма, в уставе нашего училища прописанная для курсантов как «летняя» — сатиновые трусы и белая майка.
— Протрезвинку дать⁈ — крикнул Петя.
— Я уже́! — коротко отрезал Дашков и принялся всячески скакать по льду, разминаясь. После этого он, не говоря худого слова, прыгнул в полынью, разогнав оставшихся омулей, и несколько раз от души нырнул. Выскочил — и помчался, закладывая большую петлю вокруг полуопустевшего бурятского лагеря, паря́на ходу, как паровоз.
— Чё это он? — осторожно спросил нас подошедший Дагбажалсан.
— Сохнет на бегу, — по существу пояснил ему Хаген.
Михаил тем временем проделал половину маршрута и мчался уже обратно. К нашему кружку подтянулись ещё несколько парней. Подошёл и Цырен.
— А чё он? — спросил он уже у Дагбажалсана, показывая подбородком на мчащегося Дашкова.
— Сохнет! — веско ответил тот.
— А-а…
Молодёжь некоторое время переваривала информацию.
— А это… А зачем он мок? — спросил Цырен (снова у Дагбажалсана).
На этот вопрос у того ответа не было, и он молча обернулся к Хагену, слегка подбоченясь и склонив голову.
Хаген негромко откашлялся:
— Он… готовится к прибытию коня.
Дагбажалсан повернулся к Цырену и развёл руками:
— Понял?
Цырен подумал.
— Конь — это я понимаю, — ещё одна глубокомысленная пауза. — А чё к нему готовиться, а?
В этот момент Дашков завершил свой забег и остановился около нас, отдуваясь:
— Ну что?.. И где конь?..
Тут Дагбажалсан набрался решимости и осторожно тронул Дашкова за плечо, сложив брови домиком:
— Братка, ты на нас сейчас не сердись, да — а что за конь?
— Как⁈ — Миша недоверчиво оглянулся по сторонам. — Вчера мы выпивали с этими… — он пошевелил в воздухе пальцами и призвал меня на помощь: — Помнишь, Илья? Которые сказали, что у шамана коня попросят, ну?
Я, если честно, с трудом сдерживался, чтобы не заржать аки неявившийся конь, и только кивнул. Но тут неожиданно пришёл на помощь Хаген:
— Там был ещё такой рыжий парень. Он обещал взять какого-то особого коня у некого Шамана.
— Рыжий? — в один голос сказали вожаки и уставились друг на друга.
— Ты рыжего знаешь?
— Да, вроде, был один с верхнего отога.
— И чё, где он?
— Да я почём знаю? Уехал…
— К шаману?
— Чё придумываешь⁈ Кто ему коня даст, скажешь тоже…
— Так что — не будет коня? — с легким разочарованием, но ощутимым облегчением спросил Дашков.
— А-а-а, брат! Хочешь коня — выбирай любого, тебе подарим! — махнул рукой Дагбажалсан. — давай, пошли, щас прямо выберешь — твой конь будет!
Миша, несколько ошалевший от такого напора, растерянно оглянулся на нас.
— К сожалению, дорогие друзья, — нашёлся Петя, — наш дирижабль не приспособлен к перевозке животных.
— Э-э-э, это недоработка! — прижмурил один глаз Дагбажалсан, поразив меня этим утверждением. — А ведро есть?
— Ведро? — переспросил Дашков. По-моему, он вообще уж потерялся.
— Ну, ведро, — Цырен показал руками, — такое вот, с ручкой. Давай ведро, сагудая вам отсыпем. Там парни уже сделали. Только знаешь что, оденься хоть немножко, братишка, смотреть на тебя холодно…
И нам-таки вручили целое ведро сагудая. И мы трижды подняли за нашего жениха чашечки с тарасуном у трапа дирижабля, и Мишка от переизбытка чувств обнимался со всеми и чуть не плакал, а потом взмыл в небо огненным болидом.
— Вот это я понимаю, человек женицца хочет, — сказал Дагбажалсан, и парни вокруг закивали, выпячивая подбородки.
— И что нам делать? — негромко спросил Петя у Ивана.
— А что делать? Грузимся. Надо полагать, Михаил присоединится уже в небе.
И мы отправились домой. Потому что времени до венчания у нас оставалось только-только. На «Фениксе», который за ночь освободили от всех техноблокирующих штучек.
Миша присоединился к нам минут через десять. Снаружи открыл люк (тот, замаскированный под картину в гостиной). Ну правильно — раз уж это его дирижабль, должен он иметь возможность входить и выходить, когда вздумается.
Мы сидели там же, поджидая его и отпиваясь чаем.
— Братцы! — воскликнул жених, сияя глазами не хуже Ивана. — Как я вам благодарен!
— В конце концов, мы же обещали, — солидно ответил Иван, словно всё произошедшее — и нападение инков, и свалившиеся невесть откуда буряты, и омуль, выскакивающий из полыньи — это всё часть его хитрого плана.
— Больше никому ничего не обещай, — попросил Петя. — Ради нашей свободы. Я тебя очень прошу.
— Что значит «ради свободы»? — настороженно посмотрел на него Багратион.
— А то! — Петя сердито посмотрел на Ивана. — Запрут нас в магостатические апартаменты, чтобы эманации не расточали, будете знать!
— Ладно, ладно! — Иван примиряюще поднял руки. — Я… я очень постараюсь.
Свежо питание, как говорил кто-то из великих, да серится с трудом. Я надеюсь, я это не вслух сказал?
И только Мишка был совершенно счастлив и безмятежен.
В воздушном порту Иркутска произошло событие, несколько меня обескуражившее.
Прежде чем мы смогли покинуть борт «Феникса», в гостевой салон вошли представители Третьего отделения с небольшим саквояжем.
— Господа, не сочтите за вторжение в вашу частную жизнь, но на свадьбе будет присутствовать государь, и мы не можем позволить хаотическим энергетическим эманациям повлиять на… что-либо. Поэтому — прошу.
Щёлкнул замочек саквояжа, и нашему взору были явлены пять футляров.*
*Хаген — не маг, и к нему данные меры предосторожности применять решительно бессмысленно.
— Прошу, господа, прошу, — приговаривал капитан, раздавая нам эти «гостинцы». — К этому решению институт артефакторики пришёл буквально позавчера. Образцы проверены и безопасны.
Звучит скорее настораживающе.
Я открыл свой футляр.
— Часы?
— Это артефакт, стабилизирующий ваше энергетическое поле и впитывающий остатки случайных эманаций. В особенности — неупорядоченных. Выполнен в виде карманных часов. В дополнение — два специальных браслета, прошу надеть всё прямо сейчас, браслеты спрятать под манжеты, господа. Они должны прилегать к коже. Иван Кириллович, для вас — дополнительный жилет.
— Вы надеетесь запереть эту энергию внутри меня? — нахмурился Иван.
— Только на период торжеств. Это временная мера. Ваши супруги также получили артефакты, несколько иного вида, но… такова необходимость. Во избежание. Вы же не хотите стать причиной катастрофы?
Мы, естественно, не хотели, хотя чувство, что нас немножко связали по рукам и ногам, пусть и мягкими путами, у меня возникло.
Зато!
Зато свадьба прошла в спокойном и приподнятом тоне. Ничего не обрушилось, никто не передрался и даже в обморок в плотно заполненном венчальном храме ни одна дамочка не упала.
Да, у нас в Иркутске сложилась такая традиция — право, не знаю, от чего. Были храмы крестильные, отпевальные, а Кресто-Воздвиженский собор вот — венчальный. Может, потому, что он один из самых красивых у нас, нежно-кружевной, воздушный? Серафима говорит — редчайший образец сибирского барокко. Я ни в зуб ногой, что это такое, но звучит убедительно.
Сразу после венчания жениха с невестой, дружками, подружками и гостями ждали три десятка разряженных саней, запряжённых тройками, и каждый желающий мог прокатиться — от Амурской до Морской, а там выкатиться на самый лёд застывшей Ангары и пронестись по простору со свистом!
Само же застолье и свадебный бал происходили в здании дворянского собрания — на широкую ногу, иначе Мишка, по-моему, и не умеет.