04. «ОБЪЕКТ НОМЕР ВОСЕМНАДЦАТЬ»

«В-2»

Витгенштейн обернулся и удивлённо посмотрел на Багратиона. Тот пожал плечами, одновременно разведя руки, мол — не положено.

— Илья, там вампиры.

— Вамп… КТО?!!

— Упыри. Неумершие и прочая гадость.

Пару секунд я переваривал информацию.

— Друг мой Пётр, ты мне другое скажи, а почему мы одни? Что, у России других самоубийц не нашлось? Даже Иван на рудник не один полетел, а мы тут…

— Ты действительно думаешь, что нас отпустили одних? — Петя повернулся и сверкнул глазами в прорези шлема. — Смотри!

Он повёл рукой и вокруг нас из ничего проявились бойцы. Невидимость слезала с них, словно шелуха, и я понял, что стою в полукольце телохранителей. И столько стволов смотрело во все стороны, что мой такой грозный пулемёт, как-то сразу показался детской пукалкой.

— Мда…

Витгенштейн обернулся кругом и внезапно рявкнул:

— Доклад!

— Сводный отряд пластунов, придан вашей группе на время операции, командир капитан Долгов!

Невысокий, но совершенно квадратный казак отдал честь. При чём глаза его не отрывались от окружающей нас местности.

— Зря вы нас раскрыли, ваше высочество… — продолжил капитан.

— Вокруг базы — никого, — ответил ему Витгенштейн, а внутрь вы всё равно не пойдёте.

— Так точно, — Хмуро ответил ему Долгов, — А по поводу отсутствия информация точная?

— Сканеры башни ничего не видят.

— Ясно. Но мы всё же…

— Не смею мешать! — перебил его Пётр. И бойцы один за одним растворились.

— Мда-а… — на сей раз протянул Багратион. — А почему им нельзя внутрь?

— Съедят! — коротко ответил Витгенштейн.

А мне захотелось как Серго протянуть «Мда-а!» Этих невидимок, значит, съедят, а нас, таких бравых — нет?

Мы самые!

Да это понятно, но если там потолки низкие, будем мы самые, только больше на черепаху придавленную похожие!

Ага. Ограничимся частичным.

Ты всё умнее день ото дня.

Ты это я!

Я решил, что толку нет препираться с внутренним Зверем, и спросил:

— Петя, ты нам так и не пояснил, почему пластунов съедят, а трех обалдуев нет? Этим вампирам — что, княжеская кровь поперёк глотки станет? Да и то — это у тебя с Багратионом кровь княжеская, как там говорят — голубая, а я-то простой казак, даром что светлость.

— Илья, не тупи! У тебя и у Серго в крови — Зверь. И вам обращение не грозит. Вы сами способны любого упыря съесть…

— Ещё бы я всякую гадость не ел, — сморщился Серго, но Петя его проигнорировал:

— А я вот, — он стукнул себя в грудь, — доспех надел. К сожалению, единственный. Ну и вы прикроете, если что случится. Илья, сможешь ворота вскрыть?

Я критически осмотрел здоровенные створки.

— Смогу, наверное. Отойдите чуток.

И принял облик.

— Ой, мать твою, какой здоровый! — прошелестело справа.

— Урядник Степанишин, два наряда! — оттуда же.

— Есть, два наряда…

Кажись, казачки впечатлились. Но в ворота я в нынешней своей кондиции и правда не пролезу. Только ежели плашмя? Я присел на задницу перед воротами и выдвинув один коготь тремя взмахами вспорол железную створку. Впрочем, мы с Зверем постарались сделать аккуратно, и прорубили что-то похожее на неровную калитку. Так-то воротина ещё может понадобиться. А тут заклепал — и почти как новая.

— Ух ты как ты теперь можешь! — восхитился Витгенштейн, и тут же поддел: — Это тебе не крыши с дойчевских шагоходов срывать! Тут точность нужна.

— Иди ты, Петя! — я скинул облик и поднял пулемёт.

— Пойду, куда денусь, все втроём пойдём, — невесело ответил Пётр и шагнул в темноту.

Ну а мы за ним, куда деваться-то, действительно? Тем более, что жуть как захотелось посмотреть на знаменитых вампиров.

Ага, жутко захотелось посмотреть на жутких вампиров…

Отставить унылый юмор! Захотят нас съесть — подавятся!

Я подбросил вверх небольшой огонёк, чисто для освещения. Поскольку все лампы были разбиты. Вот все, поголовно.

ДИТЯТКО

Кто-то прошелся и аккуратно выжег плафоны. Почему выжег? Так ни одного осколочка под ногами не хрустело, а все светильники, словно смятые леденцы… И вступило же кому-то именно магической дурью всё это расхреначить…

Впереди, на грани Звериного слуха что-то двигалось.

Мы с Серго одновременно схватили Витгенштейна за плечи. Багратион ткнул вперёд рукой и показал три пальца. Три? Я слышал минимум пятерых… Дернул Петра за плечо, покачал головой и ткнул ему раскрытую пятерню под нос.

А дальше Петя удивил меня прям сильно. Он вырвался из наших рук и зло прошипел:

— Да не крадитесь вы! Конспираторы хреновы! Те, кто нас тут ждут, уже всё услышали! — а потом повернулся в сторону уходящего в глубь сопки бетонного туннеля и проорал: — Слово и дело государево! Предлагаю вам сдаться на милость российской империи!

Голос Петра ушёл словно в огромную подушку. В ответ из мрака тоннеля пришла сперва тень звука — еле слышная, словно где-то вдали сыпался из дырявого мешка тонкой струйкой сухой песок. Звук набирал силу, сливаясь в слова:

— Та-а-а? Сдаться-я? — Какой мерзкий шипящий голос. И, казалось, идёт со всех сторон. Неприятно, прямо скажем. Зверь внутри меня недовольно заворочался и рыкнул. И как-то мгновенно легче стало. Ишь, пугать они меня вздумали! Я вас, кто вы тут бы ни были, сам так напугаю — неделю ссаться в кроватки будете, успокоительные себе нашёптывая!

Впрочем, на Витгенштейна этот голос никакого впечатления не произвёл. Хотя у него никакого Зверя внутри не было. Может, нервы покрепче, может, воспитание княжеское, а может, магические руны на доспехе помогают, кто их, князей, разберёт?

— Именно! Сдавшимся будет обеспечен гуманный и справедливый суд!

— С-с-справедливый? — А кажись ближе голосок-то… Я поудобнее вскинул пулемёт и направил его на темноту туннеля.

— Без всяких сомнений! — ответил темноте Витгенштейн.

— Х-х-хорошо-о-о. Я выхож-ш-ш-шу-у…

— Внимание! — это Пётр уже нам скомандовал.

— Есть! — Я отшагнул к стене, а Багратион присел на одно колено, видать, чтоб удобнее стрелять было.

И в круг света из темноты вышла девочка. Маленькая, максимум семи лет, простое платьишко из белёного льна, светлые волосы с две косички заплетены… она была тут уместна как… Да никак не уместна она была! Только вот Зверь внутри меня сразу встал на дыбы, требуя разорвать эту «кроху».

Уймись! Тут очень мало места!

Пор-рву! Когтями пор-рву!

И тут «кроха» подняла ладонь, и в Петра ударила волна концентрированной тьмы. Ну, по крайней мере, так это выглядело. Я только стрелять вознамерился, как он вскинул ладонь — мол, отставить, не нужно. И стоит, огоньками серебряными по доспеху переливается.

— Достаточно? Убедилась? Или ещё попробуешь?

— Нав-ф-ф-х-х-х-херное-е, попро-о-ох-х-х-бую! — прошипела мелкая гадина. И махнула ручкой!

Из темноты туннеля на нас прыгнули тени. Словно сжатые пятна тьмы! Вот тут Витгенштейн руку опустил. Резко так. И мы с Серго вдарили. Оказывается, каждый третий патрон, а может, и каждый второй, был трассирующий. Поэтому, навстречу кускам тьмы рванулись две огненные ленты.

Я вот не знаю, для кого эта тюрьма была изначально сделана, но те твари, которых мы с Серго нарубили из пулемётов, совсем не походили на нечто разумное. Словно ребенок лепил из глины и смешал в одном существе летучую мышь, собаку и паука. Во всяком случае, мне так показалось. А «девочка» стояла на границе света и тьмы и словно улыбалась, слегка наклонив голову.

— Каки-ие интерес-сные игрушки-и! В моё вре-емя тако-ого не-е было-о. И-и ни капли-и ма-агии? Интерес-сно!

— Баронесса, проследуйте в свою камеру!

Вот же Петя миротворец хренов! Кончать надо, эту, мать её, баронессу!

Только вот Витгенштейн так не думал. Или у него были особые указания, или ещё какие соображения? Он поднял руку и засветился как новогодняя ёлка. Все руны на доспехе словно проявились изнутри и налились светом. «Кроха» недовольно сощурилась и даже закрыла ладонью глаза.

— Ты силё-ён. И неплохо-о защищён, во-оин. А тво-ои во-ои? Почхе-ему они не-е вздели бро-онь?

— А ты проверь!

— А-а и про-оверю-у! — и тварь бросилась на меня.

Не знаю, что бы я сделал сам, но Зверь попросту надел прыгнувшую мне в горло «девочку» на четыре метровые голубые лезвия. По ушам ударил истошный визг. Тварь дёргалась на когтях и вовсе не собиралась умирать.

— Зверь! Зверя притащил! Хитрец! Зверя привёл!

Куда только протяжные интонации подевались! «Кроха» плевалась словами, шипела, выла… Только дотянуться до меня не могла. И слава Богу, поскольку ногти, или, вернее сказать, когти у неё были… такие неприятные когти. До моих, конечно, не дотягивали, но тоже ничего хорошего.

— Петя, можно я ей голову откушу? Не отравлюсь? — Серго неторопливо подходил ко мне. И так же неторопливо менялся. Вот вытянулось лицо, волчья морда словно заменяла точёные черты грузинского князя. Огромные клыки раздвинули пасть, и Серго улыбнулся. Если вы когда-нибудь видели, как волк (или какой волкодав, среднеазиат или кавказец) улыбается — вы меня поймёте.

— Два Зверя, два! Два! Горе мне! — завыла «кроха».

— Если не глотать и потом зубы почистить, почему нет? — Даже в такие моменты Витгенштейн остался верен своей идиотской манере шутить.

— Если не глотать, говоришь… — Серго разинул пасть.

— Стой! Стой! Зверь стой! Не надо!!! Я сдаюсь, я сдаюсь! — маленькое чудовище отчаянно билось на моих когтях, но только глубже насаживало себя на голубые серпы.

— А не поздновато ли, баронесса?

— Нет! Не поздно! Два Зверя! Почему сразу не сказал? Я сдаюсь! Я сдаюсь!

— Брось её, Илья, — скомандовал Витгенштейн.

Я стряхнул «девочку» на пол. На когтях, шипя, испарялась какая-то чёрная гадость. И это вместо крови? Чего-то я на месте Багратиона кусать подобное не рискнул бы. По-любому, минимум — недельный понос.

«Кроха», подобно огромному пауку, живо уползла в угол. На карачках! А потом и по стене под потолок. Чего-то перебор неприятных впечатлений у меня образовался. Я поймал себя на том, что смотрю на эти сташноватенькие выходки уже с философским спокойствием. Только стволом пулемёта проводил…

— Баронесса, прекратите уже комедию, — равнодушным голосом попросил Пётр, — слезайте и следуйте в камеру.

— С вами скучно! Нет, чтоб честный бой, так привели Зверей… — «девочка», по всей видимости, совсем избавилась от манеры растягивать слова. Вот что когти животворящие делают!

— Ну извините, не угодил. В следующий раз исправимся. Вы лучше расскажите, почему вместе со всеми не убежали? — Пётр предложил локоть этому маленькому ужасу, та чинно положила узкую ладошку на латный доспех, и они проследовали вглубь тоннеля. Ну и мы за ними.

ВО ГЛУБИНЕ СИБИРСКИХ РУД

По мере продвижения вглубь, стали попадаться распахнутые двери. За ними были видны помещения, в чём-то подобные квартирам. И даже с неплохой обстановкой. По крайней мере, не нары, а вполне себе кровати, столы, стулья, в одной такой квартире даже камин был. Правда, горящее пламя было магическим, а не настоящим. И эти красные блики играли в тёмной комнате, только добавляя ужаса. А потом я увидел посреди коридора останки людей. Тела пятерых человек были небрежно свалены в кучу. И крови под ними не было.

— И кто это так развлекался? — Серго белозубо оскалился. И не улыбался он сейчас, совсем. И, кажется, выше стал, и грудь раздалась…

— Спокойнее, Волчок, спокойнее, — удержал ровную ноту Петя. — Сейчас нам всё расскажут. Правда, баронесса?

— А что рассказывать? Это не местные сотворили. Вон тот, — она кивнула на ещё один труп, лежащий отдельно, — это француз, из нападавших. Его я высушила. Наглец!

— А почему вы не ушли с остальными? — вежливо поинтересовался Витгенштейн.

— И снова становиться законной добычей любого сертифицированного инквизитора, из этих ваших, из печёрских? Премного благодарю. А эти сбежавшие идиоты даже не понимают, что с ними будет…

— А тогда зачем на нас напали?

— Ой, я вас умоляю! Напала? Я просто развлекалась. Впервые за столько лет… Энергия, понимаете ли… Хотя ваши карманные Зверьки меня застали врасплох, да…

— Это не карманные звери, как вы изволили сказать, а мои друзья! — голос Витгенштейна внезапно стал холодным как лёд.

— Правда? Извините. Не хотела обидеть. Извините великодушно! — «Кроха» остановилась. — Просто двести лет назад в Испании оборотням никоим образом не позволили бы стать наравне с людьми.

— Мы не в Испании, и Волк — князь, а Медведь — герцог.

— Вы не шутите? Удивительно… — «Кроха» наклонила голову и смерила Витгенштейна оценивающим взглядом. — А вы тоже князь?

— Да. Князь Пётр Витгенштейн!

— Мне очень приятно находится в такой компании. Поверьте, это не сарказм. — «Девочка» изящно присела в реверансе. — В мире столько изменений. Прошу вас, ваше сиятельство. Когда инцидент будет улажен, пусть нам приносят какие-либо новости о внешнем мире, не только книги, но и новостные листки…

— Газеты и журналы, — автоматически поправил её я.

— Да-да, именно, — улыбнулась жутенькой улыбочкой «девочка». — Просто хочется больше знать, иначе, понимаете ли, плесневеешь… А, кстати, мы пришли. Только мне дверь выбили, невоспитанные мерзавцы. Придётся вам поверить, что я больше не выйду из своей тюремной камеры. Вы о новостях не забудьте, князь… Кстати! Там дальше ещё одна семья бежать отказалась. Какие-то дикари, из ваших, из русских, — она махнула рукой в темноту.

И темная баронесса зашла в свою камеру. И даже закрыла за собой дверь, которая со скрежетом процарапала гранитный пол. И таки не врала. Дверь была выгнута, словно её кто жевал. Только повреждения были снаружи, а не изнутри…

— О как! Ещё семья? Навестим? — Пётр огляделся.

— Пётя, там снаружи всякие упыри в Железногорск рвутся, а ты тут кого-то навестить хочешь?

— Серго, не дёргайся. Их уже предупредили. С нашими женами, если ты не забыл, три лисы. И Иван на шагоходах уже там. Если этого не хватит, то мы там тем более не поможем. И на самый крайний случай княжен, герцогиню и жен Хагена и Фридриха эвакуируют. А вот остальных… Не знаю…

— И я не знаю. Но поторопиться нужно. — Не отступил Багратион.

— Спешка, она хороша…

— Задолбал.

— Короче. Если баронесса тут, то сбежала по большей части всякая мелочь. А если остались ещё и те о ком я думаю… То вообще хорошо.

— Ага, хорошо. Ты это им скажи. — Я кивнул на кучу трупов.

— Относительно хорошо. Относительно… Могло быть сильно хуже.

Мы подошли к ещё одной двери. Около неё валялись несколько разорванных тушек не пойми кого. Уж на что я насмотрелся в своей жизни, а таких тварей не видал…

— Кого там черти принесли ещё? — глухо прозвучало из-за дверей.

— А вы вроде как не слышали? Князь Витгенштейн с сопровождением.

— Ежели лично князь… — Дверь отворилась. За ней со свечой в руке стоял благообразный старик. А за ним толпилось не меньше чем дюжина народу. Вот как бы деревенская семья. И постарше есть, и совсем маленькие. А вон и маман сего семейства, в забайкальском сарафане (я похожий прапрабабушкин в сундуке видал, когда у деда с бабой мальцом гостил), старинного вида кичке* и тяжёлой шёлковой шали.

*Кичка — женский остроносый (в Сибири) головной убор, одевавшийся под платок.

— Прохоровы? — Пётр сверился с непонятно откуда явившимися листками.

— Оне самые, Ваше Высочество, — чинно ответил старик. — Все по списку тут.

— Хорошо. Просьбы, пожелания какие будут? — Пётр вёл себя так, словно нападения вовсе не было, и он тут как бы с плановой инспекцией. Всё-таки работа на папеньку евойного накладывает чёткий отпечаток. Я бы так не смог. Тем более, что тени у этих Прохоровых плясали словно змеи и всё норовили дотянуться до непрошеных гостей. Я сам видел, как старик дёрнул ногой, словно отбрасывая собственную тень он Витгенштейна.

* * *

И не забывайте жмякать сердечки! Это мотивирует авторов)

Загрузка...