Избранные (СИ)

Глава семнадцатая Эланис

Три дня назад мне сделали татуировку — солнце и четыре луча. Полагаю, меня официально приняли в секту. Пока мне вводили чернила под кожу, я вспоминала, как месяц назад корчилась от ужаса при мысли о том, чем именно может оказаться эта татуировка — чипом, информацией, страшным ядом…теперь же мне было все равно. Какая разница, если у них появится очередной способ слежения за мной? Я и так отсюда не сбегу.

Скилар избегал разговоров о Маккенне, но, судя по его взволнованному выражению лица и быстрых взглядах, которые он кидал на меня, ему все же было что-то известно. В Солнечном городе воцарилась мрачная атмосфера, которая впервые полностью соответствовала внешнему виду этого места.

Последние несколько дней я провела в раздумьях и тренировках. Тренировал меня, разумеется, Эйдан, но я была слишком рассеянна, чем чертовски его раздражала.

— Соберитесь, Эланис! — цедил он. — Эти испытания важнее всех балов и встреч, которые будут в вашей жизни.

А то-то я не знала. Но слова Маккенны, ее надежды…все это не шло у меня из головы.

Я получаю сильный удар по голове и прихожу в себя. Эйдан смотрит на меня, стоя чуть поодаль в комнате для тренировок, и тяжело вздыхает.

— Вы абсолютно, невыразимо, тривиально бесполезны.

— Ценю твою поддержку, — стогну я, разминая ноги.

Он складывает руки на груди, и я делаю резкий выпад вперед, целясь ему в адамово яблоко. Его лицо едва заметно подрагивает, но он моментально перехватывает мою руку, тянет на себя и прижимает меня спиной к своему животу.

— Признайся, я застала тебя врасплох, — хриплю я.

Я чувствую его тяжелое дыхание над моим ухом, и мое тело начинает покалывать. Запястье горит в том месте, где его пальцы соприкасаются с моей оголенной кожей. Я откидываю голову назад и прижимаюсь к его плечу, стараясь отогнать ненужные мысли.

Его дыхание обжигает мою шею.

— Ни капли.

Он разворачивает меня, и связь между нами пропадает. Его глаза смотрят по обычаю насмешливо, как будто ничего не изменилось в этом саркастичном, бесчувственном теле.

Я прячу лицо, чтобы он не увидел краску, которая залила мои щеки. В глубине души мне хочется узнать, почувствовал ли он хоть долю того, что испытала я, но даже мысль об этом кажется безумием.

Я не должна думать обо всем этом. Меня тянет к Эйдану, но все это плохо закончится — и прежде всего, для меня. Я стараюсь напомнить себе о своих целях и о том, что идея доверять главному приспешнику короля могла прийти в голову только абсолютному глупцу, но ничего не могу с собой поделать. С каждым днем Эйдан становится все менее капитаном для меня и все более моим другом. Однажды моя нарастающая привязанность к нему без сомнения встанет между нами и бросит мне в лицо необходимость принимать решение, к которому я не буду готова. Я впиваюсь в ладони ногтями, стараясь переключить внимание на боль, которая в кои-то веки не имеет ничего общего с душевными страданиями.

— Вы будете драться против любого Искупителя, чье имя выпадет вам во время жеребьевки, — прочистив горло, говорит Эйдан. — Вам может повезти, а может и не очень. Во время второго испытания вам придется сдерживать магию самой Оракул, поэтому советую вам потренироваться с…его высочеством.

Он произносит титул Адриана так, как будто жует кислую конфету.

— А третья часть испытания мне неизвестна. Обычно она на умение пошевелить мозгами или на элементарные принципы выживания. К ней невозможно подготовиться.

Я киваю, оглядывая оружие, стройно сложенное на стенах и столах вокруг нас.

— Бой будет рукопашным?

— Необязательно. Выбор оружия тоже будет определен с помощью жеребьевки. У вас есть шансы с тремя видами оружия, — он подходит к острой шпаге и пробегает по ней длинными пальцами, — с вот этим.

Затем он переходит к рапире с узорчатой рукояткой.

— Вот этим.

Он поднимает глаза на меня, и я перестаю дышать.

— И с вашими руками.

Сглотнув, я оглядываю лук, арбалеты, булавы, цеп, серп, стилет, копье, багор и множество всякой всячины, которой заполнен зал для тренировок, и почти с умиротворением понимаю, что мне конец.

— А если меня покалечат? — тихо спрашиваю я.

Весьма резонный вопрос в такой-то ситуации, но он заставляет Эйдана посмотреть на меня с легким разочарованием. Я понимаю, что ему хочется сделать из меня идеальную машину для убийств, какой является он сам, но в отличие от него, мне не хочется сложить голову за короля Тристана, не издав ни единого звука.

— Не переживайте. На вас будет защитный костюм, и никто не станет рубить вам голову. Если только вы не нажили себе врагов среди Искупителей, — он медленно смеется, чем зарабатывает мой гневный взгляд. — Ну и вы, будьте добры, держите себя в руках. Не нужно наглядно демонстрировать свой характер.

Я киваю, и между нами повисает неловкое молчание. Эйдан проводит рукой по волосам и оглядывается по сторонам, как будто собирается уйти.

— Эйдан?

Он поднимает на меня взгляд.

— Да?

— Можно вопрос?

Капитан облокачивается о стол и пожимает плечами.

— Как хотите.

— Ты близок с Оракул?

Не знаю, почему этот вопрос все же сорвался с моих губ. Это не моего ума дела, но мне так не хотелось верить, что у сына и матери есть хоть что-то общее. Я лучше любого другого знаю, что капитан готов на многое — если не на все — ради своего правителя, но все же…я надеюсь, что он не такой, как моя учительница, чей взгляд исполнен холода, а сердце — червей.

— С каких это пор вы стали моей подружкой, Эланис? — усмехается он.

— Просто подумала, что раз мы проводим вместе целые сутки, то я могла бы что-то узнать о тебе.

Он задумчиво кивает, прислонив голову к стене.

— Что ж, почему бы вам не начать с более простых вопросов? Какой у меня любимый цвет? Какую погоду я люблю? Нравится ли мне смотреть на закаты? Романтичен ли я?

— Ты мог бы и не ерничать. Чтобы знать кого-то по-настоящему совершенно необязательно знать его любимый цвет.

— А, то есть вы меня знаете?

— Ладно, не хочешь — не говори. Я просто спросила.

Я стаскиваю свою черную кофту со стола, чтобы надеть ее поверх белой майки, и собираюсь уйти, но тут Эйдан подает голос. Его голова опущена, и он сидит в задумчивости.

— Я куда ближе с королем, чем со своей матерью. Для меня она такой же Оракул, как и для всех вас — человек, которого я почитаю и уважаю. Но нет, я не знал материнской ласки и внимания, если вы об этом. Меня воспитывали, как члена Элитного отряда — тут уж, сами понимаете, не до проявлений любви. Да и сам я на нее, честно говоря, не способен.

— Ты любишь короля, — шепчу я, боясь спугнуть порыв его внезапной откровенности.

Эйдан медленно кивает.

— Я предан королю. До последней капли. Не знаю, любовь ли это сына к отцу, но я верен ему. Для меня это куда более понятное определение, чем любовь.

Эйдан переводит взгляд на меня и усмехается.

— Вы не знаете своего счастья, Эланис. Ваша жизнь сложилась совсем по-другому. Возможно, не счастливее, чем у меня, но вы хотя бы знаете, что такое любовь.

В тот момент мне хотелось убить Оракул. Причинить боль всем, кто сделал из Эйдана — из маленького мальчика, которым он когда-то был — машину для убийств, во всем подчиняющуюся хозяину. Мне хотелось стереть с его лица этот шрам, это напоминание о том, в кого его превратили. Эти люди не заслужили его преданности. Ни на секунду.

— Ты не обязан так жить, Эйдан, — произношу я. — Твою волю еще никто не забирал. Так почему же ты отдаешь ее просто так?

— Что ж, быть может, это и есть проявление любви. Подчиниться кому-то, потому что сам так решил.

— Но ты так не решал. Да и кому ты подчиняешься? Почему король достоин твоей преданности?

Я подхожу к нему ближе, пока не могу в мельчайших деталях разглядеть его шрам. Карие глаза внимательно наблюдают за мной.

— Ты не заслужил этого.

Эйдан смотрит на меня, не отрываясь. Напряжение между нами возрастает и мне кажется, что его лицо и упрямо поджатые губы дрогнули. Его дыхание учащается, и я едва могу держать себя в руках.

— Поверьте мне, — его голос звучит непривычно насмешливо, — я заслужил это больше всех.

Я не знаю, что сказать, но внезапно он подается вперед и, чуть склонив голову, произносит:

— Что вы чувствуете сейчас?

Наверное, с рождения я не была в таком смятении. Я вспыхиваю, но не двигаюсь с места, потому что отступить означало бы признаться во всем самой.

— В каком смысле?

Он подается еще ближе, и я чувствую его дыхание на своих губах.

— Прямо сейчас. Что вы чувствуете?

Я стараюсь смотреть ему в глаза, не шевелясь, но мой взгляд предательски блуждает по его лицу.

Его рука внезапно прикасается к моей груди, и я готова поспорить, что он чувствует учащенное биение моего сердца.

— А сейчас?

Я смотрю ему в глаза, но внезапно чувство, которое я испытываю, сменяется злостью. Эйдан зря самонадеянно думает, что заполучил мою свободу. Она, как и мое сердце, все еще принадлежат мне.

Я перехватываю его руку и заламываю кисть, заставив его издать возмущенный, неожиданный стон.

— Еще раз так сделаешь, и Доку придется повозиться, — рычу я.

Эйдан издает нечленораздельный смешок. Я делаю шаг назад, и он потирает свою кисть, самодовольно глядя на меня.

— Вот видите.

— Что?

— Вас всего-то надо немного разозлить, и вы уже готовы бросаться в бой.

— Это было не смешно, — отрезаю я.

— Разумеется, — невозмутимо отвечает Эйдан, отходя от стола. — Мне просто нужно было понять, что именно заставляет вас бороться. И это злость.

— Не знаю, учили ли вас этому в вашей элитной школе, капитан, но некрасиво играть на чувствах других людей.

На лице Эйдана появляется легкая ухмылка, и он склоняет голову:

— На чувствах?

Меня распирает от злости. В одном Эйдан точно был прав — сейчас я вполне могла бы раскромсать ему лицо.

— Если урок закончен, вы можете не утруждать себя, — шиплю я, указывая ему на дверь.

Эйдан пытается спрятать улыбку, но у него с трудом это получается. Кивнув, он кланяется мне напоследок и бросает:

— И все же, вы абсолютно очаровательны, когда злитесь.

Я подавляю желание бросить ему вслед рапиру, но, когда за ним закрывается дверь, ловлю себя на том, что смеюсь. Я никогда еще не видела Эйдана таким игривым, таким…живым. Как будто передо мной был не капитан Элитного отряда, а мальчишка Эйдан, которого, как мне казалось, уничтожили. Возможно, шрам — это последнее, что осталось от просто Эйдана.

И все же он не помог мне забыть. С его уходом мысли о родителях снова наводнили мои голову. Тревога всегда граничит во мне где-то рядом с любым другим чувством. Слова Маккенны совершенно изменили игру. Если мои родители не продавали меня и не получали никаких денег, то у меня нет идей о том, где они могут сейчас быть…даже живы ли они. У меня трясутся руки, но я заставляю себя подумать и о другом заявлении Маккенны. На меня легла куда большая ответственность, чем просто за свою семью. Теперь на мне судьба и других Искупителей тоже.

Я отряхиваюсь от этих мыслей. Конечно же, нет. Почему я должна отвечать за кого-то еще? На ум мне приходит Алвена — этот маленький друг эльфа — и Генри. Я почти злюсь на Маккенну за то, что она переложила на меня их судьбу — как будто я самолично это выбирала. Если за все эти годы ни она, ни Нора, ни кто-либо еще не смог ничего изменить, почему все вдруг решили, что я смогу? Да кто я вообще такая?

И тут я понимаю, что она имела в виду. Сама по себе я никто, но, если мои друзья пойдут за мной…возможно, у меня появится шанс.

Опасная мысль. Очень опасная. Я стараюсь переключиться на что-то более приятное, но с удивлением замечаю, что в голове нет ни одной светлой мысли. Такое ощущение, что все внутри меня сейчас напоминает катакомбы дворца — темное, беспросветное и позабывшее о том, как выглядит солнечный свет.

— Эланис, можно с тобой поговорить?

Я уже собираюсь покинуть Солнечный город, когда меня настигает Давина. Она отделяется от небольшой группки Искупителей, которые повторяют свойства различных трав — судя по всему, одно из возможных заданий, которому мне придется обучиться во дворцовой библиотеке. Она приравнивается к моему шагу, и мы отходим на другой конец комнаты. Мимо нас снуют любопытные Искупители — многих из которых я так толком и не узнала.

— Да?

Давина поправляет идеальный золотистый хвостик и твердо смотрит мне в глаза.

— Скажи мне, что происходит между тобой и капитаном?

Вопрос застает меня врасплох, но я не даю себе времени смутиться.

— Ничего. Какое это имеет значение?

Давина складывает руки на груди.

— Не буду лгать тебе, Эланис — я обеспокоена. Я долгое время пыталась стать приближенной принца, но я всегда была фавориткой капитана. Эйдан — это мой билет, понимаешь?

Я едва сдерживаюсь, чтобы не сморщиться от отвращения.

— Может, тебе пора перестать уже думать только о деньгах.

— Как легко тебе говорить, — передразнивает Давина, — ты лишилась всего, а у меня еще есть семья. И мне нужно кормить их. Как, по-твоему, я это сделаю? Не знаю, можно ли назвать нас подругами, но мы сблизились за время твоего пребывания во дворце. Поэтому я прошу тебя — уступи его мне. Я вижу, что он неравнодушен к тебе. Совсем не так, как к обычной фаворитке. Но пожалуйста, ради моих родителей, ради моих сестер…не забирай у меня мое место. Эйдан и так уже оказывает мне куда меньше внимания. Он обеспечивал меня деньгами, потому что…так принято. Но если я перестану считаться его фавориткой, то у него не будет никаких обязательств передо мной.

Я стараюсь не показать, насколько я обескуражена подобным заявлением. У Эйдана есть фаворитка? И это Давина? Не то, чтобы я удивлена, что это Давина, но разве у капитана Элитного отряда действительно есть чувства такого рода?

— Капитан благороден, — наконец нахожусь со словами я. — Наверняка он не посмеет отказать тебе в помощи.

Давина хватает меня за руку и заглядывает мне в глаза:

— Я прошу тебя об…уверенности в этом. Пожалуйста. Если он предложит тебе мое место…не забирай его у меня.

Я внимательно смотрю на Давину, но чувствую только накатывающую тошноту. Стать фавориткой Эйдана? Добровольно обменять свою свободу на деньги, которые уже никому не помогут? Да я лучше сбегу и сложу голову, чем позволю Эйдану так гнусно насмехнуться над моими чувствами. Я говорила все это вовсе не для того, чтобы разделить с ним ложе, а потому…господи, какая же я глупая.

При всем этом я не осуждаю Давину. Я понимаю, что ею движет. Если я могу морщиться в ответ на такие слова, то лишь потому, что отвечаю только за себя. Давина же давно поставила себя на последнее место. И я не стану подставлять ее из-за глупой, никчемной ревности.

— Можешь не беспокоиться, — медленно произношу я. — У меня нет намерений становиться фавориткой кого бы там ни было — капитана или принца. Или самого короля.

Давина кивает, но в глазах у нее стоят слезы.

— Спасибо, Эланис, ты не представляешь, сколько твои слова для меня значат. Если я когда-нибудь что-то смогу для тебя сделать…только скажи.

Я киваю в ответ и бреду прочь из Солнечного города, но разум мой затуманен. В Лакнесе всегда ходили слухи о фаворитках королей, наложницах принцев, но все это оставалось лишь на уровне слухов. Если Адриан и был известен своими похождениями, то Эйдан…поверить не могу, что эта новость так меня потрясла.

Я стараюсь выкинуть капитана из головы, но какая-то странная надежда, появившаяся во мне, теперь заменилась вопиющим чувством пустоты. Почему-то еще никогда я не чувствовала себя такой одинокой.

— Эй, бестолочь! — кричит Нора, когда я вхожу в комнату. — Вот, как ты готовишься к испытаниям? Еще лишь восемь, а ты уже пришла прилечь! Ну что взять с глупой девчонки!

Я подхожу к своей кровати и будто во сне опускаюсь на нее. Нора замечает, что что-то не так, и обеспокоенно приближается ко мне.

— Ну-ну, детка? Что-то не так?

В моей голове каша. Я поднимаю глаза на Нору и несколько неуверенно произношу:

— Скажи, Нора…капитан Эйдан…сколько у него фавориток?

Нора запинается и старательно прячет глаза.

— Ни к чести девушке задавать подобные вопросы.

— Ты не ответила.

— Больше, чем тебе хотелось бы знать, — вздыхает Нора, — о точном числе мне неизвестно, но за время моего проживания во дворце всякие слухи ходили. Девочка моя, он все же мужчина.

— Я знаю. Я говорю про сегодняшний день. Сколько у него их на данный момент?

Нора долго смотрит мне в глаза, и пожимает плечами.

— Не могу знать.

Я вздыхаю, закрывая лицо руками.

— Детка, — говорит Нора, присаживаясь рядом и похлопывая меня по плечу, — неужто ты влюбилась в нашего капитана? Ты уж никак забыла, зачем во дворец явилась?

Я молчу, потому что не знаю, что сказать. Нет, я не забыла. Просто в какой-то момент все запуталось, и я позволила себе больше, чем должна была. Мой промах.

— Вспышка страсти может погубить тебя, Эланис, — шепчет Нора мне на ухо. — Любовь — это вообще абсолютно ненужное осложнение. В твоем положении она — последнее, с чем тебе нужно справляться. А капитан…не тот он человек, который тебе нужен.

Я киваю, но не поднимаю глаз, чтобы Нора не видела моих слез. Мне так больно, потому что кто-то вдруг взял и разделил мою жизнь на то, что мне иметь позволено и на то, что осталось по ту сторону баррикад. Я думаю лишь о том, что должна была выйти замуж, родить детей и жить в тихой деревушке у озера. Моя жизнь должна была быть наполнена обычным житейским счастьем, как у моих родителей. Но я здесь. Борюсь неизвестно за что и отстаиваю чьи-то убеждения.

Может, все проблема в том, что я сама не понимаю, кто я такая.

Нора похлопывает меня по плечу и начинает осторожно раздевать.

— Поспи, дорогая. Завтра тебе станет легче.

Мама всегда так говорила, когда у меня что-то шло не так. И, что удивительно, утро всегда наступало, и дышать действительно становилось легче. Но мамы здесь нет, и я не знаю, подействуют ли на меня целительные слова Норы. Я ведь даже не могу точно сказать, что расстроило меня больше — ревность к Эйдану или обида за все то, что у меня отняли. Теперь у меня лишь два пути — в фаворитки к мужчине, к которому я испытываю чувства или во главу полка, который отдаст свою жизнь за якобы правое дело. Прекрасные перспективы.

Я хлюпаю носом, но, когда моя голова касается подушки, забываюсь быстрым сном благодаря ласковой колыбельной Норы.

Мое утро начинается с головной боли, громких ударов в дверь и чьих-то криков. Я отрываю голову от подушки и вижу Адриана, который сердито пытается протиснуться в комнату мимо моей служанки.

— Ваше высочество, ниже вашего достоинства врываться в комнату к молодой, неодетой девушке! — верещит Нора, уперев руки в бока, — какие слухи пойдут по дворцу?

Адриан закатывает глаза и пытается осторожно подвинуть Нору в сторону.

— Нора, я все понимаю, но, поверьте, у меня есть весомые причины войти. Эланис меня ждет.

— О, боги, какой срам! Никак не могу вас пустить. Живо уходите, ваше высочество!

— Нора, вы забываетесь! — повышает голос Адриан.

— Я выполняю приказания короля!

Я вскакиваю с кровати прежде, чем эта ссора перерастет в схватку между Просветителем и Искупительницей. На мне шелковая ночная рубашка, что, полагаю, является вопиющим нарушением этикета, но я выросла в небольшом домике в Лакнесе. Я не очень хорошо осведомлена в вопросах приличий. Думаю, никто не посчитал нужным посвятить меня в них, ведь я всего лишь Искупительница, а не какая-нибудь фаворитка принца.

Это было не самой лучшей мыслью.

Адриан протискивается мимо Норы и подходит ко мне, упорно стараясь смотреть мне прямо в глаза. Робкое солнце пробивается через высокое окно — судя по всему, сейчас раннее утро, — но Адриан уже полностью одет. Разве что его светлые волосы взъерошены чуть больше обычного.

Я делаю сонный реверанс, но Адриан приподнимает меня за локоть.

— Что за спешка, ваше высочество? — зеваю я.

Адриан удостоверяется, что Нора ушла в свою комнату, бормоча проклятия, и наклоняется ко мне.

— По поводу нашего разговора…я узнал то, что нужно.

Я тотчас просыпаюсь и хватаю принца за руку:

— Дайте мне пару минут.

Через четверть часа (Нора не захотела выпускать меня в неглиже слоняться по дворцу) мы с принцем двинулись в катакомбы Солнечного города. Шли мы в тишине, стараясь не привлекать внимание направляющихся с утра пораньше на тренировки Искупителей. Я совсем забыла, что все как с цепи сорвались с этими испытаниями.

— Ты уже готова к соревнованиям? — приподняв брови, поинтересовался принц, когда мы спускались на нижние ярусы дворца.

Я пожимаю плечами, тяжело вздохнув.

— Вы были заняты, ваше высочество, поэтому у меня не было возможности потренировать свою магию.

— Ты могла бы тренироваться с Оракул. Правилами это не запрещено, а она лучше всех умеет противопоставлять свою магию другим Искупителям. Тебе бы тоже не помешало этому научиться.

Да уж. Уверена, именно этим и бросились заниматься Икупители, когда узнали о дате соревнований. Но после хваленого испытания болью, видеть Оракул у меня не было ни малейшего желания. К тому же, она сама все время пропадала в покоях королевской четы. Наверняка, они там вместе вынашивают замысел, как покорить мир. Принадлежность Оракул к этой шайке меня ни капельки не удивляет. Неплохо было бы обсудить это с кем-то, но пока я не готова целиком довериться никому, кроме, может быть, Скилар.

— Я поработаю над этим, — мрачно отзываюсь я.

Мы приходим в то самое узкое место между двумя лестницами, где когда-то пригвоздил меня к стене Эйдан. Я присаживаюсь на корточки у масляной лампы и указываю на нее пальцем:

— Видите? Все еще наполнена наполовину. Как и в прошлый раз.

Адриан утвердительно кивает.

— Я пришел сюда по твоей просьбе и заметил некую закономерность, — он взмахивает рукой себе за спину, — вот там лампы наполнены до краев, как и все после этих двух. Эти две указывают на винтовую лестницу. Но если мы поднимемся по ней…

Адриан берет меня за руку, и мы вместе взбираемся по крутой лестнице. Она выводит нас на новый уровень катакомб, но здесь оказывается тупик. Три стены, которые никуда не ведут. Здесь стоит лишь одна, едва подрагивающая лампа. Две остальные полностью пусты.

— Я подумал, что это тупик — нет смысла освещать его. Но во дворце немало потайных ходов и лазов, где можно легко заблудиться, поэтому служанки обычно так не поступают. Я и не обратил бы на это внимание, если бы не одна деталь…

В почти кромешной тьме мы подходим к одной из стен, и Адриан стучит по ней кулаком. Я ничего не вижу, поэтому не могу сделать никаких выводов.

— Слышишь? — требовательно спрашивает он.

— Что?

— Она звучит не так, как другие стены, — он стучит по соседней стене в доказательство своих слов. — И на ощупь другая. Это не камень. А, возможно, другой вид камня. Я не уверен. Можно было бы позвать строителей и спросить…

— Нет! Я же сказала, ваше высочество, это должно остаться строго между нами.

Я не могу разглядеть в темноте, но, кажется, Адриан согласно кивает.

— И зачем же делать так, чтобы одна из стен отличалась от другой? И зачем прятать ее в слабом освещении? — спрашиваю я.

— Думаю, мы оба уже знаем ответ. Чтобы скрыть что-то за этой стеной.

Размышления не занимают у меня ни минуты.

— Тогда нам нужно узнать, что это.

Я тянусь к лампам, но Адриан хватает меня за руку:

— Может…не стоит? Знаешь, Эланис, жизнь научила меня, что лучше не знать ответов на некоторые вопросы.

Такое ощущение, что их обучают во дворце этой фразе. Я слышала ее уже такое количество раз, что скоро меня стошнит. Я оборачиваюсь на Адриана, и прижимаю свое лицо к его вплотную. Едва заметный свет пляшет в его прищуренных глазах.

— Я хочу знать, ради чего я жертвую своей жизнью в этом дворце, — рычу я. — Что такого важного от меня все скрывают и чего от меня хотят на самом деле. Я хочу, чтобы все перестали обманывать меня. Мне нужно знать. И вам, ваше высочество, тоже.

Я вижу некоторую долю замешательства в Адриане, но он все же сдается и кивает.

За свою жизнь я прочитала немало книг, поэтому с энтузиазмом воскликнула, что эта дверь наверняка должна открываться так же, как и во всех сказках. Неудивительно, что Адриан посмотрел на меня, как на полоумную. Мы проводим несколько часов, вертя лампы в разные стороны, давя на камни и пытаясь найти волшебный рычаг, который открыл бы стену.

Но все тщетно.

— Должны же они ее как-то открывать! — возмущаюсь я. — Тут должен быть какой-то ход!

— Эланис!

Мои глаза уже привыкли к темноте, и, обернувшись, я всматриваюсь в настороженное лицо Адриана. Приложив палец к губам, он кивает головой в сторону лестницы. До меня начинают доноситься тихие, размеренные голоса. Мои ноги прирастают к полу, и я как можно тише опускаюсь на колени, прижавшись спиной к стене.

— Ваши успехи меня очень интересуют, — слышится голос короля. — Вы понимаете, о чем я.

— Разумеется, — приглушенно отвечает Оракул. — Но пока еще не все готово. Вы знаете, ваше величество, я не потерплю исключительности в Солнечном городе. Это опасно для вас.

— Я очень надеюсь на это, Оракул, — голос короля неожиданно холоден, — мы тратим слишком много сил и энергии на некоторых кандидатов. А еще больше денег. Вы знаете, материальные затраты для меня вторичны, но под угрозой безопасность моих детей и… моя. Я желаю, чтобы все было сделано в кратчайшие сроки. Не хотелось бы напоминать вам о том, что вы сами уже не так уж исключительны.

Наступает напряженная пауза, но, наконец, Оракул выдавливает:

— Я приму это к сведению, мой господин.

— Что ж, тогда я с удовольствием взгляну на моих милейших Искупителей! Нет ничего более изысканного, чем развивающаяся сила, — король со смаком причмокивает.

Мое сердце стучит у меня в горле, когда они останавливаются прямо перед лестницей, шаркая ногами по ступенькам. Я вслушиваюсь в продолжение их разговора, но они переходят на яростный, доходящий до непочтительности шепот. Через несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, их голоса начинают удаляться, и мы с принцем наконец можем робко выглянуть из своих укрытий.

— О чем они разговаривали? — мрачно интересуется Адриан.

— Да уж явно не о пончиках.

— Что они затеяли? — продолжал рассеянно бормотать Адриан. — Что не готово? Может, они про соревнования?

Я закатываю глаза:

— При всем уважении, ваше высочество, но иногда вы чертовски наивны. Просто ваш отец сейчас занят темными делами, и Оракул принимает в них ярое участие.

— За такие слова тебя следует казнить, — рычит Адриан, вскинув свою светлую голову.

— За правду в Ламантре обычно щадят, мой повелитель, — не выдерживаю я.

— Это никакая не правда. Мы не знаем, о чем шла речь.

— Что, хотите выяснить?

На секунду Адриан замолкает и бросает мрачный взгляд в то место, где недавно стояли Оракул и его отец.

— Слушайте, ваше высочество…однажды вы станете королем. Поймите, что порой самые близкие люди оказываются не такими, как мы думали.

— Как твои родители? — выплевывает Адриан.

Я вздрагиваю, но он не позволяет мне ничего сказать. Вместо лишних слов, Адриан вскакивает и быстрым шагом сбегает по винтовой лестнице вниз. Я упираю взгляд в стену, но мне больше не хочется плакать или рвать на себе волосы за то, что он сказал. Адриан ошибается. И я еще всем это докажу.