22. БОДРОЕ НАЧАЛО

СОБРАТЬ В КУЛАК

— Может быть, в этом и была причина? — услышал я собственный голос.

— Причина? — переспросила Соня.

— Причина того, почему Джедеф не стал спокойно возвращаться по Нилу, а полез проверять, куда пропадают в пустыне его соплеменники? Если он встретил в верховьях Нила хоть кого-то из своей родни, он не мог этого не узнать.

Иван подскочил и начал метаться по помещению, как раненный зверь:

— Если Катька у них… Если они посмеют…

— Успокойся, Ваня, — неожиданно непривычным, надтреснутым голосом сказала Белая Вьюга. — Если хоть волос с её головы упал, мы из них всю кровь по капле выморозим.

Так и сказала: «выморозим», а не «выжмем». На свой ледяной манер.

Но если Катерина Кирилловна попала в лапы этим уродам, там уже не о волосах переживать надо. Как бы не опоздать.

* * *

Наверное, я зря на себя жути нагонял. Мы зависли в точке передачи над маяком ретрансляции и передали информацию в посольство и в канцелярию двора фараона (или как уж у них тут это называется). И всё закрутилось очень быстро.

Через короткое время под нами на песке начали выстраиваться ударные российско-египетские силы. Ряды «Скорпионов» и «Святогоров» в сияющей броне. Здесь были даже «Змеи», на платформе одного из которых стоял белый фургон медслужбы. Я видел пару «Детин» и пяток «Архангелов». И мы, конечно, тоже спустились вместе с техникой, чтобы пойти в атаку вместе с нашими силами — не могли же мы в стороне просидеть!

Есению сопроводили в медблок, Соня с Хотару в этот раз пошли в усиление к экипажу «Вещего Олега», а Мария с Сэнго — к «Пантере», потому как светлейшая княжна Смолянинова отжала-таки себе право сопровождать в этот раз герцога. То есть меня. А я выдвигаюсь вроде как на «Саранче». Белой Вьюге-то невдомёк, что как только бой начнётся, я из кармана выскочу и превращусь в автономную боевую единицу с усилением в виде шестихвостой лисы.

Да и Бог с ней, с аристократкой надутой, пусть в «Саранче» покатается. Урдумай наловчился гонять не хуже Хагена — вот пусть княжне кишочки и порастрясёт.

А пока я сидел в человеческом виде в кармане «Саранчи», а рядом на крыше глазели по сторонам Айко и Миша Дашков, который с переброской и началом боя готовился выступить в виде поддержки с воздуха. Нам с лисой задача была поставлена предельно просто: заходим в купола, прорываемся к друидическим деревьям, отрубаем их от жертв, ищем как первоочередную цель Катерину Кирилловну, во вторую голову — Джедефа.

А потом раздался общий сигнал — и весь накопленный железный кулак одним духом перенесло в найденную нами точку.

СКАЧЕМ ВДОЛЬ ФРОНТА

Вот несколько раз уже говорил. Когда, значицца, правильная военная операция, когда ровными, строгими линиями шагоходы выстроены — это внушает! Да ежели поддержка правильно мажеская организована…

Это сверху, из невидимого дирижабля так смотрелось.

А внизу, едва я огляделся, так остро мне русско-польский фронт напомнило…

Никто с нами красиво и правильно воевать не собирался. Из марева невидимости, что обеспечивали эти, по словам Айко, друидские деревья, на нас вышли…

Вот красиво, наверное, во всяких книгах напишут — «Исполчилась на наши силы велико-огромная рать, и были мы, словно песчинки…» А когда в реальности из-за барханов, закрывая небо, вылетают дымные ленты ракетных выстрелов, и, раздвигая эту дымку, на тебя выходит строй новейших англских шагоходов — это, батенька, внушает. И от былинного стиля внутре вообще ничего не остаётся.

А что остается? Всё как всегда… Со всей дури долбануть ногой в крышу «Саранчи» и заорать:

— Гони, залётный! — А самому заорать монгольский напев, чтоб родимая железка вывела тебя из-под удара. И не думать, не думать! О своих друзьях, оставшихся прямо на острие удара. О выполнении основного приказа… потому как мёртвые приказ выполнить не могут, а значит — сначала выживем.

Я пел монгольские песни. Рядом, вцепившись когтями в броню и распушив хвосты, висела Айко. А Урдумай стремительно вёл нас в обход основного фронта.

К чести этой безумной выходки, мы таки собрали на себя основную порцию «аплодисментов» от противников. Ну ещё бы! Вот ты такой важный выходишь, а поперёк будущего поля боя, как укушенная, несется неопознанная железка. Это я про «Саранчу», ежели непонятно. Мало того, что вся сплошь модифицированная, так ещё и тварь шерстяная поверх! Куда бежит? Зачем? Непорядочно… Как по нам палили, мама моя!

Но, что характерно — не попали. Вот, думаю, вражеским стрелкам было обидно. Урдумай, словно издеваясь, пропустил за собой все выстрелы и убежал за бархан. Вылитый я в Сирии!

Вот только когда основная опасность миновала и этот, Боже благослови его, бархан скрыл нас, наш пилот откинул верхний люк и что-то восторженно заорал мне на тувинском.

— Говори на русском, детина ты ни разу не образованная! — пытался остановить его Швец, но Урдумай махал руками и что-то вопил по-своему.

— Дисциплина у вас в экипаже… — недовольно высказалась Вера Пална.

— Ой, я вас умоляю, заткнитесь уже, пожалуйста, а? — интеллигентно ответила Айко, а я нагнулся в люк и встряхнул Урдумая за шкирку.

— Боец! Успокоился! Упал за рычаги и вперёд!

— Илья Алексеевич, вы видели? Вы видели, как я? — наконец более менее внятно (и главное — по-русски!) заорал Урдумай.

— Красавчик ва-аще! — похлопал я его по плечу. — Теперь ещё дай господину Швецу пару раз стрельнуть — и совсем молодец будешь! Вперёд! Доставь нас в тыл этим уродам!

— Да! — По-моему, Урдумай решил, что он теперь реально могёт всё.

Я захлопнул люк. А что я ещё могу? Паренёк вообще первый раз в настоящем бою. Оно, конечно, учёба там, тренировочные выезды, все дела. А вот когда по тебе настоящими стреляют, чтоб тушку твою драгоценную попортить, это, знаете, некоторым образом бодрит.

— И какие у вас, дальнейшие планы, господин герцог?

— Вот ты нудятина, а, Вера Пална? — Я сердито повернулся к Вьюге. — Нас тут убить вообще-то могут…

— Ф-фу! — фыркнула она. — Меня? Эти убогие железки? Доставьте меня в центр этого…– она пошевелила пальцами, — образования и…

Договорить нам не дали, ибо Урдумай, мягко разогнав нас под прикрытием бархана, видимо, решил повторить свой феерический пробег. Ага.

Как я орал! Орал, пел, хрипел — называйте это любыми словами, но наша «Саранча» неслась прямо под носом у вражеских машин. Ей-Богу, если в первый раз это было наглостью, то теперь выглядело сущим безумством! Вы когда-нибудь видели вражеские шагоходы вот так, в упор? Метров с десяти? А? А я могу сказать, что видел. Охренеть, опыт.

Ну что могу сказать? Швец палил прямо в кабины. В бронестёкла. А они на стрельбу в упор вообще-то не рассчитаны. Ну и по нам палили, не без этого. Но попасть — вот с этим проблемки вырисовывались. Это когда прямо перед тобой, на скорости мало за сто пятьдесят, поднимая тучу пыли, несётся непонятно что…

К слову сказать, Белая Вьюга, до того сидевшая на попе ровно, тут решила тоже выступить. Ага, на все деньги. Пока Антоха лупил по вражьим машинам, она аккуратно — вот не подберу другого слова! — аккуратно отпиливала огромным ледяным лезвием опоры подвернувшимся шагоходам. Оно понятно, что не всем — мы ж летели как укушенные. А самое важное (для меня, по крайней мере), что наша «Саранча» собрала за собой такой веер ракет — мама не горюй! И ни одна не попала. А это что значит? Это значит, в наших прилетит меньше!

— Туда давай! Туда! — Ух ты, неужели нашу ледяную дамочку горячка боя пробрала? Вьюга залихватски долбанула ножкой в сапожке в крышу «Саранче» и, увидев бешеные глаза Урдумая, ткнула куда-то вправо.

— Яволь! — не совсем по-русски, но понятно в ответ проорал Урдумай, и «Саранча», лягнув опорами песок, прыгнула в указанном направлении. Вот ежели не было б у меня опыту, летел бы в песок, как та птичка. Но с Хагеном побегай, не такое выучишь. Вцепившись в поручень, под восторженный (Айко) и возмущенный (Вьюга) визг, я летел в…

Куда?

Куда-то.

Господа студенты, вначале в Новосибирске, а потом и в Иркутском училище, всячески изгалялись над «Саранчой», и теперь она мало напоминала свой медленный и слабовооружённый прототип. Это теперь была такая… знаете, вот даже не подберу слов цензурных. Это ж не «Саранча», это «Пиранья» какая получается. Дядька рассказывал, есть мол в реке Амазонке такая рыбёшка. Маленькая, а зубы — во! И скоростная — страсть! Вот и мы теперь — быстрый ужасть, да и зубы на загляденье.

Только я про зубы подумал, как Антоха стволы Рябушинского в бочину здоровенному «Скорпиону» ка-ак разрядит. Моё почтение! Бедолаге не только хвост с ракетницей оторвало, так и весь бок разворотило. Кто-то отвоевался, ядрёна колупайка!

— Наш выход? — повернулась ко мне Вера Пална. Ага, вот сейчас самое время. «Саранча» проскочила строй вражеской техники и неслась в центр базы.

— Оно самое. Урдумай, давай назад! — долбанул я в крышу. Вот есть же переговорные трубки, а старые привычки всё равно сильнее. — Айко, Вьюгу прикрой!

И под совместные возмущённые вопли я прыгнул вниз.

О, да-а-а!

СПЕЛИСЬ!

И что вы думаете? Эти две мерзавки, (я специально проследил, чтоб не сказать это вслух) уже через несколько секунд оказались у меня на спине! Причём, Вьюга (видимо, под влиянием момента) забыла о своём стервозном характере и, ловко балансируя у меня на загривке, хохотала и швырялась во все стороны ледяными сосульками. И если в исполнении Дарьи, Марьи и Софии это реально были сосульки, то Вера Пална метала просто исполинские ледяные колья. Как бы не с бревно толщиной.

Пень горелый, я даже стукнуть никого когтями не успевал! Шестихвостая отбивала всё, что в нас летело — исправно занималась защитой, а Вьюга… Ну что сказать? Не зря же её считают сильнейшим магом холода в мире? Ой, не зря. Пески Сахары до сего дня, наверное, и не знали о существовании таких холодов.

Пока мы носились по базе, я внезапно подумал. Идиотская привычка, от которой я так и не избавился — мысли всякие гонять в башке во время боя. И не отвлекает, вроде, а всё равно…

Слишком на этой базе всё ровно и гладко. Не смогли бы египтяне, при всём моём уважении… Вот так по циркулю? Не-е… они бы тут каменюк своих натаскали, пирамиды построили, и непременно квадратно-гнездовым способом, а не вот это вот. Казармы, или что это тут, как на смотр, какие-то домики… Не-е, это, по-любому, кто-то из европейцев. Или англы опять, или франки. Не дойчи, у тех вообще лютый орднунг был бы, каждая гаечка на своём месте…

А потом мы воткнулись в брюхо просто исполинского шагохода. И как я его не заметил? Вот говорил же себе — не надо всякую хрень в бою думать…

— Моё! — с восторженным воплем Айко взлетела вверх и упала куда-то на спину гигантской машине.

— Нет, моё! — Да япону мать твою итить, а! И эта туда же!

Взлетать Вьюга не стала, а просто аккуратно (это если можно так сказать) воткнула несколько ледяных копий в опору и, словно малая девчонка, попрыгала по ним к окнам кабины. Представляю себе, насколько обалдел экипаж от подобной бесцеремонности! Хотя-я, я так думаю, им компания Великой Волшебницы и шестихвостой лисы вместе могла только в страшных снах присниться. Это если ещё про меня не забыть.

А пока забыли, я несколькими ударами когтей срубил правый опорный сустав на ближайшей ноге и с чувством выполненного долга огляделся.

Опа! А это мы удачно зашли! Пока мы наскипидаренной блохой носились по базе, я как-то позабыл о нашей главной цели. Увлёкся, так сказать…

* * *

А дерево-то, оказывается, не обязательно одно на купол приходилось. Этот вот был большой, и в кроваво-красной луже росло, если можно про них такое слово сказать, несколько деревьев. Ежели по чесноку, то эти отродья древесного рода даже деревьями-то называть было противно. Перекрученные. Даже на беглый взгляд нездоровые. Да и плевать я, в общем-то, хотел на их здоровье… А вот на что совсем не плевать, так это на то, что на кажном гадском дереве-кровопийце по человеку было привязано.

Я рванулся к ним… и как в стену влетел. В прозрачную, словно стеклянную стену. Только стены-то не было. Защита какая? Я неторопливо прошёлся вдоль. Пару раз попробовал долбануть когтями. Не выходит каменный цветок. Н-да…

— Дай я! — О! Кажись, кончился гигантский шагоход. Вернее, кончили бедолагу. Не вынес дружеских объятий лисы и Вьюги. Ага. Эти кого угодно до цугундера доведут. Тем более вдвоём.

Лиса, в своём самом страшном внешнем облике подскочила к защите и полоснула по ней когтями. Вот всегда думал, что уж теперь-то мои когти — ого-го! А гляди ж ты, есть куда расти, ядрёна колупайка! Оно, могёт быть, в абсолютном значении размеров когтей у меня и поболе, но так и тушка у Айко меньше. А когти — мама моя! Это ж тихий ужас. Хотя почему тихий? Такое повстречается — орать будешь, как истеричка. Недолго, правда.

Пока я опять всякую чушь в голове гонял, Айко побилась о невидимый полог и с недовольным видом отошла.

— Подвиньтесь!

Вот что спесь мажеская-то с людьми делает! «Подвинуться» ей. А ничего, что это как в том детском анекдоте про рельсы — места вокруг вагон? Белая Вьюга подошла к щиту, возложила (я даже другого слова подобрать не могу, именно возложила) на невидимую стену руку. От ладони во все стороны побежали ледяные, кто бы сомневался, завитушки. Вот зимой на стёклах такие же. Только, судя по всему, эти самые завитушки не для рассматривания были. С тихим «Дзынь!» защита осыпалась.

— Я сейчас! — Айко метнулась к привязанным бедолагам. Притащила их. И даже лечилку в рот кажному влила! А потом «деревья» стремительно замёрзли. Ага.

— Будут живы! Давайте дальше! — Ну ещё бы, куда мы без авторитетного мнения Веры Палны-то?

— И куда? — Я сел на жопу. Действительно, куда? Остальные «деревья» ломать?

— Если ты забыл, мы ищем Катерину!

— От оно чё! А я то и запамятовал! Как? Как, ты мне скажи, мы её тут найдём?

— Так просто же! — И Айко туда же! — Всех плохих убьём, а хороших спасём! Илья Алексеевич, ну!

Общая незамутнённость сознания, как у этих, аборигенов с Австралии…

Я поднялся с пятой точки. Хорошо. Всё равно плана лучше у нас нет.

— Ведите меня, указывайте путь глупому мишке!

— Сразу бы так…

По-моему, мой сарказм прошёл мимо обеих дамочек. Или они успешно сделали вид, с женщинами не всегда сразу и разберёшь…

Загрузка...