ТРАДИЦИЯ!
Вообще, мне совершенно спокойно хватило бы времени, чтоб сгонять до дома и поесть там. Возможно, я так в следующий раз и сделаю. Но Серафима сегодня собиралась весь день провести у Маши, а Хаген с Мартой — съездить в город, присмотреть будущему малышу кроватку и детское приданое. Не думаю, что няня Малаша будет особо счастлива, если я свалюсь ей как снег на голову.
К тому же первый учебный день в этом году в роли студиозуса надо было провести «правильно». Поэтому я решительно направил свои стопы в университетскую столовую. И, как оказалось, я не один сегодня решил отдать дань традиции.
Наш столик был уже занят. Более того, они составили два столика вместе — ждали меня с Хагеном, возможно? Во всяком случае, вся шалопутная троица уже изволила обедать. Иван и Пётр сидели чем-то недовольные и так надменно поглядывали, типа знать меня не знают. Ага. Что ж, сыграем…
— Господа, эти места не заняты?
— Нет, присаживайтесь, господин сотник! — Иван, когда надо, ловко превращается в скупого на эмоции светского льва.
— А мне можно к вам присоединиться, ваше высочество? — уважительно спросил Ивана Дашков, который от самой аудитории так и шёл за мной хвостом.
— Конечно. Располагайтесь, князь, не стесняйтесь.
Мы уселись.
— Илья, а вы что заказывать будете? — Рыжему не терпелось. Он с восторгом оглядывал Пети с Иваном постные морды, непонятно что предвкушая.
Улыбающийся Багратион цапнул за рукав официанта и озвучил мой заказ:
— Сотник будет как обычно.
— И мне того же, — успел сказать Дашков.
— Будет сделано, — пискнул официант и испарился.
Я в недоумении поднял бровь:
— Как обычно?
— Борщ, бефстроганов и облепиховый компот. — Серго ел какое-то мясо и ответ прозвучал несколько невнятно.
— А-а. Ну если борщ и компот, то действительно — «как обычно!»
— Илья! — Иван сердито брякнул вилкой. — Ты почему до сих пор не устроил никакой, даже завалящей дуэли? Никакой заварушки! Ничего не горит и не взрывается!
Дашков, по-моему, всё терпение потерял. Он подскакивал на сиденье, словно его током било. Но пока молчал. Кажись, из последних сил.
— Не нервничайте, князь, вам это не идёт, — процедил Пётр. — Вы вот, сотник, скажите — вы бессмертный?
— Нет, совершенно обычный человек, — я для верности честно выпучил глаза и несколько раз моргнул (согласно старинному уставу, приняв вид лихой и придурковатый), — а почему вы спрашиваете, ваше сиятельство?
— Коршун, ты в курсе об общеуниверситетском статусе ставок?
— Чего-о? — Я реально ничего не понимал.
— Ты реально не в курсе? Или издеваешься? Нет, господа, — Петя встал и навис над столом, изображая доминирующего над позициями «Архангела», — он принципиально игнорирует общественные ожидания! Илья! Ты понимаешь, чем рискуешь?
— Ну-ну, расскажи-ка мне недалёкому… — мне уже начинал надоедать этот полный недомолвок разговор.
— Помнишь боевое слаживание? — Иван сложил руки домиком и эдак аристократически оперся о них подбородком.
— Помню. А ещё помню, как кое-кто — не будем показывать пальцем — на прошлом слаживании опростоволосился.
Ишь ты! Будут ещё на нас наезжать!
— Ладно. Это истинная правда. Но того ты не знаешь, что некоторые — некоторые! — Иван поднял палец вверх, — зачастую ставят на тёмных лошадок. Коэффициенты слишком выигрышные. Так вот. Некоторые поставили тогда на то, что экстерн выиграет. И ты помнишь, чем это закончилось.
— Ага, мармеладом от Смирновых. Очень жёстким.
— Вот именно. А сейчас одна бриллиантовая особа сделала ставку, что ты в первый же день чего-нибудь учудишь.
— Она так и сказала: «Коршунов в первый же день учёбы практически повторит свой прошлый первый день». А я ей говорю: «Дорогая, ну должен же он учиться на своих ошибках?» А она мне: «Дорогой, в Коршуне я не сомневаюсь! Он — молодец! Но я так же не сомневаюсь в идиотах с экстерна!» — Серго мечтательно улыбался.
— Ну и чего ты-то сияешь аки солнышко?
— Она поставила на кон возможность без всяких споров выбрать первое имя. Это, брат, дорогого стоит!
— Ну если так, постараюсь помочь тебе выиграть!
— Э-э! А мы? — подскочил Пётр. — Как же мы? Я на такие деньги забился с нашими…
— В смысле «с нашими»? — Чего-то мне это было совершенно непонятно.
— С пятикурсниками. Если ты не в теме, сообщаю. У некоторых здесь присутствующих Коршунов есть негласный клуб поддержки. Началось всё с прошлой дуэли, потом феерическое выступление на слаживании, потом свадьбы… Да один летающий слон… Ну и подвиги твои на Ледяном мосту тоже… Короче, у нас тебя помнят и любят. Ну а уж я, в силу своих скромных возможностей, обновляю информацию о тебе среди желающих.
— Илюха, он такие басни про тебя рассказывает, мама моя, — хохотнул Иван. — И самое главное, этому балаболу верят!
— Вот вы гады! — не выдержал я.
— И мы ещё гады! — возмущённо взмахнул руками Витгенштейн. — Вы знаете, господин сотник, сколько мы по вашей милости проиграем?
— Неужели больше десяти рублей? — картинно удивился я. — Сожалею, сожалею… Но, — я сделал максимально светский вид, на который был способен, — право на выбор имени — согласитесь, братцы, это важно. Придётся вам перетерпеть.
— Вот, понимает человек! — довольно осклабился Серго.
Официант мелькнул тенью и споро выставил передо мной и Дашковым заказы, так же стремительно исчезнув.
— С другой стороны, ещё и не вечер, — я с удовольствием принялся за борщ. — Кстати, господа, на случай, если дуэль всё-таки случится, кто из вас готов стать моим секундантом?
— Я!!! — разом подняли руки Сокол с Витгенштейном и повеселели. Серго тут же перестал улыбаться:
— А что, есть предпосылки?
— Пока не знаю. Что характерно, все опять страшно рады меня видеть.
— Э-э-э, а можно я? Секундантом? — неуверенно спросил Дашков. — Никогда не был, знаете ли.
— Уверяю вас, князь, — Петя с гораздо большим энтузиазмом, чем ранее, принялся за свою порцию, — если дело дойдёт до дуэлей, мест хватит всем.
За спиной раздалось пренебрежительное фырканье, и в поле моего зрения показалась давешняя Элеонора со своей подружайкой. Они натурально плыли мимо нашего стола, а за ними косяком тащились парни, пытаясь пробиться поближе к объектам ухаживания. Цирк с конями, ядрёна колупайка.
Три весёлых князя демонстративно рассматривали что-то в противоположной стороне. Процессия пропылила мимо, и Дашков восторженно спросил:
— Господа, вам тоже претит с ней здороваться⁈
— Так! — я расправился с борщом и подвинул к себе бефстроганофф. — Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Михаил? Вы же обещали.
— Ах, да! История, исполненная драматизма. Во всяком случае, для меня.
Сокол удивлённо поднял бровь.
— Ах, нет, не думайте, что я страдаю от неразделённой любви, Боже упаси! Нет, я страдаю, конечно, но более от любви к свободе. Это, верно, беда всех огненных магов.
— А-а, так вы этот Дашков! — сообразил Витгенштейн. — Чрезвычайно одарённый огневик!
— Спасибо, господа, но если верить нашему преподавателю, пределов совершенства мне вряд ли достичь. Во всяком случае, стакан сока я себе охладить могу.
— Ну, знаете! — не согласился Петя. — Это уже кокетство! Как по мне, входить в первую сотню не сильно хуже, чем в первую двадцатку.
— Ого! — сказали мы с Серго хором.
— Спасибо, господа, — Дашков слегка прижал руку к груди, — но обратная сторона… м-м-м… способности — она налицо. Крайняя неусидчивость. Внутри, понимаете, натурально кипит энергия. Требует выплеска. Иногда настолько, что приходится выбегать на переменах, выбрасывать…
— А я думаю — что за протуберанцы мимо окон нашей аудитории нет-нет да и пролетают? — хохотнул Сокол.
— Да, это моя вынужденная мера. Прошу простить, если причиняю неудобства.
— Пустяки, право! — отмахнулся Сокол. — Так что с Юсуповой?
— А это Юсупова была? — удивился я.
— Княжна Элеонора, собственной персоной, — кивнул Серго. — А вторая — баронесса Курагина, Мирелка.
— Именно, — согласился Дашков. — Вся суть драмы в том, что на нашем курсе более нет в этом году девиц. Только вот эти две особы.
Серго фыркнул:
— Полагаю, Юсупова с первого дня поставила себя особым образом?
— Верно полагаете. Надо ли объяснять, настолько это богатый род?
— И Эля — единственная наследница, — понимающе хмыкнул Пётр. — Завидная невеста.
— Именно так, господа. И вот уже полгода я вынужден наблюдать за всеми перипетиями сей матримониальной драмы. Довольно быстро Элечка поставила себя так, что за ней таскается хвостом практически вся группа за исключением пяти-шести наименее перспективных женихов, которых они милостиво скинула Миреле. Включения в этот круг избежали лишь двое. Я, поскольку сочтён шутом гороховым. И Ростислав Жуковский, наш отличник. По-моему, он вообще не заметил, что происходит.
— Это который на первой парте сидит? — уточнил я.
— Он! У него учёба — одна, но пламенная страсть. А прочие, как вы изволили видеть, ходят за нею, как крысы за дудкой. Госпожа Юсупова уверенно поддерживает баланс в этом серпентарии, то приближая, то отдаляя претендентов. Я, откровенно говоря, вообще не уверен, что она действительно выбирает кого-то из них. Скорее, просто привыкла так развлекаться.
— А ведь там есть представители весьма сильных родов. — Петя, которому удобно было (не приходилось оборачиваться), рассматривал волочащийся за Юсуповой хвост. — Вон тот, здоровый, что сразу за ней — не из Толсты́х будет? Клан у них традиционно в боёвке силён. Специализируются на стихии земли.
— Он, — слегка оглянувшись, согласился Иван. — Никита Анатольевич. Но тот, что держится следом, более занимательный персонаж. Если я правильно узнал, Шамбурин-младший, как звать — не помню. И чего он на экстерне забыл? Они же из экономистов, при Казначействе и Банковском управлении клан подвизается.
— Может быть, чисто ради грамоты о получении высшего образования? — пожал плечами Петя. — Не думаю, что здешние преподаватели его способны особо многому обучить. Там семейная практика должна быть такая, что нам и не снилась. Лишних четыре года терять не захотел?
— Всё возможно, всё возможно. — Сокол обернулся к Витгенштейну: — Ставлю на Толстого. Напористость быка довлеет над интеллектом. Никакого расчёта. Мизерная красная тряпочка — и он бросится в бой, пользуясь случаем показать себя эталонным самцом, рыцарем меча и кинжала.
Дашков восторженно хрюкнул.
Но Петя раздумывал.
— Н-да?.. Я бы вон на того поставил. Смотри, как он Толстого плечом оттирает. Альфа номер два. Кто таков — не имею представления. Но уверенность в себе через уши прёт.
— Вон тот высокий, белобрысый? — деловито уточнил Дашков. — Это из новоприобретённых территорий, Сигизмунд Тышздецкий. Папаша — влиятельный магнат.
— Ха! — довольно воскликнул Петя. — Польская шляхта! Там порыться — папе, поди, Сейм накануне войны какой-нибудь гордый титул выписал?
— Графа, — подтвердил Дашков.
— Всё! — Витгенштейн довольно потёр руки. — Ставлю на поляка. Гонор превыше благоразумия.
— Да уж, повезло парнише с фамилией… — пробормотал я, но был услышан. Дашков невольно засмеялся и едва не подавился, пришлось по спине его хлопать.
— А что, господа, — Сокол, изрядно повеселевший, достал из кармашка часы и глянул время, — не прогуляться ли нам до тренировочной зоны? Перерыв позволяет, а господин Дашков продемонстрировал бы нам пару премиальных протуберанцев?
Дашков торопливо вытер рот салфеткой.
— На самом деле, господа, мне это действительно нужно. Чувствую, скоро огоньками искрить начну.
Погода стояла сухая, хоть и прохладная. Впрочем, Михаил любезно предложил за шинелями не бежать, а окутать всю нашу группу общим согревающим заклинанием. Всё равно у него энергии через край.
Отчего бы и не размяться?
НЕ ПОВЕЗЛО СЕРГО
В аудиторию мы вернулись минут за десять до звонка. Вернее, возвращались. Шли, да не дошли.
Напротив входа в аудиторию экстерна у широкого окна стояла дива — княжна Юсупова — в восторженном кольце своих воздыхателей. Не знаю, чего ей ещё не хватало? Или дни критические? Или по жизни характер склочный, и не пороли её никогда? Но за языком эта дамочка явно следить не привыкла, и при нашем приближении довольно громко брякнула:
— Вон они тащатся! Клоун и холуй…
На что я, слегка притормозив, заметил:
— Ваше мнение чрезвычайно важно для нас, княжна, — и улыбнулся, позволив Зверю заглянуть ей прямо в глаза.
Юсупова громко и немузыкально взвизгнула, тут же густо покраснев. Зато круг поклонников взорвался возмущёнными воплями! Голосили кто во что горазд. И «Возмутительно!», и «Да как он посмел⁈» (почему, кстати, они спрашивают друг у друга, а не у меня?), и «Немедленно попросите у её светлости прощения!»
— Для начала, не «светлости», а «сиятельства», если уж на то пошло, — пробормотал стоявший рядом со мной Дашков, но его, естественно, никто не услышал.
И вот — наконец:
— Я вызываю вас на дуэль! — они выкрикнули это хором, Толстой и Тышздецкий. Посмотрели друг на друга довольно злобно, и поляк, чтобы подчеркнуть своё превосходство тут же добавил:
— Я не потерплю оскорбления чести дамы в моём присутствии!
— Я первый, — безапелляционно рыкнул Толстой.
— Принято, — кивнул я. — В семь на стадионе. К следующей паре я пришлю вам своих секундантов. В качестве оружия я выбираю саблю.
Тышздецкий повеселел, а Толстой набычился:
— Саблю?
И тут вперёд просочился тот безымянный Шамбурин. В глазах его натурально мелькали какие-то расчёты, ему и хотелось выступить перед Юсуповой, показать свою смётку (или как уж он понимал удаль молодецкую?), и было страшно налететь на ошибку и опростоволоситься, но этот счетовод полагал, что он чего-то там вычислил, и потому довольно громко выкрикнул:
— Господа! А изволите ли вы знать, что в прошлом году вышел новый дуэльный кодекс за авторством господина Кокорина, и в нём указано, что оружие избирает оскорблённая сторона⁈
— Да ради Бога, господин Шамбурин, — усмехнулся я. — Какой вид оружия вы избираете против меня?
— Я? — едва не подавился тот.
— А что, вы уже передумали вступаться за честь вашей дамы?
Шамбурин почти оглянулся на Юсупову, но передумал и несколько нервно одёрнул полы своего сюртука:
— Я выбираю магию.
— Магия! — рявкнул Толстой.
— Что ж, пусть магия, — согласился Тышздецкий. — Хотя меня устроили бы и сабли.
— Позвольте! — вдруг очень громко сказал Дашков. — А почему никто не говорит со мной? Никто не хочет вызвать и меня? За, скажем, непочтительный взгляд или насмешливое слово? Никто не хочет заступиться за дамочку, чей язык грязнее помойной тряпки? — Он обвёл ряд слегка даже попятившихся студентов шальным взглядом. Полагаю, все уже имели счастье видеть, каков Михаил Дашков в деле, и сейчас они стыдливо отводили глаза. — Вы — стая лизоблюдов, господа. Трусливая стая. Между тем, грязные слова Элечки были брошены нам двоим. Я лично чувствую себя весьма и весьма оскорблённым. И потому вызываю вас, Толстой, вас, Тышздецкий, и вас, Шамбурин — раз уж вы трое решили быть блюстителями достоинства особы, которая ведёт себя хуже базарной торговки. Жаль, что публичную порку за злоязычие отменили, некоторым дамочкам бы весьма пошло.
— Вы подлец! — завопил, не выдержав, поляк.
— Полноте, раньше надо было орать! — сказал голос Сокола из-за наших спин. — Вас уже вызвали, граф. Князь Дашков уже счёл себя оскорблённым, не стоит прибавлять ещё, разве что вы хотите провести две дуэли с ним подряд?
— И чтобы уравнять наши шансы, — великодушно взмахнул рукой Дашков, на мгновение превратившись в настоящего аристо, — и не заставлять людей слишком долго ждать, я предлагаю дуэль два на три. Мы с господином Коршуновым против вас троих. И как оскорблённый… — он выдержал небольшую паузу, и стало слышно, как в окно позади Юсуповой долбится поздняя муха, — я выбираю магию. Впрочем, не этого ли все вы хотели? — он вдруг подмигнул красной Юсуповой и доверительно показал за её спину: — Кстати, Эля, мухи не ошибаются! А вы, господа, если ещё надумаете присоединиться, можете встать на сторону ваших собратьев по хождению хороводом за юбкой. Я приму вас всех. Разом. — Он развернулся к Соколу, сияющему как империал. — Ваше высочество, не откажетесь быть моим секундантом?
— Всенепременно! — заверил тот.
— И я! — добавил Витгенштейн. — Раз уж дуэль массовая, одним не обойтись.
— Ладно уж, пишите меня тоже, э! — Серго был слегка расстроен. Впрочем, не очень. Полагаю, надеялся отыграться на ставках.
Оглушающе, прямо над нашими головами зазвенел звонок.