КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5)

12. МЕДВЕЖЬЯ ШКОЛА. НАЧАЛО

ЛЕТИМ

Поизучав как следует книжечки, бабоньки наши засуетились да начали всех снедью снабжать. Сколь лететь ещё — часа три, поди. Можно и перекусить. Лизавета потащилась было в другой отсек с кульками да пакетами, но оттуда её деликатно выставили. Дескать: не положено. Дети переданы на попечение учебного центра, питанием обеспечиваются за казённый счёт, все сыты, вот будет у них свободное время — зайдут к родне чаю попить, а пока идите-идите, мамочка и, великодушно просим, более воспитателя не беспокоить и учебный процесс не прерывать. Хорошего вам, как говорится, полёта.

Лиза вернулась обескураженная. Но… правила есть правила.

И это, оказывается, взрослых касалось тоже. Раз поехали на проверку — считаемся учениками, пусть и краткосрочными. Также поставлены на казённое содержание. Пришла Лизавета — а тут как раз обед раздают. Суп горячий из армейских термосов, гуляш мясной, компот да булочки. Понятно, что детей так же кормят. Как тут не попробовать? Да и горячий обед всяко лучше сухомятки. Наелись по итогу все, как тузики. Сделались сытые, сонные. К тому ж размеренное движение дирижабля убаюкивало.

Смотрю — мама спит, сёстры носами клюют. Только хотел пристроиться покемарить, слышу негромкое:

— Илюх!

Обернулся — братцы двоюродные руками машут, к себе подзывают. Ну правильно, вокруг меня всё занято да заставлено, а у них сесть спокойно можно. Пошёл.

— Чё такое?

— Да мы поговорить хотели, — начал Серёга. Все трое жулькали в руках учебные брошюрки.

— Понять бы хотелось, — подхватил старший, Артём, — как оно? Не зря ли летим вообще?

— Ну-у, началось! Засомневались, что ли?

— Да не то что… — Артём потёр затылок. — Думали — может, ты подскажешь чё? Чтоб понадёжней вышло?

— Вот, смотри, Илюх, — Пашка открыл заложенную пальцем брошюрку, — читаем: «Оборотень — это маг, черпающий силу в синхронной ему духовной сущности зверя…» Ты нам разъясни по-братски — это как? Думать про него надо или что?

Этот вопрос меня натурально обескуражил.

— Знаете, парни, я не такой прям до хрена специалист… Расскажу вам просто, как оно у меня было, пока бабы спят.

И рассказал. Без утайки, со всеми подробностями, с кровью, кишками и прочее. Смотрю — дядьки тоже прислушиваются.

— Вы уже послужить успели. Кровь-смерти видали или так, в патрулях прокатались?

Младшие переглянулись:

— Да уж всяко было.

— Вот мне почему-то кажется, что вам после того легче будет. Тут главное момент не упустить. Зверь, когда только пробуждается — он тебя самого ещё не знает. Спорить он будет. Верх пробовать взять.

— А-а-а, это как к тёте Дусе с Кавказа-то привозят, которые обернулись, а назад в человека не могут? — припомнил Пашка.

— Ну да. Тут, главное, не спасуйте. И выдавить его не пытайтесь. Твой Зверь — это тоже ты сам, другая сторона твоей сущности. Он сперва может показаться диким, страшным. Но он очень быстро учится. Он будет впитывать твои воспоминания, как губка. Немного по-своему их рассматривать. И вы сольётесь до нераздельности.

— И что же, — Артём глянул на меня пытливо, — ты себя полагаешь зверем?

— Конечно! Только с большой буквы. Я здесь — самый большой и самый страшный Зверь, — я улыбнулся, и братовья слегка поёжились.

— Слышь, Илюх, — осторожно спросил Пашка, — а чё у тебя зубы голубым светятся?

— А… Это мы так иногда шутим.

КАЙЕРКАН

Мне всё-таки удалось ещё пару-тройку часов поспать, прежде чем мы прибыли на место. Дирижабль шёл довольно низко, и в боковые люки можно было рассмотреть бугристую поверхность тундры, сплошь испещрёную оконцами множества крошечных озёр и бочажков. А вон там что-то вроде большой сопки или даже горушки виднеется…

Несмотря на макушку лета, зелень была не такая яркая, как привычно нам. И совсем уж с безудержным буйством, скажем, Кавказа не сравнить. Тут она… словно осторожная была, что ли. И пятнышки… видимо, леса?.. да, очевидно, это лес. Так вот, мелкорослые они были, миниатюрные. Больше на подлесок похожие.

Сурова здесь природа, сурова…

Городок в целом ничем этаким архитектурным из целого ряда виденных мной городов не выбивался. Полагать надо, стены делают помассивнее, для сбережения тепла. Да и оконца поменьше обычных — всё для той же задачи.

В наш отсек вышла та женщина в военной форме:

— Обратите внимание! Сейчас по левому борту будет видно наш учебный комплекс. Центральное здание — это школа, слева длинное — общежитие для учащихся, а справа — медицинское отделение, лаборатории и администрация. Позади зданий вы видите несколько спортивных площадок и тренировочных зон.

Понятно, не университет, но вполне себе с размахом. Это ж сколько здесь медвежек учится?

Дирижабль пристыковался к посадочной мачте, и нас попросили обождать. Первыми выгрузили детей. Мы в окна наблюдали, как они со своими котомками и чемоданчиками погрузились в небольшой автобус и покатили в направлении школы. Второй такой же транспорт ждал, видимо, нас.

Давешняя женщина (Томпуол её звать, вспомнил!) снова вышла в наш отсек и пригласила:

— Прошу всех на выход, мы прибыли.

Взрослых разместили строго по одному в гостевых номерах на первом этаже, где проживали и некоторые преподаватели. Каждого заселили в комнату с наставником. Общение между собой на период прохождения тестовых испытаний, оказывается, запрещено.

Моим соседом оказался страшно шепелявый и очень добродушный самоед по имени Субоптей (что, как он мне сразу сообщил, означает «глубокое, поросшее травой озеро», около которого мать его и родила). Он немедля предложил перейти на «ты» и задавать любые тревожащие (тревозяссие, хех) меня вопросы.

— А по раздельности нас расселили, я так понимаю, чтобы мы друг другу не помешали?

— Верно-верно! Как насинаются разговоры да обсуздения — всё, сразу хузе становится. Долго слиском. Неэффективно.

— И сколько мы вот так порознь будем обретаться? Ну, хоть примерно?

Субоптей усмехнулся:

— Ну, ты, например, сситаисся узе не изолированным. Но пока ты первый, и присоединить к тебе некого. Поэтому я с тобой, стоб ты с тоски не завыл. Ну и кой-какие тесты надо пройти. Потому сто у взрослых обрассённых бывают проблемы с контролем. А остальные по одному, пока не проявится их природа. Или пока совет наставников не ресыт, сто усилия бесполезны. Но тогда оконсятельно необернувсыеся всё равно не могут обсяться с кандидатами, стобы никак не повлиять на остальных. Не заразить их своим унынием.

— Мудрёно. А я думал: просто, чтоб не разболтали, какие ещё испытания будут.

— И это, конесно, тозе. Сейсяс мы пойдём на узын. Не удивляйся, столовая больсая, но накроют нам тозе далеко друг от друга.

— Да это понятно.

И, опять же, лишний стресс для потенциальных оборотней. А стресс, если верить моему опыту, облегчает прорыв зверя. И ещё ощущение холода. Нет, не холода, а холодного, сурового края. Зверь внутри меня довольно принюхивался. Ему казалось, что всё вокруг — правильное, родное. Так и должно быть. Иначе я бы медведём давным-давно стал. Если не в Средней Азии, то в Африке — точно. Вот уж где был стресс.

Эх, жаль, я тогда не прорвался!

Тяжко бы нам пришлось, по африканской-то жаре…

Вообще, после обращения у меня с внешней температурой какие-то интересные взаимоотношения. Вот тут в комнате не сказать, чтоб сильно натоплено. Градусов едва ли восемнадцать. А мне комфортно. Жарковато даже. Хочется развалиться и лениво лежать, млеть.

А дома, с Симушкой, у нас гораздо теплее. И как-то ничего. Переключаюсь, что ли?

С этими мыслями я вышел за Субоптеем в коридор. Особого голода я пока не ощущал — перекус плюс полноценный обед ещё окончательно улежаться не успели. Но, как известно, медведи никогда не прочь поесть впрок, хех.

СЕВЕРНЫЕ РЕАЛИИ

Ужин напомнил столовые где-нибудь на армейке. Просто, без изысков, но вкусно и сытно. С поправкой на местный колорит. То есть, например, чай с ягодой морошкой, жаркое из оленины или энецкие рыбные лепешки кари кырба. Лепёшки напоминали рыбу в тесте, которую и у нас в университетской столовой подавали, обжаренную в масле, но та была отдельными кусочками, а эта — натурально толстыми лепёшками, да ещё с лучком. Я заценил. Вообще, вкуснейшей северной рыбы было множество во всяких видах.

Чувствую, мне здесь уже нравится.

Во всяком случае, кормят весьма неплохо. Боюсь только, на постоянное житьё так далеко на севере Серафима не согласится.

Откуда ты знаешь?

Предполагаю на основании эмпирических данных.

Умничаешь! — фыркнул зверь.

И нечего фыркать. Ты знаешь все слова, которые знаю я. А Серафиму от Великой княгини никто просто так не отпустит.

Точно. Я и забыл.

Вот то-то и оно… разве что на пару недель в отпуск. Можно и ещё севернее забраться, на самое побережье Северного Ледовитого океана.

Теперь Зверь откровенно смеялся:

Боюсь, она не так представляла себе поездку к морю!

А что? Тоже экзотика. Если сперва к Северному, а потом к какому-нибудь южному, то может и прокатить.

Субоптей искоса на меня поглядывал. Потом спросил:

— Ты разговариваес со своим внутренним зверем?

— А что, это проблема?

Субоптей неопределённо покачал головой:

— Спорис?

— Скорее, обсуждаю что-нибудь. Иногда мы видим разные пути решения.

— И кто цяссе побезжает?

— Что значит — «кто»? — я усмехнулся. — Я — Зверь. Если я буду побеждать сам себя, времени на врагов не останется.

— Хм. Тозе верно. Слусай, — он отложил вилку, — мастера просят тебя показать твоего медведя.

— Прямо сейчас? — не понял я.

— Не-не, после узына. На тренировоцную плосядку пойдём.

— Да без проблем.

На тренировочной площадке собралось довольно много народу. Человек пятьдесят, пожалуй. Наверное, весь преподавательский состав кайерканской школы. Слово взял седой невысокий дядечка. Директор, как я понял.

По большому счёту, это слово было похоже на любое приветственное слово любого директора. «Мы очень рады». «Знаменательное событие». «Мы гордимся, что нам оказана честь». Отличие было в искреннем огне предвкушения, который горел во всех устремлённых на меня глазах. Они никогда не видели высшего оборотня своего вида. И очень хотели увидеть.

— Поприветствуем же нашего гостя! — торжественно завершил директор и поднялся на задние лапы довольно крупным медведем.

И все остальные практически одномоментно обернулись. Пятьдесят белых медведей разом — более чем впечатляющее зрелище! Они стояли на задних лапах, хлопали передними и улыбались.

Как думаешь, пора?

Пожалуй.

А сейчас можно сияния добавить?

Думаю, вполне. Для первого впечатления.

Я перекинулся в Зверя, также поднявшись на задние лапы. Шкура засветилась сполохами, а когти и зубы — сияющим голубым. Пятьдесят белых мишек разом перестали казаться крупными. Чувство у меня было, словно я снова к племяшке в третий класс на утренник пришёл.

По толпе прокатился восхищённый вздох.

— Ну что? — спросил директор, оглядываясь. — Кажется, кто-то желал предложить гостю спарринг?

— Ну, перестаньте, — поморщился я. — Это ж будет…

Так, на фразу про «избиение младенцев» они и обидеться могут.

— … неспортивно. Слишком разные весовые категории. Разве что против двоих?

Двое желающих нашлось.

Без магии?

Конечно, без магии! Своих мы ещё не жгли. А вот ухватки Харитоновской школы давай-ка вспомним. Не так уж и сильно медведь от человека отличается.

Согласен!

В общем, укатал я этих двоих практически в колобки. Когда стало видно, что оба устали падать и вставать, директор дипломатично прервал показательное избиение.

— Спасибо, Илья Алексеевич. Однако, интересная у вас техника боя.

— Есть в Иркутске школа Харитонова. Если напишете туда, глядишь, и пришлют вам тренера. Весьма полезным ухваткам научают. Ни разу не пожалел, что полгода меня мордовали.

— Спасибо, возьмём на заметку! А теперь прошу всех на торжественный банкет в честь прибытия дорогого гостя!

Эвона как. Я ж сегодня уж ел… три раза? Или четыре, если дома-то утром посчитать?

Впрочем, я же медведь. Ха.

Все последующие дни меня не столько учили, сколько изучали. Скорость. Выносливость. Пределы силы. Работа магией в медвежьей шкуре.

Психологиня местная со мной беседовала. Спокойная такая, рассудительная тётенька. Попросила отдать поводья Зверю и не перебивать его, пока он говорит.

Я слегка усмехнулся:

— А вы не боитесь, что я буду подсказывать ему ответы?

Она посмотрела на меня довольно ехидно:

— Внутри головы, вы имеете в виду?

— Ну да.

— Во-первых, молодой человек, я почувствую это по задержкам ваших ответов. А во-вторых, вы всё равно не знаете, какие ответы я сочту правильными.

— Ты глянь, какая хитрая! – оценил Зверь, и началась довольно долгая беседа.

Причём вели её два белых медведя.

По большому счёту, госпожа-психологиня попросила зверя рассказать всю историю с самого первого обращения и до сегодняшнего дня. В подробностях. С историей нашего притирания друг к другу. С отношениями внутри семьи и к окружающим.

С наводящими вопросами.

Некоторые ответы её, по-моему, обескуражили. В частности, когда на очередной вопрос о Серафиме Зверь сказал:

— На это я не буду отвечать. Это слишком личное.

— Но речь идёт о женщине, которая находится в непосредственной близости…

— Речь идёт о моей жене. Или вам больше нравится слово «самка»? — Зверь придвинулся чуть ближе к медведице. — Не валяйте дурака, сударыня, мы ведь с вами и люди тоже. Так что это — слишком личное. Мы не будем об этом говорить.

Потом мы ещё немного побеседовали, обратившись обратно людьми. И даже пили чай — видимо, для создания атмосферы большего уюта и доверия.

— Итак, каков ваш вердикт, доктор? — шутливо спросил я в конце встречи.

Но она ответила очень серьёзно:

— Мне нужно обдумать кой-какие моменты… Но в целом впечатление очень благоприятное. У вас на удивление гармоничный симбиоз.

— А бывает иначе?

— А как же! Бывают весьма и весьма сложные случаи. Когда две ипостаси личности не могут смириться с существованием друг друга. Когда категорически расходятся во взглядах на различные жизненные обстоятельства. Когда завидуют друг другу, не понимая, что они едины. Хорошо, если человек в такой ситуации догадывается обратиться за помощью. Тогда исход благоприятен. Мы работаем. И довольно успешно. А вот если нет, — она вздохнула, — бывает всё очень плохо.

— В общем, мы молодцы?

— Молодцы, ещё какие! Учитывая, что у вас не было наставника — отличный результат.

— Кстати, — мы уже покидали кабинет, и мне вдруг пришла в голову мысль, — могло быть так, что всё прошло сравнительно спокойно, потому что у меня перед глазами уже был пример высшего оборотня?

— Был пример? — Она закрыла кабинет и живо ко мне обернулась. — И какого же он рода?

— Князь Багратион. Из рода волков. Мой друг.

— Волк? — она высоко подняла чёрные бровки. — И после обращения… вы продолжаете с ним общаться?

— Конечно, он же мой друг!

Мы пошли по гулкому коридору.

— Видите ли, медведи и волки — они, некоторым образом, конкуренты в естественной среде.

— Но мы ведь не вполне животные, не так ли? Наша сила в разуме, а не только в инстинктах.

— Это ваша старая установка?

— Так моя мать обычно говорила тем застрявшим в звериной форме волчкам, которых ей время от времени привозят.

— Ах, Евдокия Максимовна! Да-да, поразительная женщина! — психологиня вдруг осеклась и быстро взглянула на меня. — Извините, пока я не должна вам ничего говорить.

— Не надо извиняться. Не должны — значит, не должны.

Мы подошли к лестничному пролёту. Ей нужно было наверх, а мне вниз, тут мы и раскланялись, пожелав друг другу всего доброго.