Князь поневоле. Потомок Ермака

Глава 15

Я поспешно постарался покинуть кабак "У Якова", оставив за спиной шум, запах еды с пивом, а также разговоры мятежников. Последние несколько минут вселили в меня столь много стресса, что стало душно. Дневной воздух, нагревающийся душным ярким солнцем, обжигал лёгкие. Либо это был эффект от бушующего в крови адреналина, но точного ответа я совершенно точно не знал. Я специально сделал вид, что меня неистово мутит и как можно быстрее нужно прочистить кишечно-желудочный тракт, чтобы не забрызгать съеденным за последние сутки кабачную территорию. Это вселяло в меня надежду на то, что мятежники не следят за мной. Само собой, что у меня не было таких замечательных актёрских навыков, что самый внимательный и придирчивый Станиславский поверил, но я же надеялся, что такое небольшое испытание кабачными пьянчугами смогу пройти.

Сделав несколько быстрых шагов в сторону ближайшего поворота, я ощутил на спине неприятный знакомый холодок опасности. Он сверлом вбуривался в позвоночник, проникая прямо между позвонков, вызывая едва ли не физическую боль. Рука сразу метнулась к рукояти револьвера, торчащей из кобуры на поясе, но стрелять первым я не собирался. Это было слишком опасно. Проблема была даже не в том, что у противника может иметься огнестрельное оружие, учитывая, что каждый мало-мальски обеспеченный мужчина старался держать при себе хотя бы по самому дешёвому револьверу, а в том, что городовые вряд ли поверят открывшему огонь первым.

Впереди появилась парочка мужиков. Со стороны они казались самыми обычными, ничем не выделяющимися от немногочисленных прохожих. Вот только я услышал поспешные шаги за своей спиной и сразу нырнул в ближайшую подворотню, собираясь отпетлять городскими дворами, которых в Томске даже на окраинах было достаточно. Вот только я не обратил внимание на проехавшую только что телегу с мукой. Мелкие частицы забились в лёгкие, заставив меня склониться в кашле, что сильно замедлило меня, едва ли не полностью остановив на одной точке.

— Эй, куда так спешишь, барчке?! — раздался сзади хриплый знакомый голос.

Я сорвался в бег и оглянулся, стараясь не сбить и без того не успевшее восстановиться дыхание. За мной бежало четверо крепких мужчин из той группы в кабаке. Лица блестели от пота, выступившего из-за смеси опьянения и физических усилий. В руках блестели не то дубины с металлической окантовкой, не то ножи. Солнце мешало рассмотреть вооружение своих преследователей точнее.

— Ваше сиятельство не соблаговолит остановиться?! — гаркнул рыжий детина, обгоняющий меня в широком дворе, перекрывая дорогу вперёд. Его рубаха распахнулась, обнажая шрам в виде креста на груди — метку, которую оставляли склонным к побегу каторжанам.

К своему удивлению, сориентировался в стрессовой ситуации я быстро. Стоящее подле распряжённой телеги ведро отправилось в полёт достойным футбольного бомбардира пинком. Снаряд полетел в голову рыжему, разбрызгивая крупные капли брызг, а я нырнул под саму телегу, прямо на ходу взводя курок револьвера. Колючие стебли набитой в телегу травы впились в шею, а я провернулся, выпрыгивая с обратной стороны телеги.

Погоня неожиданно стала слишком стремительной. Я перепрыгнул через невысокий плетень, сбивая сушившееся бельё. Вещи взметнулись белыми парусами, на мгновение скрывая мою фигуру от преследователей. Мне даже показалось, что от работяг не стоит ожидать такой прыти, но мои надежды пошли прахом.

Трое из четверых преследователей появились моментально. Тот самый рыжий каторжанин перекинул из ладони в ладонь широкий нож. Он ощерился гнилыми зубами и стал приближаться ко мне, тогда как два его сподвижника окружили меня с оставшихся сторон, перекрывая всяческие возможности к отступлению.

— Ну что, ваше сиятельство?! — оскалился здоровяк, вытирая грязной ладонью проступивший на лбу пот. — Потешил мои старые кости? Теперь будь умницей и прими свою жизнь, как мужчина.

Револьвер с шорохом покинул кобуру и сразу же два раза бахнул. Расстояние было плёвым, и можно было стрелять навскидку, а потому я и открыл огонь, два раза выжимая не самый лёгкий пуск "Нагана". Обе пули попали в левую ногу рыжего мужика, вставшего в ступоре от вида револьвера в моей ладони. Это и лишило его ноги. Если первая пуля лишь по касательной рванула его голень, лишь немного вырвав мяса и задев мышцы, то вторая принесла куда больший урон. Она врезалась прямо в колено, разворотив чашечку в мелкие осколки.

Рыжий упал на землю, покрывая бранными словами всё, на чём свет стоит. Опасен он не был, а потому я повернулся к его подельникам, заранее взводя револьвер. Вот только те особенной храбростью не отличались и уже сверкали пятками, покидая место короткого столкновения.

Где-то в переулке залаяли собаки. Я оставался на месте, продолжая держать на прицеле рыжего. Он обронил свой тесак и теперь катался по земле, стараясь зажать рану на изуродованной ноге. Получалось у него это крайне плохо, и между плотно сжатыми пальцами проступала ярко-красная кровь, стекающая на землю и смешивающаяся с пылью. Бушующий в крови адреналин, подстёгиваемый боевым ражем, просил меня нажать на спуск третий раз, чтобы прикончить посмевшего покуситься на мою жизнь мерзавца.

— Руки вверх, стрелок! — заорал усатый околодочный, размахивающий сжатым в ладони револьвером и старательно пытающийся удержать на цепи рвущуюся в бой громоздкую овчарку.

Я не сразу осознал, что в своей простой рубахе, дешёвой куртке и вымазанных сапогах нисколько не напоминал знатного барина. Как таковые документы я оставил в своём имении, понимая, что они могут стать для меня большей опасностью. В суматохе я даже где-то обронил мощное серебряное кольцо с фигурной печаткой, используемой мною для подписания документов. Наверняка я потерял его где-то под телегой, но бросаться за украшением было бы слишком подозрительно.

На мгновение я попытался представить себя на месте отряда полицейских. С их стороны я был виновником, ведь никаких ран на мне не было, а вот рыжебородый здоровяк, заполучивший в своём теле две дополнительных нехарактерных дыры, лежал в крови перед нами. По первым имеющимся уликам было понятно, что обвинение в нанесении тяжких телесных выдвинут именно на моё имя, а закрыться княжеским титулом и заставить органы правопорядка я точно сейчас не мог.

— Да я же...— Молчать!

Городовой подошёл ко мне на расстояние всего одного шага и под прицелом револьвера обезоружил меня, полностью лишив всяческих возможностей на хоть какое-то сопротивление. Впрочем, препятствовать задержанию я и не собирался. Мало того, что полицейских было банально больше и в поддержку им выступало две обозлённых овчарки. К тому же, мне нужно было сделать себе образ самого законопослушного подданного государя.

Меня повели в участок жандармов. Благо, до него было не столь далеко, а потому полицейские подобрали с собой и подстреленного разбойника. Он шагал с кряхтением и стонами, сильно замедляя нашу и без того небольшую группу.

Участок городских жандармов располагался в старом каменном здании, некогда принадлежавшем купцу. Оно было передано городу после смерти самого торговца, но не имело за собой такого сильного присмотра со стороны администрации, а потому скорее напоминало облезлую казарму. Над входом была информационная вывеска с надписью "3-й участок городской полиции".

Не сказать, чтобы внутреннее убранство этого здания изобиловало множеством деталей. Большую часть территории занимала большая клетка, уже сейчас вместившая в себя несколько странного вида доходяг. Пожалуй, из всех находящихся внутри вещей только портрет государя был свеж. Даже воздух давным-давно пропитался смесью пороха, чернил, дешёвого табака и мочи с кровью.

Меня усадили на стул перед тощим человеком в полицейской форме. Размеры определённо не соответствовали его физическому развитию, а потому он казался пугалом с чуть более свежей одеждой. К нему подошёл один из задержавших меня жандармов и что-то быстро заговорил на ухо тощему полицейскому. Во время рассказа тот стучал по потёртой столешнице сухими узловатыми пальцами, тягостно вздыхал и то и дело пытался потянуться к лежащему рядом кисету с табаком. Худощавый постепенно багровел лицом, шевелил усами и под конец быстрого отчёта снял с головы фуражку и аккуратно положил её перед собой, вперив в меня напряжённый взгляд.

— Ну-ка, голубчик, признавайтесь! — худой с размаху ударил кулаком по столу, отчего стоящая рядом чернильница подпрыгнула, оставив мощную каплю чернил на бумаге. — Какой чёрт тебе в голову ударил, чтобы ты стрелять в городе решился средь бела дня?! Бунтовщики?! Революционеры?! Или по пьяному угару решил глупостей натворить?!

— Вы ошибаетесь, пристав. Я не стрелял первым. Если бы этот рыжебородый идиот не бросился за мной с ножом в руках, то я бы и не подумал вытаскивать револьвер.

— Ага, только на тебе я вообще не вижу никаких ножевых следов, а у нас теперь раненный с очень характерными следами. Следы пороховых газов на твоих руках — тоже просто так для красоты? И револьвер в твоих руках просто украшение? Не делай из меня идиота. Я успел повидать за свою жизнь достаточно врунов, чтобы не верить в такую глупость.

— Тогда может поверите, что я князь? — улыбнулся я, выправляя осанку и смотря в глаза сидящему напротив полицейскому. — Ермаков Игорь Олегович, — сказал я. — Владелец обувной и проводной фабрик. Можете позвонить в мой дом. — кивком головы я указал в сторону стоящего телефона. — Трубку возьмёт мой личный камердинер Владимир.

Полицейский расхохотался. Несмотря на своё тщедушное телосложение, смех был заливистым, громким, раскатистым. Он смеялся так, что складывалось ощущение рёва трубы иерихонской. Даже стены принялись трястись мелкой дрожью, а мне же приходилось смирять полицейского усталым взглядом.

— Прохор, знал бы я, что ты приведёшь ко мне умалишённого, то не стал бы выслушивать твоих слов. — усатый перевёл взгляд на меня. — Ты на свои ногти хотя бы посмотри, князь недоделанный. Не стал бы человек высокого рода по дешёвым кабакам шляться, а от тебя кислятиной пивной так и несёт, так что зубы мне заговаривай, а то неожиданно их не досчитаешься. — полицейский руководитель ударил по столу ладонью. — Прохор, вызванивай из дурки. Я на их росказни не поведусь, так что пускай своих буйных сами забирают. Я зарёкся в этой чертовщине участвовать с прошлого раза.

Нужно было взять телефон. По лицу жандарма легко можно было удостовериться, что он не шутит и вполне может вызвать наряд из больницы для психбольных. Всё же, в это время медицина в такой области была скорее карательным органом, чем нечто, что хоть сколько-то помогало, а потому полицейским было очень выгодно сбросить одну из своих проблем на другой орган власти. Всё же, не успело миновать и месяца от того дня, как в городе лютовала проверка опричников. Не стоит навлекать на себя внимание главного карательного органа государя.

Супергероем я никогда себя не считал, но сейчас все планы крутились вокруг того, как рвануться к телефону. Связаться со своим имением мне будет не так быстро. Казалось бы, нужно просто взять и несколько раз провернуть диск телефона, чтобы вызвать необходимый номер, но до телефона мне ещё было нужно дотянуться. Каких-то два метра разделяло меня и тумбу, но попытку легко могло пресечь сразу несколько полицейских. Сейчас служители правопорядка были расслаблены, и только лишь один из них был занят перевязкой раны рыжего. У беглого каторжанина руки были скованы крепкой верёвкой за спиной, а потому ему оставалось только разве что изрыгать из себя плотный поток ругательств. За подобное поведение его несколько раз ударили деревянной дубинкой по груди. Полицейский бил не в полную силу, но приложенных усилий хватало для того, чтобы неудавшийся грабитель затыкался хотя бы на несколько минут, позволяя хоть немного побыть в тишине.

— Слушай, командир, а ствол у него действительно простой. Такой на оружейном базаре не купишь, — сказал задержавший меня полицейский, крутящий в руках мой предварительно разряженный револьвер. — Рукоять из кости, наверняка слоновой, каждая камора барабана подписана гравировкой, ствол воронёный. Ефим, а тут ведь ещё и надпись имеется на рукояти. "Князю Ермакову от тульских оружейников".

В глазах полицейского офицера промелькнуло сомнение. Всего лишь искра, но и этого хватало для того, чтобы посеять в его голове раздор. Если всего несколько минут назад худощавый жандарм был целиком и полностью уверен в том, что рядом с ним сидит простой полубезумный доходяга, то теперь его уверенность значительно пошатнулась.

— Если хотите удостовериться в правдивости моих слов, то можете позвонить графу Ливену. Он может подтвердить мою личность.

Жандарм поднялся со своего места и подошёл к телефону. Рядом с самим аппаратом лежала тонкая книга, которую мужчина принялся быстро листать, шевеля губами и явно пытаясь отыскать нужный ему номер. Поиски продлились примерно с минуту, после чего жандарм несколько раз провернул диск.

— Дом Ливенов слушает.

— Ваше сиятельство, это ротмистр Баранов из третьего жандармского управления. Прошу прощения за беспокойство, но у нас тут... деликатная ситуация. Нет-нет, не извольте беспокоиться, ваше славное имя никто не собирается марать никакими разбирательствами. Я нисколько не хотел вас обидеть своим звонком.

Пауза. Баранов сглотнул и пальцем принялся расправлять воротник указательным пальцем. На его сухом лбу проступила большая синяя вена, кожа покрылась потом, но полицейский ждал.

— И что же вам такого нужно?

— Ваше сиятельство, мы поймали на улице человека, одетого как простолюдина. Он стрелял в человека из револьвера, нанёс ему две раны. На оружии этого простолюдина есть гравировка, предназначенная для князя Ермакова. Именно таковым этот простолюдин и представляется.

— Офицер, — искажённый связью голос мужчины звучал медленно, пугающе, наступающим, словно волна ледяного цунами. — Если бы к вам в участок пришёл переодетый государь-император, вы тоже требовали бы его утвердить свою личность? Вы не можете отличить господина от простолюдина?! Вам для чего глаза Господом даны? Чтобы вы звонили людям и отвлекали их от важных дел?!

— Нет, конечно, но...

— Что "но"?! — разразился ругательствами старый дипломат по ту сторону телефонных проводов. — Вы установили личность второго задержанного?

— Нет, ваше благородие, мы не успели. Думали, что сначала разберёмся со стрелком...

Офицер посмотрел на одного из своих подчинённых, который перевязывал раненного рыжего. Бывший арестант рычал от боли, но когда заметил обращённое к себе повышенное внимание, то попытался дёрнуться, толкнуть ближайшего полицейского от себя, но, получив серьёзный удар дубинкой по голове, рухнул на табурет окончательно. Рыжий обмяк и больше не двигался. Вооружённый дубинкой человек подошёл к рыжему и разорвал на его груди рубаху и обнаружил шрам от клейма.

— Командир, так это ведь беглый каторжанин.

— Убедились? — вновь прозвучал недовольный голос из трубки.

— Я... Я понял, ваше сиятельство. Случайный арестант будет немедленно отпущен.

— Умный выбор, ротмистр. Передайте князю, чтобы он далеко не отходил от участка — я пошлю за ним машину.

Баранов положил трубку на рычаг и сел на стул, уставившись в стену примерно на минуту. Потом он резко поднялся, выпрямился, надел на голову фуражку и крикнул: — Освободить князя! Немедленно!