КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5)

09. НА ПАСХАЛЬНОЙ НЕДЕЛЕ

ПРАЗДНИЧНОЕ

Долго мы в тот первый вечер сидели, обсуждали: что да как лучше устроить. Удивлялись — надо ж, как развернулось! Список начали составлять да бросили — всё ж старшим надо было серьёзно подумать: ехать в Кайеркан иль нет. Как ни крути, разом жизнь в другую сторону развернуть — решение не из простых.

А я глядел на них и думал: ничего-ничего! Сейчас очумение пройдёт, головами-то протрясут да всем составом и двинут. А чего? Меня жизнь сколько раз уж мотала да кидала — и ничё, притерпелся. У нас порода крепкая. А там, глядишь, и новый род оборотней у России появится. Высших! Коль есть возможность в лучшем виде отчизне послужить — отчего и нет?

А пока — все немного успокоились и включились в праздничную круговерть: гостей принимали и сами по гостям ходили, всякие концерты да театры посещали, особливо с детьми. Катерина с Лизаветой как с цепи сорвались — надо, говорят, культурой напитаться, а то в ентом Кайеркане, поди, кроме школы культурных заведений-то и нетути! И мы (остальные все) тоже за компанию напитывались. Так что аж пропитались сверх всякой меры, по-моему.

Я коварно ребятишек больше на аттракционы заманивал — приехал к нам снова передвижной парк «Восточная сказка» — ох мы на качелях-каруселях накрутились! А на русских горках — всех нервничающих наших бабёнок посадил да пару раз прокатил. Проорали-и-ись! Забыли, о чём переживали.

Но помимо каруселей в моей жизни случался и натуральный цирк. С конями, пень горелый.

«ОВЕЧКА К ВАМ НЕ ЗАБРЕДАЛА ЛИ?..» или ТАКУЮ РОЛЬ Я НА СЕБЯ ЕЩЁ НЕ ПРИМЕРЯЛ

В этот наш приезд мы с Симой, Хагеном, Мартой и няней останавливались уже в нашем с Серафимой новом доме. Из-за необжитости он слегка напоминал музей, но был к нашему приезду освобождён от чехлов на мебели и подтоплен (всё ж таки апрель в Иркутске — месяц ещё довольно прохладный, особенно ночами). Самостоятельное хозяйство мы изображать не стали — смысл, на неделю? Столоваться ходили к маменьке, а она и рада была до умопомрачения, лишь бы нас кормить.

Так вот, прекрасным утром пасхальной среды барышни наши уже ушли на завтрак и Аркашку с собой увели, а я со свежими письмами в кабинете подзадержался. Выхожу в гостиную — Хаген стоит, в новой казачьей форме с погонами хорунжего, с начищенной медалью, сапоги сияют, вытянулся, как на императорском смотре. А меня увидел — побледнел чевой-то вдруг и ка-а-ак в ноги бухнется.

— Ты с глузду съехал, Хаген? — растерялся я.

— Фрайгерр Коршунов! — торжественно и официально начал он, не вставая при этом с пола. — Я имею к вам чрезвычайно важный и серьёзный разговор!

— Так садись за стол нормально! Поговорим. Чего ты вдруг валяться-то вздумал? И вообще, хватит выкать мне! Ты казак, я казак. Обращайся на «ты».

Он оторвал наконец лоб от пола, стоя всё ещё на коленях и чопорно возразил. Возразил, ядрёна колупайка!

— Фрайгерр Коршунов, но вы ведь, в некотором роде, представляете сейчас замену моих родителей.

— И чего? Атамана я и то в боевых условиях на «ты» зову, хоть и по имени-отчеству.

Он подумал. Кивнул.

— Это приемлемо.

— Ну, теперь скажешь, чё ты по полу валяешься?

Хаген искренне выпучил глаза:

— Я прочитал в учебнике, что такова ваша традиция.

Я вздохнул и понял, что ваще ничё не понял. Потёр затылок. Сел за стол.

— Так! Садись напротив, разбираться будем.

— Хорошо, Илья Алексеевич. — Хаген, к моему облегчению, переместился на стул и уставился на меня выжидающе.

— Ну, что смотришь-то⁈ Я провидец аль чё? Что случилось, говори толком!

— Э-э-э… Дело, Илья Алексеевич, в том… — Похоже, он подбирал слова так, чтобы выстроить предложение без непривычного ему «тыканья». — Вопрос очень важный… Я хотел с в… с тобой, — собращение на «ты» далось принципиальному немцу с усилием.

— Ну-ну? Хотел чего?

— Хотел очень серьёзно поговорить.

— Слушаю, — я напустил на себя суровый вид.

А он чуть не обрадовался, тоже морду кирпичом скроил:

— Илья Алексеевич, я хочу жениться. На Марте.

— Пф! Ничего нового. — Хаген вытаращил на меня глаза, а я развернул свою мысль: — Видно ж было, как ты на неё смотришь да следом ходишь. Конспиратор, тоже мне. От меня какая помощь нужна? Сватов заслать помочь?

Вопрос дойча озадачил.

— Я же… м-м… твой вассал. Разве ты не должен дать разрешение?

Я хмыкнул.

— А я должен? Понятия не имею, если честно.

— И Марта тоже была передана на попечение…

— С Мартой как раз всё понятно. Она введена в полноценное подданство, летом ей восемнадцать стукнуло. За кого хочет, за того идёт. Нет, понятно, что с семьёй все советуются, — остановил я готового разразиться тирадой Хагена. — И моё разрешение, если оно надобно, у тебя тоже есть. Только Марта согласна ли? У нас тебе не Европы всякие, слава Богу. Я заставлять её не буду.

— Полагаю, что она не будет против.

Ага. Значит, есть основания.

— Ну, что… Сейчас тогда парадку надену да пойдём руки́и сердца просить.

— Как?.. — Хаген слегка растерялся. — Просто так?..

— А ты как хотел? С перед-на-под-выподвертом?

— Но я читал! Есть освящённый временем обряд…

— Венчание, понятно, но это потом.

— Нет! Минутку! — Хаген подскочил и умчался к себе, появившись буквально через несколько мгновений с книжечкой, из которой торчало несколько бумажных закладок. — Вот! Здесь все правила!

Я открыл книжицу и обалдел. Нет… Ну, может быть, наших прабабушек по такому чину и сватали… Но мои попытки доказать Хагену, что это… мнэ-э-э… слегка устаревшая информация, вызвали только бурное сопротивление. Он очень хотел, чтобы всё происходило по правилам. По прописанным в книжечке.

Я (который раз за это утро!) потёр затылок. Хотя больше всего хотелось в лоб себе со всего маху врезать. Или Хагену, мда. Подумал. Ткнул Хагена сапогом в носок начищенного до блеска сапога:

— Целовались хоть?

— Я прошу вас, фрайгерр Коршунов!.. — вспыхнул Хаген.

— Да чего вскинулся-то? А то вдруг мы притащимся такие нарядные, а она нам — от ворот поворот? И вообще, мы на «ты» договорились. Так чего?

Он помялся.

— В щёчку только. Но она связала мне шарф для Арктики. И вышила платочек…

— М-гм. Ну, уже неплохо. Ладно, сиди.

Я сходил к себе, нарядился в полную парадку, с медалями, саблей — как полагается. По сапогам тож ещё раз ваксой прошёлся. Ну, можно двигать.

Вышел к Хагену.

— Букет-то купил?

— А про букет тут ничего не написано…

— Да ядрёна колупайка! Как свататься-то без букета⁈

— А… Я кольцо купил и шаль шёлковую…

— Шаль! Ну, допустим, в качестве подарка — ладно. А букет… О! Знаю я!

В оранжерейке, связывающей новый и старый дома, матушка высадила цветы. Всю зиму там было тепло, и кустики роз дружно зеленели, а к Пасхе покрылись мелкими душистыми розочками. На пару белых кустов я варварски и покусился, срезав девять веточек. Обвязал розовой атласной ленточкой из комода.

— Пойдёт! Уж всяко лучше, чем с пустыми руками. Держи!

Почему-то все эти приготовления привели Хагена в этакое предобморочное состояние. Я вложил букет в его неожиданно холодные пальцы и ободряюще похлопал по плечу:

— А ну, давай не ссы! Не страшнее боя против Стального Ветра!

— Да уж как сказать… — пробормотал Хаген, но дышать начал активнее. Даже где-то слишком.

Так мы и вошли в большую столовую — Хаген с букетом и я с книжечкой (убейте меня, я столько за раз выучить не смогу!).

— Ну вот! А мы уж хотели за вами идти узнавать — не случилось ли чего… — начала матушка и осеклась, поскольку я, во всём своём парадном великолепии, прошествовал к камину (печка при магическом контуре не шибко-то и нужна была, но маманя любила иногда поглядеть на открытый огонь). Сейчас камин, понятное дело, стоял холодный, но я, в строгом соответствии с инструкцией, протянул к зеву топки руки, как бы греясь. Хаген тем временем (тоже по инструкции) встал, привалясь к дверному косяку, а я начал:

— У вас товар, у нас купец!

— Ох ты ж! — ахнула маманя.

А я заглянул в книжечку и бодро продолжил:

— Прослышали мы, что у вас есть золото колечко, а у нас к нему — серебряная сваечка!

Серафима смотрела на нас круглыми глазами, а Марта вообще ничего не могла понять. Батя тихо усмехался в усы, зато маманя — как начала чесать, как по писаному! Я только и успевал ей ответы подходящие в книжечке находить. Наконец дошли до прямых вопросов. Дескать, готовы ли они девицу-красу ненаглядную доброму молодцу отдать? И тут маманя говорит:

— А мы сейчас её и спросим. — И обернулась к Марте, которая смотрела на всё как на непонятный спектакль. — Что, Марфушенька, как тебе добрый молодец? — маманя ткнула рукой в Хагена. — Хорош ли жених или другого будем поджидать?

— Жених? — пролепетала Марта и покраснела, натурально как маков цвет.

— А чего ж? — картинно удивилась маманя. — Или ты век бобылкой вековать собираешься?

Я думал, что Марта сейчас подскочит да убежит совсем. Но она, потупив глазки в стол, сказала:

— Хорош.

Вот тут пошла радость, ликованье, благословленье иконами, которые (оказывается) маман давно уж заготовила, Марте колечко одели, шаль шелковую накинули, букетик вручили — да по рюмочке-другой за это дело приняли. Матушка, конечно, опознала в цветочках свои розы, и шутливо толкнула меня в бок:

— Ох, Ильюшка, хулиган-разоритель! Но для такого случая — прощаю.

Теперь осталось день венчанья у батюшки назначить, и желательно б поскорее, покуда у нас Пасхальные каникулы не закончились.

БОГАТЕНЬКИЕ БУРАТИНЫ

Для меня было немного странновато, что Хаген ни словом не обмолвился о том, чтобы своих родителей на свадьбу пригласить. Так-то рассудить — отчего нет? В тюрьму и то на свидания ездят, а вассалитет (или опекунство по-нашему) — совершенно ведь другой коленкор!

Но я со своими ценными соображениями не лез. Мало ли, как там у них устроено? Может, родители не очень-то невесте из простонародья обрадовались бы? А может, и не одобрили бы, что Хаген теперь в Иркутском казачьем войске числится — на каком-то там особом счету, как на пуговицу ко мне пристёгнутый, но всё же?

В общем, с той стороны была полная тишина. Зато Хаген подошёл ко мне с другим вопросом!

— Фрайгерр Коршунов…

— Ну вот, опять!

— Извини, Илья Алексеич! Вопрос такой. Вот у нас меж Алексея Аркадьича подворьем и дорогой полоса земли есть ничейная. Я к голове сельской управы подходил, узнавал. Он сказал, что если Коршуновы не против, может мне её выделить.

— Вдоль дороги? — удивился я. — Так она узкая совсем, метров полста разве что.

— Зато длинная! Она ж аж до следующей улицы тянется! И на огород, и на сад более чем хватит. А при желании даже прудик можно организовать.

— Эк тебя, братец, на хозяйство растащило!

— Это не меня. Это Марту. Но суть не в этом. Мы бы хотели построиться рядом с вами, а других вариантов нет. Так вы не против?

— Ты.

— Я имел в виду всё ваше семейство.

— Так пойдём сразу до бати с маманей, спросим.

Бате идея наоборот понравилась. Мы даже втроём сразу прошлись на ту травой да кустиками поросшую полоску, на месте осмотрелись, где лучше дом ставить.

— А вот эдак в заборе калитку проделаем, чтоб вокруг не бегать! — батя сдвинул фуражку на затылок. — Денег-то хватит, аль накинуть?

— Того, что мне от трофейщиков за голландские шагоходы пришлось, да с премией от генерал-губернатора Витгенштейна — думаю, будет достаточно на дом. Мы с Мартой хотим каменный, как у Ильи Алексеича.

Дальше мы ещё ходили туда и сюда, обсуждали всякое хозяйственное, а я думал. Что Хаген-то — молодец, нашёл, куда свои денежки пристроить. А у меня ведь тоже сумма скопилась, вовсе не маленькая. И что с ней делать? Не на поле же в стране дураков зарывать, как тот деревянный мальчишка из сказки.

Тем же вечером посадил я своё семейство в автомобиль и покатил в гости к средней сестрице, Катерине. Заодно и дела обговорю.

...

Воспользовавшись моментом, пока наши дамы увлеклись обсуждением новых модных музыкальных пластинок, я отозвал Афоню в сторону:

— Пойдём-ка, братец, поговорим.

— Никак, дело очередное?

— Вроде того.

— Ну, пошли в кабинет, там поспокойнее будет. Любаша, — попросил он горничную, — чаю нам с Ильёй Алексеичем в кабинет подайте.

Домашний Афонин кабинет, как и тот, что в конторе, выглядел совершенно по-рабочему. Карты, графики, схемы какие-то исчерченные.

Афоня подвинул со стола бумаги и уставился на меня деловито:

— Ну, рассказывай.

В дверь коротко стукнули и появилась горничная с подносом — чай, плюшки какие-то. Споро расставила на столе.

— Ещё чего не надо ли?

— Спасибо, Любаша, идите.

Афоня кивнул мне вопросительно — говори, мол.

— Да тут просто всё. С северов деньга образовалась. Мы ж три шагохода трофейщикам отдали, а это на минуточку ТБШ, СБШ и маленький, этот, м-13. Я его хотел вначале вместо разбитой «Саранчи» взять, но он такой страшненький… ей-Богу, лучше я на вырученные деньги свой старый восстановлю. А! Мысль потерял, ядрёна колупайка. Деньги!

— Так там часть, я так понимаю, Хагену отписали?

— Верно понимаешь. Но за взятие вражеской базы, да в два рыла, да с учётом предотвращения обширного биологического заражения, да с пленными — это, знаешь ли, прилично накапало. Плюс мне персонально накинули за помощь в пленении Стального Ветра. Да Витгенштейн тут ещё со своей премией. Скопилась кубышка. Короче, я хочу ещё денег вложить в наше товарищество. Глядишь, со всеми хвостами и на новый дирижабль хватит? Может, скоростной взять попробуем, на усиленном магическом контуре, для экстренных перевозок, а? Что думаешь?

Он медленно покрутил ручку в пальцах.

— А что, может и хватить… И даже на новый… при таких-то раскладах… Но, Илья, тогда нам надо заключать новый договор, с тем, чтоб тебе большая часть прибыли причиталась.

— Афоня, тебя по-родственному в жопу послать, или политесы будем разводить? Ты всем тут занимаешься, все эти перевозки, бумажки, а я только деньги вкинул. Знаешь поговорку про бабаев?

Он, усмехнувшись, кивнул.

— Вот и я о том же. Значицца, так: вот тебе вексель первый, — я выложил на стол Витгенштейновскую бумагу. — Вот второй — тут мои премиальные. А третий, за технику, сказали после Пасхи по месту приписки получать — это, выходит, в нашей городской канцелярии Иркутского Казачьего войска, в казначейском отделе. Я тебе доверенность оставлю, получишь. А дальше чего там с ними делать, сам знаешь.

— Я смотрю, небыстрое дело с трофейщиков деньгу получить.

— Ну, а как? Пока оценка, пока туда-сюда. Да праздники ещё, из-за этого задержка. Но так-то всё честно описывают. Тем более, шагоходы-то совсем новые. На ТБШ даже обкатка не пройдена. Так что денег должно быть нормально, не волнуйся.

— Да я не волнуюсь. — Он помолчал. — Илья, у меня в свою очередь тоже просьба к тебе.

— Какая?

— Ты мог бы иногда присутствовать на важных переговорах?

Я вытаращился на него:

— Зачем? Я ж в этих твоих делах не секу совершенно.

— А и не надо. Ты как с северов вернулся… не обижайся, но стал страшный, просто трындец. Вроде и ничего не изменилось, рост, лицо, фигура… А прям дрожь пробирает. Иногда ка-ак глянешь… у меня поджилки трясутся. И не у одного меня. Тут… Серафимин папенька рассказывал, между прочим, — он многозначительно посмотрел на меня, — на днях история произошла. На качелях-каруселях этих. К Катерине карманник пристроился, хотел сумочку подрезать. А ты на него посмотрел. Просто — посмотрел. Так у него до того сердце прихватило, еле парня откачали. С того дня, по словам городовых, стоит тебе на горизонте ярмарки замаячить — вокруг километровая санитарная зона образуется. Слух пошёл, что Коршунов взглядом убить может, лучше рядом не мелькать.

— Ну, крындец, ядрёна колупайка! Нашли тоже Кащея Бессмертного! Афоня, да я ж даже и не помню этого. Какой ещё карманник?

Да был там один. Не понравился он мне. Мерзкий тип… Руки к чужому добру потянул.

И ты на него?..

Ну, глянул раза сердито.

А я?

А ты занят был. Зачем тебя такой мелочью отвлекать?

Афоня, не замечая моего внутреннего диалога, продолжал:

— Вот и я о том же. Ты его даже не заметил, мельком глянул. Вот ты представь, ежели мы твоё такое свойство на переговорах используем, а? Ты просто посидишь со мной рядом, а?

А что? Мне нравится. Мы самые большие и страшные.

Погоди, не сбивай меня.

— Ежели тебе это на пользу, то почему нет? Но только ты здесь, а я в Новосибирске, как состыковываться будем?

Афанасий успокаивающе махнул рукой.

— Так важные переговоры — они ж иной раз за полгода планируются, так что не волнуйся. Можно и в Новосибирске собраться, невелик крюк.

— Ну, если так.