КОМ-10 (Казачий Особый Механизированный, часть 10)

02. В ДОБРЫЙ ПУТЬ

ФЕЕРИЧЕСКИЕ ПРОВОДЫ

В Берлине нам не пришлось даже покинуть главный воздушный порт. «Пуля» пристала к определённой ей причальной мачте, на лифте спустилась группа в составе Фридриха, меня, Хагена и трёх весёлых князей. Во-первых, Фридрих один идти не хотел и сразу рогом упёрся. А во-вторых, я и сам боялся — ну как вцепятся там в него и не выпустят? Вшестером-то не так страшно, поди.

Все остальные остались на борту, экипажу даны были инструкции, чтоб были готовы в любой момент рвануть в сторону родной сторонушки. Дармовым техобслуживанием по некотором размышлении решили пренебречь — чай, русский император не беднее германского, в Москве техосмотр произведём.

Сели мы шестеро в огромный открытый автомобиль и ме-е-едленно покатили в сторону специально организованного помоста, на котором стояли кайзер и его кайзериня — все при лентах-орденах, с чинными выраженьями на лицах. Тут же генералы какие-то, сбоку оркестр пристроен, вокруг фотографы суетятся, числом не менее трёх.

Автомобиль остановился в некотором отдалении от трибунки. Я сперва не понял — чего это? А потом как понял! Иначе ради чего ковровая дорожка-то расстилалась? Пройтись требуется.

— Мы как? — спросил я сведущих князей. — Тут подождём посидим?

— Не по протоколу, — нарочито по-стариковски закряхтел Сокол и полез из машины. — Выгружайся, Коршун. Сопроводим друга-товарища.

Вылезли потащились по дорожке. Сбоку, наверное, казалось, что это германский принц (пусть и младший) со свитой. Или, как минимум, в сопровождении высокопоставленных лиц дружественной державы. Так, скорее всего, в немецких газетках и напишут.

Оркестр при виде нас дружно грянул нечто торжественное в совершенно германском стиле. Сразу захотелось идти, тяжело до железности печатая шаг, еле я сдержался, призвав на помощь всю звериную мягкость.

Ладно, подошли.

К моему глубочайшему удивлению, кайзер про нас не забыл, и из-за трибунки нам навстречу рысью выскочил тощий человечек в военной форме, оказавшийся переводчиком. Видать, Вильгельм Десятый решил официальный статус мероприятию придать. Или, может, просто его раздражало, когда кто-то из русских вдруг невпопад и не в отведённое на то время бросается мне и Серго что-нибудь переводить.

Честно скажу, сперва я подумал, что старался кайзер зря. Уж такой скучный у них был протокол — словно кожаный ремень без горчицы жуёшь*.

*С горчицей — оно тоже занятие дурацкое, но хоть с огоньком…

Фридрих стоял с кислой миной. Ему удалось даже Сокола, давеча изображавшего морду тяпкой, переплюнуть. И вдруг — натурально у меня аж холодные мурашки по спине побежали — взгляд у него как-то изменился. Что-то наш принц затеял!

И точно.

Не успела возникнуть микроскопическая пауза, как он заявил:

— Я так рад, что наконец-то улетаю, — переводчик от нарушения протокола немножко растерялся, но переводить продолжил, как заведённый. — Хотел вам, дорогие родители, перед отъездом задать один вопрос. Отец, вы знали, что матушка затеяла интригу с целью убить моего сюзерена?

— Я не знал! — отчеканил Вильгельм и потрясённо уставился сперва словно бы в никуда (очевидно, осознавая, с чего это он вдруг даёт такие откровенные ответы), потом на сына и наконец на жену: — Мария⁈ Это правда⁈

Кайзериня растерялась всего на долю секунды и холодно заявила:

— Мы поговорим об этом не здесь!

— Нет, мы поговорим здесь и сейчас! — набычился Фридрих, обращаясь к матери: — Ваше величество, разве вы не понимаете, что не добьётесь взаимопонимания со мной, ставя под угрозу жизнь моих друзей и моей любимой женщины.

— Это пустое! — отрубила кайзериня. — Эти твои «друзья» — всего лишь дикие варвары! Какой-то казак из ужасной Сибири. Можно подумать! Одним казаком больше, одним меньше. А этой женщине вовсе не стоит переживать, совсем скоро она навсегда перестанет тебя беспокоить! — Тут императрица Мария поняла, что она только что сказала и хлопнулась в обморок.

— Спасибо, я услышал всё, что хотел, прощайте! — холодно сказал Фридрих и почти бегом сбежал с помоста.

— Быстро в машину! — прошипел Сокол, и мы почти бегом устремились к автомобилю.

Фридрих рявкнул на шофёра, и к причалу «Пули» мы летели с таким свистом, что аж волосы назад.

— Когда-нибудь мы научимся делать всё так, чтобы позади не оставались руины и зарево пожарищ? — довольно поэтично спросил Петя, пока мы вшестером втискивались в кабинку лифта.

— Но не сегодня! — сурово ответил Фридрих, и мы понеслись наверх.

— Вот как затормозят нас на вылете, — вслух подумал я, входя в «Пулю» и занимая своё кресло.

— Это вряд ли, — возразил Сокол. — Дядюшка очень не любит, когда кто-либо творит препоны его подданным. Но если речь заходит о членах семьи, он становится крайне неприятным.

Действительно. Попытаться задержать дирижабль с великим князем на борту…

Мы благополучно покинули воздушный порт Берлина, и никаких сигналов нам не поступило. «Пуля» развернулась, и в мой иллюминатор стало видно злополучную трибунку и суетящихся вокруг людей. Интересно, что они в газетах напишут? А, впрочем, верно, выберут из фотографий что-нибудь приличное.

ВЫ ИМЕЕТЕ ДЕЛО С ЛИТЕРАТОРОМ

Чего я откровенно боялся — так это того, что Иван всю нашу компанию опять за собой потащит. На этот раз в гости к своим родственникам. Что-то как-то я уже кайзеровскими щами нахлебался, спасибо. Можно, я просто в какую-нибудь блинную зайду? Или, скажем, в пирожковую? Есть тут, к примеру, в Москве подобные заведения?

Видать, мои опасения так крупно были написаны на лице, что Иван сказал:

— Да не переживай так! Никаких больше высочайших обедов. Тем более, Катерина у нас — непоседа. Сейчас, узнаю только, куда она нынче лыжи навострила…

И пока мы определяли «Пулю» на техобслуживание (точнее, Фридрих определял, а мы рядом толклись), великий наш князюшко, не теряя времени, сбегал в переговорный пункт воздушного порта и домой позвонил.*

*А может, надо сказать «во дворец»? Во дворцах же великие князья живут? Иль в особняках? Хрен этих князей разберёт!

Явился бодр и весел.

— Екатерина Кирилловна изволит гулять, и по счастью, сообщила маман, где именно. Едем на Всероссийскую торгово-промышленную выставку.

— А Кнопфель? — я кивнул на взъерошенного профессора, который топтался вдоль перил пассажирской платформы, таращась во все стороны и норовя улететь вниз. Хорошо, у него две крупнокалиберные няньки есть.

— А Кнопфеля вместе с его амбалами в гостиницу для техперсонала отправим, — предложил Петя. — Я знаю, тут есть. Я когда из госпиталя сбежал, тут мимоходом тоже ошивался.

— Я, с ваший позволение, тоже в гостиница, — Фридрих внезапно устал — прямо как сдувшийся шарик. — Сила отсутствовать. Надо полешать.

— А я останусь присмотреть, — кивнул Хаген. — Так надёжнее будет.

— Может, и я тогда останусь? — мне страшно не хотелось тащиться куда-то и разговоры разговаривать с той дамочкой, которая доставила мне столько неприятных минут своими литературными подвигами.

— Нет уж! — воспротивился Иван. — Нам нужен железный аргумент!

— А я при чём?

— Да при том! Нам Катька от ворот поворот покажет. А тебя застесняется.

— Да правда что!

— Тут я тебе гарантию дам, — заверил Сокол, — представлю тебя так, что застесняется, сто процентов.

Не могу сказать, что меня подобное заявление чрезвычайно обрадовало, но потащился. А что делать?

Выставка была огромной. Нет, ОГРОМНОЙ! Если взять всю территорию нашего училища — с корпусами, хозяйственными и тренировочными зонами — да умножить раза этак в два или даже три, вот тогда примерно и получится Всероссийская торгово-промышленная выставка.

— И как, я стесняюсь поинтересоваться, мы будем здесь твою сестрицу искать? — вопросил я.

— Да очень просто! — Иван (а гуськом за ним мы все) направился к огромной карте с восклицательным знаком и надписью «ВЫ НАХОДИТЕСЬ ЗДЕСЬ!» От наименований павильонов пестрело в глазах.

— Что-то мне не кажется, что это будет просто, — поддержал меня Серго.

— Погодите крыльями хлопать! — Иван что-то искал в списках, сдался и окликнул прохаживающегося неподалёку смотрителя: — Любезный! Не подскажете ли нам, где тут павильон с рубиновыми слонами?

— Извольте, ваше высокоблагородие! — кинув руку к козырьку фуражки, служитель поспешил на помощь. — Вот тут, недалече, где обозначен малый стадион.

— А чего ж слоны не обозначены? — недовольно нахмурился Иван. — Сколько искали по всей карте!

— Слоны-то — они ить только вчерась прибывши, — заступился за карту смотритель. — Сегодня первый день выступления, место только с утра определено, послали новую карточку заказать, да ещё не прибыла. Для того я и дежурю!

— А представлений много?

— В начале каждого часа по сорока пяти минут, — отрапортовал смотритель.

— Ну, добро! — Сокол смягчился и даже выдал смотрителю четвертак* за услуги и устремился по усыпанной мраморной крошкой дорожке: — За мной, братцы!

*Монета в 25 копеек.

Вскоре стало ясно, что мы приближаемся к нужному павильону — издалека доносились восторженные крики и бурные аплодисменты. Потом вроде затихло — и снова: визг, овации! Дальше голос, усиленный рупором, прокричал:

— Дамы и господа, рубиновый цирк благодарит вас за внимание! Для желающих будет повторение выступления через четверть часа!

Тут аплодисменты взорвались ещё раз и начали затухать, а навстречу нам повалили люди. Публика, что характерно, попадалась самая разнообразная — и дворяне, и купцы, и студенты, и разночинцы всякие, вплоть до работяг в костюмах автомобильных техников.

— А вот и они! — пробормотал Иван и кинулся вперёд, резко заступив дорогу двум увлечённо щебечущим барышням, которые кроме друг друга ничего вокруг не видели.

— Ай! — пискнули они хором, и та, что посветлее, тут же повисла у Сокола на шее:

— Ваня!

— Привет, Катюня. Здравствуйте, Лидочка! А я не один, с друзьями. Петю и Серго вы знаете, а нашего общего товарища тебе, Катенька, я думаю, даже представлять не нужно, так хорошо ты о его жизни осведомлена.

На этих словах Катерина слегка покраснела и постаралась незаметно ткнуть Ивана в бок.

— Ой, господа, прошу меня извинить, — Лидочка вытянула шею, — меня, кажется, мама зовёт! — и испарилась.

— Вот и славно, — сказал Иван, — без неё легче.

— Ну ты вообще! — возмутилась Катя.

— Не «вообще», а позволь тебе, дорогая сестрица, представить человека, волею твоей пережившего множество тягот и невзгод. Свадебный Коршун, он же Илья Алексеевич, — тут он обратился ко мне: — Моя сестра Екатерина, литератор.

Я думал, она за этого «литератора» брата взглядом испепелит.

— Весьма рад знакомству, ваше высочество, — мне пришлось лишь поклониться, обойдясь без чинных поцелуев, поскольку Катерина, совсем уж красная, обеими руками комкала свою сумочку.

— Илья Алексеевич, я должна извиниться…

— Право, не сто́ит… — начал я, но был перебит Иваном:

— Сто́ит! Ещё как стоит! Откровенно говоря, Катенька, мы сюда исключительно из-за тебя явились. И вот с какой целью… — Он оглянулся: — Вот досада! Хоть бы одно укромное место!

— Можно зайти в венскую кофейню, — предложила Катерина, — тут рядом. Там зал довольно большой.

— А кабинеты есть?

— К-кажется, я не спрашивала.

— Пошли!

Кабинеты в кофейне обнаружились, и были даже свободные, так что мы уселись, заказав кофе и пирожные, и Иван довольно коротко и толково изложил Катерине нашу проблему.

— Видишь ли, сестрица, можно было бы начать артачиться и задирать нос. Но. Во-первых, я действительно считаю, что неплохо бы загладить свою вину перед человеком, который тебе…

— Ну перестань, Ванька, иначе я тебя тресну!

— Фи, какое неподобающее поведение для благородной дамы! — сморщив нос, передразнил Иван кого-то обоим им знакомого, потому что Катерина тут же фыркнула. — И вообще, дослушай до конца. Во-вторых, это важно не только Илье, но и Серго, и всем кланам оборотней государства российского. А в-третьих, этот жест доброй воли в некоторой степени оправдает тебя перед дядюшкой.

И не надо конкретизировать — перед каким дядюшкой, все и так всё поняли.

— Я так поняла, проблема в срочности? — уточнила Катерина.

— Да. У нас осталось не более полутора суток.

— Посмотреть бы хоть на эти водоросли.

— Да легко! Заскочим домой — и в воздушный порт. Лететь всё равно до Иркутска придётся, потом только в Железногорск. Успеешь насмотреться. Заодно с сумасшедшим профессором познакомишься. Вы с ним должны хорошо сойтись.

Катерина Кирилловна возмущённо фыркнула, но, что показательно, возражать не стала.