Кобчик

Глава 23

Глава 23.

Неоднократно встречал безапелляционно высказываемое в интернетах мнения о том, что вся литература о попаданцах — нежизнеспособна. В первую очередь наш человек, попав даже в относительно недавнее прошлое — будет дико страдать от отсутствия привычного ему комфорта и прежнего образа жизни. Ещё о скуке что-то было и о недалекости предков. Вот этих умников бы за шкирку и сюда!

Ещё в Троицке догнало осознание того, что если в глуши своей я и прокатываю за дворянина, то для выхода на новый уровень и реализации тех проектов, что задумал — этого мало. Пришлось налечь на изучение немецкого языка, танцев (ладно хоть с Сашей) и это всё к непрестанным заботам о производствах, нескольких лабораториях и своих людях в Соколовке и Уржумке. А после письма тестя, где он обрадовал, помимо всего прочего, высочайшим разрешением на устройство училища на Урале — остаток зимы перестал быть томным.

Не выходило, хоть ты тресни, как в книгах — раздавать указания «недалеким предкам» и двигать прогресс семимильными шагами. Поговорка: «претендуешь — соответствуй» — оказалась верной и приходилось крутиться как белка в колесе. Не забывая о общей физической подготовке, с упором на занятия с казаками (кстати, как освоил гавот и контрданс — удостоился похвалы от Степана, что стал гораздо лучше обращаться с пикой) и закаливанием. Антон Сергеевич хоть и продвинутый по местным меркам лекарь с инновационными методами лечения, но болеть ужас как не хотелось. Вспомню только эпопею с удалением зуба прошлой весной и всё нежелание обливаться с утра холодной водой пропадает.

Ну и вживаться в эпоху получалось всё лучше и лучше, уже без вопиющих ошибок и ляпов, которые поначалу удавалось списывать на перенесенную болезнь и заграничное происхождение. Хотя иной раз, по речевым оборотам окружающих, понимал — процесс работает в обе стороны…

Проект здания училища вчерне был практически готов. Это вообще отдельная песня — строители Лариона Ивановича (те самые, что возвели ему особняк). Мое первоначальное предположение, что к замыслу Лугининского двухэтажного монументального родового гнезда приложил руку иностранный архитектор — не потвердилось. Всё наши, сиволапые и крепостные мастера. Причем, что меня больше всего поразило — практически без чертежей и сопутствующей документации строили.

С мастерами строителями как с самого начала отношения не заладились, так и в дальнейшем продолжились. Установился некий вооруженный нейтралитет, хоть и основанный на взаимном уважением — рабочие по достоинству оценили наш цемент и перспективу его применения, признали что молодой и чудаковатый барин кое-что смыслит в мастерстве, но вот в плане проектно-сметной документации продолжали оставаться ретроградами. И не без умысла на личное обогащение, как я подозревал — гужбанили они в свободное от работы время на широкую ногу (трактир сейчас работал в пилотном проекте, обкатывали как предприятие сети быстрого питания, так вся информация о посетителях ко мне стекалась), явно не на трудовые доходы.

Ну а я, когда накатывало раздражение на них — вспоминал, что Лугининский особняк достоял до моего времени (не без реконструкции, конечно, и ремонтов). Разве что оранжерею похерили, пруд и сад с парком как корова языком слизнула. В двадцать первом веке вместо шикарного парка — уродливый овраг с переброшенным через него мостиком, каазенные клумбы, окантованные бетонным поребриком, да обсиженная голубями статуя Ленина с протянутой рукой…

Так что множить сущностей и делать лишнюю работу не стали — приняли за основу уже построенный дом Лариона Ивановича и по его образу и подобию решили строить первое на Урале училище. Естественно, не точь в точь (против чего и сами мастера яро противились), но главное — объем работ был понятен, как и планировка будущего училища. Ну а использование цемента существенно ускоряла строительство. Так что весной начинается стройка века, а к осени мастера обещают, при должном количестве помощников — отстроить училище, пусть и не полностью под ключ, но учиться можно будет. А общежитие для учеников рядом решили рубить из дерева, и так в копейку вставала вся затея…

Выполнил свое обещание и Хлебников — отписал, что согласно уговору весной отправляет шесть человек вместе с Ларионом Ивановичем, сведущих в производстве бумаги. Ещё одна головная боль, которую придется частично перекладывать на Дитриха. То, что я узнал о производстве бумаги в данном времени — весьма архаично и малопродуктивно. А есть задумки всё модернизировать, причем не дерево переводить, а использовать для изготовления бумажной массы коноплю. Её немало вырастили в прошлом году, и культивацией собирался заняться всерьез, пока госнарконтроля нет и в помине. Мы только маслом себя на сто процентов обеспечили и излишки на продажу есть, а вот кустарное производство ткани силами крестьян не смогло справиться с выращенным объемом сырья, печки топили излишками. Ничего, Ларивон Иванович с мануфактуры своей тоже нескольких специалистов привезет, мы себя и тканью из конопли обеспечим, и процесс отбеливания её отработаем.

А уж как хотелось обзавестись типографией, чесались руки составить нормальный букварь для начальных классов и не только. Для той же наглядной агитации и продвижения новых смыслов, от гигиены до рекламы — лубки начать печатать. Планов громадье, и не все они пока на данный момент осуществимы, тот же Ларион Иванович всячески отговаривает от типографии. Видать, купеческое чутьё подсказывает, что при всей декларации ныне царствующей императрицей идей просвещения — не за горами введение цензуры, а там и издателя Новикова в ссылку отправят. Вот и хочется успеть до закручивания гаек…

Соседей своих, в Кундравах — отныне держали под приглядом, промышленный и бытовой шпионаж организовав по полной. Думаю, что взаимный, на самом деле. Никаких сомнений не осталось — довелось столкнуться с таким же попаданцем, причем претендующим на мою частную собственность. Ситуация осложнялась отсутствием этого самого Азамата, а уж о том, что он задумал достигнуть своей поездкой в столицу — оставалось только догадываться.

Впрочем, подвижки в деле налаживания дипломатических отношений были. И пока оставалось сокрушаться, что зря распыляем силы, зачастую дублируя то, где могли бы объединиться. Так в Кундравах тоже катали валенки и садили картошку, о организованной школе с приглашенными учителями я уже упоминал. Так же присутствовали закрытые производства (всё как у меня), вход в которые посторонним был заказан и тщательно охранялся.

Лед отчуждения в отношениях с Кунлравами слегка растаял ближе к весне, подозреваю, что благодаря почтовым сообщениям со столицей. В самом конце февраля даже пригласили официально с визитом, вместе с супругой — жена Азамата прислала извещение с курьером. Собирались как на бал в столицу и выехали целой делегацией: Антон Сергеевич присоединился, Захар, прикинувшийся по своему обычаю простым возчиком, мы с Александрой и Ларион, не упускающий возможности увильнуть от навязанной ему роли учителя в школе.

Дипломатическая миссия и светский визит в одном флаконе вышли, как я заметил про себя утром, оглядывая наш выезд, состоящий из внушительного обоза под охраной казаков. Уже после обеда въехали в Кундравы, встретила нас не менее официальная делегация: девица едва на несколько лет старше моей Саши в сопровождении, как я догадался, ближайших сподвижников Азамата. Настороженно осмотрели друг друга, после чего девицу представили как Надиру, в ответ представились мы и последовало приглашение с дороги привести себя в порядок, перед предстоящим обедом.

Казаков определили отдельно, нам, как благородным — аж два гостевых дома выделили. Мне с Сашей отдельный и лекарю с Ларионом. Дома типичные деревенские, но именно что для моего времени, сейчас русская печь в изразцах, деревянные полы и оштукатуренные стены — признак роскоши, не каждому доступной. Даже избалованная Александра отметила:

— Хорошо живут… Чисто и опрятно. Смотри, и отхожее место, как у тебя, в тепле!

Долго томить не стали и вот уже идем в хозяйские апартаменты — двухэтажный рубленный дом, стилизованный под русский терем. Внутри убранство по европейски — накрытый стол, лавки, никакого дастархана и ковров с подушками, как я ожидал увидеть.

— Азамат написал, что с Ларионом Ивановичем встречался в Санкт-Перебурге. — Вместо тоста заявил сидящий по правую руку от Надиры молодой парень. Тагир, если я правильно запомнил при знакомстве. — И согласен на том, что худой мир между соседями лучше доброй ссоры. Только земли наших предков не будут предметом торга!

Ну вот и поговорили…

— Весной Азамат сам приедет, — немного разрядила обстановку Надира. — с ним и решите, как он написал. А пока он дал разрешение вам всё показать, что у нас есть и ждет с вашей стороны взаимности. Приятного аппетита!

Утолив голод, атмосфера стала более непринужденной, разговорились. Антон Сергеевич пересел к двум коллегам, оказавшимися лекарями-травниками, Ларион насел на Тагира, который увлек его рассказами о том, как они киргизов воевали осенью, а меня с Сашей взяла в оборот Надира. Мило улыбнувшись, с детской непосредственностью заявила:

— Азамат написал, что в знак добрых намерений вы можете до его приезда помочь нам с выделкой вашего мыла. — Наморщила лоб, вспоминая, и выдала дальше. — Чтоб не было двойных стандартов, вот!

Больших трудов стоило оставаться спокойным, в то время как внутри всё кипело от возмущения. Как золото отжимать, так земли их предков и предмету торга не подлежат, а как ноу-хау для этого времени выдать на блюдечке — так пожалуйста! Как по мне — это и есть самые настоящие двойные стандарты!

Пока я переваривал это заявление — началась культурно-развлекательная часть сегодняшней встречи. Зашли два акына с домрами и несколько подружек Надиры и под аккомпанемент струнных девушки запели:

'Я так привыкла жить одним тобой, одним тобой.

Встречать рассвет и слышать, как проснёшься не со мной.

Мне стало так легко дышать в открытое окно

И повторять (и повторять) ей лишь одно:

Знаешь ли ты, вдоль ночных дорог

Шла босиком не жалея ног.

Сердце его теперь в твоих руках, —

Не потеряй его и не сломай.

Чтоб не нести вдоль ночных дорог

Пепел любви в руках сбив ноги в кровь.

Пульс его теперь в твоих глазах.

Не потеряй его и не сломай (и не сломай)'.

И ведь так хорошо пели, у меня на глаза слеза навернулась, что говорить про сидящую рядом Сашу — та словно окаменела, вслушиваясь в строки.

— Будет вам мыло, — буркнул я нехотя. — давайте тогда показывайте, что тут у вас есть. И когда, говорите, сам Азамат приедет?

Гостили в конечном счете аж два дня и три ночи. Всё, конечно, нам не показали, но и увиденного хватило. Надо объединиться, этак при взгляде на всё устроенное Азаматом смотрю со стороны, вижу что и мы недалеко ушли — не особо впечатляет. Те же иностранцы, когда наши новинки распробуют (а это обязательно рано или поздно случится, письмо Лариона Ивановича тому порукой) — с легкостью нас обгонят и усовершенствуют то, что мы пытаемся воплотить. И материально-производственная база не сопоставима и количество грамотных людей. А потом и в школе побывали на уроках, сравнили с нашей — капля в море, две школы на весь уезд. Ну или три, если филиал школы при Саткинском заводе считать за полноценную. Лекарь дневал и ночевал при больнице, спал с лица и всю обратную дорогу жаловался:

— Они инструменты кипятят, Герман! И спирт используют! Говорят, что традиции народной медицины! А вы мне про новейшие исследования в медицине рассказываете! Всё до нас уже было! А уж какой у них опыт после осенней войны с киргизами бесценный сейчас…

Я отмалчивался, не пытаясь разуверить внезапного апологета величия предков и тайн прошлого. Ну Азамат, только вернись быстрей из столицы — будет разговор! Радовало ещё то, что из одного времени попали, поначалу опасался, что не дай бог какой-нибудь коммунист окажется из двадцатого века, начнет тут за распределение частной собственности агитировать. Или революцию устроит…

В середине марта вернулся из столицы Ларион Иванович. В этом году я уже не недоумевал, отчего его так радостно все встречают — сам в первых рядах был. И соскучился, и банально переоценил свои доходы возможные с текущими расходами, только помощь дорогого во всех смыслах тестя могла спасти ситуацию…

Вернее, та же продукция моего Саткинского завода — всю зиму усиленно клепали мясорубки и сепараторы, лишь малую часть которых пока продали по округе. Основная масса ждала отправки на барках по Аю весной, и только потом их продадут. Соответственно — деньги тоже раньше осени за них ждать не стоит. Системы быстрых платежей пока нет, как и мгновенных переводов. А уж как жалел о отсутствии если не 1С бухгалтерии, так хотя бы 1С склад, с которым был немного знаком…

А пока от воровства приказчиков и нерадивости учетчиков всем, чем я располагал — была простейшая, но для этого времени весьма эффективная система 1З. То есть Захар, который не только бдил за тем, кто сколько ворует, но и понемногу заполнял информацией затеянную мной осенью картотеку с досье на наиболее значимых персонажей. И готовил смену, натаскивая пасынков Демьяна и ещё несколько смышленых мальцов.

Суматоха и хлопоты, связанные с приездом Лариона Ивановича затянулись на несколько дней. Тут и обоз разбирали с заказами, и привезенных людей устраивали. Расстарался тесть, ещё сказал, что часть народа набранного ещё подъедет, до осени. Те же преподаватели для училища, да два выпускника Горного училища столичного сразу после выпуска летом отправятся в путь.

Познакомился и с родственником, свежеиспеченным дворянином Иваном, старшим братом Саши и Лариона с Колей, на которого Ларион Иванович жаловался в письме. Не впечатлился, с чего это они его так демонизируют? Такой, неприметный, потерянный даже. Держится в сторонке, голоса не повышает, вежливый. Хотя по поведению за столом и тому, что спиртное возле него не ставили — проблема с алкоголем присутствует. Улучил момент и уточнил у Лариона Ивановича, точно ли это тот Иван, о котором он писал.

— Он, он! Долгов наделал, паршивец! Векселей за зиму на двадцать с лишним тысяч предъявили, воспитал на свою голову! А что смирный, так он у меня в порубе в Москве сидел три дня. Ехать отказывался…

Как всё устаканилось — посидели и поговорили с Ларионом Ивановичем келейно, о делах, расходах и приходах. По поводу финансов — успокоил, пообещав помогать и в дальнейшем. Очень был доволен статусом поставщика двора его величества с мылом и перспективами, которые с обретением этого статуса открывались. И надежды определенные возлагал на дальнейшие наши придумки, о которых я ему рассказывал. Хоть и прижимисто ворчал, что на все эти реорганизации из-за наших новшеств денег уйдет уйма, но как-то без особого ожесточения. Между строк поощряя не останавливаться и придумывать дальше.

Много рассказывал о делах столичных, в которых я пока совсем ничего не понимал. А надо вникать, там такие акулы интриг водятся — сожрут и не подавятся. И связи тестя, родственные и деловые — следует перенимать, самому скоро придется дела вести, не весь век за спиной Лариона Ивановича отсиживаться. До чего же повезло, что и он мне благоволит, грех такие возможности упускать.

Ну и конечно — про всё ещё не вернувшегося из столицы Азамата разговор зашел. Ларион Иванович хищно усмехнулся:

— Потягаемся в суде, Герман, не кручинься! Он ишь, с посольством своим, поперек императорского двора к Павлуше сунулся, зело тем недовольство матушки нашей Екатерины вызвав. Отсудим!

— Так Павел же ведь наследник будущий⁈ — в свою очередь удивился я.

— Тю, какой он наследник? Весь двор знает, что сына его Александра в наследники прочат…

А я загибал пальцы, высчитывая, что через одиннадцать с небольшим лет Екатерина скоропостижно скончается. И да, будет и Александр самодержцем, и два его брата родных тоже. Но только после Павла…