Избранные (СИ)

Глава двадцать пятая Эланис

Когда я была маленькой, мне часто снился один и тот же сон. Я находилась в чаще леса, а посреди него заманчиво темнело озеро. Почему-то каждый раз у меня было чувство, что если я останусь стоять на месте, то моя жизнь немедленно оборвется. Я подходила ближе, и, неизменно, рябь озера заманчиво подрагивала, предлагая мне окунуться, войти в нее целиком. Я дотрагивалась до озера кончиками пальцев, и, неожиданно, отражение в озере менялось. В этот момент меня начинали звать мама и папа, но я не могла отвести взгляда от лица, святящегося в мерных бликах. В безупречной темной глади отражалась я, только лет на десять старше — у меня были острые черты лица, рыжие, вьющиеся волосы и красные, налитые кровью глаза. Это было лицо убийцы. И оно смотрело прямо на меня.

В этот момент я всегда просыпалась, заходясь громким криком. Я никогда не думала, что смогу даже обдумать такую возможность — убить другого человека. После всего, что произошло…я все еще не хотела убивать короля. Мне было страшно от мысли, в кого это может меня превратить — в холодное, бесчувственное лицо с налитыми кровью глазами. Не знаю, готова ли я пожертвовать своим рассудком ради миссии Ордена.

— Не бойся, — подмигнув, ободряюще проговорила Нора, помогая мне выбраться утром из постели, из которой, видит Бог, выбираться мне не хотелось, — ты все сможешь, храбрая, огненная девочка.

Я знала, что, несмотря на это, Норе страшно — судить об этом можно было хотя бы по ее нежному тону. Ее руки тряслись, когда она заплетала мне косу, а взгляд старательно избегал мой. Она понимала, что я могу не вернуться…что мы все можем не вернуться.

— Нора?

Ее испещренное морщинами лицо озабоченно обратилось ко мне. Никогда еще она не смотрела на меня так ласково — без грамма упрека, насмешки или издевки. И, скорее всего, для меня это плохой знак.

— Да, милая?

— Спасибо тебе за все. Ты была рядом со мной с самого первого дня, и у меня еще ни разу не выдалось возможности отблагодарить тебя.

— И буду еще много других дней, — слабо улыбнулась она, — если доживу, конечно.

— Как бы ни сложились обстоятельства…знай, что я тебе очень благодарна и ты стала дорога мне. Надеюсь, что вы с Евой доберетесь в безопасное место и начнете новую жизнь вместе с малышами.

— Побойся Бога, милочка, ты уже говоришь так, как будто тебя завтра похоронят, — вновь вернулась ворчливая Нора, — побереги свои косточки, рано тебе еще гробик выбирать.

Я засмеялась, но смех показался каким-то искусственным, вынужденным. Нора завершила мою прическу, и сказала отправляться в Тренировочный зал, но перед выходом я подошла к окну, чтобы в последний раз полюбоваться на Лакнес.

Когда я думаю о своем регионе, то на ум мне сразу приходят родители. Я вижу улыбку мамы в утренних лучах солнца и слышу смех отца в голубизне неба. Но сам по себе Лакнес занимает особенное место в моей душе. У меня щемит сердце от чаек, с криком пролетающих над портовыми кораблями, от зазывного воя вновь очнувшихся от зимнего сна торговок, от всего того, что я когда-то по праву считала своим миром. Я никогда не думала, что у меня отберут все это так скоро. Возможно, все дело в том, что моя вселенная и так рушилась, и только принеся все это в жертву, я могла ее спасти.

— Не грусти слишком сильно по траве и солнцу, детка, — печально проговорила Нора за моей спиной, — грусти по людям, живущем здесь. Особенно по тем, кто живет во тьме.

Я не могла сказать Норе, что, скорее всего, я тоже жила во тьме — в той самой, от которой она старательно пыталась меня уберечь. Я боролась за правое дело, но методы, выбранные для достижения цели, пугали меня.

Впервые со дня соревнований я снова встретилась с Оракул. Все последнее время она проводила в неизвестном месте — скорее всего, за таинственной стеной, где исчезали Искупители. Сегодня она стояла посреди главного зала и строго оглядывала всех, кто опаздывал на утренние тренировки. Когда я вошла, взгляд холодных голубых глаз задержался на мне, и она едва заметным кивком указала на мое место в строю. Теперь мне странно было вспоминать в этой холодной, жестокой женщине милую, мудрую помощницу, которая готова была провести меня сквозь дебри кошмара, которым мне представлялось Искупительство. Оракул научила меня, что все не то, чем кажется.

Эйдан стоит во главе отряда, и, когда я прохожу мимо, наши взгляды пересекаются. Я различаю в его глазах скрытую ото всех улыбку, напоминание мне о том, что он хранит каждое мгновение, проведенное вместе.

Это сейчас для меня ценнее всех сокровищ.

Замыкают ряд два малыша с перепуганными лицами — Алвена и Генри. Мальчик храбрится и заносчиво задирает нос, но я знаю, что на самом деле он дрожит от страха. Алвена растерянно оглядывается по сторонам, как будто все еще ждет, что откуда-то выпрыгнет ее потерянная мама. Я думаю лишь о том, что скоро они будут в безопасности, и посылаю им ободряющую улыбку. Все получится. Обязательно получится.

Я встаю в ряд между Скилар и Давиной, которые с независимым видом взглядом изучают Оракул, и сердце мое сжимается от страха. Я боюсь потерять и их тоже.

— Эй, крошка, да на тебе лица нет, — хмыкает Скилар мне в ухо, — ты похожа на живой трупик, а это тебе не идет.

— Сам бы… — многозначительно говорю я, кивая на нас с Давиной.

Он закатывает глаза, давая понять, что при желании он смог бы и не такое.

— Тоже мне, нашла, чем хвалиться, — ухмыляется Скилар, поигрывая бровями и намекая, что больше чесать языками по этому поводу не стоит.

Оракул сурово обводит нас глазами и скидывает капюшон с голой головы.

— В последнее время я была занята, но это не значит, что тренировки остановились, — ледяным тоном произносит она и грозно разделяет нас на категории.

Нас всех отсылают в разные секции. Я, Скилар, Эйдан и еще несколько Искупителей отправляемся в Боевую комнату, чему я не могла бы быть рада больше. Никогда не думала, что скажу такое, но мысль о том, чтобы приседать с рапирами в каждой руке, вызвала во мне дикий восторг. Когда я бегаю, или приседаю, или делаю отчаянные выпады в попытке победить очередного соперника, я меняюсь. Голова становится легкой, и я уже не думаю о том, чем закончится сегодняшний день. Сейчас есть просто я и то, что происходит со мной в этот момент.

На самом деле, присутствие Эйдана делало мою тренировку проблематичной, потому что мне не удавалось сконцентрироваться ни на чем, кроме его сильной спины, обтянутой черной футболкой, мелькающей по залу в грациозном сражении со смельчаком, который осмелился бросить ему вызов. Я узнаю в его сопернике одного из членов Элитного отряда, которые отвешивали шуточки, когда мы с Эйданом впервые тренировались.

Эйдан перехватывает мой взгляд и отвлекается, позволяя Джошуа метко ткнуть его мечом прямо в живот.

— Ты был бы уже мертв, брат, — слышу я его самодовольное замечание, но могу разглядеть лишь улыбку Эйдана, обращенную мне.

Я изо всех сил сжимаю мамино колечко. Я еще обязательно увижу его и дотронусь рукой до его щеки, и, уж конечно, непременно поцелую его снова. У нас все еще впереди. Я не потеряю его так, как потеряла своих родителей.

— Эй, красотка! — воет Скилар, вырастая передо мной и активно махая руками, — куда ты там все время пялишься, что мешаешь людям активно надирать тебе задницу?

Никак не могу понять — это Скилар специально делает вид, будто ничего не намечается, или же это его защитная реакция против того, что может случиться. Я помню, как хорошо он притворялся и раньше, когда, словно ни в чем не бывало, подкалывал меня и крутил пальцем у виска в ответ на мои многочисленные догадки, а сам при этом был в Ордене Солнца. Скилар чертовски умен и это позволяет ему выжить, в то время, как остальные, скорее, до чертиков напуганы и боятся сделать хоть шаг в сторону от главной миссии.

— Никуда я не пялюсь, — бормочу я, не переставая пялиться на Эйдана.

— Прием, хватит пожирать глазами нашего капитана и пойдем я покажу тебе, где раки зимуют.

Я смеюсь, и мы вместе отправляемся сражаться на шпагах, как два самых безрассудных, и, вероятно, самых забавных воина. Когда Скилар выигрывает меня в очередной раз с громким победным кличем, я замечаю Давину посреди зала. Она смотрит на Эйдана, который продолжает сражаться с Джошуа — теперь уже у обоих повязки на глазах — и выглядит полностью поглощенным процессом. Через несколько секунд она отворачивается, и я слишком хорошо различаю боль в ее глазах. Я видела то же самое отражение в своем зеркале каждое утро, что встречала во дворце.

— Что, ваша маленькая драма так и не кончилась? — хмыкает Скилар, проследив за моим взглядом.

Я красноречиво смотрю на него, намекая, что кончится она скоро, и, вероятнее всего, смертью одного из участников. Скилар пожимает плечами и в отрицании качает головой, как бы говоря: «Крошка, чтобы вас убить — нужно вас достать. Не такая уж и хитрая формула, правда? Даже для тебя сойдет».

Я согласно киваю головой, а затем произношу:

— Пойду потренируюсь в магии. Увидимся.

Скилар сглатывает и выпрямляется в полный рост. Для нас обоих это было сигналом, что я отправляюсь к Доку. Скоро там ко мне присоединится Давина и Адриан, которым я обрисую наш план. Сегодня вечером состоится Совет, на котором обличат злодеяния Тристана, после чего мы все сядем на корабль, которым управляет друг Дока, и уплывем далеко отсюда. Вечером этого же дня мы просветим Хранителя с помощью Адриана, ворвемся в таинственную комнату, украдем Стигму и заберем ее с собой.

И со мной, черт возьми, будет Эйдан.

Как по мне, звучит очень просто, гладко и разумно, но, если я что-то и поняла о своей жизни, так это то, что у меня никогда и ничего не бывает гладко, просто и уж тем более разумно.

— Как самочувствие? — ухмыляется Док, выпуская в воздух струйку дыма, когда я появляюсь на пороге.

— Лучше всех, — заявляю я, усаживаясь перед ним на стул.

Док стряхивает немного мяты со своей палочки, исчезает в глубине операционной и возвращается с целой кипой различных чертежей, выписок и бумаг. Я огромными глазами смотрю на них и искренне надеюсь, что он не заставит меня разбирать все это перед вечером. Док перехватывает мой взгляд и, усмехаясь, выуживает одну из бумаг.

— Начинай изучать, — бесстрастно произносит он, протягивая мне ее.

Я беру в руки пожелтевший от времени пергамент и начинаю внимательно разглядывать его. Это чертеж, на котором детально изображена комната — со всех сторон она огорожена стенами, в ней нет ни дверей, ни окон. Внутри достаточно просторно — хватило бы на небольшой зал для гостей. Я внимательно изучаю, нет ли здесь поворотов или углов, за которыми можно притаиться, но комната явно не была создана с целью засады. Она была спроектирована таким образом, что хранить тайны, но хранить их на виду.

Дверь в комнату Дока тихо открывается, и к нам проскальзывают Давина и Адриан. Давина выглядит лишь немного обеспокоенной, а вот Адриан, кажется, на взводе. Он опасливо обводит глазами операционную, как будто никогда раньше здесь не был, и вздрагивает, упираясь в меня взглядом.

— А чего его высочество такой бледный? — хмыкает Док.

— Я перепугала его рассказами об ужасах, которые ты здесь творишь с солдатами, — немного натянуто смеется Давина.

Адриан неудовлетворенно смотрит на них, и снова переводит взгляд на меня.

— Давина лишь вкратце посветила меня в план. Сразу хочу сказать, что мне все это не нравится.

Давина складывает на груди руки с нарастающим напряжением.

— Ты сказал, что согласен, — произносит она, сузив глаза.

— Эй, не надо на меня так смотреть! — воротит нос Адриан, — но если нас поймают, то всех обвинят в государственной измене.

— Не поймают, — мягко произношу я, — все будет хорошо. В крайнем случае ты прикинешься, будто пытался схватить нас.

Адриан совершенно не выглядит убежденным, но все же согласно кивает. Мы не стали рассказывать ему о Совете, на котором свергнут его отца, порешив, что будет лучше, если Адриан не будет в курсе. В конце концов, он так или иначе по праву займет престол, поэтому его участие в заговоре неуместно — не считая того, что он может заупрямиться и отказаться подставлять отца. Для нас всех будет куда безопаснее, если принц приложит руку только к той части плана, которая точно пойдет на благо Лакнеса.

Док переводит взгляд с Адриана на Давину и приподнимает бровь:

— Ну, если мы разобрались, то приступим, — он забирает у меня чертеж и раскладывает его на полу.

Мы усаживаемся возле Дока и осторожно разглаживаем бумагу по краям.

— Это комната, в которую вам необходимо попасть, — объясняет Док, — она открывается, когда лампы вокруг каждой из стен наполняются маслом до краев. Вам нужно будет наполнить три лампы и дверь откроется. Это — внутренняя проектировка комнаты. Раньше там были установлены ловушки, но если король прячет там Стигму, охрану и своего алхимика, то их уже можно не бояться. Как видите — ничего необычного. Никаких потайных ходов и неожиданных поворотов. Внутри помещение самое простое. А это значит, что там много охраны. Это приводит нас ко второй части плана.

— Самой неудачной, на мой взгляд, — мрачно произносит Адриан.

— Это еще почему? — спрашиваю я.

Он театрально закатывает глаза:

— Меня восхищают ваши с Давиной способности, но подавить магию просвещения в Хранителе? Это невозможно.

— Вы просто никогда ничего подобного не видели, — фыркает Давина.

— Если у вас ничего не выйдет, нам придется убить парня, — с упреком замечает Адриан.

Я понимаю, что пора брать все в свои руки и осторожно дотрагиваюсь до плеча принца.

— Ваше высочество, поверьте, вам не о чем беспокоиться. В случае неудачи мы возьмем всю вину на себя.

— И вообще, — ухмыляется Давина, — я не знала, что вы такой трус.

Это задевает Адриана за живое. Он резко оборачивается к ней, и его глаза сверкают праведным гневом:

— Трус? Да за кого ты меня принимаешь? — он сгребает чертеж в охапку, — давай сюда. Я все изучу, и мы прорвемся туда без приключений.

Через два часа споров о том, как лучше выбрать Хранителя и не стоит ли нам с Давиной потренироваться, мы заседаем в катакомбах возле входа в Солнечный город. Его всегда охраняют двое стражников, и сейчас они спокойно держат свою вахту.

— Помни, — напоследок шепчет мне на ухо Давина, — почувствуй, как наши силы соприкасаются и направь их в него, выискивая темноту магии в его душе.

Как по мне, ее слова не имели ни малейшего смысла, но я уверенно кивнула. Адриан издает смешок за моей спиной, и я припечатываю его взглядом к холодному камню стены.

— Молчу, — усмехается он, приподнимая руки, — ну что, начинаем спектакль?

Мы с Давиной переглядываемся, и я различаю сомнение в ее глазах, но в следующую секунду она кивает. Мы обе понимаем, что не можем допустить ошибку — нельзя провалить миссию еще до начала Совета.

Я выглядываю из нашего укрытия и кидаю взгляд на часы, тикающие над головой Хранителей. Сейчас ровно пять часов. У нас есть два часа на то, чтобы выполнить нашу миссию и вернуться в Солнечный город перед тем, как остатки Ордена представят магию Искупителей на Совете и Док объявит срочную эвакуацию.

— Пора, — шепчу я, и Адриан выходит из нашего укрытия.

Он приближается к одному из Хранителей с заранее заготовленной фразой о том, что его вызывает король. Мужчина в желтой униформе неуверенно смотрит на принца и недолго с ним о чем-то спорит перед тем, как спуститься вниз и завернуть за угол, чтобы направиться к выходу из катакомб.

Мы с Давиной вырастаем перед ним во весь рост, и Давина бьет его кулаком в лицо. Он издает тихий вскрик и валится вперед, а я связываю его руки за спиной, и вскоре мы обе уже сидим перед ним на коленях. Он стонет и смотрит на нас затуманенным взглядом, стараясь что-то произнести.

Осторожные языки пламени вырываются из меня, и я чувствую, как к ним присоединяется нечто, напоминающее мне лозы. Они тянутся к огню и переплетаются с всполохами моей силы, а затем мгновенно устремляются к Хранителю. Его глаза расширяются, и он начинает быстро дышать, когда поток нашей силы вливается ему в грудь. Внутри мужчины я натыкаюсь на странную темную массу, которая кусает мое пламя, недовольно устраиваясь среди серебристых всполохов души просвещенного.

— Давай, это оно, — рычит Давина, и ее лозы устремляются вперед, обволакивая черную массу.

Я делаю над собой усилие и огонь рвется следом, и вместе мы обхватываем темный сгусток, пока он, кряхтя, не сжимается до крошечных размеров, практически исчезая среди цветущего буйства Давины и моего разгорающегося пламени.

Адриан вырастает за нашими спинами и направляет на Хранителя руку, глядя на него широко распахнутыми глазами, в которых плещется удовольствие. Хранитель задыхается собственным криком и расплывается в улыбке, склоняя перед ним голову:

— Приказывай, господин.

Я отпускаю свою силу и прислоняюсь головой к стене, тяжело дыша. Из носа у меня струится кровь, и я со стоном утираю ее рукой.

— Какое блаженство, — произносит Адриан, хрустя шеей.

— Не привыкайте, ваше высочество, — приподнимает брови Давина. По сравнению со мной она кажется совершенно здоровой.

— Масло у меня с собой, — игнорируя ее, произносит Адриан, покачивая перед нами небольшой флягой. — Самое время отправляться. Эланис, ты в порядке?

Я с трудом киваю и медленно встаю, придерживаясь рукой за стену. Голова у меня гудит, как будто меня хорошенько ударили ею об стол, но я не позволяю себе отвлекаться на боль. Меня куда больше волнует мое пламя. Я чувствую, как моя сила неуверенно зажалась в моем сердце и с трудом откашливается огнем.

— Ты истощена, — произносит Давина, окидывая меня взглядом.

— Я справлюсь, — вздыхаю я.

Адриан с сомнением смотрит на нас, а затем переводит взгляд на Хранителя и приказывает ему громким голосом:

— Ты пойдешь за мной и будешь охранять нас от любых невзгод, которые встретятся на нашем пути.

Тот кидается к нему и принимается целовать полы его светлого плаща.

— Умереть за тебя — честь, мой господин.

Мы начинаем продвигаться вниз по катакомбам, петляем среди запутанных каменных коридоров, и вскоре достигаем крутой лестницы. Мы поднимаемся по ней и останавливаемся перед тем, что ранее показалось мне тупиком.

— Здесь Давина нас оставит, — заявляю я, бросая на нее многозначительный взгляд.

Давине в нерешительности смотрит на меня, и Адриан хмурится:

— С чего бы это вдруг?

— У нее сейчас есть дела поважнее, — продолжаю я, чем зарабатываю очередной подозрительный взгляд со стороны Адриана.

— Важнее, чем украсть сама знаешь что?

Я киваю, и, вопреки неудовольствию принца, Давина сжимает мою руку, желает нам удачи и разворачивается, чтобы уйти. Я прекрасно осознаю, что ушла она потому, что сама так захотела, а не из-за моей просьбы. Но, в конце концов, разве я могу винить ее в том, что судьба Ордена Солнца для нее важнее, чем наша с Адрианом? К тому же, если что-то пойдет не так, я буду знать, что об Эйдане позаботятся.

Как и сказал Док, Адриан подходит к лампам и по очереди наполняет их до краев. Когда все лампы оказываются наполнены, он становится возле меня и выжидающе приподнимает брови.

— Нууу, — протягивает принц, — и что теперь?

Словно в ответ на его слова, стена, которая показалась ему подозрительной при первом осмотре щелкает, и начинает медленно приподниматься. Она останавливается в нескольких дюймах от потолка, и на нас уставляется шесть пар изумленных глаз.

Мы с Адрианом первыми врываемся в комнату и натыкаемся на четверых Хранителей, которые с криком бросаются в нашу сторону. Они заносят мечи над нашими головами, но мы, уклоняясь, ударяем двоих из них кинжалами в живот, и продвигаемся дальше. Просвещенный нами Хранитель справляется с одним из своих сослуживцев, а Адриан без особого труда перерезает горло последнего Хранителя, который из-за магии короля не мог причинить принцу вред.

Оракул стоит посреди скудно обставленной комнаты и в ужасе смотрит на нас. Слева от нее на небольшом столе аккуратно сложены медицинские инструменты, а справа в золотом плаще стоит девушка лет семнадцати, за спиной которой что-то светится. Возле себя я замечаю торчащую из стены цепь, заканчивающуюся кандалами, и перевожу взгляд на ноги девушки. Они покрыты синяками.

Адриан бросается вперед, разворачивает в ярости отбивающуюся Оракул и прижимает ее к себе, схватив одной рукой за горло. Она вырывается, но он в два раза сильнее ее и на десять сантиметров выше.

— Что вы делаете?! — хрипит она через силу, — предатели! Охрана!

Хранитель Адриана вырастает перед ней и хмурит брови. Позади перепуганной девушки на маленьком столе, застеленном бордовой дорогой тканью, я замечаю странного вида стеклянную сферу, переливающуюся мягким золотым сиянием внутри.

— Стигма, — шепчет Адриан.

В ответ на его слова девушка кидается в угол, глядя на меня огромными голубыми глазами, расширившимися от ужаса.

— Не подходи! — кричит она, выставив руки вперед.

Я шагаю ближе, силясь понять, почему она кажется мне такой смутно знакомой. Эти темные волосы выглядят так неуместно, оттеняя огромные глаза, напоминающие два кристально чистых озера.

Я уже смотрела в эти глаза — и сулили мне они только боль.

— Ты… — мой голос срывается, — тебя зовут Корал?

Черт возьми, этого не может быть. Поверить не могу, что старая ведьма скрывала свою младшую дочь, пряча ее в катакомбах дворца, чтобы она потворствовала ее мерзким делишкам.

Глаза девушки округляются, и она подозрительно обводит меня глазами.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

— Что ты здесь делаешь? — напряженно спрашиваю я, игнорируя ее вопрос.

— Эланис, сейчас как бы не время, — кричит Адриан, сдерживая Оракул.

О нет, он не прав. От нас столько всего скрывали, что я лучше отдам правую руку, чем сдвинусь хоть с места прежде, чем мы разберемся в том, что же здесь, черт возьми, происходит.

Я не собиралась отступать от плана, но если у меня есть шанс забрать сестру Эйдана с собой, то я им воспользуюсь. Я хмуро смотрю на дергающуюся в руках Адриана Оракул, стараясь избегать ее острого, холодного взгляда, который вонзится мне в мозг при любой возможности. Мы и так, судя по всему, оставляем ее.

Корал неуверенно переводит взгляд с меня на свою мать, а затем смело рявкает:

— Отпусти ее.

— Расскажи мне, что ты здесь делаешь, — настаиваю я.

— Сначала отпусти ее.

— Правила здесь устанавливаю я.

Корал мнется, затем откидывает золотой капюшон и раздраженно смотрит на меня.

— Я — алхимик короля. С помощью Стигмы я помогаю ему закупоривать силу Искупительниц для дальнейшего использования.

— Зачем тебе это?

— Не твое… — она сталкивается со мной взглядом и мрачно вздыхает: — я — не Искупительница, а значит, у меня нет прав находиться при дворе. Мама не хотела разделять своих детей, поэтому, когда я родилась, отдала меня алхимикам. Они научили меня всему, что я знаю.

— И тебе известно об Эйдане? — недоуменно уточняю я.

— Конечно, известно, — презрительно кривится она, — он мой брат и я всегда присматривала за ним.

— Откуда у короля Стигма?

Корал смотрит на свою мать, затем вздыхает и нехотя говорит:

— Мой отец был алхимиком. Наш род хранил древние знания и передавал их из поколения в поколение. Вместе со Стигмой. Предполагалось, что мы будем хранить ее ото всех, но мама решила привезти ее в Лакнес, где правил король, озабоченный собственной безопасностью. Она выбила себе и нам отличное место при дворе, пожертвовав честолюбивыми желаниями о власти и деньгах, которые пришли бы в голову таким примитивным людишкам, как ты.

Ну и семейка — прям джекпот выбили! Отец из древнего рода алхимиков, а мать — из древнего рода Искупителей. Почему-то я совершенно не удивлена тому, что Оракул врала о том, каким образом ее обнаружили. А еще я очень сомневаюсь, что кому-то вроде Оракул не пришла в голову подкупающая мысль о власти и положении — с такой силой она могла бы управлять Лакнесом, а не прислуживать в нем. Она обожает все контролировать. Уверена, она нашептывала королю о том, что нужно отправиться покорять Ламантру, чтобы в случае чего вся ответственность пала на него, а она спокойно исчезла где-то за горизонтом в поиске других дурачков.

— Не говори ей ничего, — рявкнула Оракул, но Адриан лишь сильнее прижал ее к себе.

— Отдай мне Стигму, — приказала я, протянув вперед руку.

Корал испуганно сжалась, схватившись за сферу.

— Я не могу…

— Послушай, я все равно заберу ее — так или иначе. Но тебе больше не нужно быть здесь, выполняя чужие приказания и соответствуя чужим представлениям о том, как поступить правильно. Ты же всегда знала, что тебя используют для того, чтобы забирать чужую силу — и едва ли для миролюбивых целей, не так ли? Ты же не глупа, Корал. Прими верное решение — решение, которое ты сама давно хотела принять.

В ее глазах мелькает неуверенность, но мать, стоящая напротив, не позволяет ей сделать ни шага.

— Откуда ты знаешь, какое решение я хотела принять? — рявкает она, напуская браваду.

— Пожалуйста, Корал, пойдем со мной. Я покажу тебе другую жизнь. Ты сможешь вернуться к своему брату. Ты снова сможешь стать свободной.

— Не слушай ее! — надрывается Оракул прежде, чем Адриан зажимает ей рот рукой, — она врунья! Тебя повесят за предательство! Или, того хуже — просветят!

Но я вижу, что слова о свободе сыграли для Корал решающую роль. Она мрачно смотрит на маму, затем поднимает на меня глаза и в них сверкает боевой дух. Если эти полгода перевернули все мое существо, сковали меня в цепи и заставили позабыть о том, что это вообще такое — быть свободной, то каково было Корал, которую с самого детства закрывали в комнатах дворца и заставляли делать то, что ей не нравилось? Каково было маленькой девочке, которую мать тоже наверняка обучала болью с жестокостью монстра? Девочке, которую отлучили от брата, чтобы тот принял смертельную миссию? Как Оракул, которая радела за будущее своих детей, согласилась на такую судьбу для них? О нет, она беспокоилась только за себя саму. Она отдала свою родную кровь на службу королю, чтобы тот проникся к ней доверием и исполнял все, что она скажет. Она просто уничтожила все, что ей дорого, ради власти.

Теперь эта женщина больше не вызывает во мне ужаса или трепета, или того восхищения, которое я испытала, впервые ее встретив. Я смотрю в ее жестокие голубые глаза, в ее скульптурное лицо и голую голову, которые больше не скрыты под черным капюшоном, но чувствую только презрение. Эта женщина ничего не достойна. Пусть останется здесь в полном одиночестве и ответит не только за то, что сделала с тысячью невинных Искупителей, но и с собственными детьми.

Корал берет переливающуюся золотом Стигму в руки, шагает вперед и протягивает ее мне.

— Нет! — заходится диким криком Оракул, — нет!

Ее глаза сияют сумасшедшим огнем, она вырывается и трясет головой, а подбородок ее заливает слюна:

— Нет!! Как ты можешь, глупая дура?! Ты предала все, чему тебя учили! Глупые алхимики не смогли вбить тебе в голову понятие преданности, но я смогу!

— Нет! — кричу я.

Оракул вырывается из рук Адриана, с силой толкая его назад, и рвется вперед, целясь когтистыми пальцами в свою дочь. Я заслоняю собой Корал и смотрю Оракул в глаза, выстраивая перед собой стену из усталых языков пламени. Оракул издает дикий вопль, и моя стена взрывается, отлетая в меня, кусая голову моим же собственным огнем. Я кричу, когда мой мозг взрывается, и падаю на землю, корчась от невыносимой боли, но, внезапно, все заканчивается. Не в силах поверить своему счастью, я осторожно поднимаю голову, и вижу безжизненно распростертое на земле тело Оракул. Над ней возвышается Хранитель. У него в руках меч, с которого мерно капает кровь. Адриан стоит позади и его глаза темнеют от ужаса.

Корал кричит и, огибая меня, подбегает к матери и падает рядом с ней на колени. Она накрывает ее тело своим и прислоняется к ее лбу губами.

— Мамочка, — шепчет она, — пожалуйста, пожалуйста, очнись. Прости меня, мама…

— Она держала тебя здесь на цепи, — выплевывает Адриан, проходя мимо.

Корал вздергивает голову и шипит на него.

— Иди своей дорогой, принц. Ты сам хранишь в глубине себя тьму, о которой тебе лучше не заикаться.

— Во мне нет тьмы, — рычит в ответ Адриан.

— Адриан… — слабо произношу я, подзывая его к себе.

Он помогает мне подняться, и я несколько секунд стою, пытаясь прийти в себя. Почему-то один только взгляд на неподвижное тело Оракул вызывает у меня тошноту. Я трясу головой, отгоняя от себя дурные мысли и успокаивая тем, что она убила бы меня.

— Я угодил вам, господин? — озабоченно встревает Хранитель.

Адриан кивает ему и произносит:

— Спасибо за твою службу, храбрец.

На негнущихся ногах я подхожу к Стигме, поднимаю ее с пола и вручаю ему:

— Иди обратно в Солнечный город и спрячь ее под плащом. Я буду через несколько минут. Мне надо забрать Корал. Возьми с собой Хранителя.

Мой голос звучит странно, а предложения выходят отрывистыми, как будто кто-то обрезал их с двух сторон. Раньше я сталкивалась со смертью только в теории, а теперь передо мной лежит то, что когда-то было человеком. Не знаю, куда все отправляются после, но сомневаюсь, что Оракул заслужила себе местечко под солнцем в раю.

Надо взять себя в руки.

Адриан кивает и неуверенно смотрит на девушку, которая мучительно рыдает над телом матери.

— Ладно. Будь осторожна, хорошо? Хранители прибудут с минуты на минуту, а мы даже не знаем, как прошли дела на Совете. Не задерживайся здесь и беги так быстро, как сможешь.

Я наблюдаю за тем, как он исчезает в тени коридора, и подхожу к Корал, стараясь оторвать ее от Оракул. Она качает головой и захлебывается слезами, отталкивая мои руки.

— Послушай меня, — тихо и твердо говорю я, сжав ее подбородок руками и заставив посмотреть на меня, — ты должна быть сильной, слышишь? Ты нужна своему брату.

Корал поднимает на меня помутненный взгляд, и я начинаю тянуть ее за собой. Мы должны уходить, а я ни за что не оставлю здесь сестру Эйдана. Я не хочу даже думать о том, что мы уже и так оставляем здесь тело его матери… в смерти которой виновата я.

Неожиданно, она вскрикивает и округлившимися глазами смотрит мне куда-то за спину.

— Какого черта? — бормочет она.

Я оборачиваюсь на долю секунды прежде, чем что-то тяжелое опускается мне на голову, оглушая меня резким ударом. Перед глазами все темнеет, но я успеваю заметить знакомое лицо, маячащее в проеме стены. Сначала меня одолевает недоумение, но через секунду оно перечеркивается другой мыслью. Как только я приехала, на одном из уроков политики, Оракул рассказала нам, что любое действие на королевской сцене — результат тщательно выверенных планов, стратегий и совокупностей тактик. Этот человек всегда был в тени, никогда не требовал награды или признания. Я должна была догадаться, что в мире королей ничего не бывает «просто так». Никто не бывает настолько добрым и бескорыстным. Но, к сожалению, как и многие другие истины, эта дошла до меня слишком поздно.