Власть — это доказанная сила.
Холодный осенний ветер пронизывал меня насквозь, заставляя мои зубы скрежетать, а брови — досадливо хмуриться. Я ненавижу холод по двум причинам: я достаточно холодна, чтобы заморозить целый регион, а конкуренция мне ни к чему; и он напоминает мне о том, что я несовершенна.
В тот промозглый, дождливый вечер я смотрела юному парнишке в глаза и впервые истинно удивлялась. Меня беспокоило то, что его не пугало мое присутствие — он глядел дерзко, нахально приподняв бровь и с любопытством изучая меня.
— Отдай мне это, — бесстрастно приказываю я, протягивая руку.
Рыжий мальчик в разорванной одежде прижимается спиной к бетону стены, быстро окидывая глазами грязный переулок.
— Что отдать? — едва ли не высовывая язык, бросает мне он.
— Ожерелье, которое ты украл у рыночной торговки.
Он пробегает по мне глазами, оценивая эксклюзивный черный плащ, длинные темные сапоги и костюм чуждого ему покроя.
— Ты не похожа на Хранительницу, — огрызается он. — Поэтому проваливай, пока я не закричал.
— Ты угрожаешь мне, маленький воришка? Или слуги перестали узнавать тех, кому они служат?
Я скидываю плащ и с постыдным удовольствием наблюдаю за тем, как выражение его лица меняется — из самодовольного, наглого подростка он превращается в побледневшего старца, который сгорбился, кинулся на колени и трясущимися от холода пальцами протянул мне ожерелье.
— Принцесса, — шепчет он, не смея поднять на меня глаз, — заберите. Пожалуйста, возьмите все.
Мелко дрожа, он принимается выворачивать карманы, из которых с громким звоном на землю выпадают мелкие золотые монеты и парочка конфет. Возможно, будь на моем месте сестра, она бы сжалилась над оборванцем и не только простила его наглость, а еще и щедро наградила весенцами и зерном. Мальчишке очень не повезло, что перед ним всего лишь я.
— Пожалуйста, — хнычет он, — я не совершил ничего очень плохого. Я сирота, мне нечем прокормиться…у меня сестра…
Он испуганно вскидывает голову и щурится в скудном освещении переулка:
— Вы же простите меня, принцесса? Я обещаю больше никогда ничего не красть.
— Конечно, — с улыбкой склоняюсь к нему я, — ты больше никогда ничего ни у кого не украдешь. Ты больше никогда не поступишь нечестно по отношению к другим людям, маленький лжец.
Глядя, как меняется выражение его глаз, я направляю на него руку, и чувствую пьянящую силу уходящей от него воли, как будто в меня вливается горячее золото. Я помню все до мельчайших деталей: его испущенный вздох, темнеющий взгляд, бесстрастное выражение лица и чувство неземного наслаждения.
— Я больше никогда ничего не буду красть, — исступленно повторяет он, — я обязательно угожу тебе, госпожа.