Везде происходят революции, отчего же не во мне?
За всю историю существования Ламантры не было события более бессмысленного и кровопролитного, чем Слепая война. Отец всегда говорил мне, что войны — это шахматные игры, за которые приходится слишком дорого платить. Никаких благородных мотивов или честных намерений — одни лишь просчет, жажда власти и денег.
Король Двэйн — двенадцатый правитель Лакнеса, отец Тристана, дедушка наследного принца Адриана и самый многообещающий лидер за последние несколько столетий. Говорят, нет ничего плохого в том, чтобы хотеть лучшего для себя и своих людей, пока твои благие намерения не превращаются в пороки, а за ними — в преступления. В школе меня учили, что короля Двэйна сгубили две вещи: алчность и тщеславие, но я считаю иначе. Я думаю, что Двэйна сгубила любовь. Он был фанатиком, главным поклонником своей страны, но не людей, которые в ней жили. Именно по этой причине он решил, что распределение земель было произведено незаконно и несправедливо, а посему, Лакнес претендует на часть Ближайших Земель, принадлежавших Бишопу. Его осудили все регионы, кроме одного — Стейси, где жили оба брата и три племянницы Двэйна.
Король не сомневался в том, что Лакнес исключителен из-за своей истории и достоин того, чтобы управлять всеми регионами.
«Долой Ламантру — да здравствует Лакнес!» — вот, с какими лозунгами выходили на улицы сторонники Двэйна.
В те дни Просветители сошли с ума. Просвещать начали всех в попытке собрать огромную армию безвольных людей, но бежать им было некуда. Дороги проходили либо через долины Стейси, либо через море — до сих пор ходят легенды о людях, пропавших в бескрайних водах и по приданиям поселившихся на диких островах. Стейси превратился в военную базу, куда отсылали оружие и новопросвещенных армейцев.
Но, оказалось, если две стороны обладают одинаковым смертоносным оружием, победу одержать невозможно. Бишоп и Кравер ответили предсказуемо — армией таких же просвещенных людей. Война превратилась в обычную кровавую резню между людьми, которые не могли ничего решать, — за которых заведомо сделали неправильный выбор.
Война закончилась убийством Двэйна — о его убийце ходят лишь слухи. Возможно, это был кто-то из повстанцев или из живущих во дворце, а может — его собственная семья. Так или иначе, его смерть положила конец вражде между регионами, и с огромными потерями Стейси отступил. Они до сих пор винят Лакнес во всех своих бедах, ведь именно наш королевский дом ввязал их в войну, которая осталась черным пятном на их репутации и красным — на их населении.
Прошло несколько десятков лет — на Лакнес наложили санкции, запретили иметь полноценную армию и урезали условия Просвещения до второй смены правителей региона, а также ввели систему Ищеек и стали проверять всех и каждого.
Но, конечно, как бы мы ни старались, люди ничего не забыли.
Говорят, войну назвали Слепой, потому что слепы были люди, которые воевали — бездушные куклы, во всем подчиняющиеся своим хозяевам. Однако мой отец всегда говорил, что слепы были вовсе не те, кто подвергся магии просвещения, а сами Просветители — ослепленные собственной властью и постоянной жаждой чего-то большего.
Почему-то именно эта история вспомнилась мне здесь — в пропитанной жаром и снующими повсюду телами кухне. Наверное, все дело было в маленькой, полной женщине, которая сутулилась под тяжестью подноса с выпечкой и быстрыми шажками приближалась ко мне.
— Что-то не так? — взволнованно спросила она, поднимая на меня слезящиеся карие глаза.
— Вы Маккенна? — сразу перешла к делу я.
Она не менее встревоженно кивнула и поставила поднос на стол. Кто-то крикнул, чтобы мы подвинулись, и я быстро сказала:
— Мне нужно с вами поговорить.
Она еще раз с сомнением оглядела меня, но, видимо, любопытство пересилило. Вытерев руки о фартук, она бросила поварам, что ненадолго отлучится, и поспешила в небольшую каморку возле кухни, где хранились ведра и швабры. Плотно прикрыв за собой дверь, Маккенна выжидающе посмотрела на меня.
— Меня зовут Эланис и я Искупительница.
Она испуганно прижала руки ко рту:
— Девочка, не нужно говорить об этом всем подряд!
— Послушайте, — настойчиво продолжала я. — До меня дошла информация, что вы тоже Искупительница. Я ищу своих родителей и надеюсь, что вы сможете мне в этом помочь. Король говорит, что после подписания договора они просто исчезли, не стали искать меня. Он говорит, что они меня продали, но я не верю. И у меня есть основания полагать, что вы тоже не поверили.
Маккенна нервно дергала в руках фартук.
— Незачем тебе здесь быть, — пробормотала она. — В беду попадем и ты, и я. И мои дети.
Я слегка опешила.
— Ваши дети?
Она кивнула.
— Я прошу вас, Маккенна, — взмолилась я, — вы — моя единственная надежда. Я умоляю вас, скажите, что вы знаете. Неужели вы не чувствовали себя так же, когда вам сказали, что ваши родители способны за деньги навсегда отказаться от вас? Почему больше никто не борется за своих близких? За что тогда вообще бороться?
— А я и борюсь, — тихо пробормотала она. — За своих детей, понимаешь? Если король посчитает, что ты слишком упорствуешь в своих вопросах, то разговор с тобой будет коротким, и ты окажешься здесь же. В лучшем случае. А если и это тебя ничему не научит, то от тебя избавятся, как избавляются от всех не пришедшихся к делу Искупителей.
— Почему никто не бунтует? Почему Искупители позволяют убивать себя?
— По той же причине, по которой мы вообще до сих пор существуем. Все боятся. Ладно, убьют тебя, но у многих же есть семья, дети… — она всхлипывает, — хотя вас и того лишили. Он вас нарочно ломает так. Показывает, что для всех, кроме него, вы ничего не стоите. Очень умно, не так ли?
Я хватаю ее за руку, чтобы она поверила мне. Мне очень, очень нужно, чтобы она поверила мне.
— Что происходит с подписанием контракта? Их заставляют? Пытают?
Маккенна отчаянно трясет головой.
— Я не знаю. Правда, не знаю. Судя по слухам, кого-то действительно продают, а чьи-то родители просто исчезают…да никто и не ищет. Из дворца нельзя выйти, а Искупители тут на хорошем счету. В итоге, получается, что всех вроде как купили за деньги. Большинство из нас забирали в раннем возрасте — многим еще и девяти не исполнилось. Таким не сложно внушить, что их родители не любят и вообще ужасные люди. Я же с детства знала, кто я такая. Мои родители дружили с одним из давних членов Элитного отряда, и он рассказал им, что за мной придут. Прятали они меня долгое время, но на мое восемнадцатилетие меня все же забрали. Родители остались в том доме вместе со стражей, а позже мне предъявили бумаги…такие же, как и у всех. Цена, условия и подпись, — слезы катились у нее по щекам, — но я-то все знала. Знала, что мама бы так никогда со мной не поступила. Я несколько раз пыталась сбежать и каждый раз меня ловили. Однажды попыталась учинить бунт, потому что мне казалось, что у меня и так уже все отняли — больше жертвовать мне нечем. Король посчитал, что от меня слишком много шума и сослал меня на кухню, а здесь люди совсем другие — боятся Просветителей. Искупители тоже их боятся, ведь на их стороне армия и, как ни крути, большинство людей. Я так и не смогла ничего доказать — думаю, никто и не хотел знать правду. Детям, которых с детства обучали фразе «твои родители тебя продали», трудно что-то объяснить. В итоге мои слова стали никому не нужны. Я осталась во дворце, влюбилась, вышла замуж и родила детей… больше мне идти уже некуда, — она всхлипнула и утерла рукавом слезы. — Мне главное, чтобы детей не трогали. Я уговорилась с королем, что буду держать рот на замке, если он оставит моих детей работать со мной, на кухне, а не отдаст их в Искупители. Один бог знает, для чего он вас тренирует на самом деле, а так мне спокойнее.
Меня всю трясло от ее рассказа. Я не ошиблась. Мои родители не продавали меня. Я смогу доказать правду…нет, я смогу уйти и вернуться к ним. Я смогу сбежать.
— Послушай, — Маккенна впивается пальцами в мою руку и поднимает на меня полные слез глаза, — я никогда никому этого не рассказывала с тех пор, как родила. Думала, что боюсь, что они укротили мой дух, но нет. Я ждала. Все это время я ждала тебя. Другого человека, который поставит систему под сомнение, которому будет, за что сражаться. Скилар хороший парень и он говорил, что ты не такая, как все. Что ты сильная, ты храбра. Ты сможешь отомстить Тристану за нас всех.
Я отшатываюсь от нее, потому что голова у меня идет кругом. Скилар совсем рехнулся? Что он ей наговорил? Я не собиралась никого спасать, бунтовать против Просветителей или ставить систему под сомнение. Я хотела тихо убраться отсюда, найти родителей и поселиться в маленькой деревушке где-нибудь в Крайних Землях, где нас никто не найдет. Таков был мой план, а вовсе не складывать голову в борьбе против идеального строя, который создавался столетиями.
— Я…я… — заикаясь, бормочу я, но, думаю, по моему лицу она все понимает.
— Послушай меня, — теперь уже увещевает меня Маккенна, — сколько еще таких детей сидит там и верит, что родители бросили их? Сколько таких еще будет? Ради чего Тристан собирает армию Искупителей? Сколько еще подлостей он совершал? Этот человек… — ее голос срывается, — мог убить все наши семьи.
Меня мутит. Еще секунда и я упаду в обморок.
— Есть те, кто хочет бороться…нам просто нужен кто-то, кто нас поведет. Почему не ты, Эланис? Почему ты не можешь помочь кому-то кроме себя?
— Я не революционерка, — шепчу я. — У меня не хватит сил. Я не могу брать на себя ответственность за вашу жизнь, за жизнь других людей. Это…слишком для меня.
Ее пальцы впиваются в мою рану, но я не издаю ни звука. Боль отрезвляет меня, мерными волнами разливаясь по венам.
— Ты уже взяла на себя ответственность за мою жизнь, — твердо произносит она.
— Почему вы верите в меня?
— Я знаю Скилар с младенчества, а он видит людей насквозь. И он сказал, что ты — наша надежда. Я склонна ему верить.
Скилар? Скилар, который и слово боится сказать против Просветителей? Да что здесь происходит?
— И что же мне делать? — спрашиваю я первое, что приходит на ум.
— У тебя есть друзья. Обратись к ним. И, что еще важнее, заведи их себе побольше. В самый трудный час они тебе понадобятся. Ты думаешь, что вся твоя история заканчивается на той фазе, где ты возвращаешься к своим родителям, но она станет началом чего-то куда большего. И ты уже не сможешь это остановить.
Нас прерывает широко распахнувшаяся дверь, и мы в испуге отпрыгиваем друг от друга. Маккенна прячет руки за спину, как будто любое проявление сочувствия по отношению ко мне отбрасывает тень на ее репутацию.
Женщина вся в муке и с очень усталым, вытянутым лицом, держит за руки двух детей лет двенадцати и тринадцати — мальчика и девочку. Оба с любопытством на меня поглядывают.
— Маккенна, они повсюду искали тебя, — хриплым голосом произносит женщина, бросая на меня равнодушный взгляд.
— О, конечно, конечно, — бормочет Маккенна, хватая детей за руки.
— Привет, — скромно улыбается мне девочка.
На ней сшитое из шерсти платье и видно, что ей очень жарко. На мальчике такой же сшитый костюм, и он совершенно не скрывает, что хочет поскорее куда-нибудь исчезнуть.
— Привет, — улыбаюсь я в ответ, — как тебя зовут?
— Алвена, — она показывает мне идеально белые зубки, — в переводе — друг эльфа. А тебя?
— Эланис. В переводе — сверкающая звезда.
Она кивает, как будто мы связали себя друг с другом общим секретом.
— А это, — она тычет пальцем в мальчика, — Генри. В переводе — зануда.
Мальчик обиженно фыркает:
— Сама ты зануда!
Я вижу, как Маккенна боится, как она выталкивает своих детей из каморки и бросает на меня быстрый, последний взгляд.
В ее глазах мольба. Отчаяние.
Я прекрасно понимаю, что она для меня сейчас сделала — как рискнула всем и изъявила истинную отвагу. Только она проявила по отношению ко мне ту храбрость, которой у меня самой нет. Я боролась за то, что считала правильным — за своих родителей, но я не готова принять на себя груз борьбы за всех остальных. Да и против кого нам надо бороться? Против короля? Против Просветителей? Может, против Оракул? Для меня корень проблемы заключается в Тристане, потому что он стоит за контрактом моей семьи, но, вероятно, масштаб картины куда больше. Однако мне не хочется выяснять. Я не смогу никого за собой повести, потому что это может сильно мне аукнуться и хуже станет всем — мне, моим родителям, Искупителям, Маккенне. Мы ничего не добьемся, а кончится все лужей крови. Это будет Слепая война в более сжатых масштабах — смертоносное оружие против смертоносного оружия.
Я замечаю свое отражение в ведре с водой. Склоченные, рыжие волосы, потерянный взгляд зеленых глаз. Я просто не верю в свою победу. Господи, да я даже себя спасти не могу.
Тряхнув плечами, я ободряюще улыбаюсь Маккенне, мол, все получится, я на твоей стороне. Мне хотелось поблагодарить ее за силу и упорство, но в кухне находилось слишком много людей и нам обеим не хотелось, чтобы нас видели вместе.
Проходя мимо, я тихо шепчу ей «спасибо», треплю по волосам деток и чувствую, как она в последний раз сжимает мою руку. Я улыбаюсь ей, но улыбка сдавливает мне лицо, ведь я прекрасно понимаю, что никогда не смогу выполнить то, о чем она меня просит.
В свою комнату я вернулась ближе к полуночи, когда весь дворец уже понемногу расходился ко сну. Однако, к своему удивлению, на своей кровати я увидела не рассерженную Нору в ночнушке, а принца Адриана.
Он задумчиво листал одну из моих книг, но, как только я вошла, тут же отложил свое занятие и поднялся с кровати.
— Не ожидала вас здесь увидеть, ваше высочество, — чуть охрипшим голосом проговорила я.
Последние несколько недель пропастью легли между нами, и я это чувствовала. Ощущение неловкости явно не покидало никого из нас, потому что он мялся на месте и прятал глаза, как будто ожидал, что я сама заведу разговор.
— Я был занят, — прочистив горло, высказался Адриан.
— Какие-то неприятности в королевстве?
— Ничуть.
Я жду продолжения, но он молчит, уперев взгляд в пол. Зачем он вообще сюда пришел, если не собирался ни о чем говорить?
— Что ж, думаю, вам пора отправляться ко сну. Я тоже устала.
— Погоди.
Я вздрагиваю, когда Адриан подходит ближе и дотрагивается до моей руки.
— Все это время я думал о твоих словах. О том, на каких правах ты здесь находишься…и я начал задавать вопросы самому себе. Отцу не нравится, что я общаюсь с тобой, но я не могу держаться от тебя подальше, потому что ты…заставляешь меня смотреть на вещи по-другому.
Он набирает в легкие побольше воздуха:
— Перестав задавать вопросы о деятельности отца, я начал задавать вопросы себе. Каким правителем хочу быть я? Каких людей хочу вести за собой? И знаешь…я пришел к выводу, что меньше всего хочу быть похож на своего отца. Эланис, я готов помочь тебе. Я помогу тебе найти родителей, а когда взойду на престол, распущу Искупителей. Хватит забирать детей взамен на деньги, хватит делать из них холодное оружие. Если информация об этом просочится, мы можем ввязать себя в очередную войну с регионами, а мне это ни к чему — нам всем это ни к чему. Я хочу, чтобы ты и все остальные дети, которых лишили семьи и дома, обрели свободу.
Поверить в это не могу. Адриан Лакнес — сын короля Тристана и заявляет нечто подобное? Но почему? Неужели люди действительно способны измениться, если сильно того захотят, если увидят негативный пример, если начнут делать свои выводы?
Но могу ли я доверять ему?
Слишком много вопросов.
— Я ценю ваши слова, — наконец произношу я. — И, если вы действительно хотите мне помочь, то есть одно дело, с которым я хотела бы разобраться. Возможно, оно покажется вам пустяком, но я прошу вас довериться моей интуиции. Так же, как и я доверюсь вашим словам.
Адриан кивает, и впервые я вижу не похоть, легкомысленность и жажду простой жизни в его глазах, а готовность к борьбе и уверенность в том, что он поступает правильно.
Возможно, единственный способ выбраться отсюда — это научиться доверять другим. Я вспоминаю Маккенну и ее полное надежды выражение лица, но тут же отряхиваюсь от этой мысли. Ей и остальным поможет Адриан — мне же нужно выбраться отсюда и найти своих родителей. И хватит об этом.