КОМ-10 (Казачий Особый Механизированный, часть 10)

15. ВОТ ЭТО СКАНДАЛ ТАК СКАНДАЛ

КАК ПРЕДПИСЫВАЮТ ДРЕВНИЕ СВИТКИ…

Я глянул на Витгенштейна с уважением и самую малость с досадой. Вот же всезнайка!

Да нет, я, конечно, про египетские пирамиды и прочие мумии тоже в учебнике читал. Только я думал, что сфинкс (или как у нас Петька Ермоленко из класса упорно говорил «свинкс») — это такая здоровенная неподвижная дура, которая лежит себе в песках, в сторону какого-то созвездия таращится, а не вот так, чтоб рысью бегать да ещё на людишек собравшихся плотоядно поглядывать.

Впрочем, до смертоубийства и человеческих жертвоприношений пока не доходило. Возможно потому, что означенный свинкс тянул за собой огромную сверкающую колесницу — видом навроде тех, на которых мы приехали. Только была та колесница как бы полупрозрачной, по крайней мере барханы пустыни и редкие пальмы сквозь неё было видно. А в колеснице сидели… видимо, местные боги?

Сколько их там набилось, оставалось немного непонятным, поскольку были они тоже полупрозрачными и с лёгкостью проходили друг сквозь друга. По крайней мере, я сам видел, как здоровенный… э-э-э… кто-то с телом человека, но головой собаки прошёл сквозь такого же, только с головой птицы на плечах. Занятно придумано, ничего не скажешь.

— ВЫ ЗВАЛИ. И МЫ ПРИШЛИ! — пронеслось над пустыней.

Египетские жрецы (мордатые — вестимо, от слова «жрать»), словно только этого и ждали, затянули какую-то песню.

— Благословения просят. На брак, — негромко прокомментировал Дашков.

— Ты знаешь египетский? — повернулся к нему Сокол.

— Немного. Говорить, пожалуй, не смогу, но с пятое на десятое, смысл понимаю, — скромно похвастался Михаил.

— Хорошо хоть так. А то стоим тут, как кутята слепые. Ничего не понятно. Если что экстраординарное случится, ты…

— Внимание! — воскликнул Витгенштейн, и нас накрыл совместный щит. — Началось!

— Что? — завертел головой Иван.

— Смотри! — ткнул пальцем Петя.

От возвышения в сторону остановившейся полупрозрачной колесницы шёл человек. На её фоне божественного транспортного средства он казался гротескно ничтожным, но это, видимо, его совсем не пугало. Человек остановился метров в пятидесяти от лежащего льва-человека и, упав на одно колено, что-то громко закричал.

— Внезапно!.. — удивлённо пробормотал Дашков. — Говорит, что этот брак — позор, и что… э-э-э… нельзя, чтобы династию Крокодилов сменил Бегемот. Потому как бегемот — враг какого-то Ра.

Сокол потемнел лицом:

— А ещё какие новости?

— К сожалению, в большинстве цветистых оборотов разобраться не могу, но очень похоже, что всё в ту же тему. Падение династии, позор всему Египту.

— Я ему устрою позор, — зло выплюнул Сокол, — мало не покажется.

Однако действо продолжало развиваться. На колеснице вперёд вышел кто-то с головой крокодила на плечах. Что ж у них с головами-то не всё в порядке?

— Себе-е-е-е-ек! — закричали вокруг, и половина гостей свадьбы опустилась на одно колено. А некоторые — так и вовсе на два! Да ещё в песок лицами падать начали. Что ж вы делаете, египетские граждане? Этак у вас от парадной формы никакого вида не останется!

А человечек перед колесницей задрал руки вверх, посильнее поднатужился и ещё пуще заорал.

Екатерина Кирилловна, судя по всему, прекрасно понимающая, о чём речь, оглянулась на нас и остро прошлась взглядом по нашей небольшой группе.

— Этот скандалист говорит, что брать в жены чужестранку из страны безбожников — позор, — продолжил переводить Дашков. — и Египет не должен терпеливо сносить подобное поношение…

— Ясно. И, скорее всего, этот крикун с минуты на минуту прекрасного себя предложит в наследники, — кисло предположил Витгенштейн.

— Ага. Уже. Вот именно сейчас и предложил, — подтвердил Михаил.

— Теперь я ещё больше с нашим посольством в Египте переговорить хочу, — мрачно сказал я. — Мало того, что телеса свои жирные* в сомнительных одеждах светить не захотели. Так ещё и этакий конфуз клювами прощёлкали. Это совсем на разведку наплевать надо, чтоб подобное брожение умов пропустить!

*Я почему-то твердокаменно был уверен, что морды в посольстве сидят все как на подбор жирные.

— Тут я тебя полностью поддерживаю, — процедил Иван, совсем уж похожий на грозовую тучу. — И мы туда непременно наведаемся вместе. Если я сегодня жив останусь.

На нас уже оглядывались. Поскольку вокруг царила тишина, наши негромкие разговоры разлетались вокруг, как круги на воде. Да и голубоватые искры щитов опять же…

А потом вперёд вышел жених Катеринин, этот, крокодил-бегемот который. И тоже стал что-то кричать.

— Предлагает решить дело поединком, — перевёл Михаил.

— Ага. Уже лучше, — только и успел проговорить Иван, как над пустыней прогремел голос:

— НЕ ПОЕДИНОК! ВОЙНА!

— Они там что — вообще охренели? — вслух подивился невоспитанный Волчок.

— Или им смертельно скучно, — неприязненно предположил Витгенштейн.

Меж тем жених что-то опять проорал.

— Предлагает, девять на девять. Почти война, почти дуэль. И число правильное, — торопливо перевёл Дашков, — квадрат трёх.

На колеснице вышел вперёд, потеснив бога-крокодила, громадный, выше остальных бог с зеленой кожей лица и синими волосами. Нет, положительно, богам Египта с головами не повезло.

— ДА БУДЕТ ТАК. ЗАВТРА. ЗДЕСЬ! — зеленолицый махнул рукой, и справа, прямо перед нами, возникло каменное поле примерно метров триста на полкилометра. Обалдеть не встать!

И сияющая колесница растворилась. Вместе со сфинксом, что характерно.

Что тут начало-ось!

Орали, по-моему, все. И каждый своё. А посреди песка стояла понурая фигура принца-бегемота. А вот противник его напротив, приплясывал от радости. Знать всё по его планам пошло?

И что-то так злобо́й меня захлестнуло, глядя на эту веселящуюся рожу, что внутри словно вскипело всё. Как гейзеры, знаете? Вроде сидит себе источник, потихоньку булькает — а потом ка-а-ак даст! Вот и у меня вырвалось примерно также, даже для меня внезапно:

— А вот хрен тебе на всё рыло, уродец! — я даже для верности ткнул в него пальцем.

И что-то меня покачнуло. Слабость такая накрыла откатом, я даже на колено упал.

— Ты чего, Ильюша? — вцепилась в мой локоть Серафима.

— Коршун, нормально? — склонился с другой стороны Серго.

— Жарко тут, — хрипло отмазался я. — Перегрелся, видать. — Прочистил горло, поднялся, опираясь на руку Багратиона: — Сокол! Зови этого крокодила-бегемота. Будем у твоего зятя подробности выпытывать.

— Я уже, — Иван выразительно шевельнул бровями и похлопал себя пальцем по уху. — Амулет связи. Жаль, на короткое расстояние только работает, но тут достал. Я Катьке уже сказал.

Вот это я не в себе был, ядрёна колупайка, если переговоры под боком пропустил. Ладно, вроде уже нормально стою.

ЕГИПЕТСКИЕ НРАВЫ

К моему глубочайшему изумлению, оказалось, что свадьбу такого уровня можно вот так щелчком пальцев взять и… то ли отменить, то ли перенести — хрен теперь пойми. И все приготовления — просто так псу под хвост. А иностранным делегациям велели обождать, вот завтра пройдёт малая война (она же Большой поединок) — тогда и ясно станет, дескать, что справлять будем — свадьбу или похороны.

Поразительная незамутнённость сознания!

— А куда они свадебную трапезу денут? — спросил я Петю, пока мы тащились в резиденцию этого Джедефа.

— Сожрут довольные дворцовые слуги? — предположил Петя.

— Или, что вернее, дворцовые управляющие, — ухмыльнулся Багратион.

Впрочем, судя по ломящемуся столу, Джедефу тоже досталось.

Я успел поймать короткий обмен взглядами между Машей и Серафимой — мол, можно оставлять мужей без опаски, не отравятся — и наши дамы ушли в соседний «женский» зал.

Впрочем, не я один Серафимин кивок считал. Петя объявил негромко, но отчётливо:

— Господа, согласно заключению эксперта, отравленных блюд нет.

Джедеф, услышавший это заявление, удивился страшно, но Петя только пожал плечами:

— Что поделать? Высокая политика, так и живём.

Катерину, сменившую золотой нагрудник на обширную белоснежную накидку, наши девочки утащили за собой в соседнюю залу, и о чём-то там шептались. О своём, о девичьем, ага. Небось, новые заклинания показывают.

Мы сидели исключительно мужской компанией на открытой террасе под полотняным навесом. Пили странное горькое пиво, которое Джедеф называл нубийским, и обсуждали возможности.

— Учитывая то, как я стал сыном фараона, — невесело улыбнулся бегемот, — думаю, что на стороне Мина будут все профессиональные военные и большинство аристократии…

— А вот с этого момента можно поподробнее? — слегка нахмурился Серго. — Не все присутствующие в курсе ваших национальных традиций. Что не так с твоим происхождением?

— Ну-у, если быть совсем откровенным… — Джедеф откинулся на спинку стула так, что непонятно было, как он при этом не расплескал пиво. — Когда моя матушка была молода, она была очень красива и необузданна.

— Она, между прочим, и сейчас красавица! — высказал экспертное мнение Иван.

— Не перебивай, а? — попросил его Джедеф.

А я подумал. Ох, какими глазами он на Катерину смотрел! Видно же! Необузданность, судя по всему, ему от матушки таки передалась.

— Так вот, — продолжил принц египетский, — матушка была красива, необузданна и любвеобильна. М-да. И её родня предприняла паломничество к истокам Нила, дабы немного укротить, так сказать, характер… А на самом деле, я так думаю, что просто временно оградить её от соблазнов. Поскольку, договор о возможной женитьбе на папе уже вот-вот… Короче — паломничество. Аж, на две недели. Вернулись — и сразу же свадьба. Праздники, всё такое… — Он опять махнул кружкой.

Нет, ну какой талант пропадает! Пенная шапка чуть качнулась — и всё. На пол — ни капли!

— А потом родился я, — Джедеф чуть поджал губы и просмотрел на нас со значением. — Чуть раньше, чем должен был. И-и-и, при инициации — бегемот. Скандал! А папа сказал — ты мой сын! И всё.

Он тяжело вздохнул и продолжил.

— А теперь если Мин меня убьёт, да ещё на поединке перед богами, папу могут, — он неопределённо шевельнул пальцами, — сместить.

— И как у вас фараонов смещают? — не удержался от вопроса Пётр.

— Скорее всего — отравят.

— Охренеть, у вас порядочки… — протянул Петя.

— Не сочти за грубость, — Сокол пристально посмотрел на Джедефа, — но меня как брата больше всего волнует судьба Екатерины. Что с ней будет при этих раскладах?..

Тот ответил прямым взглядом:

— Её тоже попытаются убрать. Она же может уже носить моего ребёнка. Он будет мешать новому правителю.

Ага, может… Скорее всего, уже носит, судя по тому, как они друг на друга смотрят…

Я поднял руку привлекая внимание.

— Господа, уточнение. Есть мысля. Пока неоформленная, но нужно пояснение. Значит, девятеро на девятерых?

Джедеф кивнул.

— Больше никаких ограничений? Магия, техника?

Бегемот помотал головой.

— Никаких. На плите суда должно быть не больше девяти поединщиков с каждой стороны. С каким оружием, с какой магией — это неважно. Важно, — он потёр пальцами, — твоё присутствие. Были случаи, когда из двух поединщиков бился один, и побеждал, пока второй просто стоял в стороне.

— Мин хороший маг?

Джедеф покачал головой.

— Нет. Но, у него чрезвычайно хороший личный шагоход. Он почти половину своего состояния в его усовершенствование вложил. И пилот у него — гений.

— Хорошо, я перефразирую вопрос. Как ты думаешь, сильные маги в его команде будут?

— Да. Одна точно. Санура. Ещё одна племянница… Котёнок — очень сильный маг, она поддержит брата. — Джедеф оглядел нас: — Вы что-то задумали?

— Им хана! — торжественно припечатал Витгенштейн. Он переводил взгляд с меня на Джедефа. — Илья, я понял твою идею. Но! — Он поднял вверх палец. — Джедеф, поясни-ка, если чужестранцы помогут тебе победить, власть твоего отца не пошатнётся? Ну и твоя потом?

— Нет, конечно! — Бегемот удивлённо посмотрел на Петра. — Это поединок перед лицом богов! Какие могут быть сомнения? Но у меня нет соратников. Я выйду на поединок один. А вы спасите Катерину, хорошо?

Сокол переглянулся с Серго, потом уставился на Витгенштейна.

— Высокая, мать его, политика… — Петя этак поднял брови и почесал сморщенный лоб, — в её первозданном, неогранённом варианте. Спасём Катерину! — он пожал плечами. — А чего б не спасти? Всегда всех спасали — и вдруг вопросы! Вы меня удивляете, господа.

— Отлично! Вот и договорились! — ухмыльнулся Багратион. — Теперь этим Мину и Сануре точно — хана.

— Что за хна, которую вы всё время упоминаете? — удивился Джедеф. — Краска?

— Ха-на. Конец. Песец северный! — пояснила жениху Катерина. Она, неслышно ступая, подошла и опёрлась ладонями о плечи жениха. — Ладно, мальчики, я же вижу, что вы что-то задумали. Нет! Говорить пока ничего не надо! А то и у стен могут быть уши. Любимый, где тут может быть абсолютно защищенное от прослушки помещение?

— Покои отца. Но он сейчас в горе, и нас, скорее всего, туда не пустят.

— Заранее оплакивает тебя? Зря. Пойдёмте-ка прогуляемся!

И она потащила Джедефа за руку из кресла.

— Показывай дорогу! Мальчики, за мной!

Понятно кто в семье рулить будет. Ох, держись Египет. Будет вам новая Екатерина Великая!

Мы шли за Джедефом длинными коридорами, проходили огромные залы с каменными статуями, которые, казалось, провожали нас взглядами. А может и не казалось. Шли, пока не упёрлись в здоровенные, метров на шесть вверх, двери. Вот непонятно — зачем? Для кого? Кто тут шестиметрового роста? Оно понятно, что два стражника, что стояли перед дверьми, впечатляли статью. Тем более, что из одежды-то на них только эти обмотки дурацкие. И вся мышца прям как на выставке… Но не шестиметрового они роста же…

Ай, опять всякая ерундистика в голову лезет.

Бегемот что-то сказал по-своему. Правый стражник кивнул и створки медленно распахнулись. Джедеф коротко мотнул головой, приглашая нас следовать за собой.

ПАПА ИЗВОЛИТ ПРЕДАВАТЬСЯ ПЕЧАЛИ

Да, папа-фараон выпивать изволили. В неумеренных количествах. Я бы даже сказал, до состояния полнейшего изумления. Единственное, за что могу похвалить — сына своего признанного сразу узнал, как увидел. Даже, похоже, хотел поприветствовать (ну не знаю — обнять, мож, по-отечески?) потому как, едва его увидев, вскочил довольно живо. Эффект, правда, был изрядно смазан тем, что царственный папа тут же и упал в большое блюдо с фруктами.

Нет, правильно всё же! Как на Рождество падают от «перепела» в салаты или на какую другую тарелку — видел неоднократно. А тут фараон — культурно, мордой в фрукты. Древняя цивилизация, ну хухры-мухры.

Со сдавленным криком:

— Папа! — принц-жених Бегемот, а за ним и невеста, бросились подымать царственного отца.

— Ситуация, однако, — пробормотал Дашков.

— И вообще, чего он в одиночестве пьёт? — также тихо подумал вслух я. — Это ж совсем неприлично! Иди списали уже старого владыку? Рановато, ой рановато!

— Ильюха, протрезвины матушкины есть? — Багратион повернулся ко мне. — А то мы тут наговоримся, ага.

— Есть, как не есть? Матушка мне вообще цельную сумку всего надавала. Под соусом — «Как ты, Ильюша, на свадьбу или на праздник какой едешь, с тобой вечно всякое неустройство случается!»

— Как в воду глядела, — всплеснула руками Катерина.

— Или язык без костей, — не согласился Пётр.

— Петя, ты говори, да не заговаривайся! — возмущённо вступился за матушку я.

Хотя взаправду-то язык у неё и впрямь…

— Так я же не в том смысле! — вскинулся Витгенштейн. — Я же прямо говорю: есть у неё пророческий дар. Слабый, неоформленный, на вроде твоего, Илья. Ну который про свадебного-то Коршуна.

— Молчи уже, балабол! — остановил его попытки оправдаться Иван. — Илюха, давай протрезвин!

Я протянул Бегемоту мензурку.

— Джедеф! Влей в папу. Это усиленный протрезвин. Моя мать делала, для свадьбы. Как знала, что пригодится!