Избранные (СИ)

Глава двадцать третья Эланис

Я не могу избавиться от навязчивой картинки в моей голове. Эйдан идет рядом с одним из членов Элитного отряда — глаза его ничего не выражают, как будто кто-то вдруг взял и выключил всю его душу. Я кричу, он замечает меня, и выражение его лица меняется, отчего мне кажется, что каждую клетку моего тела выпотрошили. Я никогда не видела, чтобы он так смотрел. Мы оба все поняли. Он прощается.

По дворцу поползли слухи. Капитан Элитного отряда отбывает наказание в темнице, где его снова учат, как правильно служить своему единственному правителю. И все это из-за меня.

Мне не было так больно с момента, когда мне показали контракт с подписью моих родителей. Или когда я пришла в свой старый дом и увидела, что он пуст, а мою голову наводнили тысячи ужасных мыслей. Но сегодня у меня есть шанс что-то исправить.

Я сижу в катакомбах Солнечного города на том самом месте, где две недели назад поцеловал меня Адриан. Масляная лампа скупо озаряет каменные стены и низкие потолки, и я представляю, как Эйдан смотрит в маленькое решетное окно, думая о своей старой жизни на свободе. От этой мысли я начинаю задыхаться.

Нерешительные шаги отвлекают меня от навязчивых видений. Адриан оглядывает место, где недавно признавался мне в чувствах с тем же замешательством, с каким впервые посмотрела на него я. Мне хочется что-то сказать ему, но я не могу подобрать слов.

— Спасибо, что пришел, — наконец произношу я.

Адриан слегка улыбается, подняв на меня взгляд:

— Как я мог не прийти?

Он не занимает место рядом со мной, поэтому я тоже поднимаюсь, стараясь сжаться в тесном пространстве катакомб.

— В чем дело? Сама знаешь, звать меня сейчас, когда ты в немилости у отца, было весьма опрометчиво. Надеюсь, у тебя была причина получше, чем желание увидеть мою неотразимую улыбку, — ухмыляется он.

Я прекрасно понимаю, что Адриан — единственный человек, который может мне помочь. Если у кого-то и есть влияние на Тристана, то у будущего наследника трона. Только есть одна небольшая проблемка. Нет ни единого шанса, что он захочет помогать мужчине, которого ненавидит.

— Адриан, — начинаю я, — прости, что позвала тебя и, возможно, доставила тебе кучу проблем. Но мне правда не к кому больше обратиться.

Адриан не поводит и бровью.

— Я слушаю.

— Твой отец бросил Эйдана в темницу, — сразу перехожу к делу я, — и назначил нового капитана. Из-за меня.

Адриан резко меняется в лице. Он хмыкает и качает головой, как будто поверить не может в то, что я говорю:

— И ты хочешь, чтобы я попросил отца освободить его? Ты в своем уме? Ты хоть понимаешь, чего требуешь от меня?

— Я ничего не требую. Я прошу тебя, чтобы ты сделал что-нибудь, чтобы освободить его, — мой голос срывается, — пожалуйста. Если ты откажешься, я все равно сделаю все, чтобы спасти его. Этот вариант будет более безопасным для всех.

Адриан недоверчиво ухмыляется.

— И с чего бы это я стал радеть за жизнь капитана?

Я не могу согласиться с тем, что вопрос, который он задал, весьма резонен. Я чувствую бесконечное отвращение к себе за то, что я делаю, но борюсь с собой и произношу:

— Ради меня.

Черт бы меня побрал! Скатиться в сомнительную манипуляцию чувствами Адриана ради того, чтобы вызволить Эйдана из темницы. Мне претит мысль о том, чтобы причинять принцу боль, но я не могу поступить иначе. Только так он поможет мне. Просто я знаю, что ставки неравны — в тюрьме в Эйдане убьют все, что еще осталось от просто Эйдана. Он никогда не вспомнит о своих чувствах ко мне, он забудет про свою сестру, все, что от него останется — это верный служитель короля. Они уничтожат его душу без всякой магии, а я никогда этого не допущу.

Есть еще одна проблема. Я собираюсь убить короля, а это ставит нас с Эйданом по разные стороны баррикад. Я должна поговорить с ним, убедить его в том, что мы должны быть свободны. Перед глазами у меня встает то будущее, которого, скорее всего, у нас с ним никогда не будет — тихая деревушка, шелест травы, звонкий смех маленьких детей, Эйдан в простой городской одежде с широкой улыбкой на мужественном лице, и я — беззаботная, в легком платье. Дурацкое простое счастье, о котором я грезила с рождения.

Адриан читает это все на моем лице — его глаза становятся суровыми, и я уже подбираю слова, чтобы начать умолять его.

— Что же такого в этом капитане, что ты готова ради него на все? Я мог бы предложить тебе в тысячу раз больше, чем он когда-либо хотя бы осмелился.

Я молчу, глядя Адриану в глаза. Если бы взглядом можно было гипнотизировать, я бы, без сомнения, попыталась.

— Ладно, — вздыхает он, — я попробую что-нибудь сделать, но ты должна пообещать мне не вмешиваться.

Меня накрывает огромной волной облегчения, а счастье клокочет в горле, но, если меня чему-то и научил дворец, так это тому, что счастье здесь всегда с привкусом горечи.

— Адриан, ты понятия не имеешь, сколько это для меня значит. Спасибо тебе, — теряясь в словах, говорю я, дотрагиваясь до его руки.

Принц смотрит на свою руку так, как будто не понимает, что я только что сделала, но в следующий миг поднимает на меня глаза и улыбается. Кажется, однажды между нами все сможет вернуться на круги своя.

— Есть еще кое-что, что ты должна знать.

Адриан наклоняется ко мне и понижает голос.

— Я видел, как Хранители отводят одного из победителей — Кристиана — к тому коридору, где мы нашли странную стену. Я подумал, что это совпадение, но они так и не вышли оттуда. Ты знаешь, что в том месте тупик. Значит, они как-то открыли стену и исчезли за ней. Ты видела Кристиана с тех пор?

Я качаю головой. Я не видела Кристиана и до этого, а даже если бы знала, кто он такой, то была бы слишком занята навязчивыми мыслями о том, как спасти Эйдана.

— Я выясню, что это значит, — киваю я, — спасибо еще раз, Адриан. Твоя помощь неоценима. Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, то знай, что я рядом.

— Ладно, — прочистив горло, говорит он, — я пойду, а ты возвращайся в Тренировочный зал. Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Я провожаю Адриана взглядом, полным благодарности, а сама поворачиваю направо и бреду по знакомым коридорам. Несмотря на проблеск надежды, мысли, которые наводняют мой разум, впервые так же мрачны, как и атмосфера Солнечного города. В чем-то я точно изменилась. Раньше мое будущее было ясным и светлым — я сбегу из дворца и вернусь к своим родителям. С тех пор, как мои приоритеты изменились, поменялось и мое будущее. Все чаще и четче я вижу другую картину: свою голову, катящуюся по ступеням дворца Спасителей. И если я смогу спасти кого-то прежде, чем это произойдет, то можно считать, что я победила.

В Тренировочном зале почти пусто — многие Искупители удалились на бал в честь приезда четы из Стейси, остальные отправились на уроки истории в соседнем крыле. В зале кроме меня лишь четверо Искупителей, включая двух, которых мне хотелось бы видеть здесь меньше всего.

— Алвена! Генри! — кричу я, подбегая к ним.

Дети, одетые в два черных костюма, так не подходящие к их нежным чертам лица, оборачиваются на меня. Алвена радостно улыбается и пытается подойти ко мне, но ее хватает за руку какая-то молодая женщина, стоящая рядом. Она поднимает на меня пронзительные голубые глаза и сухо произносит:

— Эланис, тебе нельзя к ним приближаться. Его величество запретил.

— Это еще почему? — раздражаюсь я.

Генри пытается уцепиться за мою руку, но женщина резко оттаскивает его к себе.

— Ты делаешь ему больно, — рычу я.

— Уходи, и я перестану.

— Где мама? — хнычет Алвена.

— Твоя мама продала тебя, — бесстрастно отзывается женщина.

У меня перехватывает горло от вранья, которое позорит память Маккенны, но я не решаюсь ничего сказать под жестоким взглядом женщины. Она так цепко вцепилась в детей, что кто знает, на что она способна. Король научил меня, что в этом дворце готовы платить большую цену просто за то, чтобы проучить.

— Кто ты такая? — сухо спрашиваю я, глядя на ее голубое платье.

— Я — помощница короля. Буду следить за детьми, пока они не научатся всему, чему необходимо.

У старой Эланис чешется язык высказать, что подразумевается под словом «необходимо», но новая Эланис понимает, что все это бессмысленно. Слова никогда ничего не меняют.

Я опускаюсь перед малышами на корточки и улыбаюсь им:

— Не бойтесь, ладно? Я скоро вас увижу. А пока ведите себя хорошо и будьте очень смелыми.

Женщина неопределенно фыркает, но Алвена и Генри согласно кивают. Алвена грызет ноготь и испуганно поглядывает на брата, который гордо обещает быть самым храбрым воином.

Я не хочу, чтобы он когда-нибудь стал воином короля, но молчу. У этих детей никого больше не осталось. Я обязательно должна вернуться за ними и забрать их с собой после смерти Тристана. Я не могу оставить их.

Черт возьми, покинуть этот дворец становится все труднее.

Плюс к тому, я не могу не думать о других вещах. Если даже у нас получится обойти Элитный отряд и Хранителей, если мы доберемся до Тристана и убьем его, то что будет дальше? На нас в лучшем случае начнется охота. В худшем — нас убьют вместе с ним. Я начинаю думать о том, что быстрый приход Адриана на престол был бы самым оптимальным для нас вариантом, но к тому времени король успеет наделать слишком много всего. Адриан верит мне. Но еще он подвластен другим людям — на сцене слишком много переменных. Остальные Искупители, Оракул, Элитный отряд, королевская семья, регионы, с которыми мы связаны политическими связями. Свержения Тристана никогда не произойдет, а значит, единственный выход — это избавиться от него. Меня тошнит от мысли об убийстве человека, пусть даже этот человек и уничтожил мою семью. Но на карту поставлено слишком многое.

И тут меня осеняет. Ответ находился прямо у меня под носом, а я так долго и усердно не замечала его. Я сама ответила на свой вопрос, когда Тристан загнал меня в угол. Я — доказательство его несовершенства.

Я толкаю дверь в кабинет Дока и крепко запираю ее за собой. Все, кого я созвала — кому ненароком кивнула и подала знак — уже есть.

Члены Ордена Солнца расселись по кабинету Дока и смотрят на меня со смешенными чувствами. Бланш и Гарван организовали клуб нелюбви ко мне, поэтому держатся вместе и неприязненно на меня косятся. Очень мило. Ко мне приближается Скилар и похлопывает меня рукой по плечу.

— Крошка, — улыбается он, — мы все устроили. Завтра вылазка в город, а пока нам надо придумать план по свержению сама знаешь кого.

— Для начала, — огрызается Бланш, — ты выложишь нам все, что знаешь.

— Я тебе говорила успокоиться, — угрожающе смотрит на нее Ева.

Док выходит из операционной, покашливая и разнося сладковатый запах мяты. Он притаскивает стул и садится перед небольшим кругом, который мы создали, но я не даю ему вставить и слова.

— Для начала я считаю, что нам нужно разобраться с некоторыми условиями.

— Еще условия? — приподнимает брови Бенджамин.

— Да, — киваю я, — после свержения короля — каким бы способом оно ни произошло — перед нами встанет ряд вопросов, которые придется решать. Я знаю, что Орден Солнца стремится к мести, поэтому хочу потребовать несколько вещей. Первое — полная амнистия для капитана Элитного отряда и принца Адриана.

Комната Дока взрывается протестующими криками.

— Ну да, конечно! — вопит Бланш, — и с какой стати мы станем это делать? Принц такой же, как и его отец. Если кто-то и должен управлять Лакнесом, так один из нас!

— Я не говорю о сохранении престола. Я говорю о том, что вы пощадите его жизнь. Как и жизнь капитана.

— Эйдан никогда не делал ничего плохого, — встает на его защиту Давина.

— Конечно, только убил пару сотен человек во имя господина, которому он с таким рвением служит, — выплевывает Гарван, — а даже если бы мы и хотели, то спасти его все равно не удастся. Элитный отряд сдвинут по фазе. Когда они узнают о заговоре, то поставят своей целью уничтожить нас одного за другим. И ваш парень, — он неприязненно смотрит на меня и Давину, — придет за вами первым.

Давина вздрагивает и прячет глаза, но я непоколебима.

— Никто не тронет Эйдана и Адриана, — рычу я, — они помогли нам слишком многим.

— Нам? — передразнивает Бланш, — чем это они помогли нам? Давайте теперь просить амнистию для всех, кто побывал в твоей постели.

— Я следила за ее постелью и там никого не было, — невозмутимо произносит Нора.

— Хватит! — прерывает их Док, — я согласен с Эланис. Никто из них не совершил злодеяний, заслуживающих смертной кары.

— Но, Док…

— Дальше, — выжидающе смотрит на меня Док.

— Мы должны предоставить убежище детям Маккенны. Где-то далеко отсюда, — добавляю я.

В этом со мной все соглашаются красноречивым молчанием. Ева кладет руку на плечо матери, и я догадываюсь, что Нора и Маккенна были близки.

— Мы заберем крошек, — кивает она, — и вырастим их достойными детьми своей матери.

— Что-то еще, красотка? — хмыкает Гарван, — или ты, наконец, выложишь все, что знаешь?

Я роюсь в памяти, думая о том, что еще я могу попросить. Все остальное не кажется мне достаточно важным для того, чтобы ставить под угрозу успех нашей миссии. Как бы больно мне ни было это осознавать, но война — это кровь и смерть. В конце концов, я все равно поступаю эгоистично, ведь пытаюсь гарантировать безопасность только тем людям, без которых жить не захочу уже я.

Под пристальными взглядами я рассказываю все, что известно мне о таинственной стене, за которой исчезают Искупители. После моего рассказа Док задумчиво потирает подбородок:

— Этого я боялся больше всего. Король забирает нашу силу.

— Но я видела Кристиана совсем недавно, — возражает Ева, — он тренировался вполсилы, но в целом выглядел нормально.

— Значит, они забирают не всю силу, а лишь ее часть, чтобы не привлекать внимания, — говорит Скилар.

— Почему Кристиан молчал?

— Король — лучший манипулятор из всех. Он мог наговорить ему, что угодно или запугать его. Не говори, что тебя все еще это удивляет.

— Но как им это удается? Как они сохраняют это в секрете и как вообще можно забрать нашу силу? — недоумеваю я.

Док вздыхает, и я начинаю подозревать, что ему известно намного больше того, что он все это время мне говорил.

— Расскажи ей, — требует Нора.

Бланш пытается его остановить, но он смотрит на нее предупредительным взглядом. Я теперь — член Ордена. Если он не может доверять мне, то какой во всем этом смысл? Я доверила им свои секреты, и, думаю, Док готов доверить мне свои.

— Это…оружие, — качает головой он, — долгое время считалось лишь мифом. Шуткой, которой пугают детей на ночь. Оно называется Стигма. Ты же знаешь, что магия Искупителей способна не просто сдерживать Просвещение — она может использовать и перенаправлять его. Большое количество такой магии может быть разрушительным. С ее помощью можно лишить силы правителей всех регионов сразу и направлять их в магию в таком бездумном порядке, что весь мир обратится в хаос. Первый алхимик — Астерна — наследница гор, разработала оружие, позволяющее извлекать из любого магического носителя их силу и закупоривать ее для дальнейшего использования. Никто не знает, как это происходит или как выглядит Стигма. Черт возьми, я даже думать не хотел, что она действительно существует, но на это указывают все факты. Соревнования, то, как король возится с нами, его недоверие к обычным людям и пропажи лучших Искупителей. Я думаю, в той комнате действительно хранится Стигма. И если король ее нашел, значит, уже понял, как ее использовать.

При мысли о том, что существует оружие, способное сделать меня уязвимой перед Просветителями, мне становится не по себе. Я представляю, на что может оказаться способен король, если он в действительности обладает такой властью. Он может просветить Эйдана и Орден Солнца, захватить власть над Ламантрой, назначить себя единственным правителем. Черт возьми, если Тристан зайдет слишком далеко, то процесс может стать необратимым.

— Скорее всего, Оракул обладает некими знаниями в этом деле, — предполагает Ева.

— Вряд ли, — качает головой Бенджамин, — Оракул негде было научиться алхимии, а без нее невозможно использовать Стигму.

Лично я не сомневаюсь ни секунды в том, что Оракул играет здесь не последнюю роль, но решаю оставить эти мысли при себе.

— Прекрасно, — раздражается Ева, — значит, алхимиком короля может быть кто угодно.

— Ты говорила о лампах? — игнорирует ее Док, обращаясь ко мне.

Я согласно киваю.

— Тогда я знаю, как открыть ту дверь. Этим мы займемся позже.

— В любом случае, — добавляет Давина, — мы все поняли, что Оракул тоже замешена в этом.

— Неудивительно, — фыркает Скилар, — старушенция работает на короля.

— Лучше бы ты рассказала, как его убить, а не про двери, — закатывает глаза Бланш, снова поворачиваясь ко мне. — Стигма и все такое — это, конечно, круто, но как по мне, то лучше убить засранца и дело с концом.

Я выхожу на середину комнаты и развожу руками:

— Может, нам не нужно убивать его?

Все взгляды уставлены на меня.

— Ты сошла с ума?

— Нам достаточно свергнуть Тристана, а на престол взойдет Адриан. Я знаю, слишком большой риск, но он на нашей стороне.

— И как ты собираешься сделать это, умница? — кривится Гарван.

— Подумайте сами. Проект Искупителей — это секретное оружие короля, которое ему не дозволено было иметь после Слепой войны. Если другие регионы узнают о нашем существовании и о том, какую угрозу представлял Тристан для нашего мира все это время, то его незамедлительно свергнут. Достаточно показать нашу силу во время одного из Советов и этого хватит, чтобы навсегда от него избавиться.

Глаза Дока наполняются светом, но остальные смотрят на меня без особого воодушевления.

— В этом, безусловно, есть смысл.

— Да, а еще одна проблемка, — кряхтит Нора, — как только регионы узнают о существовании людей, которых можно использовать, как оружие против них, как тебе кажется, что они с нами сделают?

— Уничтожат, — бесцветным голосом произносит Ева.

— Или используют для своих целей. В итоге мы просто поменяем шило на мыло.

Я со вздохом скрещиваю руки на груди. Безусловно, я не учла этой детали. Мне казалось, что жизнь под гнетом Тристана — ужасна, но что, если для нас существует еще более страшные перспективы? Возможно ли, что мы пожертвуем нашим затворничеством ради полного уничтожения?

— Вы сами должны понимать, что это оправданный риск, — вдруг произносит Бенджамин, — это наша единственная надежда.

— Слишком опасно, — качает головой Бланш, — мы не можем рисковать жизнями стольких Искупителей.

— Нам придется отправиться в бега, — вздыхает Гарван, притягивая к себе Бланш, — но мы и так всегда знали, что так будет.

— Мы должны были отправиться в бега, — вырывается Бланш, — а не сотня других Искупителей, которые не имеют к этому никакого отношения.

— Да о чем ты говоришь, Бланш? — взрывается Скилар, — их забрали из дома, пичкали ложью, готовили к войне, воровали их силу, а после ты говоришь, что они не имеют к этому никакого отношения?

— Скилар прав, — тихо произносит Давина, — мы должны поступить так, как правильно. Есть шанс, что нас отпустят жить свободными, тем более, если правда об Искупителях предастся огласке. Люди будут на нашей стороне. Тристан же продолжит убивать людей и отнимать нашу силу. Кристиан был победителем. Через пару дней придут за нами. Мы должны это сделать.

Я бросаю на Давину взгляд и снова удивляюсь тому, сколько храбрости в девушке, которая казалась мне лишь тенью сильных мужчин дворца Спасителей. Меня даже коробит то, с какой легкостью она принимает решения, от которых у меня волосы встают дыбом. Но мы все прекрасно понимаем, что она права. Я представляю, как Тристан с победной, мерзкой улыбкой отбирает силу, от которой еще недавно я бы самовольно отказалась, и меня начинает трясти. Кажется, только сейчас я впервые поняла, что это значит на самом деле — быть Искупительницей. Мой дар — это не просто бремя, отобравшее у меня родителей. Это то, что делает меня той, кто я есть, и помогает мне бороться.

— Ближайший Совет через неделю, — тихо говорит Док, — слушайте внимательно. На Совете будут присутствовать послы всех четырех регионов. Охраняют Советы двое Хранителей и двое Членов Элитного отряда. Внутрь никого не пускают без особой необходимости. Вам придется стать этой необходимостью.

— Мы должны будем предупредить других, — бормочу я, — они должны знать, что делать, когда это произойдет.

— Бежать сломя голову? — фыркает Скилар.

— Им всем нужно будет скрыться. Иначе их убьют. Сам понимаешь.

— Разделим обязанности.

Док садится по-турецки в центре комнаты и выуживает из своего халата кусочек мела. Мы все наблюдаем за тем, как его тонкие пальцы выводят линии на полу.

— В день Совета — перед выполнением плана, пока все, включая короля, будут в зале — Эланис, согласно моим указаниям, откроет дверь и украдет Стигму.

— Это звучит дико просто, — приподнимаю брови я.

— Предоставь всю техническую часть мне. Что бы там ни было внутри, ты будешь к этому готова. Архитектор, о котором я тебе рассказывал, оставил мне полные чертежи катакомб Солнечного города. Ты будешь знать это место вдоль и поперек прежде, чем войдешь туда. Но я не могу подготовить тебя к людям, с которыми ты столкнешься внутри, — Док внимательно смотрит на меня, — ты готова к этому?

Мне хочется уверенно кивнуть, но выходит лишь сдавленное движение головой. Больше всего на свете мне хочется быть сильной, когда во мне нуждаются, но сомнения окутывают мое сердце. Что, если я подведу их? Король ни о чем не печется сильнее, чем о собственной шкуре; Оракул — страшная женщина, и разве могу я думать, что они просто позволят мне украсть то, что так тщательно ото всех скрывали?

— Ты отправляешь ее на смерть, — рявкает Нора, — король наверняка заставил всю комнату членами Элитного отряда и Хранителями, которые убьют ее, как только она откроет дверь. Она, конечно, Искупительница, но не бессмертная.

— Нет, — качаю головой я, — но на моей стороне есть преимущество. У меня есть принц. Док, ты сказал, что магию Просвещения можно использовать и перенаправлять? Могу ли я заглушить Хранителя, просвещенного королем, чтобы его просветил Адриан?

— Технически, это возможно, но…

— Тебе никогда это не удастся, — пренебрежительно заканчивает за него Бланш, — такая магия требует годы тренировок, а ты даже мышь не просветишь.

Спасибо за здравую оценку моих способностей, Бланш.

— Возможно, я — нет, но Давине удастся, — говорю я.

Давина моргает, изумленно глядя на меня. Она нерешительно мнется и протягивает:

— Кажется, я могла бы это сделать…с твоей помощью.

Если мы с Давиной просветим Хранителя, то он будет защищать нас ценой собственной жизни, а это, без сомнений, выгодная поддержка перед лицом короля. Возможно, у нас будет шанс.

— Ну и почему мы должны верить принцу? — не унимается Бланш. — Почему ты так уверена, что он не побежит жаловаться папочке, что ты пытаешься украсть его игрушку?

— Потому что Адриан всегда помогал мне — даже, когда это шло вразрез с желаниями его отца. Это он помог мне добыть сведения о той комнате. Я же сказала — он на нашей стороне.

Бланш фыркает, бросая Гарвану говорящий взгляд, но замолкает.

— Я убежден, — поднимает руку Скилар.

Док согласно кивает:

— Это наша надежда. Кажется, в кои-то веки, мы работаем вместе, а не на кого-то. Мы прождем вас ровно два часа. Если… — его голос срывается, — если Эланис и Давина не вернутся, то мы должны будем действовать дальше.

Все — даже Бланш с Гарваном — опускают глаза в общем скорбном жесте. В горле у меня пересыхает, и я судорожно сглатываю. На самом деле, никогда еще я не была так готова пойти на это. Спасти тысячу Искупителей, множество жизней, отомстить за своих родителей…слишком большие цели и слишком большая ответственность. Внезапно я понимаю, что никакая плата за успех не будет высока.

Я могу спасти Эйдана. Освободить его от гнета короля, дать ему шанс на спокойную жизнь, где он подчиняется только себе. Я могу представить Лакнесу нового правителя, которого никто никогда ни во что не ставил и который оказался благороднее и честнее самой сладкой улыбки Тристана. Я могу помочь Алвене и Генри — сбросить с них оковы Искупления и подарить им нормальную жизнь с людьми, которые будут любить их, как родных детей. Я могу дать возможность своей семье — Скилару, Давине, Еве и Норе — обрести жизнь, которую они заслуживают. Я могу показать миру, что Док — не сумасшедший, курящий миллион мятных палочек, а гений, который радел за человечество. Впервые за все время моя маленькая, никчемная жизнь, зацикленная себе, вдруг обрела смысл. И я готова за это умереть.

— Скилар и Ева представят магию Искупления на Совете. Гарван и Бенджамин будут прикрывать их. В это время я объясню Искупителям, что происходит. Вместе с Норой и Бланш мы выведем их через тайные ходы катакомб. Ровно в полночь там нас будет ждать корабль, который увезет нас подальше от Лакнеса. Твоему принцу, — поворачивается ко мне Док, — лучше выжить, чтобы стать новым достойным правителем.

— В крайнем случае, престол займет Эсми, что тоже не худший вариант, — добавляет Скилар, — главное — спасти Искупителей и свергнуть Тристана.

— Мы не можем быть уверены, как именно поведут себя послы, — вздыхает Док, — но спасение этих душ — все, что имеет сейчас значение.

— И мы заберем с собой Эйдана, — твердо произношу я.

— Если он захочет уйти, — соглашается Док.

Понятия не имею, как заставить его забраться на этот корабль, но я сделаю все, что в моих силах.

Все приближаются к Доку, чтобы детальнее изучить план, а я подхожу к Давине и тяну ее к себе за локоть. Ее разные глаза удивленно смотрят на меня.

— Что?

— Давина, послушай, — шепчу я, — я хочу, чтобы ты сделала все, чтобы выжить. Предоставь Стигму мне. От тебя требуется лишь просветить Хранителя, который будет прикрывать меня с Адрианом. Ты вернешься и выживешь, ясно?

Давина возмущенно смотрит на меня, но я продолжаю:

— Если меня убьют, то они ни за что не помогут Эйдану. Он останется здесь навсегда, понимаешь? Как ты думаешь, что сделают с капитаном предателя? У него не будет ни малейшего шанса. Давина, если я умру, то пообещай мне сделать что угодно, чтобы посадить Эйдана на этот корабль. Говори, что хочешь, обещай ему, что хочешь, хитри и обманывай, но посади его туда.

Давина выдыхает при этих словах и взгляд ее меняется. Она должна мне. И спасти Эйдана тоже в ее приоритетах.

— Ты его любишь, не так ли? — тихо произносит она.

Я молчу, но говорить мне и не нужно.

— Я тоже, — Давина поднимает на меня взгляд, — и я обещаю тебе, что спасу его.

В моей голове на секунду поселяется мысль, что все это было лишь уловкой — что Давина попросила меня держаться подальше от Эйдана вовсе не из-за денег, а из-за ревности. Но я наблюдаю за ней и тут же отбрасываю эти мысли. Давина всегда ставила семью на первое место. Она не стала бы просить меня ни о чем, если бы это не было по-настоящему важно.

В конце концов, моя жизнь свелась к нескольким элементарным действиям — открыть дверь, забрать Стигму, убежать, и всем, что находится между этим. Я не могу не думать о том, что оставляю за спиной ради того, чтобы отомстить и дать другим людям шанс на нормальную жизнь. Я никогда не была героиней. И мне страшно. Для меня непросто пожертвовать всем из добрых побуждений, но я стараюсь. Кое-чему я точно научилась за время своей жизни во дворце. Зло или добро — это личный выбор, который определит твою сущность. Никто не рождается героем или злодеем. В конечном итоге, мы всегда выбираем сами.

Я бреду по Лакнесу, стараясь вспомнить о нежной любви к моему региону, но сделать это непросто. За спиной раздается мерный топот двух Хранителей, а Давина и Скилар бредут по обе стороны от меня. Морской бриз больно жалит мне лицо, но деревья на улицах начинают потихоньку оживать от плена зимы, которой я и не заметила, провожая свои часы за стенами дворца. Весну я любила всегда — за ее зеленые листья, наполняющие меня ароматы цветов и надежду, которую она с собой приносит. Впервые я думаю о том, что, возможно, когда-нибудь у нас все будет хорошо.

— Ева извинялась, — сочувствующим голосом произносит Скилар.

— У нее уважительная причина, — соглашаюсь я.

Ева променяла свое желание на свободу матери. Я не была удивлена — Нора уже слишком стара, чтобы представлять для короля практическую пользу, поэтому он освободил ее от обязанностей Искупительницы. Я знаю лишь, что на месте Евы я поступила бы точно так же.

Я сильнее кутаюсь в черный плащ, напоминающий мне об Эйдане, и размышляю о том, почему король все же позволил нам прогуляться по Лакнесу. Он знал, куда мы пойдем. Знал, что мы хотим увидеть. Но этот чертов старик никогда не делает ничего без собственной выгоды. В глубине души я все понимаю, но эта мысль больно терзает меня своим горьким привкусом, напоминая о том, что действовать нам нужно быстро — скоро король заберет нашу силу, превратив нас в навсегда сломленных полукровок, а затем, вероятнее всего, избавится от нас. Я никогда не думала, что магия, которой я обладаю, помогает точнее определиться с той, кем я являюсь. Впервые я задаюсь вопросом о том, что же случится, если я вдруг перестану быть Искупительницей, стану играть на поле с обычными людьми, которые не в состоянии ничего изменить. Моя сила пришла в подарок с ответственностью, но теперь я уже не готова от нее отказаться.

Давина прячет свое скульптурное лицо в шарфе, но ее взгляд направлен на меня. Забавно, но ее разные глаза всегда выражают полярные друг другу эмоции: такое чувство, будто ее зеленый глаз осуждающе прознает меня насквозь, а карий — дарит мягкую поддержку.

— От принца нет новостей? — понизив голос, интересуется она. Это весьма бесполезно, учитывая, что Хранители следят за каждым нашим вздохом.

Я качаю головой. Прошло три дня, но Адриан так и не появился. Как и Эйдан. Не нужно говорить, как сильно это заставляет меня нервничать — как будто поводов и так недостаточно.

— Что, ваш парень все еще за решеткой? — скучающе оглядываясь, спрашивает Скилар.

Мы с Давиной пронзаем его взглядами.

— Простите, — ухмыляется он, — я сам не больше вашего рад, что у капитана проблемы. Но, может, это даст время вам всем разобраться с вашей небольшой драмой.

— Нет никакой драмы, — закатывает глаза Давина.

— Ну да, я так и подумал.

— Эйдан влюблен в Эланис.

— И то, что ты долгое время была его фавориткой, не делает это ни капельки более странным.

— Это было до того, как она появилась, — напоминает Давина.

— Да ладно, не стесняйся, я бы сам растекся от капитана, будь он в моем вкусе.

— Я не растекаюсь от капитана!

Я готовлюсь вставить словечко, напоминая им, что это явно не главная тема для обсуждений, но ничего не могу с собой поделать. Мы с Давиной любим одного и того же мужчину. Какими бы мы с ней не были благоразумными, уравновешенными и мудрыми (всем тем, чем я определенно не являюсь), между нами все равно стоит эта преграда. Мы разрушали ее всеми возможными способами, связывая нас тем, что куда более важно — семьей, взаимовыручкой, поддержкой. Но, если Скилар не заткнется и не перестанет напоминать об этом, может возникнуть проблема.

— Я все это к тому, что мне бы не хотелось, чтобы ты оторвала моей крошке голову из ревности или чего-то в этом духе.

Давина закатывает глаза.

— Тебе не кажется, что сейчас у нас есть дела посерьезнее?

— Эй, ты сама подняла эту тему!

— Если ты не заткнешься, я подниму тему с Евой, — говорю я и понимаю, что попала в точку.

Скилар краснеет, отчего его лицо, обрамленное рыжими, торчащими в разные стороны волосами, становится почти оранжевым. Мы с Давиной смеемся, и я удивляюсь, что после всех этих месяцев нечто столь обыденное, как смех, кажется мне невиданной роскошью.

Мы огибаем пустующие лавочки, готовые к тому, чтобы возвратиться с полноправным приходом весны, вдыхаем запахи горячего шоколада и вина, несущиеся из иногда открывающихся дверей трактиров и выжидающе смотрим на небо. Вопреки потеплению, мне хочется, чтобы пошел снег, мягко осыпая мое лицо кристальными снежинками. Такое чувство, будто это была последняя зима в моей жизни.

Мы огибаем улицы одну за другой — люди глазеют на Хранителей за нашими спинами, которых не скрывает даже штатская одежда. Скилар не помнит, где его дом, я уже была в своем — осталось только навестить семью Давины.

Я почти ожидаю, что Хранители нас остановят — резко потянут меня назад за плечо и швырнут в стену, чтобы я не думала, что их так легко провести. Но, когда они поняли, куда мы направляемся, лишь тихо засмеялись.

— Чего вы смеетесь? — покосился через плечо Скилар.

— Господин сказал оставить вас перед домом вот этой, — усмехнулся один из них, кивая на Давину, — сказал, чтобы вы были там одни и увидели все сами. У вас будет десять минут. Потом мы уведем вас.

В душе у меня поселяется ужасное чувство. Кажется, я начинаю понимать все эти зверские уловки короля, и это пугает меня еще больше. Он тычет нас носом в свою власть, в обладание нами — он демонстрирует, что будет, если мы начнем копать слишком глубоко. Я хочу остановить Давину, развернуться и уйти, но страх сам гонит меня вперед. Я должна знать. Должна убедиться. Они тоже имеют на это право.

Глаза Давины горят ярким огнем — она срывается на бег, огибает еще одну улицу и бежит мимо стройного ряда небольших, покошенных домов. Мы уже далеко ушли от центра города — деревья здесь встречаются чаще, поля шире, и воздух — свободнее. Каждая клеточка моего тела напряжена. Я не уверена, что хочу знать правду.

Скилар смотрит на меня, и я понимаю, что он думает о том же самом. В этом неунывающем пареньке, вечно бросающем вызов жизни, поселяется тот же самый страх, что и во мне. Он пытается скрыть это за лукавой улыбкой и зелеными озорными глазами, но я чувствую его уязвимость. Скилар жил во вранье и перед смертью король готов ткнуть его в это носом.

Я почти решаюсь окликнуть Давину и повернуть назад. Если нам суждено умереть, то пусть лучше хотя бы они умрут в блаженном неведении. Хотя, в конце концов, кто я такая, чтобы отбирать их шанс на правду?

Свой шанс на правду.

Хранителей больше нет за нашими спинами. Дурацкая иллюзия свободы, которая всегда окутывала меня. Никто из нас понятия не имеет, что такое настоящая свобода.

Раздается громкий крик. Я и Скилар испуганно переглядываемся и срываемся с места — мы бежим вперед, догоняя Давину, которая стоит перед калиткой и смотрит на что-то, скрытое от нас голым парадом деревьев.

— Давина! — в ужасе выкрикиваю я, подбегая ближе и хватая ее за руку.

— Ты в порядке? — запыхавшись, спрашивает Скилар.

Давина смотрит перед собой огромными от ужаса глазами. Ее губы дрожат, она зажимает лицо рукой и отчаянно качает головой.

Я перевожу взгляд и на секунду теряю дар речи. Перед нами лежит груда обломков. Покосившиеся остатки крыши, сгнившие доски и камни свалены здесь, как будто кто-то только начал убирать их и оставил, решив, что это неблагодарное дело. Обуглившиеся доски были выкрашены в нежный фиолетовый цвет, разбитые стекла в окнах украшены нарисованными цветами, а я могу лишь догадываться о том, какая жизнь здесь когда-то царила. На калитке болтаются покосившиеся дощечки с именами. Я провожу по ним пальцами, стряхивая паутину, и разглядываю имена. Среди них есть имя Давины.

Давина тоже хватается за дощечки и изумленно смотрит на них.

— Что это? — бормочет она.

— Какого черта? — недоумевает Скилар, — здесь был пожар или что-то вроде того?

Я понимаю все на долю секунды раньше, чем они. Король придумывает разные истории — семья Давины сгорела вместе с ней, мои родители переехали…все, что угодно, чтобы скрыть наше существование. Искупителей не существует. И их семей тоже. Все, кто может поставить под угрозу его секрет, исчезают.

Давина издает громкий крик и оседает на землю. Скилар зажимает рот рукой и опирается на калитку, но вскоре присоединяется к ней. Они сидят на коленях перед останками разрушенного дома и не могут перестать смотреть на него. У Давины по щекам катятся слезы, а Скилар утыкается носом в землю и изо всех сил молотит по ней кулаками. Я пытаюсь заставить их встать, но не могу сдвинуться с места, не могу произнести ни слова. Вместо этого я падаю рядом и огромными глазами смотрю на то, что когда-то было домом Давины.

— Они все мертвы… — бормочет она, закрывая лицо руками. — Все это время…они все были мертвы.

Под ногти забивается грязь, когда я изо всех сил сжимаю землю руками. Меня трясет от осознания того, что мы все сидим на кладбище.

— Не может быть… — шепчет Скилар, — не может такого быть…они же подписали чертов контракт…они же и так продали нас…

Я понимаю, что не могу позволить своему горю перевесить — если я так же вдамся в беспамятство, то Давину и Скилар ничего не сдвинет с места, а еще — некому будет образумить их. Я знаю, что будет следующим их шагом. Я сама через это проходила. Их охватит такое дикое желание мести, что все остальное перестанет иметь значение, а я не могу этого допустить. Я должна защитить свою последнюю семью.

— Они могли не знать, что делают, — мягко положив руку на его спину, горячо зашептала я. — Ты был маленьким, твои воспоминания могли быть искажены. Может, их накачали наркотиками или даже пытали.

— Но зачем…зачем убивать их?

— Чтобы не было свидетелей, — тихо произносит Давина. — Искупители — это тайна короля, а за свою шкуру этот мерзавец переживает сейчас больше всего. Если бы осталось столько семей, то была бы велика вероятность, что нашу личность раскроют. Он все специально подстроил. Черт возьми, когда я до него доберусь, он пожалеет о том, что вообще когда-то узнал мое имя. Мои родители…мои братья и сестры взамен на его безопасность. Жалкий, трусливый кусок…

— Давина, — я кладу вторую руку на ее спину, — ты сможешь отомстить. Но не сейчас.

Давина медленно переводит на меня взгляд, и я вижу там сплошную тьму, подернутую дымкой слез.

— О, поверь мне, я успею отомстить. Он ни секунды дольше не сносит головы на своих плечах.

— Я тоже…мы пойдем и убьем его, — тверже произносит Скилар.

Я впадаю в отчаяние и изо всех сил встряхиваю их обоих.

— Сию же секунду возьмите себя в руки! Я понимаю, что вы хотите отомстить. Господи, я хочу отомстить не меньше вас. Но мы не можем позволить себе бездумно погибнуть. Мы должны…

— Как ты можешь так говорить? — вдруг вскрикивает Давина, отталкивая мою руку. — Он убил твою семью!

— Именно поэтому, — рычу я в ответ, — мы не должны погибнуть напрасно.

Давина секунду смотрит на меня — ее руки перебирают родную землю, как будто это может приблизить ее к детству. Скилар со стоном поднимает голову и утирает грязными ладонями заплаканное лицо.

— Она права, — говорит он. — Мы должны сказать всем правду. Устроить переворот и отомстить за всех, кто погиб напрасно.

Я порываюсь вперед и сжимаю плечо Скилар, стараясь не позволить себе плакать. Мне так хотелось бы, чтобы кто-то поддержал меня, но если я сейчас разрыдаюсь, то сделаю всем только хуже. Осознание застигло моих друзей врасплох, в то время как для меня прошло время, чтобы смириться с тем, что…

Я делаю глубокий вдох и сдерживаю рвущийся наружу крик. Что бы сказал мне отец под нежным взглядом матери?

Мы защищаем то, что считаем правильным.

Мне казалось, что больше у меня не осталось ничего, что стоило бы защищать, ведь больше мне некуда возвращаться. Раньше я находила смысл просто в доказательстве того, что мои родители не продавали меня. Теперь, когда я нашла подтверждение свои словам, все резко обезличилось. Господи, да лучше бы они продали меня, но остались живы.

Я смотрю на Давину и Скилар, чьи глаза горят от пролитых слез. Им нужна моя поддержка — теперь я должна бороться за них.

У меня все еще есть семья.

— Вставайте, — шепчу я.

Они остаются на месте, и я повторяю тверже:

— Вставайте!

Мы с трудом поднимаемся с земли, опираясь друг на друга. Давина прячет глаза у меня на плече, не смея взглянуть на свой старый дом. Скилар держит меня за руку, цепляясь так сильно, что я чувствую образующиеся синяки.

Мы стоим втроем и наблюдаем за тем, что осталось от нашего старого мира. Ветер дует нам в лицо, но мы продолжаем стоять прямо, понимая, что больше нет ничего, способного нас согнуть.