КОМ-9 (Казачий Особый Механизированный, часть 9)

22. БЕЖИМ И ЛЕТИМ

ВОТ ТЕБЕ И «ТОРШЕСТФЕННЫЙ ОПЕД»

Меня тоже интересовало — почему? И что мы ищем? Точнее, Фридрих ищет, а мы стоим вокруг, нервно оглядываясь.

— Чувствую, как привалит сэйчас сюда рота охраны, — напряжённо проговорил Серго. — И повяжут нас тёплэньких.

— Не, нас хватать не будут, — покачал головой Петя. — Международный скандал. А вот Фридриха могут.

— Поправочка, — с непонятной интонацией вставил Сокол, — нас хватать не будут, если мы позволим им Фридриха безнаказанно взять.

И сразу стало ясно, что никому он такого шанса давать не намерен. Да и я не собирался человека, мне доверившегося, без помощи бросать. Мало ли что папаша-самодур себе в башку втемяшил.

Но Фридрих слегка остудил наши воинственные намерения, отрицательно покачав головой:

— Никто не привалить, найн.

— Почему ты так уверен? — усомнился я.

— Семейное поверье, — односложно ответил принц.

— А, слышал что-то! — воскликнул Петя. — Нельзя обращать силу против своих? Чревато утратой магического дара?

— Я-я, так точно. — Лопатка Фридриха стукнулась во что-то как будто деревянное, и он принялся сосредоточенно окапывать предмет. — Дедушка не верить. Думать: миф. Старый сказка. Смеяться: ха-ха! Потом он получать донос, что первый сын тоже выбрать себе девушка из простой дворянка. Давать клятва в любовь. Дедушка приходить в ярость. Девушка сразу посадить на пароход и отослать в американский колония. Сына пороть на конюшня и запирать в карцер. Вся семья приходить в ушас, весь дворец. А дед, — Фридрих извлёк из кадки грязный свёрток и посмотрел на нас многозначительно, — за один ночь потерять второй дар. И когда родиться мой отец, он уже получить только один большой дар, не два, как раньше в наш род.

— Погоди, так этот парень, который влюбился в неподходящую девушку — не твой отец? — спросил Сокол, наблюдая, как Фридрих разворачивает чёрную от земли тряпицу, извлекая из неё инкрустированную перламутром шкатулку.

— Нет. Дядя. Он впасть в отчаяние. Быть война с Англия. Он воевать и не жалеть себя. Погибайт.

— А дэвушка? — хмуро сдвинул брови Серго. — Так и осталась в колонии?

Фридрих коротко мотнул головой:

— По дороге — смерть. Поэтому отец не рисковать мой задершание. Опасно остаться совсем без магический дар!

— Надеюсь, в этой шкатулке что-то важное? — аккуратно перевёл разговор Петя.

— Важное для моя персона, — усмехнулся Фридрих. — Письма, сухой цветошек. Для остальных — отвод глаз, чтобы не искать это, — он передал шкатулку Пете, запустил руку в земляную ямку и вытащил что-то маленькое, не больше грецкого ореха, желтовато поблёскивающее.

— И что это? — Серго с Иваном дружно склонили головы в бок и сощурились.

— Возможно, полезный вещь, — хитро улыбнулся Фридрих. — Если я прав. А если я ошибаться — просто сувенир. Хаген, друг мой, вы можеть поливать мне из лейка?..

После обмывания непонятный камушек стал похож то ли на маленькую луковицу, то ли на одиночную толстенькую чесноковину бледно-молочного цвета, переливающуюся зеленоватыми, оранжево-красными и голубыми искорками.

— Похоже на опал? — полуутвердительно спросил Сокол. — А почему без футляра или хотя бы чехла?

— Так полагаться, — твёрдо сказал Фридрих. — А вот теперь уходить быстро.

На выходе из оранжереи нас встретила столпившаяся челядь, испуганно пучащая глаза в приоткрытую дверь. Фридрих без излишнего пафоса показал за спину рукой и отдал несколько приказов по-немецки. Насколько я понял — велел поскорее прибраться, навести «орднунг». Прислуга, получив чёткие указания, с облегчением бросилась исполнять. Похоже, пошатнувшийся для них мир вставал на место.

Дальше мы стремительно двигались по каким-то коридорам, пока не выскочили в небольшой вестибюльчик — явно далёкий от парадного входа. Однако же здесь нас ждали. Перекрывшие выход молодые дворяне осклабились и заговорили между собой с чудовищным акцентом, но по-русски — как видно, для того чтобы мы поняли их наверняка:

— Фот фидите, Гюнтер, моё предполошение окасалось ферным! Госпота претпочли скрыться черес фыхот тля прислуки!

Фридрих ответил на это что-то резкое, но я остановил его, прихватив за локоть:

— Погоди-ка, братец! Этим господам, насколько я понимаю, нужно единственное — зацепить нас хоть чем-нибудь и вызвать на дуэль. Не всех, нет. Именно меня. Поскольку именно моя жизнь является препятствием для вашего возвращения в лоно семьи.

Принц возмущённо набрал воздуха, сделавшись ещё более обширным, чем в своём обычном нынешнем состоянии, но я усмехнулся и обернулся к ожидающим:

— Нам дорого время. Поэтому я облегчу вам задачу и заявлю, что всех вас считаю свиным дерьмом. Как это по-вашему? «Швайнешайзе», кажется?

Дворянчики вразнобой заголосили, мол, оскорблены и вызывают меня.

— С превеликим удовольствием, господа. Завтра же на рассвете. Однако я здесь человек новый и не могу указать подходящего для дуэли места.

— На противоположном краю этого парка есть стадион имени Карла Великого, — тут же предложил Хаген и неприязненно посмотрел на вызывающих, намеренно продолжая по-русски: — Прямо по аллее, за центральным входом с триумфальной аркой. Вам знакомо это место?

Получил утвердительные ответы, я кивнул:

— Отлично. Полагаю, вы не захотите драться на шагающей технике?

— Найн! — хором ответили все шестеро. — Только личные дуэли, экипаши не в счёт!

— Хорошо. На остальное мне, признаться, наплевать. Выберите там, кто от чего хочет умереть завтра. До свидания, господа.

Фридрих тоже сверкнул глазами и потребовал:

— Расходиться! Давать дорога!

Засим мы покинули исполненный дружелюбия кайзеровский дворец, поймали извозчика и поехали в Берлинский воздушный порт, где ожидала у арендованной мачты наша «Пуля».

ЛЕТИМ В ГЕРЦОГСКИЕ ВЛАДЕНИЯ

— Может, и смысла уже нет этот замок проверять? — проворчал я, устраиваясь в своём кресле на борту дирижабля. — Как обидится папа Вильгельм, да как отберёт обратно всё, что надарил. Время только потеряем.

— Обидеться-то он обидится, — возразил Сокол, — а герцогство не отберёт. Для него это будет как самому себе в ногу выстрелить. Удар по собственной репутации. Я полагаю, именно поэтому дядюшка Андрей Фёдорович земли тебе подкинул, а с титулом не торопится. Чтобы хоть небольшой да рычаг влияния на кайзера был.

В салон вошёл Фридрих, и мы прекратили обсуждать эту тему.

Принц был хмур, попросил у стюарда рюмку водки с кусочком селёдки — тоже батино влияние чувствуется. Не коньяк, не шнапс и даже не скотч аглицкий, а вот так, по-простому. Да и мы тоже тяпнули для успокоения нервов.

В пассажирский салон заглянул помощник капитана:

— Господа, отбываем! Местное время прибытия в Ротенбург-на-Таубере — тринадцать часов. Ветер благоприятный, возможно сокращение времени в пути до четверти часа.

Ну всё, понеслись. «Пуля», разгоняемая магическим контуром, летела легко. Мелькающий внизу лоскутный пейзаж успокаивал, но вскоре всё затянуло сплошной пеленой облаков.

— И всё же, дорогой Фридрих, — сказал Петя таким тоном, словно хочет вернуться к незаконченной истории, — что за артефакт путешествует с нами на борту? Меня в первую очередь волнует, безопасен ли он?

— И что за старинная история с потерями даров? — тут же добавил Сокол. — Как-то это мимо меня прошло. А вообще-то полезно было бы знать.

— Хорошо, я рассказать, — кивнул Фридрих, принявший даже не одну, а две рюмки водочки, слегка покрасневший и повеселевший. — Это не есть секрет. Просто… люди не иметь особый интерес к история.

— Мы имеем! — заверил Серго.

Тут нам принесли чай с пирогами, и под этот перекус мы услышали весьма занимательную повесть.

— Основатель наш германский династия, — начал Фридрих, — есть Вильгельм Первый, за свой действие получивший просфище «Правдоруб».

— Неужели так любил правду-матку в глаза рубить? — не очень поверил я.

— Н-не совсем, — уклончиво ответил Фридрих. — Он объединить под свой знамя целый ряд большой племя, семь или даже десять штук, поскольку быть свирепый воин и вдобавок немного… как это… разговаривать с ду́хами…

— Шаман? — подсказал Серго.

— Да, наверное. Вильгельм первый иметь три дар! Стальной броня, оживлять камень и ещё один, про который я сейчас рассказывать подробнее.

— Секундочку, — поднял палец Петя. — Он реально оживлял камни? Делал не просто каменных големов, а разумных существ?

— Мы не можем знать весь правда, — покачал головой Фридрих. — Очень много время назад. Очень много сказка. Информация без письма. Передавался рот в ухо и так дальше.

— Устно, — подсказал Хаген.

— Я, устно. Предание говорить, что в войско Вильгельм Первый было два сотня каменный воин. Может быть, не совсем разумный, но хотя бы наполовина. Они сам ходить, устраивать засада, такое. Но быть не очень большой рост. Примерно метр, — Фридрих для верности показал рукой. — Про большой ничего не сказываться. Я думайт, это был предел возможность, такой рост.

— А я-то древнюю историю прогулял, считай! — поражённо воскликнул Сокол. — Пень горелый, целый отряд маленьких полуразумных големов! Вот откуда сказки про гномов! Уму непостижимо!

— А куда же они делись? — заинтересованно уточнил Серго.

— Сейчас, — кивнул Фридрих. — Вильгельм основатель обладать ещё один дар: он чувствовать правда. Когда человек говорить ложь, когда истина. И он смочь усилить свой свойство. Он вырастить из камень тюльпан правда, — тут принц вытащил из нагрудного кармана каменную опалесцирующую луковку. — Вот он.

— Ядрёна колупайка… — только и пробормотал я, — это ж какой древности вещь!

Теперь мы таращились на луковку во все глаза.

— В ночь, когда мой дед потерять свой второй дар, — торжественно произнёс Фридрих, поднимая камешек на уровень глаз, — тюльпан превращаться в прах. И весь наш род потерял способность чувствовать ложь.

— Погоди, а про Вильгельма-основателя-то? — вернул Фридриха к началу Сокол. — Ты говорил, у него было три дара? Почему остальным в роду досталось два?

— Он поссоривайтся со свой брат и убивайт его, — о, кажется принц начал эксперименты с глаголами! У Марты так было. Значит, скоро более-менее освоится.

— И потерял способность управлять камнем?

— Так точно. Так он понял, что на своя кровь нельзя поднимать рука.

— А отряд големов?

— Превращайтся обратно в камень, как скульптура. Оставайтся только тюльпан. Жена Вильгельм-основатель сохранить. Она имейт большой сила к растения. Спасайт только цветок.

— Но он же каменный? — удивился Серго.

Фридрих пожал плечами:

— Как-то смочь… Он ведь отрастайт, роняйт лепестки, потом новый…

Эка! Выходит, камень — и не совсем камень.

Сокол повозился в кресле:

— Слушай, высокородный братец, я что-то не пойму: если Вильгельм Первый и так чувствовал ложь, зачем ему понадобился этот цветок? Какой в нём смысл?

— Усиливайт! — многозначительно сказал Фридрих. — Когда есть цветок, и ты прямо спрашивайт, никто не мочь промолчать. Сразу говори правда.

— А что? Удобная тема! — захохотал Петя. — Этак между делом спросишь приказчика: «Что, братец, воруешь?» А он тебе: «Ва-а-а-арую, вашвеличство!» И всё! Голова с плеч!

— Так его поэтому Правдорубом назвали! — дошло до меня. — От преступления до наказания один вопрос!

Фридрих хитро прищурился и скроил многозначительную мину.

— И что же тюльпан? — поторопил Серго.

— Все думайт, он пропадать совсем. Но когда мне исполняйтся двенадцать лет и я прочитайт эта история, я ходить в семейный музей и искать там эта ваза, в который давно-давно расти тот цветок.

— Неужели эта ваза так и стояла, с землёй? — удивился Сокол. — И никто её не перетряхнул?

— Я не знайт, — Фридрих задумчиво смотрел на камень. — Может быть, они искайт и ничего не находить? И всё сложить обратно?.. Я вытряхивайт вся земля и перебирайт через руки. Там быть ещё камни. Много маленький камень и много побольше, примерно как этот. Весь быть чёрный. Я искать-искать, трогать все… — он поднял от камня глаза и оглядел нас пристально, — и этот камень засветиться такой искорка. Я забирать его, а всё остальной сложить как раньше.

— А этот помыл и спрятал у себя? — предположил я.

— Да, так. Я носить его в нагрудный карман, и он стал не чёрный, а такой. Я надеяться, что у меня есть потерянный дар за мой род, но… — он вздохнул, — ничего. Потом я бояться потерять и спрятайт его в оранжерея, а сверху — шкатулка. Пусть тот, кто следийт за мной, думайт, что я прятать письма первая детская любовь.

— И почему ты решил выкопать его сейчас? — спросил Сокол. — Память от прадеда? Талисман?

Фридрих потёр подбородок:

— Надежда. Я три месяца сидейт под самый бок у Бидарская аномалия.

— Ах ты ж япона мать! — воскликнул Петя. — Нестабильный эфирный фон как фактор возможной инициации, пусть и отложенной! Или разблокировка каких-нибудь манопроводящих каналов, перекрытых родовым проклятием или чем-то вроде того? А ведь могло сработать! Ты чувствовал изменения в себе? Новые ощущения?

Принц неуверенно кивнул:

— В последний дни мне казайтся, что я чувствовайт, когда человек хочейт солгать. Я надеяться, что это не самовнушение.

А я подумал, что Фридрих сейчас цепляется за эту надежду, как за соломинку. Принадлежать к влиятельному императорскому роду и быть начисто лишённым какого-либо магического дара — это очень обидно. Даже сёстры его, насколько я слышал, обладали способностью накидывать стальную броню, а Фридрих — нет. Может, потому его и тянуло к Эльзе, разглядевшей в нём человека, а не набор титулов и функций?

Эти мои размышления перебил заглянувший в пассажирский салон помощник капитана:

— Господа, снижаемся. Время прибытия — пять минут.