Глава 11.
Ничто так не помогает от дурных мыслей и уныния, как физические нагрузки, поэтому утром в четверг легким бегом рванул к казакам. Добежал, посмотрел на острог, больше напоминавший разворошенный муравейник и побежал в госпиталь: позанимаюсь, пока там никого нет, а как Демьян придет — подведем итоги наших трудов. А после обеда Дитрих должен приехать, привезти сделанный образец поршневых мехов — будем запекать клинкер. Результат первого опыта его настолько впечатлил, что преисполнился рвения продолжать опыты дальше, ну а я пошел у него на поводу, согласившись.
Из трубы мыловарни-лаборатории валил дым, виднелись отблески света и кто-то бубнил — пришлось заглянуть. Дети богадельни, как я называл сирот — в количестве двух парней и девчонки хозяйничали у печи с варящимся мылом, а Прохор им что-то вещал.
— Прошка, ты почему здесь, а не в палате⁈ — Сходу наехал на пациента. — Ты чего неугомонный такой, как сюда пробрался? Тут дует изо всех щелей! Не дай бог помрешь не выздоровев, всю статистику нам похеришь!
— Демьян помог! За пудоростками присматриваю, кабы они без пригляда не сожгли наш завод!
— Да мы и сами справимся! — Бойко ответила та сама пигалица, которая уже спрашивала про школу.
— Тебя как зовут, самостоятельная? Точно сами справитесь⁈
— Дарья! — Шмыгнула носом и продолжила. — Как не справимся, барин, нам дядька Демьян все растолковал, второй раз варим, вон в углу нашей выделки мыло стынет, сами вчера разливали, под приглядом! Будем сейчас без остановки варить, как дядька распорядился, чтоб наш прокорм и одёжу отработать!
— С эксплуататором я сейчас поговорю, как с церкви придет… — Пообещал я и посмотрел на оробевших, в отличие от Даши, пареньков. — А вас как зовут, орлы?
— Данила!
— Вавила!
— А друзья ваши где, вас же пятеро тут?
— В церковь ушли с дядькой и теткой, по очереди робим. — Объяснил осмелевший Данила.
— Ясно всё с вами, так, Подаренка, ты за старшую тогда, а этого Кокованю обратно в палату сейчас перемещу. Пошли, Прохор и больше не нарушай больничный режим!
Прошка допрыгал кое-как с моей помощью до госпиталя, при этом шипя сквозь зубы и страдальчески морщась. Не поленился и ещё раз внушение сделал, чтоб лежал смирно и выздоравливал побыстрей, под конец припугнув: что если помрет — не возьму к себе.
Только начал заниматься — появились вернувшиеся из церкви Демьян с Аксиньей и детьми. Не стал сбивать настрой, продолжив зарядку и подходы к турнику, лишь попросил Демьяна оставить перекусить чего-нибудь, чтоб не тесниться сейчас всем вместе.
— Вы прямо как Илларион Иванович, — одобрительно заметил он. — тот тоже не гнушается из артельного котла отведать, проверить как работных кормят, барин!
— Иди ешь, подхалим! Сегодня с тобой заниматься будем, как сам позавтракаю, казакам недосуг. — Испортил настроение, напомнив про купца и его семейство. — Там и поговорим, что дальше будем делать, а перед обедом — профсоюзное собрание общее!
— Чаво? — Лицо Демьяна вытянулось, выразив искренне недоумение. — У меня всё до полушки записано, барин Герман, на что деньги потрачены!
Поел быстро — рядом переминалась с ноги на ногу Аксинья, не решаясь что-то спросить, пока за столом. Сытно, вкусно — но простенько, разбаловался я у Марфы на мещанских харчах. Заметил Демьяну, вылезая из-за стола:
— Спасибо! Демьян, на еде не выгадывай! А то у вас и Дарья, и Машка полупрозрачные ходят, да и парни упитанностью не отличаются, кормите от пуза, раз уж работают! Сейчас ещё пост этот великий ваш скоро, не уморите ребятню! Аксинья, что у тебя?
— Пономариха на сносях, барин, со дня на день позовут роды принимать…
— Ну и? — Не понял я.
— Он мыло не дает! — Аксинья показала на будущего мужа. — Говорит, что сейчас всё на продажу откладываем!
Я от души посмеялся, когда узнал что Аксинья у лекаря оформлена как повивальная бабка, как-то не ассоциировалась она с образом этим. Но смех смехом, а как выяснилось: по количеству тех, кто к ней обращался — она в разы била и Антона Сергеевича с его частной практикой, и тем более Демьяна, который был у него на подхвате фельдшером.
Упускать такою возможность было глупо, сразу же вместе с лекарем провели с ней несколько бесед-лекций о гигиене и пользе мыла. По той же схеме, как и с Антоном Сергеевичем — подключили её к агитации пропаганде нашей продукции. А кусок мыла в подарок каждой роженице — это уже моя идея. Заодно обязали Аксинью вести статистику выживших младенцев и матерей, роды у которых принимали с соблюдением гигиены и мытьем рук. Это уже лекарю в копилку для составления доклада, проникся необходимостью собрать подтвержденную доказательную базу перед вынесением новшества на суд медицинской прогрессивной общественности.
— Демьян⁈
— А чаво Демьян, — заворчал тот, не чувствуя за собой вины. — мыло небось денег стоит, не по карману энтим сиволапым!
— Демьян?!! Сколько потребно, пусть столько и берет! Это сейчас оно им не по карману, подожди, распродадут купцы свои старые запасы, и мы цены снизим, будем за счет оборота прибыль получать! А чтоб этот оборот был — надо народ приучать к необходимости пользоваться мылом!
— Приучишь их, как же, холопов… — Демьян продолжал бурчать. — всю жизнь щёлоком стирают, станут оне на барскую забаву тратиться…
Вот сам из крестьян, а после солдатчины — неистребимый снобизм и чувство превосходства, откуда только что берется! Аксинья, довольна одержанной победой — занялась делами по хозяйству, а мы с ним отправились на двор, на палках биться.
— Сколько человек к работам привлечь можем сейчас, Демьян? — Тренировка тренировкой, но и выяснить, как продвигаются дела — надо. — Ты зачем распорядился мыло варить без перерыва? Я же говорил, что пока просто опытные образцы варим, опыт нарабабатывает и учимся, заодно себестоимость высчитать надо. А ты уже полноценное производство развернул, куда спешишь…
— Чтоб дармоеды без дела не сидели! А рази Файзула покупать всё по хорошей цене готов брать — надо делать! — Демьян разошелся и прижав меня к стене госпиталя, выбил из рук палку, изображающую саблю. — Пятеро сирот, считай, Прошка, у меня на примете двое солдат отставных, что сейчас при заводе — только команды ждут, дабы к нам перейти. Да девки две ещё с богадельни есть, обстирывают заводское начальство. Некуда пока столько народа пристроить! С мылом и два человека справляются: два днем, два ночью, а остальных пошто зазря кормить? И деньги кончились, барин, я в лавку Андриянову почти полтора рубля должен! А ты мыло просто так раздариваешь! И забавы энти ваши затратные! — Мотнул головой в сторону сарая, намекая на нашу с Дитрихом возню с цементом.
— Пошли подобьем бабки в доме. Принес я деньги, Демьян, расплатись с купцом сразу же!
Вот что бы я без Демьяна делал? До сих пор плаваю во всех этих мерах веса и объёма — никакой унификации как у нас: для жидкостей свои обозначения, для сыпучих продуктов другие — голова кругом идет. Я пока что только питейные меры немного понимаю и всё. А тут Демьян при мне посчитал всё, включая расходы на дрова и выдал результат, заставивший присвистнуть и прокомментировать:
— Нет такого преступления, на которое не пойдет капиталисть ради трехсот процентов прибыли! А у нас так и получается примерно, может чуть поменьше, а ты прибедняешся!
— Мы с Аксиньей хотим подростков к себе взять, сирот, коли ты не пошутил тогда что дашь денег на обустройство, поэнтому без опаски и приставил их к мылу — вырастим и секреты не разболтают чужим людям…
— Ах да, деньги! — Полез в карман и вытащил две приготовленные ассигнации по стольнику. — Раз детей себе берете, отложи себе сто пятьдесят, сто тебе в долг выдаю, пятьдесят считай подарком от меня вам с Аксиньей на детей. Только с домом пока не спеши, ещё неизвестно, где и как основательно строиться начнем с весны, может и переедем вовсе… Себе ничего не брал из денег?
— Токмо на еду, барин, как вы сами сказали, что прокорм за ваш счет! Мне того, что Антон Сергеич плотит — хватает и даже откладываем на будущее!
— Сколько он тебе дает говоришь, два, два с полтиной? Определи пока себе три рубля в месяц от меня на жизнь, и по рублю будем списывать с долга, тоже каждый месяц. А позже тебе процент определим с прибыли, пай то есть, как дела пойдут в гору.
Что понравилось — благодарить и кланяться Демьян не стал, лишь кивнул с довольством, тут же порываясь развить кипучую деятельность, отрабатывая только что оказанное доверие. Еле остановил, сказав собрать всех в палате (кроме занятых в сарае варкой мыла), где маялся от безделья выздоравливающий Прохор. На анонсированное профсоюзное собрание.
Народ с опаской расселся по лежанкам, не зная чего от меня ожидать, а я разразился короткой, но проникновенной речью в духе корпоративной этики. Золотых гор не обещал, но перспективы постарался нарисовать, для мотивации. Фронт работ пообещал необъятный — одной только варкой мыла не ограничимся. Особый упор сделал на овладении грамотой, раз уж школа при заводе была только для детей работников — будем своими силами выходить из положения. Ответственным за обучение грамоте и счету поставил Демьяна, ну и сам буду помогать ему, не каждый день. Особый упор сделал на то, чтоб учились все, а не только дети, в это время Аксинья с Прохором что-то порывались сказать — пришлось шикнуть, чтоб не перебивали. Подсластил пилюлю, объявив что к грамотным и отношение другое будет, и других новых работников им под начало определим и заработок, соответственно — побольше, чем у неграмотных.
— Ну чего вам? — Это Аксинье с Прошкой, ерзавшим от нетерпения.
— Я разумею грамоту, барин! — С гордостью выпалила Аксинья.
— И я сподобился! — Не менее гордо добавил Прохор.
— Так какого!!! — Покосился на внимательно слушающих детей и сбавил обороты. — Буду экзаменовать в таком случае, а раз все грамотные — то и со всех спрос, особенно с Прохора! Вот и нашлось тебе занятие! Демьян, приобретешь всё, что надобно для учебы!
Сегодня у меня весь день, получается, на производстве, ну и хорошо, своими глазами посмотрю, что тут происходит. Собрал тех, кто не при деле, в сарае и на примере происходящего на печи стал объяснять, что мы делаем и зачем. Чтоб имели представление, а не просто механически повторяли увиденное. Дети слушали с интересом, а освоившись — и вопросы начали задавать. Пару лет — и своих молодых специалистов воспитаем, а Дарья вообще далеко пойдет, с её бойкостью и любознательностью…
Ближе к обеду нагрянул батюшка с безмолвным сопровождающим, видать служка какой-то, без предупреждения начав с порога укоризненно выговаривать:
— Ну как же так, херр Герман, новое предприятие и без освящения⁈
— Да какое там предприятие, сами видите — сарай стоит! До предприятие далеко ещё! — Включил я дурачка.
— А между тем толки о мыле вашей выделки уже по всему заводу идут, херр Фальке! — Не поддался на мою уловку Никанор и нахмурился. — Али не желаете освящать начинание⁈
— Желаем, батюшка, желаем! Давайте в любое удобное для вас время сие таинство проведем!
— Всё с собой, сын мой! Коли согласен, сейчас и освятим!
— Госпиталь мы о том году освятили, батюшка, как построили! — Почтительно, но твердо завил Демьян, когда священник сунулся было к избе, после чего тот с недовольством развернулся к мыловарне.
Естественно, все тут же побросали дела и сбежались на представление. Служка разложил причиндалы на лавке, батюшка изобразил четыре креста на стенах елеем, поставленным басом пропел:
— Благословен Бог наш…
И уже без особого огонька и старания отбарабанил псалом, напоследок благословив всех из присутствующих. Заметив, что Никодим и уйти порывается, и мнется, словно чего-то ждет — догадался и подозвал Демьяна:
— Рассчитайся, пожалуйста!
Они отошли в сторону, а отвернулся, чтоб скрыть усмешку, вызванную тем, как яростно принялся торговаться Демьян. Вот что обещанный пай с прибыли, как личная материальна заинтересованность творит! Куда только подевалась недавняя почтительность к институту церкви и представителю её интересов!
— Бу-бу-бу… — неразборчиво доносился голос попа, убеждающий Демьяна не скупиться.
— Сирот приняли на иждивение, батюшка! — Приводил контраргументы мой управляющий. — Обули, одели, жрут каждый день, нет у нас столько!
Всё таки сговорились, но батюшка всё так же продолжал топтаться во дворе, никак на обед ещё напрашивается? Видя, что я сам не догадываюсь — Никодим зашел издалека:
— А вот мыло ваше, херр Фальке, можно любопытство удовлетворить?
— Конечно! — Догадался я. — Демьян, два куска выдели святому отцу, на благо! Да в холстину заверни!
Батюшка на этот раз и святого отца проглотил без возражений, дождался принесенного свертка и развернул, принюхиваясь, после чего с возмущением выдал:
— Но это же не то, что я у Татьяны Терентьевны видел! То и пахнет приятственей, и цвет лепше!
— То для жинок ведь, батюшка! — Принялся увещевать. — А вы же мужчина!
— У меня попадья и поповны!
— Простите, батюшка! — Повинился. — Привык у себя в Неметчине, что наши святые отцы без жен живут, содомиты через одного! Сразу же как ещё такое мыло сварим, вас не обделим! Пока кончилось всё, увы…
Никодим вручил холстину с отжатым у нас мылом служке, отправил его восвояси, а мне предложил:
— Проводите меня немного, херр Герман!
Да что ему от меня надо⁈ Надо сказать Демьяну, чтоб не торговался с ним больше, а то и мертвого задолбает! Не показывая раздражения — вышел с ним за ворота и едва отдалились от госпиталя, как Никанор елейным голосом начал меня охмурять по новой, почему-то инструктируя: как мне подобает подготовиться перед принятием таинства крещения. Пришлось в очередной раз обозначить свою позицию:
— Батюшка, я ведь вам упоминал о своих обстоятельствах! Ни о каком переходе в православие пока речи быть не может!
— Но как⁈ — Растерялся Никанор. — Церковь не одобрит брака Александры Максимовны с иноверцем!
Больших трудов стоило сдержаться, сделал несколько вдохов и выдохов и уже спокойным тоном пояснил, что брак с Александрой Максимовной — вилами на воде писан! После чего закруглил разговор и оставив растерявшегося попа одного — вернулся в госпиталь, в самом мрачном расположении духа. А за обедом поел без аппетита, с одной мыслью в голове: «Обложили, демоны! Хер вам, а не брак по расчету! Хотя, надо ещё посмотреть, что за Александра…»
Потом приехал Дитрих, принес работающий прототип поршневого насоса, по моему мнению: слепленный из говна и палок, что и заявил товарищу. Тот не обиделся, признав что так оно и есть, дай бог чтоб одно испытание выдержал, а больше от него ничего не требуется. Приладили его к большой печи, кликнули парней, чтоб помогали (вручную ведь его придется приводить в движение и это помимо того, что необходимо обжигаемый клинкер ворошить постоянно) и приступили к испытаниям. Дитрих ещё замерил количество угля, которое засыпали в разожженную печь, записал всё в тетрадку, да напоследок сунул принесенный с собой железный пруток в самую середку разгорающегося угля. На мой вопрос зачем это — пояснил:
— Определить жар!
Ну а потом началась потеха — по очереди качали рычаг не плотно прилегающих к устью печи мехов, так же сменяясь — перемешивали запекаемый клинкер. Искры во все стороны, Демьян негодует, что у нас сажа и пепел во все стороны летят, пацаны в полном восторге. И вымазались все как кочегары.
В этот раз уже что-то более похожее на цемент появилось, едва остывшый клинкер тут же вместе с Дитрихом и при помощи пацанов всё так же вручную размалывали на улице. А печка после нашего последнего эксперимента пришла в полнейшую негодность, к вящей радости Демьяна (уже вслух планировавшего, как тут поставим новую печь с уже заказанными на заводе котлами), с неодобрением посматривающего на все, что не было связанно с варкой мыла и вместо прибытка — ввергало в расходы. Всё таки обычный кирпич не рассчитан на такие температуры, какую мы устроили. Дитрих тоже был доволен, но по другой причине:
— А если плотно приладить к печке подобные меха, Герман⁈ Даже без подсчетов, на глаз — видна экономия!
— Баню надо ставить! — Заметил я невпопад, с неодобрением глядя на чумазых пацанов. — Словно черти грязные!
— Вот ещё! — С неодобрением высказался Демьян. — Послезавтра суббота, тогда и побанимся!
Дитрих плюнул на наше равнодушие и принялся что-то чиркать в тетрадке упоенно, а я замешал всё ещё теплый цемент в раствор и слепил из обломков кирпичных новый образец кладки, старый так и валялся в углу с понедельника. Солнце уже к Уреньге опускалось, ещё полчаса — и сумерки настанут. Первой заметила неладное Даша, оповестив об этом всех:
— Народ у завода забегал как мураши, али пожар, али убило кого опять!
Побросав все дела — высыпали со двора, вглядываясь в суету на площади у завода. Демьян, как старый солдат, в отличие от нас — смотрел на ситуацию шире и подмечал больше деталей, о чем и доложил:
— В усадьбе тоже суета, никак Илларион Иванович соизволит приехать чичас⁈
Пробегающий мимо неравнодушный гражданин заглянул во двор подтвердил это предположение, высказал удивление, отчего это мы не торопимся бежать встречать хозяина. Мои все в полном составе тут же засобирались, а я отговорился:
— Я же не знаком пока с Ларионом Ивановичем… Вы идите, а потом верноподданнические чувства выскажу, более приватной обстановке!
В одиночестве вернулся из госпиталя домой, с досадой обнаружив что и тут никого — все отправились на торжественную встречу. Печь не топлена, воды нет ни горячей не теплой, взял бадью холодной и накинув на шею полотенце — отправился в предбанник. Помыться не вариант так. Ну хоть ополоснусь, всё равно закалятся решил, вот с сегодняшнего вечера и начну.
Лязгая зубами добежал до дома, насухо вытерся, переоделся в чистое и не зажигая свечей сумерничал, глядя в окно на опустившуюся на завод ночь, да перекусывая пирогом утренним, что нашел на кухне. Вот вроде социальное неравенство, всё как в учебниках про царскую Россию, а обитатели поселка с такой радостью встречают приехавшего купца, какая ни одному депутату в мое время не снилась, не говор уже о чиновниках — те больше от народа на отдалении старались держаться. Так и уснул, не дождавшись прихода домочадцев…