Кобчик

Глава 12

Глава 12.

— Срамота-то какая! Срамотища!

По другому и не сказать — передо мной словно павы выступают Екатерина с Елизаветой, а из одежды на них лишь кокошники, да коромысла в руках.

— Продолжайте!

— Танец с коромыслом, барин! — Объявила Катерина и две девицы пустились в пляс, сопроводив танцевальные па хоровым пением:

'Не кури, не пей, не кури, не пей!

Воду чистую пей земли родной!

Не кури, не пей, не кури не пей!

Воду чистую пей земли родной!

Елизавета тряхнула своей роскошной черной косой толщиной в руку, крутанулась на месте и засадила мне крючком коромысла в челюсть, да с такой силой, что свет померк в глазах! Проснулся, с досадой отметив, что это всего лишь сон был, но до чего же реалистичный! Обе купеческие дочки до сих пор как живые перед глазами стоят, верно Марфа ванговала, что эдак и до греха недалеко. А челюсть-то как ломит!

Спустился вниз, у печки хлопотала Марфа, затапливая, стало быть — скоро зазвонят колокола и народ к заутрене потянется. Выскочил во двор, стараясь дышать через нос — внезапно разболевшийся зуб реагировал на всё, отзываясь вспышками боли. Будь то попытки нащупать его языком или вот как сейчас — утренний морозный воздух вдохнуть. Подозреваю, что это вчерашнее вечернее закаливание всему виной, рановато начал…

Тем временем ожила колокольня, домочадцы проснувшись — отправились в церковь, а я запалив несколько свечей — принялся обследовать с помощью зеркала, что у меня с зубом. Визуальный осмотр ничего не дал, зато пальцем нащупал — с правой стороны нижний зуб, предпоследний в ряду. Вот что я за попаданец такой, то девки купеческие из головы не выходят, а сейчас вообще катастрофа с этим зубом, быстрей бы лекарь из церкви вернулся.

До прихода Антона Сергеевича и холодные примочки снегом на улице попробовал, и мордой к нагревающейся печи прикладывался — эффекта никакого, зуб всё так же болел, не давая ни минуты покоя. И нет-нет так простреливало острой болью, что хоть на стенку лезь. Завтракать я даже не стал, насев на лекаря, с которым со среды, не сговариваясь — перешли на ты:

— Ты же в своей госпитальной школе учился как зубы лечить?

— Обязательный предмет, — согласился Антон Сергеевич, которому мои страдания ничуть не мешали с отменным аппетитом уписывать стряпню Марфы. — вначале в мертвецкой тренировались удалять, потом на живых людях!

— А какие компрессы лучше, холодные или горячие?

— Лучше дергать, Герман! — С участием посоветовал лекарь. — Давай тебя к Гавриле отведу, пока флюса нет!

— Может само ещё пройдет… — Пробормотал я, сам в это не веря. Страшно до жути дергать зуб без анастезии, ещё и у кузнеца этого, такой половину челюсти вырвет и не заметит.

— Сало надо приложить к десне солёное, барин! — Авторитетно вмешалась в нашу беседу Марфа. — А к запястью разрезанную дольку чеснока примотать!

— Авиценна лечил зубную боль окуриванием из смеси лука, черной белены и жира козла. — Присоединился к троллингу опекун. — А Плиний советовал со стороны больного зуба положить в ухо воробьиный или вороний помет, смешанный с маслом!

— Идите вы со своей народной медициной, это всё от темноты и недостатка образования! — Отмел эти советы. — Солью прополощу, или до госпиталя схожу, там соды возьму, тоже вроде должно помочь…

До обеда, под ворчание Марфы, что только соль извожу попусту — и полоскал солевым раствором рот, и чередовал холодные примочки с горячими компрессами, без какого-либо положительного эффекта. Собрался в госпиталь, вспомнив, что помимо соды в мыловарне — там и Аксинья, а у неё, на минуточку, есть весьма эффективное средство. Так, с куском сала во рту, благоухая привязанным к левому запястью чесноком и с заметно начинающей опухать щекой — предстал перед изумленными работниками…

— К кузнецу вам надо, барин! — Аксинья твердо стояла на своем.

— Тебе мака что-ли жалко, Аксинья⁈ Ну и наговор почитай, я же знаю, что ты умеешь!

К вечеру полегчало, то ли отвар мака подействовал, то ли несколько раз прочитанный Аксиньей заговор:

— Горючь камень в море, зелен дуб в поле, высоко сокол в небе. Когда эти три дуба брата сойдутся, тогдаГерману и зубы заболят, — да не сойтись этим трем братьям, не повидаться, да не болеть зубам — не наслаждаться.

Лицо, правда — совсем асимметричным стало, но хоть боль утихла до такой степени, что дома смог перекусить, после чего обвязал голову полотенцем и прилег отдохнуть. Похорошело с мака неожиданно…

— Герман, мы приглашены на обед к Лугинынм! — Без стука ворвался лекарь, вырвав из дрёмы. — О боже, что у тебя с лицом⁈

— Вот, сам видишь — куда мне в таком виде! Никаких визитов в ближайшее время! Присаживайся, я тебе сейчас про другое вещество расскажу, весьма эффективное для обезболивания! Этим же летом будет его вдоволь, станете людей с Демьяном резать, а им хоть бы хны! Но технику безопасности при его употреблении следует как отче наш заучить!

— Герман, ты уже рассказывал про мак и выработку из него сильнейшего средства! И у тебя сейчас наблюдаю описанные побочные эффекты от злоупотреблением этим снадобьем! Все запасы у Аксиньи подъел?

— Осталось ещё немного… — Действительно, переусердствовал я слегка, мысли путаются и в сон клонит неудержимо. — Главное, как я и говорил — палками бить тех, кто этим злоупотреблять вздумает!

К одиннадцати вечера, когда весь дом с домочадцами погрузились в крепкий сон — пришел в себя, действие макового отвара прекратилось, а вот зубная боль вернулась в полной мере. Если не усилилась. Сна ни в одном глазу, зуб не дает покоя — так всю ночь до утра и промучился, то прополаскивая рот солью, то содой, а потом и найденная водка пошла в ход. Лекарь, которого мой ночной променад несколько раз разбудил, посулил зловещим шепотом:

— Я, как опекун, имею право вас принудить! Завтра же идем к кузнецу с утра!

— Идем, идем! Только не совсем с утра, я вначале до Аксиньи сбегаю! А потом обязательно к вашему Гавриле, пусть режет!

Уже на собственном опыте пришел в логичному выводу, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца. А ведь совсем недавно искренне поражался тому, как люди добровольно идут к этому Гавриле, чтоб без всякого обезбола согласиться на хирургическую операцию, чем по сути и является удаление зубов. Не зря целое направление существует в мое время — челюстно-лицевая хирургия. Мне меньше суток острой боли хватило, чтоб смириться и согласиться на поход к кузнецу…

Под утро я немного переусердствовал с полосканиями водкой и осенило: а почему мой Антон Сергеевич не занимается стоматологией? Сам ведь сказал, что изучал всё это в студенчестве! Так что первым делом, едва мой опекун проснулся — насел на него с этим, аргументирую тем, что мне самому будет спокойней на душе, если удалением моего многострадального зуба займется профессионал. Да и инструменты должны быть специальные, а то чем там этот кузнец зубы выдирает, клещами?

— Даже и не проси! — Отрезал Антон Сергеевич. — Я два года как этим не занимаюсь и не собираюсь! А по поводу Гаврилы не сомневайся, он и без меня успешно зубоволочением занимался, и я его научил всему, что знаю. И инструмент у него мой, так что никаких отговорок!

— Ладно-ладно, не стоит так горячиться! Я сейчас в госпиталь, дождусь Аксинью из церкви и сразу домой, пойдем к коновалу этому.

— Не задерживайся только, — кивнул лекарь. — сегодня суббота, к обеду кулачный бой, а Гаврила один из первых бойцов, ни за что такое не пропустит! Впрочем, я Глашку пошлю его предупредить!

— И стерилизацию инструмента надо провести обязательно, Антон Сергеевич! — Напомнил о необходимой процедуре.

— Давно уже извещен об этом Гаврила, не волнуйся! Он и раньше зубной ключ, щипцы и крючки на огне прокаливал, а сейчас кипятит!

— А крючки-то ему зачем? — Проявил я неуместное любопытство, о чем сразу же и пожалел, после ответа лекаря.

— Так десну разодрать, чтоб зуб легче выдернуть!

Быстро обернуться туда и обратно не получилось: пока Аксинья до своей богадельни сходила, потом варили в сарае мак — около часа прошло. Заодно с Демьяном поговорил, поинтересовался у него, почему это наш лекарь с таким предубеждением относится к стоматологии. Демьян покряхтел, помялся и признался:

— Так ить я тоже никакого интереса теперь к зубоволочении не испытываю… Энто как приехал Антон Сергеич токма, у Александры свет нашей Максимовны Лугининой соизволил зуб разболеться. Вот как у вас, барин, харя опухла, не в укор будь сказано!

— Так-так, трави дальше прохладную! — Поощрил Демьяна, не торопящегося рассказывать про суть дела, чувствую — занимательная тогда история приключилась!

— Ну и позвали нас, стало быть, зубик у Александры Максимовны дергать. — Демьян от смущения принялся бороду оглаживать. — Антон Сергеич даже инструмент применить не успел, токмо начал осматривать, как она вцепится ему зубами в руку! Антон Сергеевич кричит, Александра Максимовна мычит, но хватку не ослабляет! Чудом божьим обошлось всё тогда, зато с тех пор Илларион Иванович и госпиталь поставил, и помогает всяко!

— Психолог вам нужен обоим, вместе с Антоном Сергеевичем! — Вынес я вердикт. — А Александре ремня хорошего! Вы что, не знаете как челюсть разжать что-ли? Двумя пальцами нажимаешь вот так и все, рефлекторно разожмет!

— Как не знаем, знаем, но то ведь Александра Максимовна! А пороть её почитай кажную неделю порют…

От души посмеялся над историей, заодно в очередной раз убедившись, что мне мало того, что какой-то неликвид пытаются втюхать под видом невесты, так ещё и психически неуравновешенную особу в придачу. Хотя, если бы меня пороли каждую неделю, тоже с психикой проблемы начались, однозначно…

Допил, пока не остыло, отвар, чуть горчащий и больше отдающий на вкус прелой соломой и отправился до дому, быстрей бы уже со всем этим покончить. Меня уже ждали, Митрич запряг лошадь в сани, на мой робкий вопрос, к чему такие церемонии — Антон Сергеевич приободрил:

— Не все после Гаврилы своим ходом уйти могут…

Смирившись с необходимостью предстоящего нелегкого испытания — залез в сани и тронулись, зелье начало действовать, но почему-то боль так и не прошла толком. Зато побочные эффекты проявились в полной мере, а я ведь ещё ночью прикладывался к водке, немного, но всё же. Как бы тут не отъехать по дороге, глаза непроизвольно закрываются, как же измучился за эти сутки с небольшим…

Едва показалась кузница, как сработала психосоматика по полной — боль как по волшебству ушла и в голову закралась мысль: «А может всё не так уж и плохо, стоит ли под нож ложиться, а вдруг само пройдет?» Пришлось прибегнуть к самоубеждению:

— Я мужик, я смогу!

— Герман! — Поразился Антон Сергеевич. — Вы заговариваетесь, какой же вы мужик, вы дворянин!

— Да, я дворянин! Я смогу! Я мужик!

Подобие стоматологического кабинета было устроенно прямо на улице, что учитывая отсутствие нормального освещения — было оптимальным вариантом. Кресло заменяло бревно у стены кузни, а саму стену украшали основательно вбитые скобы, к которым меня тут же и привязали, несколько успокоив — видно, что дело знает Гаврила туго, сейчас главное пережить пять-десять минут позора и всё кончится наконец, вымотал этот зуб проклятый!

Эх, сейчас бы стиснуть зубы… Гаврила споро крючком обработал десну, вооружился какой-то приспособой (видимо, это и есть зубной ключ) больше по форме напоминающей большой штопор с обрезанной спиралью, так, что остался лишь крючок — зацепил за зуб, немедленно отозвавшийся вспышкой и стал его расшатывать. А я непроизвольно зарычал, вызвав одобрительный комментарий кузнеца:

— Как волчонок!

Что характерно — недавно выпитый в качестве обезболивающего отвар практически не действовал. Гаврила чуть не свернул мне челюсть в попытке выдернуть зуб, вполголоса выматерился и по новой начал расшатывать. А я догадался, что опять всё пошло не по плану, кроя в три этажа про себя всю ранее прочитанную литературу про попаданцев — задергался, мыча и пытаясь вырваться. Но тщетно, привязали на совесть. Наконец кузнец оставил в покое мой зуб и вытащил зубной ключ, чем я тут же воспользовался, закрыв рот и сжав зубы, с твердым намерением прекратить этот балаган.

— Не поддается, Антон Сергеич, — с некой растерянностью доложил Гаврила. — я и так, и эдак, а он как влитой сидит!

— Не может быть! — Удивился лекарь и наклонился надо мной. — Ну же, Герман, открой рот!

— Идите на фуй! — Рот я лишь чуть-чуть приоткрыл, чтоб выплюнуть хлещущую из развороченной десны кровь и озвучить свои требования. — Ражвяжывайте!

Доктор сухо и бесстрастно принялся обрисовывать мне то, что меня ожидает в случае не доведения операции по удалению зуба до конца. Свою разбарабаненную правую половину лица я утром имел удовольствие наблюдать в зеркало, так что умом его аргументы понимал, а вот организм против дальнейшей пытки протестовал. Так что скалился и рычал, но зубы не разжимал.

— Да что вы его уговариваете! — Не выдержал кузнец. — Он же ошалел от боли, сейчас мы ему рот-то приоткроем и палку вставим!

— Не надо! — Пришлось взять себя в руки, перспектива умереть от сепсиса совсем не прельщала, поэтому собрал волю в кулак и сдался. — Быштрее тока давайте, шука!

Лекарь с изрядной опаской вооружился крючком, терзал зуб с полминуты, после чего признался:

— Не видно ничего, вроде обычный зуб… Гаврила, а помнишь дьячка того, у которого под больным зубом соседний врос, а корни сбоку?

Кузнец с такой экспрессией перекрестился, что я, почуяв недоброе — с новой силой забился в путах.

— Херр Герман! — Начал успокаивать Антон Сергеевич. — Хорошо всё будет, это тогда мы несколько часов возились, не зная в чем причина! А сейчас быстро всё сделаем! Гаврила, неси долото и нож!

Быстро не быстро, но однако справились совместными усилиями. Только лекарь лишь советами помогал, да под конец придерживал мне челюсть снизу, когда Гаврила долотом выбивал зуб. Да я процессе сомлел один раз, потеряв сознание, так что когда всё закончилось — неописуемое облегчение испытал. Молодец Антон Сергеевич, что догадался на лошади приехать! А челюсть Гаврила мне знатно разворотил, судя по высказанному желанию лекаря наложить швы.

— Не надо! Точно пару дней ешть не буду, тампон положите и вше!

Заткнули дыру в десне предусмотрительно прихваченной из дома условно стерильной тканью (прокипяченной в воде и высушенной над плитой печки), развязали, довели до саней, а Гаврила, спохватившись — продемонстрировал мне вырванные зубы, поясняя:

— Энтот то сбоку рос, барин, да угодил под соседний! Потому и не давался! Заберете с собой⁈

— Ммм! — Я отрицательно помотал головой, вот ещё мне не хватало вырванные зубы коллекционировать. — Домой!

Дома встречали всем составом, даже Аксинья с Демьяном пришли, в груди ворохнулось теплое чувство, что вот обжился тут, и люди появились, кому моя судьба не безразлична. Лекарь в красках принялся рассказывать благодарным слушателям только что пережитую эпопею, особенно превознося мою стойкость и геройство, проявленные во время операции. Хоть и приукрашивает, а приятно!

Поддерживаемый Демьяном — поднялись на второй этаж в мою комнату, я сразу же попросил накинуть на подушку какую-нибудь дерюгу, которую не жалко. Чувствую, ещё день или два во сне напускаю кровавых слюней, изгваздав всё постельное. Глашка притащила отрез холстины, укрыла подушку и я наконец с облегчением выдохнул. Народ тут же заторопился на празднество, Антон Сергеевич всё порывался оставить кого-нибудь при мне, на что я отказался.

— Идите уж, а я спать буду! И никаких визитов как минимум в течении недели! Не кантовать!

С лестницы ещё услышал, как Глашка с восторгом докладывала Аксинье с Демьяном:

— А как лается наш барин, как лается! Всю ночь, почитай, не смолкал! Так не пойми что говорит, а как лаятся начинает, так и не скажешь что немец! Это его Дитрих научил!

— С Москвы он такой приехал, не собирай! — Веско заявил Демьян. — Там только такой похабщине обучить могут, иной раз так загнет, что я от офицеров не слышал…