КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5)

14. МЕДВЕЖЬЯ ШКОЛА. БУДНИ И ПРАЗДНИКИ

ГЛАВНЫЙ ЗАПУГИВАТЕЛЬ

После обеда мы отыграли ещё два стресс-теста с Киприяновскими девками. А после ужина, чтоб последнюю ученицу на завтра не оставлять — ещё один, последний. Остались только из школьного возраста вышедшие. И если касательно Катерины с Натальей я ещё допускал, что с ними моё выступление прокатит, то в отношении дядьёв и старших парней было подозрение, что могут они забуксовать. Как матушка — взять и не испугаться. А что? Я на их реакцию смотрю — как они на мастеров в медвежьих шкурах поглядывают. Нету страха-то перед Зверем. Другой подход нужен. А какой?

Пошёл я в учительскую, а там, как специально, та тётя из самолёта сидит, Томпуол. Она, оказывается, общим семейным координатором нам назначена.

Ну, на ловца и зверь!

Она услышала, что я по делу, пригласила в кабинет, чаю налила.

Изложил я ей свои сомнения, вот мы вдвоём и призадумались. Сидим, молчком прихлёбываем.

— Слушайте! — пришла мне в голову мысль. Не знаю, насколько гениальная, но точно новая. — А давайте-ка сделаем манекен!

— Манекен? — удивилась Томпуол.

— Вы, должно быть, читали отчёты обо мне? Когда у меня планка упала?

— Когда вы увидели, как медведи пожирают людей, — быстро ответила она. — Вы ещё решили, что им сбрасывают живых.

— Именно! Если я выскочу с окровавленным манекеном… Желательно бы, чтобы из-за стены кто-нибудь крик изобразил, как будто человек ещё жив…

— Мы сделаем лучше! — она даже подскочила и заходила туда-сюда по кабинету. — Вы потащите меня! Поверьте, я очень натурально умею кричать. А вместо крови краску возьмём.

— Не годится! Киприяновы все в деревне выросли. Да и сеструхи мои тоже. Даже курице бошку рубишь — запах крови. Вот тут, — я постучал себя по лбу, — не поверят. В столовой каждый день мясо. Неужели крови не найдут?

— Ах-х… с кровью, боюсь, мне будет сложнее.

— Боитесь нечаянно обернуться? Тогда давайте вернёмся к идее манекена.

Она остановилась, потопала носком расшитого унтика по полу.

— Нет, я справлюсь! Сегодня же вечером потренируемся с вами, я всё обеспечу. Приходите через часок на стресс-блок.

Кроме Томпуол на стресс-блок явилось ещё десятка два преподавателей. Они приволокли с собой целую кучу изрядно поношенного хлама, из которого мы смастерили для Томпуол костюмчик, вполне подошедший бы какой-нибудь Таймырской бабе Яге — рваньё, лохмотья, куски шкурок.

— Осень дазе похозе, сто миска драл, — одобрил Субоптей. — Кровью мазать будем?

После некоторых обсуждений решили, что сейчас зря кровь расплёскивать — толку нет, засохнет до завтра. А вот перед стресс-заходом — в самый раз. Зато порепетировали как следует, пока все не согласились, что выглядит наш выход более чем натурально.

— И ещё из громкоговорителя нужно сигнал тревоги подать, — предложил кто-то. Типа: «Прекратить все эксперименты! Медведь-людоед на базе!»

Это новшество было также одобрено, на чём мы и разошлись спать.

И что я вам скажу, господа — выстрелило белее чем здорово! Заслышав предупреждение и буквально через секунду увидев меня, Пашка-брательник аж глазами побелел от ярости. Перекинулся мгновенно! И как попёр на меня!

Ох, и здоров братец оказался! И ухваткам казачьим обучен тоже нехило. Так что ринулся в рукопашку — что характерно, абсолютно молча!

Я даже удивиться успел. А потом вспомнил — он же из пластунов*!

*Пластуны — казачьи подразделения,

занимающиеся разведкой и диверсиями.

Вот это спарринг получился, моё почтение! Но Харитоновская школа всё же покруче даже специальной армейской будет. Взял я его на болевой, ору:

— Пашка, успокойся, это я, Илья!

Пока до него в горячке допёрло, думал — руку себе сломает, выдираясь. Ну лапу, в смысле.

Зато потом сидели, хохотали! Назад, правда, он не сразу сообразил — как. Тут уж я своим опытом с радостью поделился. Ну и психологиня его увела на беседу.

Следом на стресс-испытание зашёл Артём. И всё повторилось тютелька в тютельку, разве что рукопашником он был не таким сильным.

— А что, Илья Алексеевич, — спросила Томпуол, — до обеда больше часа, может, ещё одного возьмём?

— Отчего бы и не взять? Бодро дело-то идёт. Единственное, я всё время опасаюсь, как бы вас не затоптали.

— Ой-ё, это мелочи, не переживайте. Я всегда успею отползти. Так зовём?

— Зовите.

Что ж, в итоге все трое Киприяновских парней к обеду сидели за медвежьим столом. А потом настала очередь дядек.

Из столовой я шёл в сопровождении Субоптея. Томпуол побежала раньше — переодеваться, кровью обливаться. А я смотрю — перед нами целая толпа народа валит, и все — туда же.

— Это что? Смотреть?

— Охо! — засмеялся Субоптей. — Знаес, кто утром не присол, все локти себе искусали. Такое пропустить! Настоясяя схватка двух Великих Медведей!

— А что, неплохо со стороны получилось?

— Офигеть просто, вот как я сказу! Все преподаватели идут смотреть!

Потому что я самый сильный!

Ты нос не задирай-ка. Сейчас дядья пойдут, а они тоже все ветераны, да драться не дураки. Взрослые бойцы, матёрые.

Но у нас есть Харитоновская школа.

Вот это правильный подход.

В общем, с дядьями получилось примерно как с братовьями. Ну и подраться пришлось тож. Здоровы же они были! Но я ловчее, моложе, быстрее и обучен лучше — исход без вариантов.

Со всех сторон я чувствовал десятки любопытных взглядов. А и пусть смотрят. Мы для них, должно, как возвращающаяся легенда.

На следующее утро остались только сеструхи. Наталья удивила меня пуще всех. Увидела меня с окровавленным человеком в зубах, разом перекинулась, сама на задницу плюхнулась и лапой за сердце хватается:

— Фу ты! Напугал меня, Илюшка! — и никаких тебе прыжков, ни драк. Только спросила: — Кого тащишь-то там? Томпуол⁈ — и сразу в человека обратно вернулась, кинулась помогать подняться. — Бе-е-едненькая! Измотали вас, верно, без передыху куклу изображать!

Да и Катерина тоже. За сердце хвататься не стала, но остановилась и прищурилась этак подозрительно:

— Илья, ты?

Вы видели подозрительно прищурившегося белого медведя? Точнее, медведицу? Очень забавно.

На этом наши с Томпуол выступления закончились, и затворников тоже не осталось. Всех разбили по небольшим подгруппам — не только детей, и взрослых тоже. Прежде чем возвращаться в привычную жизнь, нужно было научиться себя контролировать и дружить с внутренним Зверем. А для этого имелись годами наработанные упражнения.

Меня просили пока не уезжать — на случай непредвиденных обстоятельств. Чтоб я не изнывал от безделья, меня присоединяли то к одной группе, то к другой. Учёба мне показалась дельной, хотя на некоторые задания Зверь смотрел довольно скептически. А по мне — хуже не будет. Учимся.

О ВРЕДЕ НЕУМЕРЕННОСТИ

Через неделю все занятия в медвежьей школе были отменены, потому всенародно справляли какой-то местный праздник. Я, если честно, название пытался заучить, но… не то что запомнить, я его так и не выговорил. В переводе значилось «Поклонение медведю». Наставник Субоптей весьма обстоятельно рассказывал, что таким образом местные народы, в основном тунгусы, поклоняются духу медведя. Пропитываются им. И, говорят, это помогает им пробуждать в себе Зверя. Рассказывал он с этакой хитринкой, подразумевая: тунгусы в своём звере сомневаются, так и сяк прикладываются, чтоб его выманить, не то что природные самоеды да монголзеи. Каждый — сразу медведь, к чему ещё духа вызывать.

Тем не менее, праздновали все. А главным событием этого праздника было… поедание медвежьего мяса. Ага. Чтоб сильнее духом пропитаться?

Ну не знаю, что-т сомнительно. Это если я рыбу ем — в рыбу превращусь?

Если верить, всё возможно.

Ну его нафиг, мне медведем лучше!

Тут согласен! Нафиг-нафиг ваших рыб. Медведь — наше всё. Большой, белый и пушистый. А рыбу только жрать вкусно. Кстати, Субоптей завтра на рыбалку приглашал. Пойдём?

Ещё бы! С удовольствием!

Но пока мы шли на праздник.

Местом гулянья была выбрана горушка неподалёку от Кайеркана. Она была уже вся заставлена невысокими столбами с медвежьими черепами на верхушке и костями, свисающими ниже. Как сказал наставник: мясо медведя никоим образом нельзя осквернять и, например, собакам отдать — ни-ни. Только так, чтоб птицы и насекомые очистили, и, значицца, в таком случае Дух медведя уйдёт на небесные просторы охотиться.

Оно, конечно можно смеяться. Дескать, примитивные верования и всё такое. Можно говорить, что это костыли для неполноценных изначально оборотней. Да хоть что можно.

Но на моих глазах несколько подростков, отведав под руководством старших в роду медвежьего мяса, инициировались! А могло ведь с ними ничего не случиться. Жил да был бы себе просто какой-нибудь тунгус-охотник или оленевод. А так — самый крупный хищник на планете, на минуточку!

Больше скажу, никаких тяжёлых случаев, как на Кавказе, у них не было. Матушка специально опросила наставников, я сам слышал. А значит, работала эта метода. Как Афоня часто говаривает: «Работает? Ничего не трогай!»

Вывод какой?

Будем участвовать в этих праздниках! И медвежатину есть будем. Может, и Лизавету зря домой отправили? Глядишь, отведала бы мяска, да и обратилась.

Мысль эта мне так понравилась, и я решил, что если всё спокойно будет, следующим летом обязательно её уговорю да привезу сюда, на праздник.

И Серафиму как раз привезём. А потом пообещаем всех на тёплое море скатать, за компанию.

Отличный план!

Хотя по честному-то, сам я не люблю это мясо. И в человеческом, и в зверином виде.

Но колоритно здесь, ярко, красиво. Все в национальных костюмах. Для нас-то диковина. Ткани и кожа выделанная, да всё мехом оторочено и сверху бисером богато украшено. Красиво и жарко, наверное. Я б точно сопрел. Но, по-любому, это ж как для нас — парадка. Слишком ярко. Что-то я не видел, чтоб они в обычное время по делам так ходили.

Я вон тоже на праздник китель с медалями надел, саблю наградную, сапоги, чтоб синее небо отражалось, начистил. Да и брательники от меня не отстали. Честь казацкую не уроним!

Пока гуляли, смотрели. Местные-то особо к нам не лезли, тоже больше со стороны глазели. Но как смотрю, девушки-то местные парням Киприяновским глазки строят, успевают. Прослышали, должно, что среди приезжих Великие Звери проявились. Может, по поводу желанных детишек и намекнул кто. Да и вообще тут, говорят, совсем другие на этот счёт традиции, и у некоторых народов ребёнка от чужака прижить даже замужней жене — никакая не измена, а наоборот, благо.

Так что девицы вовсю улыбались, качали головками, играли на солнце бисерными украшениями. Оно, конечно, красота непривычная — они ж все на тунгусский манер узкоглазенькие, носики кнопошные… Но красивые, ладненькие. Понятно, почему прапрадед жену отсюда привёз. Ежели тут красотки такие водятся.

Сима лучше!

Конечно! Ты совсем, что ли? Симушка вообще самая-самая!

Вот и не смотри на других.

Такой большой медведь, а не то думаешь!

Это как это?

А каком кверху! Я ж думаю о парнях наших! Мож, им какая местная приглянется?

А-а!

Вот-вот!

Меж тем праздник подходил к своему главному моменту. Массовое угощение мясом медведя. От огромной жареной туши каждый местный подходил и специальным ножичком отрезал кусочек. Местные-то ножи странные. Нам особо и непривычные — они как бы вогнутые с одной из сторон и выпуклые с другой. А тунгусы — ничего, умело ими пользуются.

Попробовали мяса. Ну что сказать — обычная медвежатина. Потом к столам отошли. Там уже всякая еда — пирожки-лепёшки разные, птица, рыба, оленина, из рыбы да ягод непривычные диковиные блюда. Ну и алкоголь, конечно. Прям что-то много алкоголя. И тебе наливки разные, и вино, да и просто водки было полно.

Вот там-то он ко мне и прицепился. Кто? Да местный один. Я, вообще, пьяница не очень. Так, в хорошей компании, да под закусь… Или вот с князьями чего учудить. А тут — посреди поля в незнакомой толпе, не-е.

А этот всё лезет и лезет — «Давай выпьем!»

— Не, — говорю, — дядя, я сегодня пить не буду.

И началось!

«Ты меня не уважаешь!» — да: «Приехали тут!» А у самого глаза-то вроде не пьяные, но и не трезвые — не пойму какие! И прилип, как банный лист к заднему фасаду.

— Слышь, мужик, чё те надо? Иди гуляй давай.

Он тут местный вожак, — пояснил Зверь. — Верно, самый сильный. Был.

Чё ж его в учителя не взяли? Характер склочный.

Итак сам смотри — задира. Не иначе, хочет тебя вызвать…

А-а-а! Так чего сразу не скажет?

Не знаю…

Так давай ему поможем.

— Дядя, сдаётся мне, ты поссориться хочешь? Да?

Он удивлённо вскинул голову.

— Да, хочу! А то приехал! Ты от какой реки будешь?

— А с Ангары-реки. Та, что жена Енисею. Дочка Байкалова. Слыхал?

— Слыхал. Ну что, биться будем?

Вот же незамутнённое сознание. Никаких тебе сомнений. «Биться будешь?» — и всё!

Я вздохнул:

— Ну давай, коль не шутишь.

— Чужак! Такими вещими не шутят!

— Артём! — Я оглянулся на старшего двоюродного брата. — Подержи китель и саблю, а?

Тёмка только усмехнулся. Он ещё очень остро переживал переполняющую его звериную силу и от этого почему-то был удивительно благодушен:

— Ты смотри, не прибей там его. Дурак он, конечно, но проблемы лишние, сам понимаешь…

— Никому не нужны, чё уж тут. Буду бить сильно, но аккуратно.

Братовья понимающе заулыбались.

— Давай, Илюха, дело доброе!

Площадка для поединков была устроена тут же неподалёку. Многие желали силами померяться — вся обстановка располагала. С двух сторон аж очередь стояла. Но как только предыдущая пара вымелась с этого странноватого ринга, мой супротивник, важным жестом отодвинув всех остальных, забрался внутрь и на общее ворчание закричал:

— Тихо, тихо! Сам с чужаком драться буду!

Пока я подошёл, он уж в нетерпении приплясывал на противоположной стороне.

Странным от него пахнет. Поводья дашь?

Говно вопрос, конечно дам. И если от него странным несёт — давай аккуратнее, а?

Хорошо. Ничего ему не поможет! Мы самые сильные! Самые большие!

Странный дядька в костюме с кучей ленточек ударил в бубен, и мой противник прыгнул в центр круга, на лету превращаясь в медведя. Ну здоровый, чё! Изрядно покрупнее даже наставника Хоряу, а тот среди мастеров один из самых здоровых.

Давай!

Даю!

И он дал! Зверь подпрыгнул высоко-высоко, как бы метров не на пять. И упал уже на четыре лапы, а потом встал на задние и заревел. Как бы крут ни был местный боец, но он отшатнулся-таки на полметра. Ссышь, когда страшно?

Шкуру давай! Они хотят праздника, я им устрою!

Я накинул щиты, которые уже привычным северным сиянием окутали мою фигуру. К чести противника, он сразу метнулся вперёд и принялся охаживать меня ударами здоровенных лап, периодически пробуя укусить. Только вот щиты не поддавались. Когти и зубы вязли в переливающемся сиянии, а я просто стоял и смотрел на эти потуги.

Со стороны, должно быть, казалось, что он бьёт не меня, а ледяную статую Великого Зверя. И ничего его удары этой статуе не делают.

Зверь подождал немного, а потом рыкнул:

— Надоел!

И треснул противника лапой. Да так, что он кубарем улетел из ринга и врезался в один из столбов с медвежьими костями. Хорошо хоть никого из зевак, собравшихся поглазеть на поединок, не пришибло… И чего-то вставать мой супротивник не желает…

Ты его не убил часом?

Да не должен был. Это ж поединок, а не бой насмерть. Так, покрасоваться перед самками…

Так-та-а-ак. А кто мне про Симу недавно задвигал? А?

Волна смущения.

Ладно. Это я так, по-дружески!

Я, не оборачиваясь, подошёл к лежащей туше. Мда. А запах, если ближе-то подойти — сильнее.

Как будто… грибами пахнет?

— Эй, любезный! — Я повернул морду к давешнему мужику с бубном и ленточками. — А у вас тут грибы растут?

— Почему не растут? Однако растут, много растут! А почему Великий Мишка спрашивает?

— Да пахнет тут…

— Да? — ленточный мужик мгновенно обернулся медведем и склонился над поверженным. — Ох ты-ы! Э-э-эрх!

— Чего там?

— Это хулама дэгиннэктэ! Гриб такой, красный с белыми пятнышками. Ядовитый.

— Мухомор?

— Ну может и мухомор. Хулама дэгиннэкте шаманы едят, духов видят. Уметь надо. Меру знать. Простым нельзя. Дурным станешь! — шаман вновь обернулся человеком и стоял над медведем, потирая затылок.

— Короче. Победил кто? — надоело мне уж тут топтаться. На рыбалку хочу!

— Ты, конечно! Приз забирать будешь? — кивнул он на череп медведя, прилаженный на столбике напротив поединочной площадке.

И куда я с ним?

— Тебе дарю! Владей! Всё, я пошёл.