ЛЕТУЧИЙ ГОСПИТАЛЬ
Что творилось у нас на борту! Матросы метались, оказывая первую помощь, потроша аптечки. Лечилок даже для обезбола катастрофически не хватало, в дело пошли примитивные перевязочные пакеты. Да и новички мои после этакого боевого крещения оказались не в лучшей форме. Обоих натурально трясло.
— Простите, господин Коршунов! — меня подвинул помощник капитана с бутылкой чего-то чайного цвета в руках. Наплескал в стакан от души, вложил в руку Пушкину. — Пейте, молодой человек! Давайте-давайте!
Саня проглотил алкоголь как воду. Даже не закашлялся. Помощник повторил манипуляцию со Швецом. Покосился на меня.
— Я в порядке.
Я уже был в человеческом образе, и меня не плющило, чтоб вот так. Обычный боевой откат.
— Господин капитан просит вас подняться в командный отсек.
— Понял. Иду.
Пол дирижабля слегка подрагивал под ногами, свидетельствуя об ускорении.
— А господин Хаген оказался прав! — заметил капитан, коротко оглянувшись на меня, когда я вошёл в командную рубку. — Касательно камуфляжа.
— Да, никаких следов.
— Илья Алексеевич, сейчас мы, в поддержание легенды, демонстративно уходим на юго-восток.
— Верно.
— Я, признаться, не ожидал, что «Дельфин» внезапно превратится в госпиталь.
— Да и я оказался не готов. Иначе бы подбил лететь с нами кого-то из целителей или, как минимум, лечилок побольше взял. По честному-то я рассчитывал, что соберём работников заведения в одном месте, а уж прибывшие власти обратят внимание на безобразие и окажут медицинскую помощь. Но когда детей увидел…
— Планка упала. Я понимаю. Бывает. В связи с этим я хочу предложить вам совершить налёт на ближайший населённый пункт. Должны же здесь быть аптеки?
— Так я к чему и вёл! Упасть сверху, растрясти их.
— Сгорел сарай, гори и хата? — усмехнулся капитан. — Признаться, я по инерции поначалу хотел предложить вам купить медикаменты. Но потом понял, что это будет дичайшая демаскировка.
— Ну да-а, — протянул я, — китайцы, расплачивающиеся андрейками — это уж слишком.
— Предлагаю господину Хагену взять с собой одного из матросов. Есть у нас тувинец. На европейский взгляд — это будет стопроцентным доказательством того, что налёт организовали китайцы.
— Тувинец? — удивился я. — Так они же совсем разные! Уж и на тех, и на других я насмотрелся!
— Полагаю, — Сергей Викентьевич тонко усмехнулся, — большинство европейцев вообще не в курсе наименований тех народностей, которые населяют Восточную Азию. Китайцев различают, да индусов, может быть. Остальные для них все на одно лицо. Увидят, что разрез глаз узковат — всё! Значит, китайцы.
— Хм. Что ж, давайте так и сделаем.
Не знаю, как назывался тот городок, на который упал наш десантный модуль. Аптеку мы нашли быстро, по вывеске. Располагалась она на первом этаже дома, а на втором жил, собственно, аптекарь. Очень удобно!
Хаген стащил перепуганного сонного хозяина на первый этаж и тряс его, как грушу, коверкая речь на китайский (как он считал) манер и требуя (если перевести):
— Лецилка! Лецилка давай!
Тувинец, единственный из нас с неприкрытым лицом, оказался весьма склонен к театрализации. Он заглядывал во все ящики, изображая, что ругается и говорит по-китайски. Бессмыслицу шепелявую лопотал, естественно. Я по мере сил периодически ему отвечал. Получалось нечто вроде:
— Ши шань йооу?
— Чи тау шо!
— Уаси ван дан же! — и прочая околесица.
Наконец Хаген вытряс необходимое, аптекарь вскрыл склад, и мы загрузили в десантный модуль четыре ящика лечилок. Всё, что у него было.
— Хаген, запиши его имя и адрес, — шепнул я, протискиваясь с очередным ящиком, пока Хаген приматывал испуганного хозяина к стулу.
В конце концов, не вор же я? Попрошу Афоню, пусть откуда-нибудь из Китая денежный перевод этому голландцу вышлют. За медикаменты.
— Дао йо ши! — козырнул Хаген.
Тоже в образе, ядрёна колупайка.
Я посмотрел на развернувшийся лазарет. Некоторые ребятишки были очень плохи. Как после мясорубки, когда в штыки и сабли… В сердце кольнул ужас: неужто кого-то не довезём? Ради этого ли мы их из кромешного ужаса вытащили⁈
— Фрайгерр, капитан приглашает на верхнюю палубу.
— Пошли. И Швеца с Пушкиным бери. Оклемались они хоть?
— Более-менее.
— Вот и пусть идут.
Кроме капитана нас ожидал старпом и один из матросов, занявший по необходимости место старшего медбрата.
— Иван Алексеевич, — обратился ко мне капитан, — каковы ваши дальнейшие распоряжения?
— Мы уже легли на обратный курс.
— Естественно.
— Гнать, не останавливаясь нигде.
— Фрайгерр Коршунов, возможно, нам следует остановиться в каком-то из крупных городов на пути следования? — с тревогой спросил Хаген.
— Действительно, есть несколько подходящих с точки зрения медицины вариантов, — согласился капитан. — Но не боитесь ли вы, что за волокитой и разбирательствами при посадке мы можем потерять как бы не больше времени? При этом вопрос секретности начинает выглядеть весьма проблемно. Информация неизбежно просочится вовне. Возникнет весьма неприятный международный резонанс.
— Что же, мы зря их спасали⁈ — дёрнулся Пушкин.
— Спокойно, молодой человек. Есть ещё один фактор, но решение должен принять Илья Алексеевич, поскольку он — владелец сего транспортного средства.
— Не томи, Сергей Викентьевич, что за фактор? — потребовал я.
— Вы забываете, что «Дельфин» — прежде всего военная машина. Универсального типа, — многозначительно посмотрел он на меня.
— Так?
— Он мог использоваться как грузовой транспорт, так и условно-пассажирский для переброски воинских подразделений.
— То есть, «форсаж» — это не предел?
— Нет. У дирижабля есть второй резервный магический контур. Однако его использование перегружает систему. Для регулярного применения категорически противопоказано. Только на крайние случаи.
— Сколько? — только и спросил я.
— Сколько сможем выжать? — капитан прищурился. — До трёхсот, я полагаю. Если поймаем попутный ветер, то и триста двадцать.
— Так это мы меньше чем за сутки долетим! — подскочил Швец.
— Сергей Викентьевич, я отдаю вам, официальный приказ использовать все средства, какие вы сочтёте возможным, чтобы прибыть в Новосибирск с максимальной скоростью.
Капитан кивнул старпому:
— Вы слышали, Андрей Валерьевич? Выполняйте.
Тот быстрым шагом покинул палубу и спустя буквально несколько секунд по всему «Дельфину» прошла мелкая, какая-то зудящая вибрация. Аж в зубах отдалось. Потом пол слегка дёрнулся, и… все неприятные ощущения исчезли, сменились на низкий равномерный гул на границе слышимости.
— Господа, прошу прощения, мне необходимо свериться с показаниями приборов.
Дальше было шестнадцать совершенно жутких часов, когда капитан и команда выжимали из дирижабля всё, что можно было. Я люто боялся, что не успеем, не довезём. Да все мы боялись. Ждать в каюте не было никаких нервов. Я спустился на главную палубу, где располагались каюты с размещёнными детьми, и потребовал включить меня в санитарную команду. Хаген, понятно, со мной. Следом пришли Антон с Саней. Учитывая, что предельная скорость требовала особого внимания в работе всех узлов и механизмов со стороны экипажа, нам обрадовались.
Но вблизи страх стал ещё сильнее. Не довезём. Как есть, кого-то не довезём.
На подходе к Новосибирску надежда начала приобретать образ отчаяния. Старший матрос доложил:
— Илья Алексеич, четверо совсем плохи. Лечилки на исходе.
Хорошо, приглядите здесь. Я к капитану поднимусь.
В командной рубке царила серьёзная сосредоточенность.
— По расчётам осталось менее часа, — обрадовал меня капитан.
— Отрадно. Сергей Викентьевич, рацио на «Дельфине» есть?
— Да, установлены почти год назад.
— Настройтесь на армейскую волну и начинайте передачу. Содержание таково. «Генерал-губернатору Витгенштейну! Срочно! Чрезвычайно важно! Дирижабль „Дельфин“. Положение критическое. На борту около двухсот тяжелораненных гражданских. Идём на университет. Вызываем медицинскую помощь. Коршун».
— Именно «Коршун»? Не «Коршунов».
— Да. Надеюсь, они поймут. Продолжайте передачу по кругу. Если будет ответ, сообщите.
— Так точно… — капитан слегка запнулся. — Будет сделано, Илья Алексеевич.
Спустя сорок минут, мы уже над пригородами шли и «Дельфин» постепенно сбрасывал скорость, в «госпиталь» прибежал посыльный:
— Господин Коршунов! Господин капитан велел доложить: получен ответ! «Посадку разрешаем. Университет. Причальное поле за полигоном».
Ну, слава Богу! Нас хотя бы не поджарят в момент снижения!
НА СВОЕЙ ТЕРРИТОРИИ
Дальше началась страшная суета и мандраж. Особых ощущений добавлял десяток озарённых магическими огнями «Святогоров», в кольцо которых на тёмную площадку поля садился наш «Дельфин». На аппарель я вышел первым, тоже подсвечивая себя — аккуратно вышел, хоть и хотелось выскочить. Представляю, парни в «Святогорах» сейчас нервные какие сидят — а вдруг это всё огромный теракт, и дирижбандель наш как рванёт огромной бомбой? Но меня, похоже, узнали. С края поля рванула белая машина с красным крестом, из неё выскочили несколько человек, среди которых я сразу узнал Есению Боброву, а вот не сразу, а когда экстренное спасение перешло в фазу: всё стабильно — ещё одного персонажа.
Детей кутали в привезённые одеяла и выводили из дирижабля, а несколько уставшие целители расселись в большой гостиной и с благодарностью принимали от матросов чай и кофе. Я смотрел на невысокого дядечку и думал — кого же он мне напоминает? Портрет Суворова, что ли? И тут до меня дошло, что эту мысль, прямо вот этими словами, я уже однажды думал!
— Тимофей Константинович? — с узнаванием спросил я.
— Верно! — Он слегка встрепенулся и внимательно на меня уставился. — Мы знакомы?
— А как же! В поезде-то, помните? Вы ещё встречу выпускников отмечали.
— Ах, милейший! Шахматы! Да-да! М-м-мнэ… Илья? Верно же⁈ Как же! Как ваша учёба? И, кстати, не желаете ли партейку? Целый год ведь отыграться мечтал! — он уже потянулся к внутреннему хранилищу, но тут в двери заглянул дюжий унтер и возгласил:
— Сотника Коршунова на выход просим!
— Сожалею, Тимофей Константинович, — тепло улыбнулся я, вставая. — Ежли меня в кутузку не запрут, приглашаю в гости, сыграем. Я нынче здесь, преподавателем. Тут же и проживаю. Супруга будет очень рада.
— Непременно, всенепременно! — Он вдруг вскочил и заторопился за мной, опередив даже Хагена. — А отчего же в кутузку? Друг мой, не последовать ли мне за вами? Я, некоторым образом, не последний человек в нашем медицинском управлении…
— Да не утруждайтесь!
— Никакого утруждения, пустяки! Решительно, еду с вами.
— К господину генерал-губернатору господина сотника только велено… — с сомнением прогудел унтер, оглядев нашу компанию на аппарели.
— Я как вассал не имею права оставить своего сюзерена! — чопорно заявил Хаген. — Вы можете свериться с документами.
— Генерал-губернатор Витгенштейн, без сомнения, будет рад получить предварительный медицинский отчёт, включая совершенно секретные сведения, которыми он, безусловно, заинтересуется! — столь же безапелляционно провозгласил Тимофей Константинович.
— Ну, как знаете.
Мы загрузились в глухую (бронированную, по-моему) будочку военного автомобиля и помчались. Впрочем, недалеко.
Похоже, это был университет. Никуда иначе за три минуты мы бы не доехали. Неприметный подъезд с заднего фасада. Скромный кабинет. За столом сидел сердитый Пётр Христианович. Посмотрел он на меня укоризненно. Велел:
— Хорунжий фон Ярроу, обождите в коридоре.
Хаген щёлкнул каблуками, ответил (что поразительно, по-русски!):
— Так точно! — и вышел.
Пётр Христианович потёр свой обширный лоб:
— А вы то к чему примчались, Тимофей Константинович?
— Как же! — живо воскликнул целитель. — Молодого человека влекут на растерзание, а я останусь в стороне⁈ Увольте-с!
— Да уж не преувеличивайте! У нас с Ильёй Алексеичем… давнее знакомство. И к его выходкам я, в некотором роде, притерпелся. К тому же пользы от него обычно больше, чем вреда.
— Кстати о пользе, — Тимофей Константинович подобрался. — Вам, Пётр Христианович, первому сообщаю: все без исключения дети и даже барышня постарше, которой я оказал предварительную помощь и которой необходимо скрупулёзное целительско-хирургическое вмешательство — все они магически одарены. Дар в большинстве плохо развит вследствие несистемного обучения либо отсутствия такового, но он безусловно есть.
— Вот как? — генерал-губернатор задумался. — Действительно, интересно. Кроме вас это кто-то отметил?
— Этого не могу вам сказать, мы с коллегами ещё не обсуждали ситуацию.
— М-хм. В таком случае, Тимофей Константинович, обождите в соседней комнате… Тетерин! — в дверь заглянул давешний унтер:
— Слушаю, ваш-сиятельство!
— Господ медиков сюда. Да господина Гончарова покуда в соседнюю комнату препроводи. Не бойтесь, Тимофей Константинович, не съем я вашего протеже. Он же героический Коршун, где мы ещё другого такого найдём, — Витшенштейн усмехнулся в усы, и я подумал, что самая буря миновала.
Когда дверь за целителем закрылась, генерал-губернатор посмотрел на меня взглядом уставшего родителя:
— Присаживайтесь, Илья Алексеевич. До сих пор я думал, что никто не способен привести меня в сильнейшую ажитацию, чем мой шалопай-сынок с компанией своих шальных друзей… Рассказывайте, что за двести изувеченных магов-детей.
Я сел.
— Признаться, ваше сиятельство, о том, что это будут маги, и тем более — дети, первоначально мы не имели ни малейшего понятия.
— Что, совсем уж дети? — уточнил он.
— А как назвать? Отроки? Лет от двенадцати и до шестнадцати, где-то так.
— М-хм… Ну-ну, дальше.
Дальше я рассказал ему всю историю по порядку, во всех подробностях, какие только смог припомнить.
Витгенштейн выслушал всё с глубочайшим вниманием и задумался, прихватив подбородок. В коридоре послышались звуки входящей группы людей.
— Тетерин!
В дверь посунулось лицо:
— Слушаю, ваш-сиятельство!
— Медиков привёз?
— Так точно, ваш сият-ство!
— Зови. И Гончарова зови. А вы идите, Илья Алексеевич. Пределов территории университета не покидать до особого распоряжения. Со сторонними лицами подробностей происшествия не обсуждать. Это ясно?
— Так точно, ваше сиятельство!
— Всё, идите.
— Вопрос можно?
Генерал-губернатор посмотрел на меня с величайшим подозрением:
— Какой вопрос?
— Как я уже упоминал, среди пассажиров находится молодая женщина с ребёнком, Лисси Браам.
— А-а-а, сестра этой Эмме, с полярной базы, ну-ну.
— Я обещал Эмме, что ей будет оказана не только первичная помощь, но и восстановительная хирургия лица.
— Не беспокойтесь, Илья Алексеевич. Лисси Браам поступает под покровительство нашего управления. Я лично прослежу за тем, чтобы ей была оказана вся доступная помошь. Лично господин Гончаров будет заниматься. А он у нас — светило, не абы кто! Идите домой, отдыхайте.
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — я вытянулся, вполне по-хагеновски щёлкнул каблуками и вышел.
А самого такая досада взяла! Вот так, значит. Я из кожи лез — а меня в сторонку? Дескать, не ваша печаль больше?
Мимо меня вереницей в кабинет проходили целители. О! Унтер в комнатку дальше по коридору заглядывает, Гончарова приглашает! Я дождался, пока профессор подойдёт ближе и слегка придержал его за руку:
— Тимофей Константинович! Страшно рад был вас видеть! Вы уж заходите в гости, прямо сегодня и заходите, всенепременно. Преподавательский городок, седьмой дом. В шахматы сыграем.
Глаза у профессора азартно загорелись:
— Буду! Сегодня же буду, голубчик! Часам к семи?
— Прекрасно, будем ждать.