Избранные (СИ)

Глава двадцать седьмая Эланис

Я открываю глаза, ожидая увидеть просачивающиеся в комнату лучи утреннего солнца и грозно нависшее надо мной лицо Норы, но вместо этого вижу высокий потолок и хрустальную ажурную люстру ручной работы. Какой-то нарастающий гул заставляет меня поморщиться, и я с трудом приподнимаюсь, не понимая — это гудит в моей голове или где-то снаружи.

Воспоминания мгновенно обрушиваются на меня, и я выпрямляюсь. Я нахожусь в одной из дворцовых комнат, которая больше похожа на небольшой просторный зал — окна занавешены шторами, в углу стоит маленький стол, а посреди зала — большой, кожаный диван. Из этой комнаты ведет около десятка дверей, расположенных со всех сторон от меня, но, по моим скромным предположениям, все они закрыты.

А еще я одна.

Я встаю, и меня тут же сшибает с ног боль, эхом отдающаяся в голове. Я стогну и стою на месте, дожидаясь, пока перед глазами перестанут плясать разноцветные точки. Конечно, вокруг меня нет случайно завалявшейся Стигмы, а под диваном не разлеглись ни Корал, ни Адриан, ни даже просвещенный общими усилиями Хранитель.

Самое время признать, что мне конец.

Из-за дверей слышатся крики и звук вынимаемых из ножен мечей. Я подбегаю к одной из них и активно трясу, но, как и ожидалось, она заперта. Понятия не имею, чем вызвано сражение — похищением Стигмы, объявлением на Совете или же люди Тристана отправились истреблять Искупителей, как, по его мнению, скорее всего должны были сделать с самого начала. Возможно, мне не за что больше благодарить Оракул, но за одно мы точно должны сказать ей спасибо — она убедила сумасшедшего короля использовать Искупителей, а не уничтожать их.

Пока, конечно, мы все не испортили, возжелав свободы.

Я подбегаю к дверям и изо всех сил безуспешно тяну их на себя. Только теперь я замечаю, что мой костюм, облегающий меня, словно вторая кожа, во многих местах порван и пропитан кровью, но боли я не чувствую. В моей голове стучит множество мыслей.

Удался ли наш план? Если удался, то где сейчас Эйдан? Как отреагировал совет на новость об Искупителях? Не они ли сейчас нападают в надежде перебить нас? Живы ли мои друзья?

Или схватка связана с тем, что я видела несколько минут — или часов — назад в катакомбах?

В ответ на мои мысли одна из дверей распахивается, и мое сердце пропускает удар. Я быстро провожу рукой по небольшому кинжалу, спрятанному в штанине — единственному оружию, которое у меня еще осталось, — и стараюсь дышать спокойно.

В комнату вплывает изысканная девушка в белом костюме. Я встречалась с ней всего несколько раз, но сейчас у меня такое чувство, будто я никогда ее раньше не видела. Я вглядываюсь в ее светлые локоны, в изящную, гибкую фигуру, но понимаю, что дело в ее глазах. Сейчас ее изумрудные глаза сверкают таким восторженным блеском, как будто ей только что подарили весь мир на ладони.

Еще одна чокнутая представительница семейства Лакнес.

Она неспешно приближается ко мне со сладчайшей улыбкой на лице, удовлетворенно кивая головой:

— Ну что, маленький воин. Ты наконец-то додумалась, да? Сложила все кусочки пазла и нашла ответ?

Кроме того, что Эсмеральда — очередная злодейка в этом дурацком дворце, мне пока ничего неизвестно, поэтому я враждебно смотрю на нее и молчу. Не знаю, как много, по ее мнению, я знаю, поэтому лучше всего сейчас было бы держать язык за зубами. Это очень непросто, учитывая, что меня волнует масса вещей, которая крутится вокруг нескольких вопросов: где мои друзья? Удался ли переворот? Чем сейчас занимается Эйдан?

Эсмеральда с интересом наклоняет голову:

— Да ладно, неужели ты так еще и не разобралась? Адриан говорил мне, что ты умная девочка.

Я в недоумении смотрю на нее. Какое отношение к этому имеет принц? Это уже начинает волновать меня, ведь главной частью нашего плана было именно беспрепятственное восхождение Адриана на престол. Раз уж Эсмеральда, судя по выражению ее лица, оказалась сумасшедшей.

— Где я? — наконец, решаюсь на вопрос я.

Эсмеральда усмехается, глядя куда-то за мою спину.

— Это уже не имеет значения. Адриан, войди.

Я резко оборачиваюсь, и одна из дверей открывается. Из нее выплывает принц, но он не обращает на меня никакого внимания. Лицо его безжизненно, а в руках — золотистая сфера, переливающаяся магией Искупителей.

— Адриан! — шиплю я, когда понимаю, что он уверенным шагом направляется к Эсмеральде, — какого черта ты делаешь?

Он никак не реагирует на мои слова. Дойдя до Эсмеральды, Адриан опускается на одно колено и протягивает Стигму, не сводя с нее полных обожания глаз.

— Я угодил вам, госпожа?

Я чувствую себя так, как будто на меня вылили целый таз холодной воды. Каждая клеточка моего тела начинает дрожать, и мне уже хочется в ужасе броситься в коридор, чтобы разобраться в том, что же я наделала.

— Ты…просветила его? — хриплю я, хотя все это еще не вяжется в моей голове.

— Очень долгое время назад, — усмехается Эсмеральда, поглаживая Адриана по золотым волосам, — видишь ли, папочка никогда не посвящал меня в свои дела. Я знала, что если я уже догадалась кое о чем в плане магии, то и он должен был. Однажды я подслушала об источнике магии, в который он закупоривает силу Искупителей. Твое появление оказалось моим выигрышным билетом. Мне нужен был доносчик, который добудет для меня информацию о Стигме. Я всегда знала о существовании Ордена Солнца — среди вас даже какое-то время находились мои люди, но, в последнее время, общество стало слишком скрытным. Когда во дворце появилась сильная Искупительница из рода Марлен, я сделала ставку на то, что они захотят переманить тебя к себе, — Эсмеральда хищно облизнулась, — и не ошиблась. — Адриану было поручено втереться тебе в доверие, возможно, даже влюбить тебя в себя. К сожалению, с этим не повезло, — она презрительно посмотрела на брата, — а я-то думала на эту мордашку ты накинешься за милую душу. Но он стал твоим другом, — она иронично протянула последнее слово. — Все, что ты говорила Адриану, о чем ты думала, что скрывала в своей комнате — все доходило до моих ушей. Ты разгадала загадку о двери, а я узнала, как открыть ее, но я не могла сама украсть Стигму. Это привлекло бы ко мне ненужное внимание в случае неудачи и могло обернуться казнью, но за меня это могла сделать ты. Девочка, доверявшая своему новому другу, на которую в случае чего можно было бы повесить кражу. А потом ты, разумеется, передала Стигму Адриану (он бы забрал ее у тебя в любом случае), а он — мне. Ну разве я не гениальна?

На несколько секунд я забываю, как дышать. Эсмеральда улыбалась все ярче наблюдая за тем, как я бледнею по мере ее рассказа. Это я поручилась за Адриана перед Орденом, это я рассказала ему о двери, это я передала ему Стигму, уверенная, что ему можно доверять. Что, черт возьми, я натворила? Все это время я думала, будто король — наш главный враг, но еще одна змея притаилась куда ближе, чем я ожидала.

Я кидаю быстрый взгляд на Адриана, но он тупо смотрит в одну точку. Я не могу представить, как эта безжизненная пародия на того, кто когда-то был моим другом, могла так страстно целовать меня и шептать о любви, а потом клясться, что всегда придет мне на помощь. Перед глазами проплывает все хорошее, что было между нами, омраченное одним единственным фактом: все это было не по-настоящему. Каждое его слово сопровождалось приказом Эсмеральды — ее тихим смешком и самоуверенной улыбкой. Он перехватывает мой взгляд и ухмыляется, и это разбивает мне сердце. Я и сама не ожидала, что больнее всего не когда тебе лгут, а когда ты чувствуешь вкус, дыхание и мускусный запах этой лжи. Когда она впивается тебе в кожу и остается там навсегда.

— Так что же… король не собирался применять Стигму?

— Отец действительно никогда не хотел другой войны, — медленно проговорила Эсмеральда. — Ты искала ответы не там, Эланис. Он не хотел использовать Стигму — он охранял ее. Это я организовала Искупителям лучшие условия, устроив все так, чтобы вы были преданы короне. Это мне вы должны служить, потому что я — ваша истинная госпожа.

— Где мои друзья? — рычу я.

Эсмерльда складывает руки на груди и вдруг начинает смеяться. Она смеется так весело и задорно, как будто то, что происходит, напоминает ей какой-то счастливый праздник или радостное событие. Она что, совсем не в себе?

— Тебе стоит надеяться на то, что все они в безопасности, но, смею тебя заверить, едва ли это так.

— Что случилось с королем? — напряженно спрашиваю я, игнорируя ее ответ.

Эсмеральда равнодушно поднимает на меня глаза, мигом переставая смеяться, как будто эта тема радует ее меньше:

— Полагаю, он уже мертв. Я займу место, которое всегда было моим по праву, и буду править Лакнесом, а в скором времени и всей Ламантрой.

Я еще раз бросаю взгляд на дверь справа от меня, представляя, как захватчики Эсмеральды режут моих друзей, оставляя кровавые следы на ковре. Кто-то громко закричал, и я с ужасом представила, что это может быть Скилар…или Давина…или Нора…

И тут мне пришло на ум кое-что еще. Кодекс Элитного отряда. Я закрыла глаза, стараясь прийти в себя и не думать о том, что Эйдан уже может быть мертв.

— Забавно, — произношу я, взяв себя в руки. — Ты вроде как не можешь просветить меня, а все еще говоришь так, будто я твоя рабыня. У тебя явно проблемы с самооценкой.

— Потешаешься над тем, что я не могу уничтожить твою душу? Ты удивишься, Эланис, но есть тысяча способов заставить тебя встать на колени и без магии.

— Ты такая же, как и Каин.

— Каин был убийцей, а я — освободительница, — она замолкает, и ее глаза вспыхивают пониманием, заставляя Эсмеральду зайтись редким смехом: — подожди, кажется, я поняла. То есть ты хочешь сказать, что я — Каин, а ты — Ламех? — она надувает губы и качает головой, — милая, ты же не можешь всерьез считать себя героиней. Поверила в то, что мамочка с папочкой продали ее в злой королевский дворец! Уж ты-то должна была знать, кому доверять.

Все во мне закипает, и я тихо рычу:

— Не смей и слова говорить про моих родителей. Может быть, я и не героиня, но все еще способна убить тебя.

— О нет, Эланис, послушай, — выплевывает Эсмеральда. — Ты долгие месяцы провела, обдумывая, могли ли они так поступить с тобой, не так ли? Думала, гадала, места себе не находила. В конце концов, ты даже убедила себя, что, возможно, так оно и есть, чтобы было на кого свалить свои беды и несчастья. А теперь ты называешь себя героиней, потомком Ламеха, беспрекословным добром. А я — злая тетя, из-за которой ты на все это купилась. Но вот тебе правда, Эланис: если бы ты по-настоящему доверяла своим родителям, тебе бы и в голову не пришло поверить в бред, который говорили тебе незнакомые люди. Твоя любовь была бы сильнее. Но ты слабая, ты не способна на такие чувства, которые испытываю я к своему народу.

Видимо, Адриан действительно докладывал ей все, как бы я ни пыталась убедить себя в обратном. По щекам у меня текут слезы, но я заставляю себя смотреть ей прямо в глаза:

— Закрой рот.

— А потом появляется Адриан! Милый принц, единственный, кто понимал тебя во всем дворце и казался твоим другом. Но ему ты в действительности оказалась не нужна, Эланис — все его чувства были лишь игрой. А еще есть красавчик Эйдан. Уж он-то точно должен быть стать твоей любовью навек, не так ли? Но и ему долг оказался важнее тебя. Видишь, как грустно получается, Эланис? Никто никогда тебя не любил. — Она окидывает меня презрительным взглядом, — да и можно ли тебя вообще полюбить? Такую слабую, наивную, глупую куклу, которая и за себя постоять-то не может?

— Меня любили мои родители, — тихо, по слогам отвечаю я, — и это то, чего ты никогда не узнаешь. Тебя любили только из-за власти, из-за магии просвещения. Тебя никогда не любили просто так.

Лицо Эсмеральды искажается, но в следующую секунду она снова овладевает собой. Жестом она приказывает Адриану уйти и «закончить начатое», отчего у меня по коже начинают бегать мурашки, и мы с ней остаемся вдвоем.

— Ты остаешься со мной, потому что считаешь, что я настолько слаба? — ледяным тоном интересуюсь я.

— Ты не убьешь меня.

— Это еще почему? — рычу я.

Эсмеральда улыбается.

— Потому что я знаю, где твои родители.

Кажется, мой мир уже привык к тому, чтобы переворачиваться каждые полчаса. Неважно, какими знаниями я обладаю и в каких людях уверена — есть все основания полагать, что через несколько минут, все снова перевернется с ног на голову.

Мы с Эсмеральдой одни в комнате, но в воздухе такое напряжение, как будто здесь не меньше двадцати человек. Я уверена, что Эсмеральда не настолько глупа, чтобы оставаться со мной наедине, ссылаясь на такое сомнительное утверждение. А это значит, что в рукаве у нее еще есть козыри и мне следует быть предельно осторожной.

— Ты блефуешь, — чуть пошатнувшимся голосом говорю я, — мои родители мертвы. У меня было время, чтобы смириться.

— Отец действительно убивал большинство Искупителей, достигших определенного возраста. Если, разумеется, они жили не во дворце, как Нора и Маккенна. Таким образом он забирал себе лучших, избавлялся от ненужных свидетелей и возможности, что однажды родители придут за бедными детьми, чтобы забрать их из дворца. Папа любил своих зверушек, — она любовно смотрит на его портрет на стене, — и, конечно, свою силу. Но некоторые сбегали раньше — как, например, твои родители.

— И куда они сбежали? — не выдерживаю я. Поверить не могу, что поддаюсь на ее манипуляторские трюки, но просто не могу устоять. Что, если есть хоть маленький шанс, что она говорит правду?

Эсмеральда наклоняет голову и насмешливо хмыкает:

— И почему ты думаешь, что я тебе скажу?

— Потому что иначе я убью тебя, — бесстрастно произношу я.

— И как же ты это сделаешь? — хмыкает Эсмеральда, — с помощью ножа в твоем ботинке? Брось, Эланис.

Она похлопывает ладонью по Стигме, которую оставил Адриан, и с интересом смотрит на меня:

— Любопытно, подействует ли она на тебя? Может ли она подавить магию Искупления так же, как подавляет Просвещение? Тебе не хочется проверить?

Нет, совершенно не хочется. Я не даю себе подумать и делаю то, чему меня учили последние полгода. Все говорили, что мне нужно полагаться на магию, а не на оружие, потому что, в конце концов, это все, что я умею.

Я смотрю в холодные изумрудные глаза Эсмеральды и представляю, как пламя, вырываясь из меня, подползает к ее голове. Я пытаюсь почувствовать то, что испытала, когда мы вместе с Давиной подавляли магию в Хранителе, и нащупать темное пятно в ее душе. Возможно ли, что я смогу перенаправить магию Эсмеральды против нее самой?

— О, Эланис, тебе стоило внимательнее относиться к урокам Оракул, — рычит Эсмеральда, выстраивая вокруг себя каменную стену.

Я сразу чувствую, что Эсмеральда не умеет управлять своей силой так, как Оракул. Ее стена как будто состоит из земли — она рыхлая, с ямами и кочками. Кое-где она покрыта чем-то мягким, словно травой, а где-то затвердела, будто обсыпанная камнями. Эти неровности помогают моему огню двигаться, обволакивая ее стену с обеих сторон, словно подчиняя себе.

Это явно не особо ей нравится.

— Иди к черту из моей головы! — кричит она, и хватается за свою прическу, раздирая пальцами шпильки в ее белокурых волосах, в агонии распутывая волосы, как будто это облегчит ее боль.

Я давлю еще сильнее и представляю, как взрывается красным пламенем ее стена. Эсмеральда издает дикий крик, и я кричу в ответ:

— Где мои родители?

Она поднимает на меня глаза и шипит, заставляя мое пламя взлететь, достигая ее макушки. Она задыхается собственным криком и нечленораздельно мычит:

— На…островах…за горизонтом, где скрываются беженцы после Слепой войны…

Ее слова прерываются стуком открытых дверей. Все двери, окружающие меня, одновременно распахиваются, и зал наводняют мужчины в темных плащах. Эсмеральда вдруг начинает невыразительно смеяться, все еще держась за голову, а я теряюсь и недоуменно перевожу на них взгляд.

Элитный отряд.

Во главе шагает Эйдан. На какую-то секунду меня накрывает волна облегчения, но уже через миг я замечаю выражение его глаз. Он смотрит на меня отчаянно, как не смотрел даже после аудиенции у короля. Я никогда не видела, чтобы Эйдан горевал, но, кажется, сейчас с ним происходит именно это. Лицо его осунулось, плечи немного поникли, а походка кажется петляющей, как будто его шатает из стороны в сторону. Он отряхивает голову и снова смотрит на меня, не замечая Эсмеральду.

— Эйдан… — я делаю шаг к нему, но дорогу мне перекрывает один из мужчин.

— Отойди от нее, Элуа, — рявкает Эйдан, и мужчина неохотно отступает.

— Эйдан! — раздается голос позади меня, — здравствуй, мой сладкий. Ты пришел присягнуть мне на верность, не так ли?

Эйдан смеряет Эсмеральду мрачным взглядом и поигрывает желваками:

— Король мертв. Мы пришли сюда, чтобы исполнить свой долг.

— Я — единственная выжившая Лакнес, которой вы можете присягать, — сложив руки на груди, объявляет Эсмеральда, — мою мать, брата и сестру в расчет на берем. Адриан просвещен уже год, моя мать не может управлять регионом, а сестра — наследница Стейси. Итак, как это происходит?

Двое мужчин, стоящие с двух сторон от Эйдана, в которых я узнаю Джошуа и Вала, обмениваются ухмылками.

— Вы не поняли, ваше высочество, — холодно отвечает Эйдан, — присяги не будет.

Я хочу закричать и все объяснить Эсмеральде, но все происходит слишком быстро. Улыбка сходит с ее губ, и она в ужасе таращится на то, как с пронзительным скрипом мужчины обнажают свое оружие.

Я не могу дышать. Широко раскрытыми глазами, не смея пошевелиться, я смотрю, как один за другим члены Элитного отряда вонзают себе в грудь ножи.