Один умный человек сказал мне как-то, что если ты превратил своё сердце в оружие, то в конце концов оно обернётся против тебя самого.
Я без удовольствия наблюдаю за тем, как отец меряет шагами зал Советов. Он не сказал мне ни слова со времени моего возвращения из Стейси, и, судя по всему, запретил со мной разговаривать и всем остальным. Я перехватываю сочувственный взгляд Эсмеральды с другого конца стола, но тут же отвожу глаза. Часы раздражающе громко отсчитывают секунды.
Я сижу в зале Советов уже полчаса, не имея ни малейшего понятия, что же я все-таки тут делаю. По мере того, как здесь начали появляться мои родственники, послы Лакнеса, посол Стейси, а за ними и Габриэль, до меня все же дошло. Странно, что отец решил устроить мне взбучку только сейчас — да еще и вовремя соревнований, когда ему стоило бы занимать гостей.
Я закатываю глаза и вздыхаю.
— Даже не думай издавать эти раздраженные звуки! — вдруг застыв на месте, рычит отец в мою сторону, взмахивая пальцем.
Я удивленно замираю, чувствуя на себе неприязненные взгляды послов. Может, папа забыл, но мне давно уже не двенадцать, чтобы меня отчитывали перед всем Советом.
Мама сидит между Эсмеральдой и послом Стейси и выглядит очень напряженной. Изящная рука скользит по ее лицу, когда она со стоном склоняет голову.
Уж кому-кому, а ей неприятностей я точно доставлять не хотела. Она узнала о моем краткосрочном побеге, как только мы с Габриэлем переправились обратно в Лакнес, но только нахмурилась и промолчала. Ее весьма взволновала часть о моем похищении, но лично мне показалось, что она даже молчаливо поддержала мое сумасбродство. Хотя я, скорее всего, ошибаюсь.
Габриэль сидит справа и буравит меня полным сожаления взглядом, но я не смотрю на него. Он считает себя виноватым во всем, что произошло, но я на него не злюсь. В конце концов, это было моим решением и моим личным бунтом — к Габриэлю это имело весьма посредственное отношение. Его приезд в Лакнес можно было назвать поистине героическим поступком, ведь он смело принял всю вину на себя. Жаль, что я не нуждаюсь в защите перед собственным отцом.
— Позвольте, мой повелитель, но чего мы ждем? — робко интересуется посол Лакнеса — толстенький мужчина с проглядывающей лысиной. Я разглядываю родной герб, вышитый на его плаще — олень с золотистыми рогами. Это единственное диковинное животное, обитающее в лесах Лакнеса, но по праву исключительности, наши прадеды приказали украсить его цветами нашего региона. Я перевожу взгляд на гордого сокола, цепляющегося за грудь посла Стейси — герб, на который я скоро разменяю свой.
Отец открывает рот, чтобы ответить, но тут в зал врывается Адриан. Он выглядит потрепанным и рассеянным — да и привычного лоска ему не достает. Я пытаюсь припомнить, когда в последний раз нормально разговаривала с братом, но у меня ничего не выходит. Кажется, я настолько была занята своей маленькой драмой, что совсем выпустила его из виду. Я с сожалением вспоминаю о наших старых конных прогулках, об охоте, о том, как мы мастерили оружие на скорость и сражались в королевских лесах. Такое ощущение, что с тех пор прошло несколько лет. Никогда еще я не скучала по нему больше.
— Простите за опоздание, у меня были дела, — он кланяется и занимает место слева от меня.
— И что за дела у тебя были? — тихо шепчу я ему на ухо.
Он бросает на меня странный взгляд и пожимает плечами:
— Был слишком занят, придумывая, как отправить послов к черту.
Я прыскаю:
— О, да это задатки великого правителя! Кстати, нас собрали здесь, чтобы меня прилюдно отругать?
— Ну, давай посмотрим — ты сбежала со своим еще даже не мужем в другой регион под покровом ночи, где тебя пытались убить…да, наверное, именно для этого.
— Подумаешь, обычная пятница.
Король прерывает нас многозначительным покашливанием и прожигает меня взглядом. Я вздыхаю и выпрямляюсь, отчего корсет неудобно сдавливает мне бедра.
Дверь со скрипом открывается, и в комнату вплывают два человека, при виде которых у меня перехватывает дыхание. Темноволосый, высокий мужчина в расшитом драгоценными камнями красном камзоле с гербом в виде сокола на груди и женщина — величавая, зеленоглазая блондинка с хрустальной короной на голове в струящемся, нежно-голубом платье, грустно подчеркивающем ее угасающую молодость.
Кейтлин Кравер и Леонард Стейси — правители Стейси. Кажется, самое время начинать волноваться.
Мы все вскакиваем со своих мест, опустив голову перед королем и королевой. Я склоняюсь в низком реверансе, краем глаза замечая, как мои мама с папой подходят, чтобы поприветствовать королевскую чету. Габриэль так же приближается к своей семье, но они здороваются с ним с неожиданной холодностью.
Господи, ну и сколько же бед мы натворили? Кажется, это будет очень долгий Совет.
— Кейтлин, Леонард, спасибо, что проделали такой длинный путь, — улыбается отец, приглашая их за стол.
Они садятся справа от Габриэля, напротив моих родственников — такое ощущение, что это очередная война между Лакнесами и Стейси, а не попытка сохранить наш союз.
— Знаешь, что я думаю? — шепчет мне на ухо Адриан.
— И что же?
— Ты в дерьме.
Лучше не скажешь.
Отец стоит перед своим стулом и смотрит на нас со смесью стыда и грусти. Будь его воля, я бы уже висела перед дворцом в назидание двум другим его детям.
— Господа, мы собрались здесь, чтобы обсудить вопиющее происшествие, — он вздыхает и делает театральную паузу, — понимаю, что именно так оно и выглядит. Все, что нам нужно сейчас сделать — это не позволить данному скандалу стать публичным.
— Ты торопишь события, Тристан, — приподняв бровь, заявляет Кейтлин, — предлагаю сначала обсудить, стоит ли ваша дочь вообще такого союза.
Я изумленно смотрю на Кейтлин. Мама никогда не позволяла себе таких резких высказываний на собраниях. Если честно, это даже интригует меня. Неужели в Стейси я действительно получу столько свободы?
— Не хотела бы ввязываться в перестрелку политическими терминами, Кейтлин, — неожиданно заявляет моя мама, — но это вовсе не моя дочь инициировала поездку.
У меня отвисает челюсть, когда я слышу едкие нотки в голосе моей матери — самой достопочтенной и совершенной королевы Лакнеса. Я вижу только лицо Эсмеральды, которая с трудом старается сохранить спокойное выражение. Ей тут вообще труднее всех — она же посол мира.
— Надо признать, ее величество права, — замечает наш посол — Норман, — к сожалению, его высочество принц Габриэль не только скомпрометировал принцессу, но и поставил под угрозу ее безопасность, а если еще точнее, ее жизнь.
Я открываю рот, чтобы высказаться, но отец кидает на меня убийственный взгляд, говорящий «Ты и так уже достаточно сделала», поэтому я замолкаю.
— Принцесса не должна была ставить себя в такое скандальное положение, — парирует посол Стейси, — судя по фактам, принц сделал все, чтобы поездка прошла незамеченной от любопытных глаз, но именно ее высочество настояла на самостоятельных прогулках. Я бы назвал это угождением будущей невесте.
— Проблема не в этом, — произносит Леонард, постукивая пальцами по столу, — данный скандал даст плохое начало этому браку. Простите, Тристан, но у Стейси и Лакнеса есть своя история, которая давно не по душе жителям обоих регионов. Брак вашей дочери и нашего сына мог бы положить начало новой эре только в том случае, если бы он был безупречным. К сожалению, — он внимательно смотрит на меня, — я полагаю, что ваша дочь слишком безрассудна, а мой сын — слишком влюблен, чтобы действовать благоразумно.
— Не понимаю, ваше величество, — морщится Норман, — по-моему, из этого можно было бы сделать прелестнейшую сказку для народа, а влюбленный принц — чарующее дополнение.
— Политические браки, посол, строятся на дипломатии, а не чувствах, — возражает Леонард, — я вынужден делать то, что лучше для моего народа. Принцесса Селеста — прекрасная партия и чудесная девушка, но слишком нестабильна, чтобы я без сомнений поставил ее рядом с моим сыном во главе региона.
— Раньше разговор об этом не шел, Леонард, — недовольно цедит мой отец, — Селеста — это дополнение к Габриэлю, а не правительница Стейси.
У меня перехватывает горло от его слов. Поверить не могу в то, что меня всю жизнь учили быть королевой, а в итоге я оказываюсь всего лишь украшением Габриэля. Да, я понимаю, что меня не подпустили бы ни к политике, ни к экономике страны, но это не значит, что у меня не было бы никакого веса в регионе. Я растерянно смотрю на маму, но она упорно избегает моего взгляда. Вот тебе и первый урок, Селеста — правда всегда больнее лжи.
— Более того, — бросая на чету Стейси мрачный взгляд, добавляет отец: — хочу напомнить вам, что любой королевский дом почтет за честь связать себя узами с дочерью Лакнеса.
— В этом нет никаких сомнений. Но нам нужна девушка, которая будет помогать Габриэлю поддерживать старый строй, на котором и держится Ламантра, — разведя руками, отвечает Леонард, — сам посмотри, Тристан, вот уже сорок лет прошло. Последствия Слепой войны начинают забываться, а все потому, что мы следовали правилам. Я запросил некоторые документы от моих Ищеек. Судя по тому, что мне было представлено, принцесса Селеста просветила трех человек без суда и следствия.
Все взгляды теперь обращены на меня. Внутри у меня все холодеет, и я ужасом цепляюсь за складки своего платья. Я и не думала, что мои старые ошибки так больно мне откликнутся.
— Эта информация не подтверждена, — злится мама.
— Клевета на принцессу может быть рассчитана, как неуважение к королевскому дому Лакнеса! — заводится отец.
— Если эта информация окажется правдой, мы вынуждены будем настаивать на суде, — выступает посол Стейси, — разумеется, только в том случае, если помолвка все же будет расторгнута. В противном случае я не вижу причин предавать эти сведения огласке.
Я сжимаю свое платье и говорю:
— Я хочу высказаться.
Отец раздосадовано смотрит на меня, но королевская чета Стейси зажигается неожиданным интересом. Габриэль смотрит прямо перед собой, и я не могу точно сказать, какие чувства он сейчас испытывает.
— Я совершала…плохие вещи, — с трудом подбирая слова, наконец произношу я то, что должна была сказать уже долгое время назад, — вещи, за которые мне стыдно, за которые я должна понести наказание и которые преследуют меня по сей день. Не все люди, которых я просветила, заслуживали этого. Многие из них ошиблись — подверглись влиянию момента — как и я, когда просветила их. И я, и они совершили ошибки, за которые должны были расплатиться. Я должна признаться вам, что никогда не хотела быть королевой Стейси, но встреча с принцем Габриэлем изменила меня. Я поняла, что хочу принять эту честь, потому что считаю, что, несмотря на мое прошлое, я могу стать достойной королевой. Моя мать научила меня терпению, моя сестра — благородству, мой отец — ответственности, а мой брат — храбрости. Я готова стать достойной опорой моему будущему королю, примером для подражания моим жителям и той, кем вы и мои родители смогут гордиться. Если вы позволите, то я стану истинной королевой Стейси — той, кого вам не придется стыдиться или опасаться. Я стану безупречной.
Я замолкаю, и в комнате повисает тишина. Я чувствую на себе потрясенный взгляд Габриэля, но не мог повернуть голову — мои глаза прикованы к королевской чете.
— То, что ты сказала, очень похвально, — усмехается Кейтлин, — но не только ты хочешь стать королевой Стейси, Селеста. Это вовсе не ноша, как тебе кажется. Это честь.
— Ваше величество, — улыбается Адриан, — не смею допустить никакого непочтения, но для девушки, которая все детство стреляла в птиц, это весьма смелые слова.
Изящный ротик Кейтлин брезгливо кривится.
— Стреляла в птиц? Как…импозантно.
— Я так же впечатлен вашей речью, принцесса, — склоняет голову Леонард, — но я в своем мнении неприступен. Я не хотел бы отдавать власть в руки девушки, чье прошлое может скомпрометировать королевскую семью Стейси. Это, как минимум, мой долг — позаботиться о судьбе короны. К тому же, мне кажется, для Габриэля есть куда более подходящая партия. Я говорю о принцессе Эсмеральде.
Эсмеральда изумленно поднимает свои большие глаза и недоуменно смотрит на короля Стейси. Я все сильнее сжимаю свое платье.
— Эсмеральда? — непонимающе качает головой отец, — но она посол мира от Лакнеса.
— Именно поэтому она составит исключительную партию моему сыну. Она умна, благородна, стабильна — люди ее обожают. Не поймите меня неправильно, но народ был бы куда более рад видеть у трона ее, чем… — он сочувственно смотрит на меня, — вас, Селеста. Да и за кого вы собирались выдавать ее замуж, ваша светлость? В Лакнесе вы оставляете править своего сына, а в Бишопе и Кравере уже есть наследные принцы и все они помолвлены.
— Исключено! У Эсмеральды дела в Лакнесе. Моя дочь куда нужнее здесь, чем где-либо еще. Разумеется, ваше величество, — ядовитым голосом замечает мой отец, — вам хотелось бы видеть ее с гербом Стейси на мантии, потому что для вас это будет и рекламой, и показателем восстановленных отношений, но для Лакнеса это обернется лишь неудачами.
— Ваша дочь будет королевой. Какие же здесь неудачи?
— Эсмеральда — символ новых начал. Ее любят не только в Лакнесе, но и за его пределами. Сами понимаете, — разводит руками Норман, — именно такая реклама сейчас нужна Лакнесу после Слепой войны.
— Что ж, сделайте из нее новую Эсмеральду, — махнув на меня рукой, говорит Кейтлин, — или то, что она просвещает всех без разбора не делает вам чести?
— Вы забываетесь, ваша милость, — кривится моя мама, — не нужно апеллировать недостоверной информацией.
— Она же сама в этом призналась.
Отец смотрит на меня так, как будто был бы рад куда больше, если бы я сейчас же исчезла с лица земли. Мне хочется закрыть лицо руками и не видеть всего этого, но я не могу просто прятаться от своих проблем. Я совершала все эти ошибки, зная, что за этим последует, даже втайне надеясь, что я буду сидеть на Совете, и отцу будет за меня стыдно. Господи, кто же знал, что шестнадцатилетняя глупость не лечится. Возможно, выбери я другой способ бунтовать, все было бы иначе.
— Я хочу остаться в Лакнесе и продолжать свою миссию, — произносит Эсмеральда, прожигая взглядом королевскую чету.
— Боюсь, принцесса, это не ваше решение, — качает головой посол Стейси, — если ваши родители решат, что так будет лучше для обоих регионов, то вам придется занять престол.
— Он мне не нужен, — цедит Эсмеральда, — разве вам не хотелось бы видеть королеву, которая горит желанием управлять Стейси? Что ж, это не я. Это принцесса Селеста.
— Я думаю, разговор о принцессе Селесте закончен. Мы позаботимся о том, чтобы информация не просочилась. Если вы, ваша светлость, — глядя на отца произносит Леонард, — не сочтете союз Эсмеральды и Габриэля выгодным, то нам придется пересмотреть условия контракта. Возможно, это поколение так и не увидит укрепления отношений между Стейси и Лакнесом.
Мама прожигает отца взглядом, но я замечаю некоторое колебание в его лице. Для отца этот союз действительно не выгоден, но он гарантирует Лакнесу безопасность, а значит, и ему. А ведь это все, о чем мой отец переживал за последние чертовы десять лет. Он с куда большей охотой отказался бы и от меня, и от Эсмеральды, если бы это означало новых союзников. Только в этот раз у него не получилось продать меня повыгоднее.
— Отец, я согласен на этот брак только в том случае, если он будет заключен с принцессой Селестой, — говорит Габриэль, глядя на своего отца.
Леонард смотрит на него тяжелым взглядом, и Габриэль чуть заметно вздрагивает.
— Это не твоего ума дела, сын.
Мне кажется, что Габриэль хочет опустить голову и отступить, но он остается непреклонен. То, как сильно он нервничает, заметно лишь по ходящему кадыку и напряженно сжатой челюсти.
— Тогда я нахожу невозможным исполнять обязанности короля.
В зале повисает мертвая тишина. Я поворачиваю голову и в изумлении смотрю на Габриэля. Да что он несет?
Я вижу, как раздражается королевская чета. Кейтлин принимается нервно поправлять прическу, а пальцы Леонарда сжимаются в кулак.
— Я попросил бы, ваше высочество, — произносит он ледяным тоном, — чтобы вы следили за своими выражениями. Прошу прощения, господа, он, видимо, утомился.
— Я не утомился, — рычит Габриэль, — и мои условия абсолютно серьезны. Я считаю принцессу Селесту замечательной кандидатурой на роль королевы Стейси.
— Да еще бы ты так не считал, влюбленный идиот, — стараясь оставаться спокойным, цедит Леонард, заставляя Габриэля побледнеть.
— Вы же понимаете, ваше высочество, — покачиваясь на стуле, приподнимает брови посол Стейси, — что отказ от титула имеет множество последствий. Вы, как минимум, лишитесь денег и уважения, а еще будете вынуждены покинуть королевский дворец и жить, как простолюдин в Стейси. Более того, вам придется подписать контракт, который запретит вам состоять в любых отношениях с противоположным полом, ибо королевские семьи не потерпят смешения крови.
— Я понимаю это.
— Да черта с два! — Леонард вскакивает и изо всех сил ударяет кулаками по столу, — я ни за что этого не позволю! Мой единственный сын не откажется от престола ради девчонки! На тебе, Габриэль, держится не просто регион, а еще и продолжение рода Стейси! Я не позволю женщине и чужеземному принцу управлять моим регионом!
— Ваше величество, мне кажется, вам следует…
— Молчать! — рявкает Леонард, прожигая Габриэля глазами, — кажется, я давно не проводил образовательные беседы с моим сыном.
— Ваша светлость, все это можно решить мирным способом, — вздыхает мама.
— Послушайте наше предложение, — мигом встревает Норман, — мы уладим скандал, который произошел, а взамен помолвка не будет расторгнута. Селеста подпишет контракт, согласно которому она обязуется быть достойной королевой, соблюдать условия просвещения и не компрометировать королевскую семью. Мы так же позаботимся о сохранности ее прошлого. В противном случае…вам ведь не хотелось бы, чтобы народ узнал о том, как принц пытался опозорить честь ее высочества?
— Ох уж этот дипломатический шантаж, — закатывает глаза Кейтлин.
— Знаете ли, мы тоже можем вступить в эту игру с ответными угрозами, — передразнивает посол Стейси.
— Не стоит, — вздыхает Леонард, — кажется, мой сын уже возомнил себя королем.
Леонард пересекает комнату и становится лицом к лицу с моим отцом. Он намного выше отца и куда более молод, отчего папа кажется маленьким и иссохшим на его фоне. От этого зрелища мое сердце наполняется кровью. Я незаметно сжимаю руку Габриэля под столом. Когда его пальцы ответно обхватывают мою ладонь, я делаю глубокий вздох, и мы оба ждем финального вердикта.
— Я хочу, чтобы за принцессой очень внимательно наблюдали, — произносит Леонард, глядя отцу в глаза, — чтобы из нее сделали идеальную королеву. Чтобы она научилась всему необходимому к прибытию в Стейси, а главное — кротости. В случае подобных инцидентов…мы изменим свое решение.
Габриэль изо всех сил стискивает мои пальцы.
— Я вынужден сказать то же самое, ваша светлость, — хрипит отец, пожимая ему руку.
— И мы настаиваем на контракте! — выкрикивает посол Стейси.
— Если государи не возражают, то я приглашаю вас в свой кабинет, где мы обсудим все составляющие контракта, — кивает Норман.
Послы откланиваются и удаляются под мерный стук каблучков. Отец улыбается, делая вид, что все прошло замечательно, но мы все знаем, какой высокой ценой ему достался этот мир:
— Спасибо за прибытие, господа. По случаю вашего приезда завтра состоится бал. К тому же, нам есть, что отпраздновать.
— Долгожданный союз двух регионов, — улыбается Кейтлин кривоватой улыбкой.
Несмотря на витающее в воздухе напряжение, я чувствую бесконечное облегчение. Знаю, и мне, и Эсмеральде еще хорошенько достанется от отца за вранье, но все самое ужасное позади. Я и сама не могла представить, как страшно мне будет потерять Габриэля и будущее, которое когда-то казалось мне лишь бременем.
— Ты поступил чертовски опрометчиво, — тихо говорю я ему на ухо.
Он бросает на меня лукавый взгляд.
— Но я в восхищении, — улыбаюсь я.
— Главное, что это сработало, — он прислоняется носом к моей щеке, — и ты со мной.
Многозначительное покашливание Адриана заставляет меня поморщиться, но на самом деле все, чего бы мне хотелось — это продлить это мгновение как можно дольше.
Королевская чета Стейси — включая Габриэля — покидает зал Советов в сопровождении моих матери и отца. Я думаю о том, как Леонард отреагирует на поведение своего сына без пристального наблюдения с нашей стороны, и мне становится не по себе. Короли не бывают миролюбивыми — уж я-то знаю. Неужели Габриэль станет таким же, как Леонард или мой отец? Одержимым властью, деньгами и собственной безопасностью? Возможно, именно ради этого я и стану его королевой — чтобы не допустить этого.
В зале остаемся лишь я, брат и сестра. Эсмеральда встает, шурша складками пышного изумрудного платья, и подходит к нам.
— Что ж, это был суровый Совет, сестрицы, — ухмыляется Адриан.
— И не говори, — вздыхаю я.
Эсмеральда виновато опускает глаза и тихо произносит:
— Прости меня, Селеста. Ты не должна была все это выслушивать. И я хочу, чтобы ты знала — ты ни капельки не хуже меня. Они не смеют считать тебя недостойной трона, потому что, если уж быть честной, то это Стейси не достоин ни твоего ума, ни твоих талантов, ни твоего сердца.
Все внутри меня отбивает бешеный ритм — я никогда еще не испытывала подобного смешения чувств. Рванувшись вперед, я порывисто обнимаю Эсмеральду и прижимаю ее к себе.
— Мы обе знаем, что ты лучшая из нас, — смеюсь я, зарываясь лицом в ее волосы.
— А мне процент сентиментальности не отойдет, потому что я не ваша сестра, — ворчит Адриан, прислоняясь к столу.
— Тебя скоро будет обнимать Кристина Кравер, — подначивает Эсмеральда.
— И это будут лучшие объятия в твоей жизни, — хохочу я.
Адриан издает громкий стон, и мы наваливаемся на него сверху. Брат и сестра прижимают меня к себе, и еще никогда в своей жизни я не чувствовала себя такой счастливой и такой защищенной.
— Пообещайте мне, что мы всегда будем вместе, — говорю я, стараясь спрятать нахлынувшие слезы.
— Эй, Селеста! Ты же не плакса, — удивляется Адриан, но затем мягко добавляет: — но да, сестренка, мы всегда будем вместе. Где бы мы ни были. Обещаю напиваться на всех твоих балах!
— Только не на моих, а то отец повесит твою голову в качестве трофея себе на стену, — закатывает глаза Эсмеральда, — мы всегда будем вместе. Обещаю.
Мы стискиваем друг друга в объятиях, и на секунду мне кажется, что я почти приблизилась к полному пониманию того, что же такое любовь.
Следующий день прошел для меня в сплошных хлопотах по приготовлениям к балу. Несмотря на то, что у отца так и не выдалось возможности провести со мной воспитательную беседу, он, судя по всему, решил надоумить моих фрейлин сделать из меня образцовую принцессу. Еще никогда Луиза с такой яростью не скребла мою кожу, попутно краснея и сбивчиво извиняясь. Когда я вскрикнула в третий раз, она едва не расплакалась, добавив в мою ванну листьев роз и лаванды.
— Ладно, все в порядке, — утешила ее я. В конце концов, это не ее вина, а моя.
Я провела по меньшей мере четыре часа перед зеркалом, пока Луиза делала мне макияж и прическу. Я не стала даже пытаться вносить свои предложения по поводу своего внешнего вида, потому что она явно действовала по строгим указаниям. Когда она закончила, передо мной предстала весьма достойная принцесса — нежные румяна на яблочках, оттененные палитрой розового и фиолетового глаза, подчеркнутые вишневым блеском пухлые губы и спадающие блестящими волнами золотистые локоны. Какая жалость, что это не я.
— Вы восхитительны, ваше высочество, — с улыбкой провозглашает Луиза.
— Рада, что тебе нравится, — вздыхаю я, — что, платье тоже уже отобрали?
Луиза мнется, смущенно глядя вниз.
— Ваш отец приказал доставить его сегодня утром.
Кто бы сомневался.
— Что ж, покажи мне, что достойно внимания Кейтлин и Леонарда.
Странно, что отец думает, будто тряпки заставят их резко изменить мнение обо мне.
У моего папы, однако, совсем неплохой вкус. Луиза демонстрирует мне длинное белоснежное платье с пышной юбкой, заманчивым вырезом на груди и шелковыми прозрачными рукавами ручной работы. Отец хотел, чтобы я выглядела достаточно скромно, чтобы избегать ненужного внимания и достаточно заманчиво, чтобы интриговать чужой глаз.
Я облачаюсь в белоснежное платье, и ровно в пять часов за мной приходит Эйдан. На нем тоже белоснежный костюм, выгодно оттеняющий его темные волосы и мужественность смуглого лица. Капитан выглядит чуть более рассеянным, чем обычно, но, как только перехватывает мой взгляд, мигом собирается и кланяется.
— Ваше высочество, вы ослепительны. Позвольте проводить вас.
Он подставляет мне локоть, и я с удовольствием принимаю его.
— Вы тоже особенно хороши, капитан. А где же мой жених? Разве не ему престало забирать свою даму?
— Боюсь, он будет ждать вас на балу. В виду некоторых… — он мнется, — недоразумений его величество счел лучшим, если вы встретитесь там.
Я не стала ничего отвечать — кивнула и последовала за ним по длинным коридорам дворца, устланным красным ковром. Мы с Эйданом шли в молчании, и я чувствовала, что его мысли где-то далеко отсюда.
— Как ты, Эйдан? — тихо спрашиваю я, когда мы огибаем очередной коридор.
— В порядке, ваше высочество, как обычно.
— Брось, мы росли вместе. Я знаю тебя, как облупленного. Ты можешь мне рассказать.
Я помню те дни, когда я, Эйдан и Адриан были очень близки. В детстве нас всегда было трое, потому что Эсмеральде не нравились наши забавы, а мы считали ее занудой. Мы доставляли всем неприятности, проказничали и называли себя командой. А потом будто кошка пробежала между Эйданом и Адрианом, и я вынуждена была занять сторону брата в войне, причины которой были мне неизвестны. С тех пор мы не были близки, но в глубине души я скучаю по тем временам, когда капитан разделял наши увлечения. Просто с тех пор много воды утекло.
Эйдан бросает на меня взгляд, который яснее ясного говорит, что он тоже все помнит, но сейчас все так, как есть.
— Некоторые проблемы с Искупителями…ничего такого, о чем вам следовало бы волноваться.
— Ты скучаешь иногда? — я резко перевожу тему, — по нашим старым дням. По вылазкам, по походам в королевский лес, по нашим выходкам? Мы были теми еще сорванцами.
— Конечно, — он поднимает глаза к потолку, как будто пытается разглядеть за ним небесно-голубое небо, которое, в отличие от нас с ним, осталось все таким же, — я-то хотел быть, как вы. Только никогда не мог себе признаться в том, что примером для подражания выбрал девчонку.
— Ну, я всегда могла победить тебя на мечах, — смеюсь я. — Как жаль, что…
Я замолкаю, потому что не могу договорить. На самом деле мне хотелось сказать — как жаль, что ты тоже не мой брат. Между нами лежит пропасть длиной в титул и при самом большом желании нам никогда не удастся ее преодолеть.
— Я понимаю, — он кивает, — вы принцесса. И достойны всего самого лучшего. Я буду скучать по вам, когда вы уедете исполнять свой долг в Стейси. Только сделайте нам всем одолжение: никогда не меняйтесь. Я лучше еще тысячу раз услышу о том, сколько хлопот вы всем доставляете, чем буду восхвалять идеальную королеву.
Мое сердце сжимается, но мы с Эйданом оба знаем, что я не из плаксивых. Просто он напоминает мне о том, как приятно иметь рядом кого-то, кто принимает тебя таким, какой ты есть — особенно в мире дворцовых интриг, где каждый норовит сделать из тебя кого-то другого. К сожалению, я не красноречива, поэтому не знаю, как выразить все, что я чувствую, но что-то мне подсказывает, что он и так все понимает. Эйдан всегда был удивительным эмпатом. И мне больно от того, что отец решил превратить его в хладнокровного убийцу. Я лишь надеюсь, что титул и власть не сломили Эйдана, а сделали его сильнее.
Я улыбаюсь ему и в этот момент это лучшее, что я могу сделать:
— И я тоже, Эйдан. Я тоже.
Мы заходим в бальный зал под объявление Хранителя, облаченного в нарядный красный камзол. Перед нами расстилается золотая винтовая лестница, ведущая в главную комнату всего дворца, отданную королем под проведения балов. Мы с капитаном не спеша спускаемся по ступенькам, и я изо всех сил стараюсь держать голову высоко, а спину — ровно, чтобы все разглядели во мне будущую королеву.
Внизу нас ожидает не меньше сотни гостей. Мимо них снуют официанты с небольшими закусками и бокалами прохладного шампанского. Я выхватываю один бокал и мигом осушаю его прежде, чем ко мне подходят герцог и герцогиня Барленские — старые друзья отца.
— Селеста! — растекается в натянутой улыбке графиня и наклоняется, чтобы запечатлеть на моей щеке смачный поцелуй, — какая красавица! Как ты поживаешь?
— Спасибо, герцогиня, — я неловко склоняюсь в реверансе, — все в добром здравии. Как вы? Как поживает Христоф?
— Ох, не спрашивай, шалун еще слишком мал для подобных мероприятий, но уже к ним рвется, — герцогиня жеманно хихикает.
— А где ваш жених, принцесса? — улыбается мне герцог.
Хотела бы я знать.
— Как раз собиралась отправиться на его поиски!
Я еще раз склоняюсь в реверансе и поспешно удаляюсь от них в сторону оркестра, где танцует несколько пар. Капитан предательски куда-то запропастился. Я выглядываю королевскую чету Стейси и замечаю их у противоположного конца зала — они беседуют с послами из Кравера и моими родителями. А это может означать только одно. Пошарив глазами по залу, я наконец нахожу Адриана. С самым страдальческим взглядом он крутит в руках Кристину Кравер, которая с каменным лицом повторяет движения танца. На ней длинное, строгое платье бордового оттенка, а волосы так туго затянуты наверх, что ни один волос не отстает от прически. Ну и, разумеется, улыбка не появится на этом лице, чтобы немного разбавить образ.
Так и не найдя ни сестры, ни Габриэля, я уверенным шагом приближаюсь к брату, вежливо огибая дружелюбных гостей. Некоторых из них я видела на соревнованиях, посвященных Искупителям — эти держатся куда более серьезно, как будто их значение во дворце невозможно переоценить. По крайней мере, я бы не осмелилась пытаться.
Я приближаюсь к паре, и, наконец, Адриан замечает меня. Никогда я еще не видела, чтобы он приветствовал меня с такой буйной радостью:
— Сестренка! — почти выкрикивает он, остановив Кристину, которая недовольно оборачивается через плечо.
Я приближаюсь ближе и делаю реверанс:
— Рада приветствовать вас, ваше высочество. Простите, что прерываю ваш танец.
— Ах, я и сама утомилась, — бормочет Кристина, склоняясь в ответном реверансе, — ваше присутствие радует и меня, принцесса.
— Вы уже вовсю готовитесь к свадьбе? — улыбаюсь я, чем зарабатываю убийственный взгляд Адриана.
— Столько хлопот, — медленно отвечает Кристина, холодно глядя на меня, — но мне пока не хотелось бы об этом думать. Этим, занимаюсь, разумеется, не я.
— Ну, конечно, главной вашей заботой должно быть присутствие на этой церемонии, — невозмутимо соглашаюсь я.
— У нас обоих есть дела, требующие вмешательства более незамедлительного, — отвечает она, кидая взгляд на моего брата, — не так ли, Адриан?
Адриан растерянно моргает, но пожимает плечами и соглашается:
— Да, моя принцесса.
Я едва удерживаюсь от смешка. Насколько мне известно, в последние заботы Адриана входило ярое преследование Искупительниц и желание заглянуть под юбки всем фрейлинам дворца.
— А как продвигается ваша помолвка? — я вижу, что Кристина интересуется только из вежливости.
— Все замечательно, благодарю.
— А где же, в таком случае, ваш суженый?
Кажется, тетушка Кейтлин уже донесла любимой племяннице о неприятностях в раю. Я одариваю Кристину неприязненным взглядом, но она остается невозмутимой. Что ж, кажется, я начинаю понимать, почему будущее с ней заставляет братца рвать на себе волосы. В конечном итоге, мы всегда сможем опробовать на ней изготовленные луки…
— У него много дел, но скоро он наверняка присоединится к гостям, — стараясь оставаться вежливой, отвечаю я.
— Это было бы хорошей идеей, — соглашается Кристина.
Адриан вклинивается между нами с самой сладкой улыбкой. Я благодарно наблюдаю за тем, как он берет принцессу под руку и склоняется перед ней с весьма заискивающим видом:
— Моя будущая королева не откажет мне в танце?
Кристина смотрит на него без всякого выражения, но спокойно отвечает:
— Почту за честь, ваше высочество.
Я едва сдерживаюсь от смеха, когда Адриан, натянув улыбку, уволакивает Кристину медленным танцем. Интересно, что он думает по поводу того, что она — единственная девушка во всей Ламантре, которая не теряет голову от его ухмылки?
Я осторожно продвигаюсь мимо гостей, попутно одаривая всех вежливыми приветствиями, и озабоченно пью шампанское. Мне не хотелось бы встречаться с родителями в одиночку, но ни Габриэля, ни Эсмеральды нигде нет. Едва бы они пропустили такой важный бал после того, что произошло. Внизу живота у меня поселяется отвратительное, мрачное чувство, а если мое прошлое чему-то меня и научило, так это доверять своим инстинктам.
Я бросаю быстрый взгляд в сторону моих родителей. Они выглядят слишком безмятежными, чтобы не вызывать подозрений, но, раз мой отец еще не послал никого на поиски Габриэля и Эсмеральды, значит, у них есть уважительная причина для отсутствия.
Только она мне уже не нравится.
Я не могу провести на балу ни одной лишней секунды. Тревога окутывает меня с головой, а ноги сами несут меня к выходу — я должна знать, где они. Лакнес не самое безопасное место для жертв королевских интриг.
— Куда вы, принцесса? — интересуется Хранитель у входа в зал.
— Мне нужно на воздух, — говорю я, активно обмахивая себя руками.
Он озабоченно кивает, и я несусь мимо него в сторону дворцовых коридоров. Я плутаю мимо залов и комнат, навещаю кабинет Эсмеральды, захожу в ее покои, а затем иду прямиком в спальню принца.
Тяжело дыша и проклиная всех в этом дворце за узкие корсеты и неудобные платья, я, наконец, достигаю шестого этажа, где расселили королевскую семью Стейси. Я делаю Хранителям знак удалиться от покоев принца, но они лишь качают головой. В чем радость быть Просветителем, если в итоге вся власть все равно в руках отца? Я вздыхаю, и, слегка приоткрыв дверь, наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть внутрь. Мне никогда еще не приходилось набираться столько мужества прежде, чем посмотреть правде в глаза.
Эсмеральда и Габриэль стоят друг напротив друга. Я вижу лишь лицо своей сестры, ее полные, очерченные губы и то, каким взглядом она смотрит на принца.
На моего принца.
Она проводит рукой по его щеке и что-то тихо произносит, на что Габриэль кивает и застывает перед ней. Мое сердце пропускает несколько ударов перед тем, как он разворачивается, чтобы уйти.
Я резко захлопываю дверь и бросаюсь бежать по коридору, чтобы он меня не заметил. Не понимаю, что только что произошло. Все мои мысли роились в хаотичном порядке. Они никогда не нарушили бы протокол просто так, не подставили всеобщее доверие после вчерашнего инцидента. Ради чего тогда был весь этот спектакль в зале Советов?
Я забежала за угол и остановилась отдышаться. Надо здраво оценивать ситуацию — ничего не произошло, а не быть влюбленной в Габриэля и ревновать его при этом к собственной сестре — это уж точно не по мне. Даже если между ними что-то и происходит…что ж, предположим, что Эсмеральда испытывает какие-то чувства к Габриэлю. Мысль не из самых адекватных, но я никогда еще не видела, чтобы она так на кого-то смотрела. Возможно, я должна уступить его ей. У них был бы счастливый брак, основанный на взаимной любви и на доверии, да и королевой она была бы куда лучшей.
Это вообще очень в духе моей сестры — уступить мне принца и корону, потому что только в Стейси у меня могли бы быть радужные перспективы.
Я прислоняюсь к стене и закрываю глаза. У меня что-то ноет внутри, о чем раньше я и не подозревала. Каждая мысль о том, что я должна поспособствовать чужим чувствам, заменялась эгоистичным «Он любит меня».
— Да уж, любит, — с трудом тихо усмехаюсь я, — если у него есть ответные чувства к Эсмеральде, то у него ко мне явно любовь до гроба.
Я пытаюсь развеселить саму себя, подойти ко всему этому с юмором. Какая мне разница кого любит Габриэль, если все, что он делал — это обременял меня своей страстью? Мне нет никакого дела до того, с кем он хочет быть по-настоящему. И мне все равно, притворялся ли он все это время просто для того, чтобы стимулировать меня быть хорошей женой. Наверняка, Эсмеральда попросила его сделать меня королевой Стейси, потому что непутевая сестра всем доставляет слишком много хлопот.
В конце концов, чувства Габриэля все равно были бы лишь обузой для нас обоих. Помехой в королевских интригах. Непозволительной роскошью для такого игрока, как он. Как жаль, что мама не научила играть меня.
Я опираюсь о стену, и медленно переставляя ноги, бреду в свои покои. Все мое тело налилось свинцом и болит так, как будто я скакала на лошади несколько дней. Я задыхаюсь, но продолжаю повторять себе, что ничего такого не произошло, что я переоцениваю значимость всего этого.
Я ругаю Габриэля, ругаю свою сестру, прощаю их, ругаю себя…. Я все жду, что это чувство пройдет, мне станет легче, и я смогу вздохнуть полной грудью.
Но ничего не происходит.