Избранные (СИ)

Глава четвертая Адриан

Давина склоняется предо мной в низком реверансе, открывая взгляду глубокий вырез платья, украшенный драгоценными камнями. Я пристально смотрю на то, как она старательно прячет улыбку и отводит разноцветные глаза, а затем бегло кидает на меня взгляд — и снова опускает. В эти кошки-мышки она играла со мной вот уже неделю, ошибочно полагая, что дразнит меня.

— Ваше высочество, должно быть, страшно занят, — проговорила она заигрывающим голоском, и оба ее глаза — карий и зеленый — маняще сверкнули.

Я вздохнул, откинувшись на спинку стула. Мы находились в одном из роскошно обустроенных залов королевских катакомб — он практически с точностью воссоздавал официальный королевский зал. Здесь были огромные люстры, золотистые ковры, два огромных трона, имитированные окна и длинные красные занавеси, служащие декорациями. Несмотря на все это изобилие, от которого у меня обычно рябило в глазах, здесь было мрачно и темно, что не могло компенсировать даже большое количество люстр.

Как она справедливо заметила, дел у меня было по горло, поэтому я поерзал на троне, стараясь скрыть раздражение. Обычно на троне положено сидеть только отцу и матери, но едва ли они станут протестовать против моего желания наконец-то взяться за королевские обязанности, от которых я успешно отлынивал последние пять лет.

— Вы что-то хотели, Давина? — спросил я, пробегая по ней взглядом.

Давина выпрямляется, и ее глаза сверкают необычным блеском.

— Вообще-то, я хотела бы поговорить с вашим отцом…

— Что ж, говорите. Зачем просить аудиенции у меня? Насколько я помню, я не секретарь короля.

Это утверждение очень сомнительно, но мне претит мысль о том, что папа решил сделать из меня своего мальчика на побегушках. В последнее время все, чем я занимаюсь — это выполняю его приказы, а не готовлюсь к роли будущего правителя. Но, как обычно, на любое мое раздражительное высказывание папа реагирует лишь презрительным взглядом и фразой «ты еще не король и не факт, что когда-нибудь им станешь». Что ж, справедливо.

Давина подается вперед и светлая прядь, скользящая по ее щеке, игриво колышется.

— Вы не понимаете, ваше высочество, — заискивающе улыбнувшись, продолжает она, — речь идет о нашем прогрессе в Солнечном городе.

А вот это могло бы немного меня заинтересовать. Чуть подавшись вперед, я смотрю на нее уже менее скучающим взглядом:

— Продолжай.

Давина выпрямляется, сложив руки на груди:

— Многие из нас уже достаточно сильны, чтобы полностью сдерживать магию нескольких Просветителей одновременно. Оракул передала сведения о наших успехах королю, и он очень доволен.

— Что ж, я рад. Что-то еще?

— Сегодня прибывает еще одна ученица. Говорят, что ее род очень силен. Судя по всему, она сможет сослужить отличную службу королю, — она чуть медлит, а затем заговорщицки подмигивает мне: — и вам, ваше высочество.

— Неужели Искупители нуждаются в пополнении? — ухмыляюсь я, — впрочем, я осведомлен об этом. Я лично послал за ней капитана Элитного отряда и его лучших бойцов. Чем вести пустые разговоры, ты бы лучше сообщила мне, когда она приедет.

Давина ласково улыбается, приближаясь ко мне ближе и оказываясь на достаточно непочтительном расстоянии от трона. Приподняв брови, я наблюдаю за тем, как она принимается медленно расшнуровывать свой корсет:

— Я думала, я смогу доставить вам больше наслаждения, чем пустые разговоры.

Еще немного и я потеряю всякое самообладание, и отнюдь не в том смысле, в каком хотелось бы Давине. Раздраженно вздохнув, я отвожу взгляд, стараясь не ставить ее в неловкое положение:

— Давина, вы смогли бы доставить мне куда больше наслаждения, если бы выполняли свои обязанности, оставаясь одетой. Кажется, моя репутация бежит впереди меня? — невесело усмехаюсь я. — Ваша красота заслуживает восхищения, но, поверьте, я — последний человек, от которого вам хотелось бы его получить.

Давина застывает на месте. Ее щеки густо краснеют, и она деревянными пальцами старательно зашнуровывает корсет обратно. Я ожидал от нее неловких высказываний или сожалений с примесью стыда, но она лишь поднимает на меня ледяные глаза и произносит:

— Я хотела сказать, что ученица уже прибыла и ожидает вас в тронном зале, ваше высочество. Ее и его величество уже находятся там. Возможно, вы захотите присоединиться.

Я резко встаю с трона, подхожу к ней вплотную, и, приподняв за подбородок, с улыбкой заглядываю в глаза:

— А вот это, моя дорогая Давина, именно то, что ты должна была сказать мне в первую очередь.

Она смотрит на меня с презрением, что, впрочем, не мешает мне чувствовать ее учащенное сердцебиение под моими пальцами.

— Продолжай заниматься, — шепчу я ей на ухо, — меня очень интересуют твои успехи.

Бросив последний выразительный взгляд на ее шею и туго зашнурованный корсет, я покидаю катакомбы под звук собственных шагов, оставляя Давину в одиночестве.

Эланис Марлен — чистокровная Искупительница, и, судя по выражению ее лица, не любит новые знакомства. Посреди роскошно обставленного тронного зала, который ярко залит солнцем в отличие от его репрезентации в катакомбах, она выглядит неуместно. Ночная рубашка, наспех накинутое потрепанное пальто, рыжие волосы, зеленые глаза и вздернутый нос — вот, что первым делом бросилось мне в глаза. Она кажется совсем крошечной рядом с членами Элитного отряда, стоящими по бокам от нее.

Мы с Селестой стоим слева от трона матери, а Эсмеральда — справа от отца. Наши обычные позиции, а еще — его предпочтения.

— Я видела, как Давина вприпрыжку бежала в сторону подземелья, — с усмешкой, шепчет мне на ухо Селеста. — Что, вы уже так быстро расстались? А где же порванные пуговицы на камзоле, ваше высочество?

Моя репутация в королевстве ограничивается количеством любовных завоеваний, приподнятых юбок и случайно оброненных платков. Женщины действительно всегда были моей слабостью, но череда легких побед в последнее время приводила лишь к головной боли. Я считал подобные развлечения способом снятия стресса, а прекрасные дамы — актом истинной любви. И что удивительно, чем быстрее слух о моих завоеваниях разлетался по королевству, тем больше девушек готовы были расшнуровать свои корсеты, не дожидаясь личной аудиенции. Судя по всему, мое понимание женщин очень ограниченно.

— Странно, что ты вообще об этом заговорила, — зашептал я в ответ, — это миленькое платье для принца Габриэля? По-моему, оно тебе тесновато.

Селеста раздраженно поводит обнаженными плечами:

— Я едва могу дышать в этом чертовом корсете.

— Ах, он не позволит тебе испустить вздох наслаждения при виде будущего супруга! — передразниваю я.

Она одаривает меня убийственным взглядом:

— В следующий раз на охоте я подстрелю тебя.

— Пятьдесят весенцев.

— Идет.

Мама незаметно поворачивает голову в нашу сторону и шипит:

— Если вы сейчас же не сосредоточитесь, то оба будете разгребать королевские архивы до конца следующего месяца.

Это заставляет нас притихнуть, но Селеста все же вставляет полушепотом:

— И Адриан не сможет бегать по покоям наших милых Искупительниц.

Ощутимо пихнув ее в бок, я заставляю Селесту с приглушенным писком схватиться за стянутый корсет.

— Ну и ладно. Как будто ты сам не знаешь, что менее через полгода ты, дорогой братец, будешь делить свое бренное существование с Кристиной Кравер. Не одной же мне страдать с этим Габриэлем.

Тут с Селестой было трудно спорить. Я видел Кристину трижды: она была послом из Кравера, и, по совместительству, наследной принцессой. В общей сложности мы провели вместе около трех часов, обсуждая выгоду такого союза, и она уже успела изрядно меня утомить. У этой особы абсолютно не было чувства юмора, а улыбалась она только по праздникам. Представляю, каково будет провести с ней вечность. Но Селесте было сложнее. Кристина ясно дала понять, что брак со мной ей неинтересен, но, как принцесса, она исполнит свой долг и будет держаться от меня подальше. А вот Габриэлю сестрица действительно очень нравилась.

— Верность не входит в мой королевский набор.

— А в мой, значит, входит?

— Едва ли Габриэль будет рад видеть любимую жену с кем-то другим. А Кристина точно возражать не станет, — поддразниваю я.

— Какое отвратительное лицемерие! — смеется Селеста.

— Если ты сейчас же не замолчишь, мы пропустим все веселье.

Селеста закатывает глаза, а сам я перевожу взгляд на девушку передо мной. Кроме королевской семьи и членов Элитного отряда, в зале находится еще один человек — лысая женщина лет сорока пяти в бордовом плаще. Оракул. Она стоит чуть поодаль от нас, но все прекрасно понимают, насколько ощутимо ее влияние на королевство. Все, кроме Эланис, разумеется.

Я с любопытством склоняю голову, разглядывая ее. Хрупчайшее создание — бедняжку растерзают за стенами дворца, если она не научится твердо смотреть людям в глаза и держать спину прямо.

— Что, уже приглядываешься к новенькой? Если уж на то пошло, то Давина куда краше, — издевательским тоном заявляет Селеста.

— Сестренка, ты не понимаешь, что на самом деле привлекает мужчин. Ее магия куда сильнее магии Давины, а мне нравится сопротивление.

Она чертыхается, кидая на меня брезгливые взгляды:

— Ты омерзителен.

— Чертовски, — соглашаюсь я.

Эйдан — глава Элитного отряда — выступает вперед, откинув темный капюшон с лица. Он опускается на одно колено перед нашими родителями в знак своей исключительной верности, которая заставляет меня презрительно скривиться:

— Ваше величество, я и мои братья привели вам Искупительницу из рода Марлен, как и вы и просили.

Отец лениво приподнимает указательный палец правой руки и хриплым голосом произносит:

— Все они из одного рода, Эйдан, ни к чему эти формальности.

Я обеспокоенно смотрю на отца: он уже достаточно стар, чтобы управлять Лакнесом, но едва ли его начала беспокоить судьба трона. Меня самого политические обязанности стали волновать не позднее прошлого года. Если мама только тем и занимается, что подыскивает нам подходящие партии, то отец…я сам не знаю, о чем думает отец. Он туманно высказывается о будущем региона, видимо, рассчитывая править вечно. Пусть я и являюсь главным претендентом на престол после отца, моя кандидатура должна быть утверждена Советом, в который входят представители всех четырех домов. Никакой радости в монархии — даже тут абсолютный, тотальный контроль.

Несмотря на это, власть никогда не интересовала меня. У меня не было в планах миролюбивых проектов Эсмеральды или воинственных идей Селесты. Я был приверженцем праздного образа жизни, женщин и развлечений. Возможно, моя репутация начала утомлять даже меня, и я превратился в человека, проводящего вечера за чтением отчетов о количестве просвещенных и заседаниями парламента. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь моя жизнь станет настолько занудной.

— Оракул, вы не хотите проверить девочку? — проскрипел король.

— Я думаю, ваше величество будет в этом успешнее меня, — ответила Оракул, не сводя пристального взгляда с Эланис.

Эланис неловко переминалась с ноги на ногу. На секунду я поймал такой знакомый враждебный, полный недоверия взгляд. Слегка улыбнувшись, я наклонил голову, рассматривая ее внимательнее.

— Какой насыщенный цвет зеленых глаз, — проворковала мне на ухо Селеста.

— Следите за языком, принцесса, — хмыкнул я.

Мы с интересом наблюдаем, как отец медленно приподнимает руку и наводит ее в сторону Эланис. Она начинает пятиться и мелко дрожать, глаза ее наполняются ужасом, но за плечи ее крепко держит один из членов Элитного отряда.

— Поклонись мне, — приказывает отец несвойственным ему громким и четким голосом.

Она отчаянно дрожит, но ее тело не перестает ей подчиняться, а глаза не мутнеют. Вся ее поза не теряет нерва, превращаясь в послушную, тряпичную, безвольную куклу.

Вот она. Магия Искупления.

Осознав свою власть, Эланис недоверчиво смотрит на короля, а затем произносит с небольшим акцентом:

— Отпустите меня. Я хочу вернуться домой.

— Разве эти милые господа тебя не предупредили? Теперь твой дом здесь, Эланис. Ты только что открыла в себе невиданный дар и тебе выпала честь развивать его. Ты — Искупительница, Эланис. Одна из тех, кто не подвластен магии Просвещения. В тебе скрыт невиданный потенциал и, возможно, он мог бы быть мне полезен.

В этом весь мой отец — ищет пользу даже там, где она граничит с запретами.

Эланис понемногу приходит в себя и складывает руки на груди:

— Я понятия не имею, о чем вы говорите. И я не собираюсь подчиняться вам.

Она разворачивается, чтобы уйти, но путь ей преграждает Эйдан. Я чуть напрягаюсь, раздумывая, стоит ли мне вмешаться.

— Если ты захочешь уйти, то станешь опасной, — проскрипел отец. — Этого я не могу допустить. Посему, если ты ослушаешься, то у меня останется лишь один выход — убить тебя.

— Так вот, как король Лакнеса оправдывает свое звание? — в ярости бросает через плечо Эланис, — великий оплот справедливости! Как же!

Либо она находится в состоянии аффекта, либо считает, что ее дар делает ее бессмертной. Что бы это ни было, эта девчонка определенно мне нравится. Думаю, отцу тоже. Как бы он не радел за будущее региона, ему не меньше меня надоели заискивающие придворные. Всегда интересно обуздывать того, кто сопротивляется.

— Справедливость — понятие относительное.

— Ваши действия — понятие относительное.

Селеста издает тихий протяжный звук, с любопытством поглядывая в сторону отца. Как долго он будет терпеть?

— Эланис, — с едва заметными нотками раздражения произносит он, — на сегодняшний день выбора у тебя нет. Я буду обеспечивать твое проживание во дворце, твое обучение, я выплатил твоим родителям приличную сумму весенцев. Ты сможешь быть относительно свободной. Ты в не том положении, чтобы ставить условия. И лучше бы тебе работать на меня.

— А вам-то зачем обучать кого-то, кто не подчиняется вашей власти? Или вы взращиваете будущих повстанцев? Очень интересный ход.

Я замечаю быстрый обеспокоенный взгляд матери, брошенный в сторону отца. Но он не сердится, а чуть откидывается в своих меховых одеждах на спину трона и хрипло посмеивается:

— Маленькая Эланис, ты еще не понимаешь, что власть — это сила. А этой силой нужно управлять, чтобы она не начала управлять тобой. Но ничего, ты научишься. Для этого ты здесь.

— Я хочу видеть моих родителей! — упрямо сказала она.

— Твои родители тебя продали.

— Никогда этому не поверю.

— Тебе же хуже.

Оракул выступает вперед, склоняясь перед отцом в низком реверансе:

— Ваше величество, позвольте мне. Эланис, ты теперь моя дочь. Позволь научить тебя тому, что я знаю. Позволь стать твоей семьей, — глубоким голосом проговорила она.

Эланис неуверенно переводит на нее взгляд, и, кажется, слегка вздрагивает. Не могу ее за это винить — своим видом Оракул действительно хорошенько пугает.

— У меня уже есть семья, — качает головой она.

— Я разделю это звание. Ты еще многого не понимаешь, но я объясню тебе. У Искупительниц есть гораздо больше того, что им иметь не позволено. Твой дар — это сила и свобода, которую нужно оберегать, и я научу тебя, как. Твое положение не настолько плохо, как тебе может показаться.

Выражение лица Эланис ясно говорит «куда уж хуже», но она понимает, что сопротивляться бесполезно. За ее спиной стоят члены Элитного отряда, которые, на данный момент, представляют для нее самую главную угрозу. Она сталкивается со мной взглядом и напряженно смотрит на мою ленивую улыбку. Ничего не могу с собой поделать — старые привычки берут верх.

Мне бы хотелось видеть ее во дворце, и, желательно, чтобы отец не слишком сильно за ней присматривал. Ее появление вполне могло бы скрасить мою однообразную рутину. Она еще этого не понимает, но непокорность — это лучшее в ней. Если уж мне предстоит связать свою судьбу с Кристиной Кравер, то перед этим мне хотя бы хотелось вкусить максимальной свободы.

Эланис вздыхает и в упор смотрит на отца:

— Ладно. Я согласна.