Князь поневоле. Потомок Ермака

Глава 3

Многие не любят длинные поездки в поездах. Дескать, можно воспользоваться самолётом для длительного путешествия, для короткого есть автомобили, а в поездах и колёса о стыки рельс стучат, и соседи пьяные, и в туалет нормально сходить не получится. Мне же проблемы эти не казались столь критическими, особенно если, как сейчас, приходилось перевозить своё тело в комфортабельном вагоне первого класса с обедом внутри вагона-ресторана, где для зажиточных гостей предлагался громадный гастрономический спектр, способный если не полностью восхитить любителей разнообразной высокой кухни, то уж точно утолить голод.

Проводимое по пути время я решил использовать для того, чтобы восполнить пробелы в имеющихся знаниях. У меня остались изрезанные блоки знаний, доставшиеся от прошлого обладателя тела, но они были настолько оторванными друг от друга, что множество знаний об окружающем меня мире просто исчезли, оставляя меня в непонятках.

Большую часть времени я погружался в одно единственное полное собрание истории Государства Российского за авторством неизвестного мне учёного-историка Щукова. Глаза буквально ломались от дореформенного русского языка, заставляя сильно снижать скорость чтения и вдумываться в смысл написанного текста.

Насколько мне стало понятно после нескольких часов напряжённого чтения, история этого мира шла одинаково с нашей ровно до тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года. Да, именно Ливонская Война, начатая первым русским царём, стала ключевой отправной точкой в изменении временной линии. В моём мире Ливонская война для России обернулась тотальным крахом, заставившим развивающееся российское государство не только остановиться, но и откатиться на несколько десятилетий назад, где её ждал только глубочайший кризис. Причин для поражения в этой войне было множество, но одной из таковых стал бежавший в Литву князь Курбский, передавший польско-литовскому войску практически все царские планы наступлений в Прибалтике. В этой реальности мятежному князю сбежать не удалось. Сначала мне показалось, что аристократу смерть даровали царские агенты, но реальность оказалась куда проще. Курбский умудрился наткнуться на большой разбойничий отряд где-то в области Смоленска. Вот и выходило, что планы войны не перешли в руки западных соседей, а потерялись вместе с телом мятежного аристократа.

Вместе с очень удачной смертью Курбского, война на первых этапах пошла ещё удачнее. Ливонский Орден и без того представлял из себя жалкую тень себя предыдущего. Распри ландмейстеров, мятежные города, лютеранская ересь — всё это подтачивало почву под ногами некогда могучего ордена Меченосцев. В реальной истории эта война и без того изначально шла очень гладко, крепости падали одна за другой: Нарва, Дерпт, Ревель. Однако, на этот раз на завоевание Прибалтики отправилось отнюдь не второстепенное войско, составленное из сил степных наёмников с небольшой примесью русских, а вполне себе боеспособная рать, обеспеченная артиллерией, большим количеством «огневого припаса», заранее заготовленными съестными запасами. Это позволило буквально паровым катком пронестись русскому воинству по землям Прибалтики, не позволяя орденским рыцарям воспользоваться передышкой и распродать земли заинтересованным в регионе странам. Тем самым Российскому Царству было позволено завладеть Ливонией, Эстляндией и Курляндией, откуда выбить их уже не получилось, хотя польско-литовское воинство на кураже гонки за обладание Курляндией произвело несколько быстрых столкновений на новой границе, окончившихся статусом-кво. Эта быстрая война позволила стране не просто выстоять и не скатиться в новый тяжёлый кризис, а вовсе продолжить развиваться ударными стахановскими темпами.

После победы в Ливонской Войне, русские войска под руководством Фёдора II Ивановича вмешались в Смуту внутри Речи Посполитой, присоединяя в ходе войны Смоленщину и Черниговщину. Затем последовал Великий Восточный поход — вторая длительная казачья экспедиция, в ходе которой они доходят до Тихого Океана и основывают там острог Русь-Тихоокеанская, а сын Фёдора Михаил Первый издаёт великую Хартию Вольностей, ограничивающую помещичью власть, а затем и Соборное Уложение, официально запретившее передачу или продажу крестьян без земли.

В общем, можно было выделить тот факт, что Россия в этом таймлайне определённо пошла другим путём. Если в действительной истории царствующая династия Романовых только и занималась тем, что всё сильнее и сильнее закрепощала крестьян, то здешние Рюриковичи развернули ситуацию на сто восемьдесят градусов, опираясь на поддержку нижнего сословия, продолжая одновременно с тем централизовать власть в руках царствующей семьи.

Что же с Романовыми? Не может же быть такого, что известнейшая в моём времени династия просто так исчезла со страниц истории, полностью отказавшись от власти? Само собой, просто так сойти со своих позиций они не могли, породнившись с Рюриковичами ещё во времена правления Ивана Грозного. Потому-то звёздный час Романовых настал на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков, когда Россию всё же застал полноценный кризис престолонаследия, который удалось отсрочить на несколько десятков лет.

На этот раз кризис начался не из-за гибели всех мужских прямых представителей династии. Да, у погибшего царя Алексея не было законно признанных детей, которые смогли бы принять на себя тяжесть царственного положения и управления столь большой империей, но был один бастард, зачатый царём во время путешествия к южным границам. Могла ли Дворянская Дума, ставшая на тот момент единственным источником власти в государстве, целостность и стабильность которого держалась на волоске, разрешить бастарду воцариться? Тогда выбор между первейшими советниками почившего Алексея стоял в том, чтобы признать единственного, пусть и непризнанного, но родного царского потомка или обратиться к одной из боковых династий, которых у Рюриковичей было достаточно. Совет подвижников царственного рода принял рискованное решение и поставил на престол всея Руси Дмитрия Алексеевича, бывшего незаконнорождённым потомком царя.

С таким решением не были согласны Романовы. Они со времён Грозного постоянно находились рядом с государями, плетя скрытые интриги и постепенно собирая союзников среди аристократических родов, купеческих гильдий и зарождающихся родов крупных промышленников. Потому-то они, чувствуя за своей спиной поддержку и силу, решились на объявление выбора Дворянской Думы незаконным.

Романовская Смута характеризовалась разрозненными восстаниями в разных частях страны, начиная от северных губерний, заканчивая приходами наёмников из Средней Азии. Далеко не каждое выступление лояльных Романовым сил оканчивалось успехом. Где-то зачатки восстания давились казачьими войсками, другие умудрялись разбивать имеющимися под руками губернаторов отрядами, но в один момент их войска смогли собрать войска вокруг столицы, взяв город в осаду, пока столичные гарнизоны удерживали оборону, дожидаясь подходов подкреплений с юга и Поволжья. Подошедшие казаки и войска лояльных Рюриковичам сил смогли разбить Романовых в Московском Побоище, а все пойманные мужчины рода были казнены или сосланы в Сибирь специальным царским указом.

— Ваше благородие, пора собираться.

Голос Владимира вырвал меня из раздумий о истории страны. Конечно, это была далеко не моя временная линия, да и век не тот, но Россия есть Россия, и не беспокоиться о судьбе своей родины у меня просто не получалось. Тем более, что мне придётся здесь жить, а может и пробиваться в верха. Нужно было пользоваться неожиданно выпавшими в мои руки ресурсами и как можно быстрее вступать в гонку.

Вокзал Томска встретил нас высокими чугунными арками и стеклянными сводами, пропускающими апрельский свет. На перроне сибирской столицы толпились купцы в длинных сюртуках, дорожные чиновники в фуражках раздавали приказы своим служащим, а лоточники старались распродать с подносов свежие пирожки и горячий сбитень, отлично согревающий в холодный сибирский апрель.

За вокзальной площадью раскинулся городской центр с широкими мощёными камнем улицами, заострёнными каменными особняками в стиле русского модерна, с витринами дорогих магазинов и элитных салонов.

Едва я вышел из высоких вокзальных дверей, как тотчас подъехала длинная золотая карета на крепкой раме и на мощных рессорах. В неё была заряжена пара вороных рысаков с заплетёнными в гривы лентами. Скакуны, разогретые быстрой ездой, нервно перебирали копытами. Кучер сидел на козлах в красной бархатной безрукавке и плисовых штанах, почтительно приветствуя меня кивком головы и поднятой шляпой. После этого он ловко спрыгнул и принялся вместе с вокзальными служащими грузить наши скромные пожитки.

— Ваше благородие, ваша матушка просила встретить вас на вокзале и привезти как можно быстрее в имение. — Кучер на мгновение замолчал и посмотрел на часы: — Через четыре часа начнутся похороны вашего отца. Многие гости уже собрались в вашей родовой часовне на отпевание.

Я кивнул, и камердинер, с привычным жестом, поправив чемодан с дорожными принадлежностями, занял место внутри кареты напротив меня.

Карета тронулась плавно, без толчков — хорошие рессоры и умелая рука семейного кучера делали своё дело. Я наблюдал через овальные стёкла за тем, как мелькает Томск. Очень быстро мы перевалили через мостовую, и карета выкатила на большой тракт — широкую грунтовую дорогу, лишь местами укреплённую тёсаным булыжником. По сторонам, вместо богатого центра и промышленных районов, стали показываться берёзовые перелески. Ветер, даже сквозь окно, доносил запахи молодой травы.

Примерно через час езды показался длинный чугунный усадебный забор. Его верхушки были увенчаны чугунными наконечниками с княжескими гербами в виде двух перекрещенных казацких сабель, поверх которых находилась лошадиная голова в профиль.

— Прибываем, ваша светлость. — доложил Владимир, поправляя белые перчатки.

Карета мягко остановилась перед белокаменным особняком с колоннадами, широкой лестницей, ведущей к высоким резным деревянным дверям, и цветниками по бокам, которые только сейчас готовились показать всю свою цветочную красоту. На крыльце уже стояли слуги, на лицах которых отражалась горечь от потери.

Я выдохнул и вышел из кареты, напуская на лицо ложную тоску. Мне сейчас не хотелось присутствовать в этом месте, особенно видя количество карет и экипажей, которые прибыли в город, дабы проводить в последний путь князя Ермакова. Меня сейчас напрягали даже не сами гости, а то внимание, которое они обращали на меня. Наверняка, ключевой причиной для многих из гостей дома Ермакова было не прощание со старым аристократом, а расчёт возможного будущего нашего рода. Всё же, если я ударю в грязь лицом, то многие будут считать меня за слабака, а значит, будут общаться исключительно со стороны силы. Такой стиль общения мне никогда не нравился, отчего и позволять хоть кому-то общаться со мной в таком ключе я совершенно точно не буду.

Едва я вошёл внутрь дома и отдал пальто одному из лакеев, которые во множестве находились внутри дома, обслуживая многочисленных высокопоставленных гостей.

Тяжёлые двери особняка закрылись за моей спиной. В просторном зале собралась толпа скорбящих. В основном здесь были мужчины в строгих костюмах, часть из которых сопровождалась женщинами в закрытых платьях без единого золотого украшения. Среди них выделялись военные в лучших мундирах, но без наград. Они медленно и степенно общались с людьми, стараясь не повышать голос в шелестении фраз.

Особое внимание привлекала фигура губернатора — грузного старого человека с землистым лицом и седыми бакенбардами, пышно расходящимися по щекам. Его форменный фрак с золотистым шитьём казался неуместно шикарным для этой печальной церемонии. Сейчас он был единственным мужчиной, что стоял подле гроба. Тяжело опираясь на трость с массивным мраморным набалдашником, он смотрел маленькими глазами по сторонам, отвлечённо пытаясь успокоить разбитую от горя хозяйку жилища. Когда же появился я, то губернатор быстро оживился и неожиданно быстро для своей комплекции зашагал в мою сторону, сильно опираясь на свою нелёгкую трость.

— Ваша светлость, смею приветствовать вас в столь скорбный день. — Мужчина протянул толстую ладонь, и я, сжав её в приветственном рукопожатии, ощутил липкость кожи: — Все собрались. — он окинул взглядом людей, которые всей толпой теперь обращали внимание на наше приветствие друг с другом: — И те, кто искренне скорбит, и те, кого сюда привёл долг правильного человека.

В его маленьких, глубоко утопленных в череп глазах была видна усталость и циничность. Это был взгляд человека, слишком много видевшего и слишком мало меняющего. С последним этот человек давно успел смириться и просто плыл по течению времени, стараясь как можно сильнее набить собственные карманы купюрами, а банковские ячейки — золотыми слитками. Подтверждений этому у меня не было, кроме как собственных соображений, но что-то мне подсказывало, что предо мной стоял человек, олицетворяющий всю коррупцию Томской губернии.

Отойдя в сторону, я двинулся в сторону своего семейства. Назвать его большим можно было только с большой натяжкой. Из всех оставшихся прямых родственников у меня осталась всего лишь одна мать и три сестры-погодки. Мать выглядела уставшей, измотанной, зареванной настолько, что лицо её давно распухло от бесконечного большого объёма вылитых слёз. Если исходить из воспоминаний прошлого, то любовь между ею и безвременно почившим отцом была сильной. Потому Мария Васильевна сейчас стояла рядом с гробом полностью обессиленной.

София, Надежда и Вера стояли рядом с матерью. По их лицам ощущалось, что все свои негативные эмоции они уже успели выпустить, а теперь старательно поддерживали свою мать, не позволяя скатиться ей в тотальную тоску по мёртвому супругу.

— Игорёша, ты вылечился? — это первое, что могла спросить мать, наконец перестав всхлипывать: — Твой папа… — женщина вмиг состарилась и вновь принялась лить слёзы, иногда прерываемые платком одной из дочерей.

— Да, маменька, я полностью здоров. Не лей слёзы зазря — отца уже не вернуть, а ты наш последний родитель, и видеть твои слёзы невыносимо. — я оглядел все остатки своего семейства: — Тебе ещё необходимо вырастить троих своих дочерей и дождаться моей свадьбы. Горе сильно, но я не посрамлю памяти своего отца. Вот увидишь, маменька, что род наш будет только сильнее.

— Я надеюсь, Игорёша. — на несколько секунд Мария Васильевна смогла совладать с эмоциями и посмотрела на меня с полной серьёзностью взглядом: — Ты же понимаешь, что теперь тебе придётся руководить семейством? Твой отец был правильным мужчиной. Он воспитывал тебя, как было нужно. Не смей стать хуже него.

Нормальной речи придумать мне не удалось. Много часов ещё во время длинной поездки я старался выдумать хоть что-то вразумительное, но сделать этого не удавалось, применив вообще все усилия. Мне просто не было их жаль, и в этом заключалась ключевая проблема. Если прошлый обладатель тела рос вместе с ними, погружённый в родственные отношения, то мне такой вариант жизни был недоступен. Жалость моя проступала скупыми эмоциями, а потому мне не удавалось проникнуться всей тяжестью ситуации. Однако, единственное, что я знал наверняка, — что смогу воспользоваться попавшими мне в руки ресурсами, показывая максимально возможную эффективность.