КОМ-10 (Казачий Особый Механизированный, часть 10)

26. МЕМФИС НЕ СПИТ

ПРИБЫВАЕМ В СТОЛИЦУ

Мчали мы без остановок весь остаток дня и, чуть сбавив скорость, большую часть ночи, пока на рассвете перед нами на замаячили знакомые очертания древней Египетской столицы и расположенный к западу от неё временный военный русско-египетский лагерь.

А лагерь то уже больше на Сирийскую базу похож, а не просто палатки посредь пустыни натянуты! Уже и стены, и пушки на башнях. В ночи горело множество ильиных огней и просто обыкновенных костров.

Все мы, естественно, страшно обрадовались. И Вьюга, хоть и виду не казала — санки вон как полетели, только песок фонтанами во все стороны!

— Тётушка, ты притормозила бы немножко, — попросила её Екатерина, — а то ведь, не ровён час, жахнут по нам на такой скорости.

— По мне? — хотела было возмутиться Вера Пална, но Айко согласилась с Екатериной:

— На такой скорости поди-ка разгляди, что это ты летишь. А, может, это песчаный демон какой-нибудь или вражины особо крупную бомбу подослать на самоходной тележке решили?

Вера оглянулась на нас с Джедефом, зачисленных в болящие, поняла, что мы тоже имеем кое-что ей сказать, просто не торопимся, и примирительно сказала:

— Действительно. Не будем подвергать караул стрессу.

Вот что значит, тяготы вразумляют. И прислушиваться к другим начала, и рассуждает как умненько. Мы с Джедефом дождались, пока Вьюга отвернётся, и усмехнулись друг другу.

На стенах всё равно началась суета и движение. Надеюсь, у них там хоть один бинокль найдётся, чтобы нас рассмотреть, а то не хотелось бы после такого многотрудного бегства под своими же стенами из-за чьей-то торопливости помереть. Впрочем, над нами уже начал переливаться двойной щит — Айко и Веры Палны. Сразу не пробьют, даже если стараться будут.

Мы подкатили к воротам и медленно, торжественно даже проследовали внутрь. Тут не отнять — оченно приятно, когда почти все в мире знают кто на ледяных санях разъезжает. Да, даже по песку. Так что часовые на КПП только вытянулись, да честь нам отдали — и русские, и египтяне за ними. Местные, правда, сильно глаза таращили на снежный шлейф, которым Вьюга окуталась. Вот любит она красиво выступить, а им, вишь — страшная диковина.

Во дворе я принялся живо оглядываться:

— Куда сначала? — Вот то здание не могло быть ничем иным как штабом. Ну или администрацией, если они тут всё ещё считают этот конфликт гражданским столкновением. По мне так — реальная война.

— Илья Алексеич, ты б прилёг, — недовольно попросила Айко. — дырищу-то мы тебе затянули, а осколков внутри целая горсть, я побоялась трогать. Так что не шевелись уж.

— А лично я для начала в душ! — отрезала Вьюга. — Пока я не приведу себя в порядок, я не адекватна!

— Тетушка, вы на себя наговариваете, — елейным голоском ответила Катерина, — ваш ангельский характер известен по всему свету.

— Язва ты, племяшечка, — фыркнула Вера Пална, помолчала и добавила: — Но ты права. Иногда меня заносит. Но без горячей воды я вообще…

— Тогда высадите нас около госпиталя, — не утерпел и внёс свои пять андреек в обсуждение я. Раз уж внутре осколки обретаются, лучше бы с этим поскорее разобраться. — Ваши юбки как бинты, конечно, превосходны, но мне и Джедефу нужно сменить повязки.

— Ой, точно! Вон туда кати, — Екатерина, по-моему, вообще после нашего путешествия перестала испытывать какой-то трепет перед своей тётей. Совместные трудности — они того, объединяют. Да.

Да и сама Вьюга совершенно не обратила внимания на фривольный тон и действительно доставила нас до указанной казармы. Мы остановились прямо под огромным красным крестом, и мановением руки ледяные сани превратились в пару лежаков подо мной и Джедефом, остальные начали с удовольствием разминать ноги.

— Любезный! — поймал я за рукав пробегающего мимо солдатика. — Нам бы к докторам. Санитаров покличь, а?

Солдатик, мчавшийся до того по своим делам, недоумённо оглядел нас с Джедефом, потом перевёл взгляд на расхристанную Катерину, потом на Айко… и вдруг поклонился и со словами:

— Будет сделано, Ваша светлость!

— Однако ты становишься популярным, а, Илья Алексеевич? — усмехнулась Вера Пална.

— Да он просто не признал нас, — словно оправдываясь за солдатика, начала Екатерина. — Он же даже представить себе не мог, чтоб в наших с тобой нарядах, тётушка… А Илья постоянно где-нибудь воюет, да и по синема мелькал. Тебя-то без саней твоих ледяных особо в лицо-то и не знает.

— И это прекрасно! — отрезала Вьюга. — Мне ещё синематический известности не хватало! Ладно. Я думаю, вы без меня справитесь.

И ушла. И вот совершенно стальные нервы у дамочки. У половины лиц мужескаго полу на базе от ейного короткого платья аж глаза на лоб, а ей хоть бы хны. Идёт, попой покачивает. Так. Отставить! Чего-то мысля не в ту степь полетела.

Пока я вслед Вьюге смотрел, на крыльцо вылетели несколько дюжих санитаров и Есения.

— Живые! Господи, живые! — Она торопливо оглядела нас и страдальчески сморщилась: — А Вьюга?

— Да живёхонька она! Вон, смотри, идёт, красавица наша, — ткнул я пальцем вслед Вере Палне, которая дефилировала по плацу.

— Слава тебе, Господи! Как вы? — Есения прошлась светящимися зеленым руками по мне, потом по Джедефу. И ткнула в меня пальцем: — Так, этого немедленно в операционную! Этого, — это уже в Джедефа, — подготовить следующим!

И убежала. Егоза командирская!

Санитары аккуратно переложили нас на брезентовые носилки и понесли.

— Айко! Узнай, как там наши… — собственно, всё что успел сказать.

— Хорошо, Илья Алексеевич!

А потом за нами закрылись двери, и всё что оставалось — только в потолок пялиться. А потом мне на лоб легла прохладная ладошка и… свет погас.

ГОСПИТАЛЬ

Пришёл в себя я в палате. Перемотанный весь, как те мумии египетские. Может, они тоже вот так получились? Лечили какого воина, лечили, а он возьми да и помри от ран. Чего его разматывать? Так и хоронили… Токмо в книжках-то всё по-другому описано.

Да-а-а… Какая всё-таки чушь в голове гуляет… Я порой прихотливости и неуместности собственных мыслей поражаюсь. Попробовал руками пошевелить — неудобственно, крындец. И не столько из-за бинтов — руки-то у меня не особо и посечённые были — а из-за всяких приборов да трубочек. А ну как выдерну чего? Тут, поди, всё нужное… Немного, правда, странно, что после Есениных манипуляций я в этаком виде…

— Очнулся?

Опа! А я в палате не один, оказывается.

Скосил глаза. На соседней койке Крокодил-бегемот лежит. Тоже, как я, перемотанный. Только лицом вниз почему-то. В смысле — на животе лежит, и голова ко мне повёрнута.

— Вот знал бы, что так неудобно будет, постарался бы как ты — грудью те снаряды встретить, — пробормотал он в ответ на мой вопросительный взгляд.

А, ну да, у него ж на спине всё…

— Там около тебя на тумбочке, погляди.

Я с трудом повернул голову, тоже сплошь обмотанную какими-то непонятными устройствами, и увидел металлический лоток с какими-то железками.

— Из тебя вытащили. Докторша сказала — на память. Ещё огненный парень прилетал, хотел прямо в окно пролезть, так она его прогнала. Вообще ничего не боится!

— А-а! — Я засмеялся. Господи, голос-то у меня какой сиплый! — Это князь Дашков. Он же муж её, будет она его бояться…

— Тогда понятно.

Уже то, что Мишка жив — здорово! Но остальные?

— Кто-нить ещё заходил?

— Нет, — Джедеф отрицательно шевельнул головой и тут же поморщился. — Я сам очнулся, когда она этого своего огненного мужа выпроваживала. Извинялась. Такой, говорит, вал раненых случился. Силы у неё… того…

— Ослабели?

— М-гм. Пришлось нас по-старинке оперировать, — Джедеф поморщился и пожаловался: — Шея затекла, сил нет… Ты извини, перевернусь хоть на ту сторону…

Я угукнул и решил проверить, позвал:

— Айко, ты тут? — но лиса не ответила. Или и вправду не было рядом, или боялась, что Есения и её выгонит. Хотя, скорее всего, её на самом деле не было. Где лиса — и где страх?

Всё что оставалось — ждать. Придёт же кто-нибудь, да та же Есения. У неё и будем выпытывать. Лежал, пялился в потолок и перекидывался редкими фразами с Джедефом, который иногда с кряхтением разворачивался ко мне. Тому было жуть как неудобно говорить, мордой в подушку-то, да и вообще он, оказывается, в госпитале-то в первый раз вообще. С детства ничем не болел, на чужую войну его особо и не пускали — как же, фараонов сын, а сам Египет в последнее время ни с кем и не воевал. Так, пограничные стычки да разбойники какие. Мелочи, в общем. Качественно не убьёшься.

Вечером уже, после того как нас покормили удивительно молчаливые медбратья (ничего, ироды эдакие, не сказали, добился только уставного «Не положено!»), пришла Есеня с сопровождающими.

В образе, так сказать, пришла. У маман тоже такое быват. Она ежели чем серьёзным занята, пока не доделает, от неё слова ласкового не дождёсся. Да и вообще — слова не по делу тоже. Вот и Дашкова. Она, значиться, к нам как доктор пришла. И всё тут.

Пока руками своими зелёными по моей груди, да по бегемотовой спине водила — ни словечка ни мне, ни ему. Только непонятными словесами латинскими с двумя девчонками перекидывалась. Но то, с каким обожанием они на неё смотрели!.. Знатная персона, княжна, да ещё и маг-врач, каких поискать.

— Ну всё, — деловито вынесла вердикт она, — основную повязку оставляем, остальные можно уже убрать. И в приборах тоже больше нет необходимости.

— А капельницы? — с придыханием спросила младшая докторица (или кто уж она такая, я хрен знает).

— Убираем! — решительно махнула рукой Есения.

— Я не понял, — проворчал я, — и долго мне ещё в бинтах ходить? Это что за мода?

— А не зажрались ли вы, ваша светлость? — усмехнулась Есения. — До сих пор подвоз раненых идёт. Не успеваю восстанавливаться. Вам и так, считай… Такие раны — и всего два дня госпиталя! Совесть имей…

И я устыдился. И поимел. Совесть, в смысле. Спросил только:

— Наши как?..

— По моим наблюдениям — прекрасно. Серго чуть хуже остальных — помимо осколочных ещё и ушибы, но восстанавливается очень быстро, завтра хочу его в расположение отправить, нечего тут… С завтрашнего дня вам разрешаю посещения. Впрочем, не вижу в них особого проку, вечером, скорее всего, на выписку. — Она встала: — Ладно, простите, мальчики, дело к ночи, а у меня обход затянулся… — и ушла!

— Нет, вот же совести нет у человека! — проворчал я, заслужив гневный взгляд медички, отцепляющей от меня трубочки и датчики.

— Спокойной ночи! — с невыразимым укором (в котором звучало, что она поставила бы нам на вид нашу глупость, если бы могла) сказала медичка и ушла, задрав курносый носик.

Впрочем, вся укоризна досталась мне, поскольку Джедеф полностью её проигнорировал. Он наслаждался тем, что ему наконец-то разрешили сидеть и даже лежать на спине! Кто бы мог подумать, что человека может осчастливить такая малость.

— Ох, хвала Осирису, я хоть лежу нормально! — в восьмой раз восклицал Джедеф.

А я решил аккуратненько встать и сходить на разведку — в первую очередь проверить, где тут у них сортир, а во-вторых разжиться чаем. Скучно так сидеть-то!

Первая цель была найдена быстро — по коридору напротив через две двери. А в процессе поиска второй меня обнаружила та сердитая медичка и с позором прогнала в палату. Впрочем, спустя пять минут пожилая санитарка с добрым лицом принесла нам два стакана чаю и даже каких-то печенюшек. Она всё жалела нас и называла то «мальчики», то «ребятки». Джедеф от этого совсем застеснялся как-то. Серафима бы по этому поводу непременно что-то умное сказала, навроде «культурный шок».

А ночью, когда в палатах свет погасили вовсе, а в коридорах яркий верхний сменили на дежурный ночной, к нам в палату заявился Серго! Сделал он это крадче, прямо как те японские ниндзи, обмотанные в чёрные тряпки. То есть, в тряпки он, конечно, не обматывался, а был в обычном больничном исподнем, но крался натурально бесшумно. В палату проскользнул неслышной тенью, в щёлочку за собой выглянул, убедился, что никем не обнаружен, и радостным шёпотом возопил, подтаскивая табуретку к моей кровати:

— Э! Здорово, братцы!!!

— Волчок! — страшно обрадовался я. — Садись скорей, рассказывай!

— С какого места? — с готовностью согласился он.

— Да с самого начала! А то мы сидим здесь, как замурованные, ни новостей толком, ни газет, ни писем!

— Ну, слушай. Вообще без потерь осталась «Саранча». Ни единой царапины! Говорят, Урдумай какую-то свою тувинскую инициацию словил, из боя вышел, как пьяный. Но как он по всему полю метался, уже легенды начали складываться! — Серго засмеялся и покрутил головой. — «Пантере» тоже повезло. У неё же пушка дальнобойная, точная, они в третьей аж линии стояли. Несколько царапин, лёгкая контузия экипажа не в счёт. Живы все.

— Слава Богу! — у меня аж от сердца отлегло. Всё боялся, что доктора от меня скрывают что-нибудь «из медицинских соображений», с них станется. — А вы?

— А с нами всё получилось гораздо веселее. И как всегда, совершенно диким образом. — Серго слегка откинулся на спинку стула и принял вид сказителя: — Прослушайте, братцы, эту поучительную историю. «Вещий Олег», как вы помните, в первой линии шёл. Нам вместе со всеми первыми и должно было достаться. Спасли нас… да, наверное, девчонки. Хотару твоя глазастая успела увидеть, что Мишка Дашков магостатики хватанул — тот тоже вечно наперёд всех выскочить норовит, вот ему первому и досталось. Все щиты его дезактивировало, Мишка от болевого сознание потерял и падать начал. Хотару это увидела и заверещала: «Магостатика! Магостатика!» Я только успел в боковое стекло глянуть — а там чадящий сгусток огня куда-то в сторону горизонта заваливается. И снаряды нам в морду! Я уже понял, что сейчас всю защиту нам снесёт, маневрировать давай, а машина всё равно обкатана… плохо, честно скажем. Да и правы были те, кто говорил, что антропоморфность фигуры — проигрышный вариант за счёт большой плоскости вертикальной проекции…

— Собрали собой?

— Полную панамку, — досадливо кивнул Серго. — Сперва магостатика щиты поотрубала. Да сразу следом, пока очухаться не успели, как прилетело нам… Кабину от нижних опор, считай, оторвало. Единственное, повезло — бронестёкла выдержали. Так Сонечка с испугу одномоментно такую броню вокруг нас наморозила — ты не поверишь! Трёхметровую!

— Да ну!

— Я тебе говорю, э! Был «Вещий Олег», а стал гигантский этот…

— Цыплёнок, — подсказал Джедеф. — Или крокодильчик. В яйце.

— Ну, может быть, — с сомнением согласился Серго. — Но я тогда подумал про эскимо. Шарик такой. Несколько ракет по нам вскользь пришлось — гул стоит, звон!

— Так вас, получается, внутри так магостатикой и не накрыло?

— Сперва-то — нет, сидим под колпаком, обалдевшие. Волна атаки мимо нас прокатилась — никто ледяную болванку колупать не захотел, представьте себе! Может, на обратном пути думали или ещё как — я не знаю. Соня от разового сверх-выплеска маны ослабела совсем. Иван сказал, мол, прорываться будем и к своим уходить. Ломаем с той стороны, где от внешнего удара стёкла всё-таки потрескались. Иначе закончится атака и нас выковыривать примутся. Ну и давай мы изнутри огнями лупить — Ваня, Петька да я. Хотару ещё тоже подбрасывает. Засада только в том оказалась, что как только во льду первая трещина появилась, внутрь магостатический туман потёк.

Джедеф цыкнул и болезненно поморщился. Я тоже.

— Приятного совсем мало, — согласился Серго. — Как давай нас крючить, ой-вэй… Лисичка первая в себя маленько пришла. Меня давай трясти: вставай, мол, вставай! Ты, говорит, зверь, и я — зверь. Только мы с тобой сможем. И давай в трещину колотиться. Посмотрел я на неё. Ребят с Соней в сторону отволок, говорю лисе: «Ты теперь отдохни, я подолблюсь. На двоих зверей-то места уже не хватает!» — обернулся, сам думаю: хорошо, в «Вещем Олеге» кабина большая! В «Саранче» бы, к примеру, я полный облик уже принять бы не смог. Да и за счёт того, что радиус скорлупы побольше оказался, проломить её легче было.

— То-то Есения говорит, ушибы у тебя…

— Все плечи отбил! — возмущённо вскинулся Серго. — Потом, когда мы всё-таки трещину пробили, оказалось, что ледяное наше яйцо в сторону от основной линии атаки откатилось. Вылезли мы…

— И тикать огородами! — закончил за него я, вызвав удивлённый взгляд Джедефа.

— Как видел, э! — засмеялся Серго. — Я бегу, Хотару сверху сидит, остальных держит — они до сих пор еле живые были. Сперва думал — ушли. Вдруг из-за бархана на нас — три этих кораблика на ножках! Это нам ещё повезло, что они такой цирк увидели и растерялись, — Серго заржал, покрутил головой: — Но потом осколочными вслед как дали, мало нам не показалось… Да я ещё на подходе к нашей базе умудрился лапой в расселину попасть, связки порвал.

— Уф-ф-ф… — разом сочувственно сморщились мы с Джедефом.