КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5)

08. РАЗНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

ОТ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА

Инцидент действительно получился громкий, и отзвуки его докатились даже и до русских газет. Самое смешное, в заметках подробно описывалось, что официальный Китай немедленно заявил о непричастности к происшествию и даже выразил пострадавшим соболезнования. Зато вину на себя (и очень громко) сразу взяли несколько независимых торговых диаспор из Юго-Восточной Азии. Одни так откровенно имели совершенно пиратскую репутацию.

Вот же ушлые! — удивлялся и возмущался Зверь. — Они ж там вообще никаким боком! Это же всё мы сделали!

О, брат, — успокаивал его я, — это же торговля, большие денежки. Да и особенность в том районе такая: главное — красиво выступить, показать свою якобы силу. Пыль в глаза пустить.

Так раскроется же?

Надеются, видать, что не полезут на них, побоятся. Да мне, откровенно говоря, и наплевать. Что мы — полезем с азиатскими пиратами разбираться? А там они друг друга пусть грызут как хотят.

Мне, по большому счёту, интереснее было, чью мы бошку государевым сыскарям сдали? Не расскажут ведь, поди…

Через неделю после нашего феерического выступления меня — а, точнее, нас, всю бравую команду, совершавшую амстердамский налёт — догнал неожиданный и очень приятный сюрприз. Особенно для некоторых. С каким удовольствием я явился в ангар магонаучного сообщества и вручил Швецу с Пушкиным благодарственные письма от генерал-губернатора Витгенштейна!

— Но это, ребятушки, ещё не всё! То было приятное, а вот это, — я добавил к письмам по векселю на весьма солидную сумму, — полезное!

Пушкин аж присвистнул.

— Это что же? Проблема с оплатой обучения решена?

— Именно, дружище! — Швец радостно обнял его и по-пиратски прищурился: — А выгодное дельце получилось. Илья Алексеич, может, поинтересоваться при случае: генерал-губернатору не надо ещё кого-нибудь освободить? Кстати, оставайтесь на собрание! Сейчас наши подойдут.

— Это обязательно? — я вспомнил их вечные прения.

— Конечно! — воодушевлённо воскликнул Пушкин. — Всё-таки мы сегодня «Пантеру» будем представлять.

Остался. И нисколько насчёт прений не ошибся.

...

— Итак, господа тема сегодняшнего собрания — варианты модернизации СБШ производства Великой Германской империи «Пантера», — начал Швец.

— А почему мы не можем модернизировать какой-нибудь шагоход российского производства? Я молчу о том, что это опять шагоход сотника Коршунова. Господа, это игра в одни ворота! Что за непотизм? — выкрикнул какой-то новенький участник маго-научного общества. А может, и не новенький, просто я его видел в первый раз…

— Отлично! — возмущённо воскликнул Пушкин. — Я правильно понимаю, вы можете предоставить нам свой шагоход и пилотов к нему для натурных опытов?

— Э-э-э, нет, — новенький слегка стушевался. — Но можно же попросить вспомоществования у военных? Мы же, в конце концов, для империи стараемся!

— Оглянитесь, — довольно сурово предложил ему Швец. — Вот этот «Святогор» был получен нами в результате полугодичных переговоров! Полгода, господа! И это учитывая, в каком состоянии он был после боёв на Второй Польской! А здесь нам предоставлена возможность поработать с новыми иностранными машинами. И поработать с ними, внимание — бесплатно! Я предлагаю тем, кто задаёт подобные провокационные вопросы, попробовать лично договориться о обновлении парка, инструментов или хотя бы наглядных пособий для нашего кружка. Кстати, господин выскочка, вы в курсе, что химические препараты, которые до сих пор использует наша лаборатория, куплены на средства с тотализатора, где участвовал шагоход «Саранча»? И что крупнокалиберный пулемёт «Коршун», разработанный для этого же МЛШ, занял второе место на всероссийском конкурсе молодых разработчиков?

— Но его всё равно не взяли в производство!

— И, я считаю, правильно, там ещё есть немалое поле для модернизации…

— Господа, мы опять спорим не о том!

В общем, препирались они, как обычно, с величайшим воодушевлением. Но в конце концов разошлись, обещавшись за пасхальные каникулы подробно ознакомиться с ТТХ «Пантеры» и выдвинуть предложения по вариантам её усовершенствования.

С неменьшим, чем Швец и Пушкин, воодушевлением принял награду и Хаген.

В тот же день с нас сняли университетский арест, и назавтра мы вместе с фон Ярроу отправились на ремонтную стоянку, где всё ещё чинился наш «Дельфин» — чтобы вручить благодарности и векселя всему экипажу.

— Что, Сергей Викентьевич, долговато дело идёт с ремонтом? — спросил я, оглядывая дирижабль, зажатый в тисках огромной малопонятной конструкции.

— Напротив, Илья Алексеич. Менее двадцати дней обещано на полное восстановление двойного магического контура — это чрезвычайно быстро. И делают на совесть, уверяю вас.

— Это радует. Так когда говорят к завершению-то дело?

— Грозились к пятнице, и я склонен им верить.

— Так это же и славно! Мы аккурат в пятницу последние занятия проводим — и вместе с вами отвалим домой!

Всё прям одно к одному! Замечательно выходит, я так считаю.

Пасха в этом году была ранняя, раньше даже середины апреля, и мы с Серафимой собирались все десять дней пасхальных каникул провести в Иркутске, с роднёй.

ПРЕЛЮБОПЫТНЕНЬКОЕ

Но, раз уж нас выпустили из-под почти домашнего ареста, я решил навестить профессора Гончарова — обещался-таки, да и личностью он оказался весьма интересной. И шахматы, опять же, я люблю, а тут никто особо подобной страстью не страдает.

Поехал я один, рассудив, что Серафиме с девчонками общаться гораздо приятнее, нежели на наши шахматные баталии глазеть.

На дверях небольшого двухэтажного дома красовался новомодный электрический звонок. Двери открыл лично профессор.

— День добрый! — раскланялся я.

— Ну, скорее уже добрый вечер, голубчик! Как я рад вас видеть! Таки пришли пару партеек сыграть!

— Не без этого. Но и… — Я поднял объёмный пакет.

— И что это? Я прямо теряюсь! Проходите-проходите…

— Супруга передала. Домашние гостинцы. Вот сейчас вместе и посмотрим. Там всё так упаковано, что я, право, и не знаю, что где, и вообще — что там? — Я улыбнулся. Марта с Симой так суетились вокруг этого пакета, что я даже начал сомневаться — а надо ли мне это всё. Но, как любой счастливо женатый мужчина, я понимал, ежели жена вот так вот хлопочет и волнуется — наше дело соответствовать. Ибо нехрен… Своя шея — она дороже.

Мы прошли в довольно строго убранную гостиную, если не считать разбросанных по плоским поверхностям книг, кипу газет на одном из кресел и непременные шахматы — на совершенно шикарном специальном столике

— Вы меня заинтриговали! Сейчас посмотрим, посмотрим… — Профессор пристроил пакет на стул, вынул из него бумажный свёрток и развернул Мартин штрудель. — М-м! Какая прелесть! Это с чаем… А это… Господи, вы посмотрите на эту красоту! — Доктор достал из пакета аккуратно свёрнутые кольца домашней кровяной колбасы, и брови его сложились драматическим домиком. — Голубчик! Дорогой вы мой человек! Простите меня великодушно! Но! Это я буду есть один! Возможно, под одеялом, в одиночестве, в тайне от всего мира! Это ж кровянка, да? Домашняя?

Что-то доктор впадает в ажитацию…

— Конечно, домашняя. Матушка к праздникам прислала, они как забой устроят, так и…

Доктор стоял прикрыв глаза, держа против лица круг колбасы и мечтательно нюхал. Вот уж не знал, что прям такая редкость — кровяная колбаса в Новосибирске!

— Вы не понимаете, да? — Он аккуратно завернул пачку колбасных спиралек в шуршащую пергаментную бумагу. — Думаете, доктор Гончаров рассудком тронулся на почве колбасы? Хе-хе! А, знаете, возможно, и так… Вы, мой дорогой человечек, когда спустя годы получите привет из дома… Давно покинутого дома. Хотя бы в виде запахов… вот этой вот колбасы, почти такой же, что ел с дедом в зимовье… — Он смахнул слезу. — Вы меня поймёте… Я буду есть её по утрам, по одной… С яичком и чёрным хлебом… Да!

Он помолчал, успокаиваясь.

— Вы так мне угодили, дорогой Илья Алексеевич, что я даже не знаю, как вас отблагодарить! Я распакую подарки вашей уважаемой супруги позже, вы не против? Мы сегодня не будем играть в шахматы! Мы будем пить кофе с перцем и есть этот прекрасный пирог! И разговаривать!

Он ушёл на кухню. Спустя пару минут вернулся и поставил на стол серебряный кофейник.

— Сейчас я принесу кружечки, а вы голубчик, нарежьте пирог.

— Это штрудель, профессор!

— Да хоть бы и так. Всё равно, режьте, будем вечерять. Тем более, что я ждал вас. У меня к вам вопро-ос! Прямо заинтриговали вы меня! А тут вы приходите и сбиваете почтенного доктора медицины с мыслей кровяной колбасой! Негодник!

— Дак я же не специально! Я вообще не видел, что там жена в пакет кладёт…

— Супруге вашей, передавайте от меня нижайшие поклоны! Я, может, теперь постоянно к вам на чай вечером приходить буду. На колбасу напрашиваться.

— Так милости просим! Хорошему гостю завсегда рады!

— Ловлю на слове… Но слишком часто вас беспокоить не смогу… работа, больные, да и научная, опять же, деятельность, будь она неладна…

— А что за вопрос-то, доктор?

Он остановился и ненадолго замер:

— А это по поводу той головы, что мне предоставили жандармы. Говорят, её вы принесли, милейший? Может поделитесь подробностями?

— Дак, это, почитай, последний, кто в тот бордель, прости Гос-споди, заявился. Важный…

— В белых одеждах, да?

— Ага. В белых… а вы его знали?

— Корнелис де Ланген. Выдающийся врач, шеф-повар клиники внутренних болезней…

— Ага…

— А все думали: откуда у него такие деньги на исследования? Руки на симпозиумах пожимали! Я как отчёты после вашей поездки прочитал — мыл эти самые руки в пяти водах, и всё равно чувствую себя грязным. Негласное мнение от всех врачей, как минимум России, за это я могу поручиться, а может, и… — Он покачал пальцем. — Вам, голубчик, и вашим родным и близким — всё лечение! Любое лечение! — бесплатно! И если вы кому денег предложите, сразу предупреждаю: обидите. Вот так вот! Детишек высасывать! Вампиры новорощенные! Всех к ногтю!

— Ну, я так и сделал…

— И правильно, милейший! Правильно! А чего же вы кофе не пьёте? Это уникальный, так сказать, рецепт! В Южной Америке меня научили.

И мы пили кофе, ели штрудель и болтали о всяких пустяках.

А кофе, кстати, оказался выше всяческих похвал. Надо к нему Марту заслать — пусть рецепт выведает…

ПАСХАЛЬНЫЕ КАНИКУЛЫ

Очень непривычные у меня ощущения поначалу от этого семейного сбора сложились. Странные… Вроде, и рады мне все до слёз, и гулянья широкие, по чину — всё ж таки Праздников Праздник — ан что-то не то. И только когда детей с нянями играть спровадили, а взрослые собрались за стол да рюмки-то в сторону отставили, стало ясно, что разговор сейчас серьёзный пойдёт.

— Ну что, мать, — батя сурово посмотрел на матушку, — говорил я тебе: предупреди сына. Глядишь, и ловчее бы всё прошло.

Маман, что бывает с ней до чрезвычайности редко, ни слова поперёк не сказала, только покаянно вздохнула.

— Рассказывай теперь, — велел батя. — По порядку давай, чтоб младшим всё понятно было.

Кроме матушки за столом сидело ещё трое её братьев, все младше неё, да и привыкли все давно, что сказать она может складнее, так что — ей и отчитываться.

— Началось всё в позапрошлом веке ещё. Прапрапрадед жену с северов привёз, там её Айгын звали, а тут в Арину перекрестили. Из сильного шаманского рода она была, отец её — великий медведь, по-ихнему-то. А вот она ни разу за жизнь не оборачивалась. Может, потому что совсем молоденькой муж её у рода забрал да от снегов-льдов увёз — того не знаю. Но предупреждение было от её отца, чтоб пять поколений следили да детей предупреждали: может медвежья порода через кровь передаться. Мол, если в пяти поколениях ничего не будет — то и всё, значит, угас дар. Я почему вам ничего и не говорила. Вы ж шестые!

— Почему шестые-то? — удивилась Лиза. — Маманя! Вы саму Айгын-то не считайте. Так-то пятые, выходит.

Матушка замерла, приоткрыв рот, начала загибать пальцы…

— Ахти, мать честная! Как же я считала-то⁈ Точно, пятые ж вы!

— Да не клопочи, Дуся! — сурово остановил её батя. — Теперь уж чего крыльями хлопать. Не угас, выходит, дар-то. Теперь думать надо: чего на запрос отвечать будем?

— Какой запрос? — хором спросили Наталья, Лиза и Катя.

Двоюродные братовья да сёстры от младших-то дядьёв, понятное дело, были младше нас, поэтому и за взрослый стол были допущены не все, а только те восьмеро парней да девок, кому двенадцать стукнуло — и то в порядке исключения и по той причине, о которой я позже расскажу, а на тот момент и сам не знал. Они закрутили головами, переглядываясь, не понимая.

— Погодите, балаболки! — цыкнул на сестёр батя и обернулся к суровым дядьям. — Вы-то получили?

Дядьки — раз все материны братья, выходит, тоже носители медвежьей крови — переглянулись между собой.

— Получили, — кивнул старший. — Вот, посоветоваться хотели…

— Да какой запрос, не томите уж! — нервно воскликнула Лиза.

— А такой, — батя посмотрел на сестёр сурово, — что из государевой канцелярии пришла бумага. Всех наследников от корня Айгын переписать и по достижении двенадцати лет всех без разбора пола отправлять на специальную учёбу в северный городок Кайеркан.

— Бат-тюшки, это где такое? — испугалась Катерина.

— Цыц! — сердито велел батя. — Сказано: на севере. С сентября до Пасхи учёба, потом домой. Перевозка, житьё-бытьё — всё за казённый кошт.

Лиза, у которой старшей дочке аккурат летом должно было исполниться двенадцать, охнула, прижимая руку ко рту.

— А чего так далеко-то? — подала голос Наталья, испугавшаяся пока меньше всех — мальчишки у неё были пока мелкие, пять лет да три года.

— Специальная школа там, — негромко пояснила матушка, — для оборотней-медведей. Белых. В запросе сказано: и взрослые могут приехать, если имеют таковое желание. Специальные тесты пройти, эх… эхстремальные. А все, кто от двенадцати до возраста службы — в обязательном порядке.

Да уж, с предписаниями государевой канцелярии не спорят.

Двое старших сыновей дядьки Дмитрия, поступившие уже на службу и даже успевшие повоевать в Средней Азии, переглянулись.

— Спробанём? — спросил Артём, старший.

— А чего нет? — хмыкнул Серёга, недавно закрывший первый свой полугодовой контракт. — Да и за мальцами хоть по дороге присмотрим.

Младшие дружно таращились.

А у меня наконец окончательно сложилась в голове картинка:

— Поэтому, маманя, молодёжь оборотническая так вас и боится. Даже застрявшие в звериной шкуре. Чуют они огромного зверя. Может, и вам стоило бы на тесты экстремальные скататься?

Матушка посмотрела на меня круглыми глазами, потом на батю. Открыла рот. Закрыла.

— Я… подумаю.

Мальки, сообразившие, что жизнь их с этого момента перевернулась с ног на голову, заёрзали, перешёптываясь.

— Там, Ильюша, в запросе и ты прописан отдельной строкой, — каким-то извиняющимся голосом сказала матушка, — прибыть со всеми на первые пробы нынче же. Пятнадцатого июля дата назначена.

— Ну и чего тут переживать? Надо быть — буду.