КОМ-10 (Казачий Особый Механизированный, часть 10)

18. ПОЕДИНОК НА КАМЕННОМ ПОЛЕ

АЙКО, МАША И ИЛЬЯ

Айко только тонко улыбнулась. И когда жрец ударил в огромный гонг, и над каменным полем поплыл густой, глубокий звук, она не стала обращаться, а просто неторопливо пошла вперёд. Маленькая девушка в белом кимоно с розовыми цветами. Она сделала три шага — и исчезла.

Я как раз накидывал шкуру и максимальные щиты, успевая краем глаза следить, как под невидимостью она буквально пулей устремилась вперёд. Пока наш левый скорпион едва успел сделать пару шагов, поводя в разные стороны клешнями и жалом. Чего он не ожидал, так это того, что атака из пустоты будет столь молниеносной и придётся в самое подбрюшье. Корпус скорпиона вздрогнул от удара о энергетический щит. Весь он словно подсветился красным — да так и принялся мигать, точно новогодний фонарик, потому что Айко со скоростью дятла принялась долбить в одну точку.

— Наш правый, — сообщил я Маше, закидывая её на загривок, — держись крепче!

И мы понеслись, уклоняясь от летящих в нас снарядов — мне главное, чтоб они по касательной проходили, нагрузка на щиты в разы легче.

Встречный скорпион тоже бросился вперёд… и покатился, разъезжаясь опорами на непривычном льду, который, словно каток, в одену секунду покрыл всю площадку под ним.

Массированный удар мощных ледяных копий накрыл его сверху, мгновенно перегрузив и отключив щиты.

— А ну ещё! — азартно крикнула Маша, и ледяная взвесь обволокла «Скорпиона», примораживая суставы и сочленения, роняя его подвижность. — Может, в сосульку его закатаем?

— Я обещался вскрыть эту консерву! — рыкнул я. — Давай ледяную дорожку!

— Есть!

Вот что мне нравится в наших девчонках — в бою не жеманятся, всё чётко.

Я пригнулся, юзом проскальзывая по льду под закостеневшей клешнёй «Скорпиона». В загривок вжалась Маша.

Мимо нас мелькнула картинка: удары Айко в щит светились уже фиолетовым — скоро дожмёт! А жало вражины под брюхо не доставало! Экипаж пытался засунуть под днище клешни, снабжённые орудиями, лупил наобум и даже пару раз преуспел. Но пробить щит Айко не смог, зато повредил собственную опору и теперь припадал на правый бок.

Где-то сбоку орали:

— Ма-ма!.. Да-вай!.. Ма-ма!.. Да-вай!..

Перед моей мордой проскочила задняя опора, за которую я ухватился. А вес у меня хорош! Аж корпус немаленького «Скорпиона» вздрогнул!

— Маша! Льда на жало!

— Н-на! — вот же Марья молодец!

Удар прошёл тремя волнами.

Просто холод, проморозивший металл.

Мокрая ледяная взвесь, мгновенно облепившая сочленения.

И снова холод, сцементировавший ледяное крошево в единый монолит!

Вокруг нас резко сконцентрировался мороз градусов в сорок! Хищно извивавшийся хвост замер в неподвижности. Поможем болезному, чтоб не мучился!

— Держись! — я встал на задние лапы и отломил «Скорпиону» кусучее жало. Бздынькнул перемороженный металл. Подумал секунду — да и хвост надломил. Потому что — а чего они?

Хорошо быть большим!

Мы самые! – радостно взревел Зверь.

Я ссадил Марью на землю:

— Вокруг посматривай, опоры подмораживай, я черепушку ему вскрою.

— Есть!

И полез наверх. Корпус для лазанья у «Скорпиона» был — любо-дорого! Это вам не то что через скользкие ледяные торосы перебираться. Нда, что-то я защиту Большого Ледового Моста вспомнил.

В общем, наверх я взобрался — как про прошпекту прочапал. Долбанул от души по кумполу, вокруг ажно гул пошёл. Хотел присказку из «Теремка» выкрикнуть, но получилось почему-то:

— Без окошков, без дверцов — полна ж*па огурцов! — вот же детская дразнильная память откуда прёт? — Хочешь жить — лягай на пол, руки за голову! Кто не спрятался — я не виноват! — и вбил когти под крышку.

Вскрыл я эту коробушечку в два рывка, натурально как консерву отогнул:

— Алё!!! — кричу. — Сдаётесь⁈

А они носами в пол лежат, только косяки на меня давят.

— Эх, вы, — говорю, — ящерицы хреновы!

Выволок за шкирки обоих да как придал ускорения — по льду-то со свистом за край поля улетели.

— Это наш!!! — вопила Хотару. — Это наш герцог!!!

А я осознал, что со стороны Айко затихли ритмичные удары. И тут же из верхнего люка вылетела и покатилась, подпрыгивая на льду, голова.

— Мама жги!!! — это уже Сэнго.

И «Скорпион» действительно полыхнул. Из облака жирного дыма вылетела Айко, в руках у неё болтался кашляющий второй пилот. Или первый пилот? Ещё в египетских пилотах я не разбирался!

— Сдавшегося куда? — тряхнула копчёным египтянином лиса.

— Сюда давай! — Маша мгновенно сформировала из ледыхи подобие здоровенного блюдца, в которое Айко и кинула своего пленника.

— Илья Алексеич, — церемонно кивнула великая княжна, — так вам будет несомненно удобнее.

— Ах, с вашего позволения, — изобразил неуклюжий реверанс я и наподдал по ледяной чашке так, что она просвистела далеко за край каменного поля и впилилась куда-то в трибуны.

БЕГЕМОТ И «ВЕЩИЙ ОЛЕГ»

— Поможем нашим! — взвизгнула Айко и первая устремилась в центр поля, где «Вещий Олег» мордовался с синим «Скорпионом».

Я успел заметить, что Сонечка пошла дальше Маши и организовала их «Скорпиону» ледяную маску по всей морде. Надо полагать, у того сразу пропала видимость, суставы тоже заскрипели-засбоили, после чего Бегемот (тоже здоровый, надо сказать) принялся колотить по нему какой-то огромной изогнутой стальной дурой, методично отламывая ему сперва манипуляторы, а потом опоры. До третьей уже дошёл. Может, внутри и хотели сдаться, но люки у них, похоже, тоже приморозило.

Дашков хлестался с египтянкой-огневичкой — в дальнем углу поля гудели, сшибаясь, огненные штормы.

А «Вещий Олег» пытался пробить защиту Миновского «Скорпиона», одновременно стреляя, лупя его саблей, швыряясь ильиными огнями и сверля красными глазами — таки это оказалась та новейшая энерго-рубиновая пушка!

«Скорпион» держался, прокатывая по синим бронелистам малахитовые сполохи, успевая стрелять в ответку и жалить «Олега» хвостом с энергетическими зарядами. В ответ на удары защитная энергосфера «Вещего Олега» вспыхивала не целиком, как обычно, а пятнами, составленными из шестиугольных островков — и чем сильнее приходился удар в какую-то точку, тем сильнее светились в этом месте щиты. Умная автономная броня! Вот что Петя так в этот шагоход вцепился. Теперь весь экипаж может о щитах вообще не думать, а сосредоточиться чисто на наступательных заклинаниях. А в случае нужды — подкрепить защиту. Это ж какое преимущество!

Мин, кажется, это тоже понял и стал аккуратнее и расчётливее. Пятился, отскакивал, припадал и неожиданно бросался вперёд, виртуозно манипулируя жалом. Его внешний магический контур сиял уже не так ослепительно и местами даже подмаргивал, но…

Неизвестно, что там дальше было бы, и как бы долго противники танцевали, если б в ситуацию не вмешалась Айко.

Мелькнув вперёд нас пулей, она с каким-то безумным японским воплем, в котором мне слышалось только «яй-яй-яй-яй-я-а-а-а-а-а!» упала в самое основание скорпионьего хвоста, приняла боевой облик и вцепилась своими сияющими когтями в кабель магического контура. Рванула! И впилась в него зубами.

— Господи, там же брильянты! — ахнула Маша. — Поломает зубы!

— Ма-ма!.. Ма-ма!.. — скандировали на заднем фоне наши отчаянные болельщицы.

Гулко бахнуло, и Айко, упорно не разжимавшая стиснутые челюсти, мгновенно сделалась похожа на огромный шестихвостый ёршик. А главный контур «Скорпиона» мигнул и погас!

— Айко, — рявкнул я, — уходи оттуда!

Сейчас она нашим только мешать будет.

Лиса поняла. Или ей так сплохело? Обмякла вся и скатилась под опоры елозящему «Скорпиону».

— Маша, льда! Дорожку!

— Даю!

Передо мной возникло идеальной гладкости полотно.

— Держись!

Мы проскользили по нему, подхватив по пути полуобморочную лису, которую я сразу закинул на загривок:

— Маша, держи!

«Вещий Олег» тут же усилил напор. Щит «Скорпиона» лопнул со стеклянным звуком, а следом на корпус, вздувая металл, обрушился сгусток усиленного новейшей пушкой ильина огня.

— Обалдеть! — сказала Мария. — Я и не знала, что Ваня так может!

Они скатились с моего загривка, и теперь Мария сидела, а Айко лежала, положив голову ей на колени.

— Это из-за пушки новой, — не открывая глаз сказала она. — Страшная вещь.

А я подумал, что действительно страшная. Как бы её после нашего выступления не запретили подобно химическому и биологическому оружию. Впрочем, всегда можно иметь набор специальных шагоходов, поставленных на консервацию. На случай, если кто-то из противников особо обнаглеет.

Подивившись высокополитическим мыслям, забредшим в мою скромную голову, я оглянулся. Бегемот докурочил своего противника, оторвав ему всё, что только можно. А вот Дашков…

ОГОНЬ И ПУСТЫНЯ

— Мишу, однако, понесло! Девочки, я туда!

Я мчался в дальний от нас угол площадки, где два огненных мага пылали живыми факелами. Сейчас они более всего были похожи на ифритов. Или на огненных элементалей из учебника?

— Илья! — наперерез бросилась Соня. — Меня возьми!

Ну, похоже, судьба моя всех девчонок сегодня покатать.

— Держись! — и спустя буквально полсотни метров: — Морозь! Лапы припекает!

Камень по мере приближения к дерущейся парочке раскалялся всё больше. От волны холода он начал сразу лопаться, стреляя во все стороны обломками.

— Это хрен с ним! — бормотал я. — У меня на лапах шкура такая, не пробьёшь, ядрёна колупайка…

В эпицентре огненной битвы камень давно расплавился до состояния лавы, прожёг песок, и воронка уходила всё глубже, а Дашков продолжал вколачивать в неё соперницу.

— Илюш, они, по-моему, перешагнули грань… — испуганно сказала Соня. — Мишка не в себе! Ты слышишь, это египтянка кричит!

Она действительно кричала. Странным голосом — словно бурлящий вулкан и шипящий на сковороде жир одновременно. Кричала в ужасе, мешая египетские слова с русскими:

— … Простите!… Отпустите!..…… Отпустите меня!… Я больше не буду! Я не буду-у-у-у! Ма-а-а-а-ма-а-а-а-а!

— Соня, холоду туда пустим — что будет?

— Не знаю, — голос её испуганно дрожал. — А если убьём?

— Мишка!!! — рявкнул я изо всех сил.

Пылающий человек обернулся ко мне, и в глазах его не было ничего, кроме чистой стихии огня.

— Мишка! Отпусти её! Она всё, сдалась.

Он что-то ответил мне, но я не разобрал ни слова.

Египтянка тем временем, поскуливая, выкарабкалась из оплывающей ямы и быстро-быстро поползла в сторону края, превращаясь из сгустка огня просто в испуганную девушку. Её зубы стучали так громко, что это костяное клацанье разносилось по всей площадке. Дашков обернулся к ней, и его рука начала вытягиваться, неестественно вырастать, намереваясь схватить…

— Мишка, прекрати! Ты же князь, возьми себя в руки!

Он слегка склонил голову, глядя на меня, как на досаждающую неприятность.

Пахну́ло жаром.

— Ты же человек! — не сдался я, хотя шерсть начала потрескивать. — Ты же друг мой! Ну же! А семья как же? Есения? Вспомни Есению, Мишка! У вас скоро ребёнок будет! — это я наобум ляпнул, лишь бы ускользающее сознание хоть за что-то зацепилось.

Пламя дёрнулось и немножко опало. Теперь он смотрел на меня, словно пытаясь вспомнить…

— Миша! Ты вспомни, как ты за ней ухаживал! Ты ж любишь её! Есению! — её имя я старался вставлять как можно чаще. — А как я к папеньке Есениному, профессору Боброву ездил, сватал тебя, а? Она же здесь, Есения, ждёт тебя вон там, у кромки. Миша!..

Ядрёна колупайка, я не помню, сколько его уговаривал. По личным ощущениям, все три дня, так я устал. И тут откуда ни возьмись вокруг появились люди — только наши, никого из египтян, кроме Джедефа. И бальзамом по сердцу — Есенин голос:

— Пропустите! Пропустите меня! Мишенька!

Вот тут пламя разом поникло и… словно всё одномоментно впиталось в Мишку! Он полез из остывающей ямы, растерянно хлопая глазами:

— Я… Господи, это что со мной было?.. Есечка…

— Чуть аватаром не стал, — со знанием дела сказал Джедеф. — В большой пустыне такое с магами огня бывает. Тебе повезло, что сумел вернуться. Очень повезло.

Есения захлопотала вокруг Мишки, а я попросил:

— Соня, подморозь подо мной землю, ноги не держат.

Она торопливо сползла с моего загривка и устроила мне прохладную лежанку.

— Могла бы, вообще-то, шкуру мне охладить, пока он тут лютовал, — проворчал я, — я чуть не свар… о-о-о-ой, шарма-а-а-ан… — девчонки-морозницы в три руки соорудили мне огромный сугроб, заставив Джедефа с ужасом перекоситься.

— А что, битва — всё? — спросил я, блаженствуя.

— Да, — негромко сказал Сокол. — Те, которых Джедеф превратил в консерву без конечностей, сдались на милость победителя. А Мина мы добили. Родственник там не родственник — такого врага за спиной оставлять нельзя. Но силён был, зараза. Если бы не Айко, пришлось бы изрядно повозиться.

— Айко как? — я испуганно открыл глаз.

— Наша мама самая крутая! — гордо сообщила мне Хотару.

Ну кто бы сомневался, ага.

— Илюш, если ты уже належался, то нам бы твоя помощь была нужна, — ненавязчиво остановился около меня Петя.

— Чё там? — лениво спросил я. В конце концов — медведь я или нет?

— Обломыши «Скорпионов» в одну кучу бы собрать. За краем площадки желательно.

— Зачем вам куски? — удивился Джедеф.

— Пригодятся, — хозяйственно сказал Витгенштейн. — Что с бою взято — то свято. А вон там уже зарево приближается, не иначе, сфинкс на подходе.

И этот тащится! Со своими богами опять, поди. И чего им дома не сидится, всё бы концерты…

А Петя продолжал настаивать:

— Говорят, как боги прибудут, площадка исчезнет вместе со всем брошенным на ней…

Я открыл второй глаз и укоризненно посмотрел на Витгенштейна:

— Петь! Совсем вы со мной разбаловались. А влезть в «Вещего Олега» и манипуляторами быстренько?..

— Ах ты, япона мать! — Петя звонко щёлкнул себя в лоб и помчался к шагоходу. И Серго за ним. А я снова лёг и закрыл глаза:

— Сэнго, Хотару, помогите там. Хвосты, опоры, ещё что оторванное по мелочи.

— Сделаем! — гаркнули лисы в две глотки и унеслись.

А я ещё полежу. В прошлый раз эти боги чуть не пять минут черепашились, так что у меня есть ещё время…

ЕЩЁ ОДНА БОЖЕСТВЕННАЯ АУДИЕНЦИЯ

Свинкс прикатил свою колесницу и встал за краем поля. Ну всё, подниматься пора. Я отряхнулся от сугроба и встал.

На небольшой обильно изукрашенной золотом, лотосами и прозрачными белыми тканями площадочке суетились жрецы. Какие-то они все были немножко скукоженные. Впрочем, могу их понять — первоначально-то все ожидали иного исхода поединка и к другому готовились, а теперь, похоже, не совсем понимали, как себя вести.

Зато на все деньги выступил старый папа-фараон! Атон Восьмой явился весь из себя разряженный. Как бы вам объяснить… Ну это как если кто-то хочет специально представиться египтянином и имеет для этого все возможности. В общем, даже платок у него был золотой. Он сошёл со своей золотой (натурально золотой, судя по тому, как она двигалась) колесницы и начал что-то торжественно вопить перед богами, разводя руками с зажатыми в них полосатым крючком (золотым) и этакой штукой, напоминающей старинный цеп для молочения пшена (тоже золотой, чего уж там). Мне потом Петя сказал, что это не цеп, а плеть, но что-то меня терзают смутные сомнения. Вообще не похоже! Ну да Бог с ними. Они тут в Египте по-своему с ума сходят, хотят цепом вместо плётки махать — я что, переучивать их буду, что ли? Больно надо.

Боги благосклонно взирали на него со своей колесницы. По-моему, они даже как-то стали чуть менее прозрачными, но по-прежнему свободно проходили друг сквозь друга, и даже толком посчитать, сколь их там совокупно набилось, не представлялось возможным.

Фараона это не смущало, разорялся он красноречиво, как будто всю ночь тренировался.

Я слегка наклонился к уху Дашкова:

— Мишка! Хотелось бы в общих чертах понять, о чём говорит иностранец.

— А-а! — он встрепенулся, словно просыпаясь. Всё ж сильное на него впечатление почти превращение в аватар огня произвело. — Тут, в общем, ничего особо интересного. Обычные приветствия. Благодарит богов за мудрость и просит благословения своему народу.

— М-гм. И всё? А они вообще как? — зашептал я. — Не в претензии к нам? А то по ихним мордам не поймёшь… Особенно вон тот, лупоглазый — таращится же не мигая, поди разбери, что у него на уме.

Прозрачный тип с ястребиной головой как-то подозрительно дёрнул клювом в мою сторону, и я почёл за лучшее утихнуть совсем.

Тут начались какие-то перестроения, пение, дутьё в длинные дудки и размахивание пышными метёлками, после чего на возвышение поднялся Джедеф.

— Ну всё! — радостно оповестил нас Михаил. — Джедефа объявили официальным наследником Египта… — он на несколько секунд замер, а потом сдержанным шёпотом воскликнул: — Ого! Вон та, которая с руками и крыльями, Исида…

— Это которая с рогами и шариком на голове? — уточнила Дарья

— Да! Она у них за плодородие и ещё эти, — Мишка принялся перечислять, слегка сбиваясь. Судя по всему, с распределением обязанностей в пантеоне Египетских богов было как-то сложно… — Они все принимают Катерину и…

— Благословляют? — слегка склонила голову Маша.

— Нет, тут как бы другое… Надеются, что она даст новые силы утраченным землям. И не против, чтобы она привлекала в помощь… ух ты, своего Бога и святых!

В этом месте жрецы тревожно завозились, а Есения скептически выдала:

— Хитры, однако! Чужими руками жар загрести хотят!

— С другой стороны, — рассудительно сказал Иван, — нам важно, чтобы они публично перед местной аристократией признали жену Джедефа. А против богов они не попрут. А о заброшенных землях сразу говорилось, ещё когда брак обсуждали. Что Катька поможет оживить пески Египта. Так что…

— Это вообще в принципе возможно? — усомнился Серго.

— А чего бы и нет? — Иван пожал плечами. — Здесь же раньше леса были, чуть не на всю Сахару. Если кто и сможет, то только она.

— Природный дар, вроде, не редкий? — с удивлением покачала головой Соня.

— Да, особенно здесь. Природников полно. Но они по силе Катерине в подмётки не годятся.

— Даже жалко такую магичку в другую страну отдавать, — вслух подумал я.

— А чьему сердитому языку мы обязаны присутствием на этом торжестве? — усмехнулся Иван. — Приоткрою вам секрет. В брачном договоре есть пункт, что если Российской империи понадобится, Катерина прибывает по первому требованию для решения любых природных вопросов. Там, кажется, даже наследники подобным образом как-то вписаны.

— Ну и Российская империя, наверное, тоже как-то помогает царству Египетскому? — предположил Серго.

— А как ты хочешь? — Петя пожал плечами. — Политика!

А потом наконец-то была свадьба.