— Прости за беспорядок, я часто переезжаю.
— И сколько ты уже тут?
— Шесть лет.
Часто переезд — это повод вымести хлам из-под кровати.
— Дети, внимание! Мы продолжаем урок, — объявила я после ухода Авдотьи. Но внимание моих подопечных явно было направлено на то, чтобы уловить любой звук, доносящийся из-за двери. Поначалу меня это сердило, но вспомнив, что в этом мире, в эти века нет ни интернета, ни кино, ни телевидения и любое маломальское событие можно считать приключением, я сдалась: — Хорошо, давайте сделаем перерыв.
Получив разрешение, детишки чуть дверь не вынесли, так торопились занять в холле лучшие места на представление «Переезд мадам Буке». А что там смотреть? Пришли два дюжих молодца — явно конюхи — подхватили с уханьем огромный сундук с добром, накопленным за годы жизни, потащили его вниз. И сама Авдотья Семёновна вышла из комнаты с немалым узлом. На что я мысленно перекрестилась: убирать после неё меньше будет.
— Счастливо оставаться! — небрежно поклонилась нам Авдотья и поспешила вслед за своим сундуком.
Проводив бывшую няньку взглядом, я хотела было осмотреть свое новое жилище, но остановилась на пороге. Обрывки каких-то бумаг, осколки, клочья пыли… Такое впечатление, что тут вовек не убирали.
— А как бы мне горничных позвать? — обернулась я к своим воспитанникам. — Нельзя же в таком бедламе жить.
И вдруг увидела, как расслабились мои детки и тревога из глаз ушла.
— Эй, вы чего? — совершенно неаристократично спросила я. — Неужели, думали, одни в башне жить останетесь? Как можно?!
Но Авелин уже висела у меня на шее, а Инес прятала повлажневшие глаза, уткнувшись носом в моё платье.
— Я позову мадам Пэти, — крикнул с лестницы Гильом. Наверное, не хотел показать, что тоже волновался. — Она поможет.
Ах, дети, дети!
Через несколько минут на наш этаж башни высадился десант служанок под предводительством экономки. Заглянув в освободившиеся покои, женщина брезгливо сморщила носик и распорядилась:
— Чтобы через час здесь не было ни пылинки и всё сверкало чистотой. — После этого обратилась ко мне: — Мадемуазель Мария, есть предпочтения в цвете штор, ковра и покрывала на кровать?
— Лишь бы не слишком тёмные, и хорошо, если бы гармонично с обоями сочетались, — попросила я, на что мадам Пэти благосклонно кивнула — сделаем.
Понимая, что наше присутствие будет только помехой, я строго объявила:
— Перемена окончена. Все в класс! Мадемуазель Инес, за вами окончание истории.
— Так там больше и рассказывать нечего, — предупредила девочка. — Я остановилась на сердце, истекающем кровью? — получив от нас подтверждение в виде энергичных кивков, виконтесса продолжила повествование: — Говорят, что это истекающее кровью сердце и есть суть Драгиньяна. Именно оно даёт замку и окрестностям силу и защиту.
— Всё? — на всякий случай переспросила я, после минуты тишины.
Гильом и Инес переглянулись. Мальчик пожал плечами, словно говоря: «Решай сама», и девочка без колебаний подтвердила:
— Всё!
Виконт лишь кивнул, соглашаясь со словами сестры.
— Тогда я дополню. — Удивление пополам с недоверием на мордашках моих подопечных чуть было не рассмешило, но тема была серьёзная, и я сдержалась. — Став духом-хранителем замка, виконт Драгиньян забыл своё прошлое. Он потерял тело, имя, семью и друзей. Но у него осталось чувство долга и преданности роду. За те долгие века, что он служит, никто не мог бы упрекнуть его в пренебрежении или безразличии к своей миссии. Никому из врагов не удалось взять замок ни осадой, ни хитростью. Да и благосостояние графства в целом не вызывает нареканий. Единственное, что ему нужно — это регулярная подпитка силой. Для этого раз в сто лет граф Венессент по собственному желанию и вполне осознанно должен спуститься в подвал, войти в чёрную-пречёрную комнату и окропить своей кровью сердце, лежащее на обелиске. Во благо замка Драгиньян и графства Венессент. Именуется же виконт Драгиньян теперь духом-хранителем Эймери.
— Домашний правитель… — выдохнула Инес, а потом, поняв, что не могла я знать фамильное предание, спросила: — Мадемуазель Мари, это он сам вам рассказал? Ну тогда, когда вы в подвале сидели. Да?
— Да… Там было очень темно и страшно. Вдруг зашуршало что-то, и появился дух-хранитель. Так и познакомились, — не стала я отрицать очевидное. — Он сказал, что слабеет, потому что давно уже никто из потомков не делился с ним силой.
Я старалась говорить ровно. Никаких эмоций, просто информация. Ведь это внутрисемейное дело, а мои воспитанники ещё слишком юны, чтобы брать на себя ответственность.
Но, кажется, Инес считала по-другому. Она хмурила брови и морщила лоб, а потом повернулась к брату:
— Ты сделаешь это? — Однако Гильом молчал, втянув голову в плечи и не отводя глаз от подрагивающих пальцев. Тогда виконтесса обратилась ко мне с требованием: — Мадемуазель Мария, вы должны уговорить моего брата спуститься в подвал.
Слово «должны» было подчёркнуто со всей властностью истиной аристократки в… Эймери знает, в каком поколении. Вот только я выросла в другом мире, в стране, где аристократы так же редки, как амурские тигры. Вроде есть, но кто их видел? Поэтому и отношение такое же.
— Видите ли, Инес, — самым официальным тоном, на какой только была способна, ответила я, — должно быть, вы забыли основное условие, оговоренное во всех легендах вашей семьи. Осознанная добровольность. — После этого чуть мягче я объявила: — Урок окончен.
Сокращая урок, я хотела покончить с неприятной темой. Но в то же время ни секунды не жалела, что начала этот разговор. Воспитанники мне достались непростые. Им с младых ногтей должны были прививать чувство ответственности. Надеюсь, что учили думать не только о собственном благе, но и о благе других. Значит, и мне нельзя отступать от этого направления.
Виконтесса, неудовлетворённая моим ответом, слегка задрав носик, сделала книксен и вышла из класса. Зато ко мне тут же подбежала Авелин с рисунком замка на грифельной доске.
— А это что? — показала я на пушистый клубок в углу рисунка. — Солнышко?
— Нет. Это месье Эймери, — последовал ответ. Оказывается, девочка очень внимательно слушала наш разговор о духе-хранителе. — Мадемуазель Мари, я очень хочу с ним познакомиться. Можно?
Вопрос поставил меня в тупик. То, что покровитель замка показался мне, совсем не значит, что мы с ним стали закадычными друзьями и он, как сказочный Сивка-Бурка, будет являться по первой моей просьбе. Но и огорчать малышку не хотелось.
— Думаю, можно. При первой же встрече с месье Эймери попрошу его об этом, — мне показалось, что такой вариант ответа будет лучшим.
— Тогда и обо мне спросите, — поднялся со своего места грустный Гильом. — Хочу расспросить его кое о чём.
А вот здесь, похоже, уже не детское любопытство, а необходимость. Мне что, опять в тот подвал лезть?
В холле заканчивалась уборка. Мадам Пэти, как опытный дирижёр, лично руководила работой. Ужаснувшись неухоженности освободившихся покоев и воспользовавшись тем, что дети на уроке, она приказала навести порядок во всех комнатах башни.
Увидев корзины мусора, которые выносили горничные, Гильом рыкнул что-то невнятное и бросился к себе на этаж.
— О «сокровищах» своих беспокоится, — по-доброму улыбнулась вслед ему одна из горничных. — Мальчишки все одинаковы. Мой братец младший тоже тащит в дом всякий мусор и до слёз страдает, когда матушка выгребает из-под его кровати накопленные богатства и выбрасывает в мусор. Не поверите, однажды там даже дохлая кошка была. Правда, высохшая до хруста.
Приятно было встретить такое понимание детских проблем в милой девушке, но на всякий случай спросила:
— Надеюсь, вы не снесли на свалку запасы виконта?
— Как можно, мадемуазель! Всё, что нашла по углам, сложила в корзину и оставила у порога. Пусть месье сам решает, что с этим делать, — и, понизив голос, добавила: — Дохлых кошек, крыс и прочей живности, слава Господу, в комнате виконта не нашлось.
Горничная взялась за корзину, но я её остановила.
— Мадемуазель, меня зовут Мария. Я гувернантка, и с сегодняшнего дня мне нужна помощница. Хотите работать с детьми?
Девушка остановилась и недоверчиво на меня посмотрела. Потом, поняв, что я не шучу и предложение моё вполне серьёзно, ответила:
— Меня зовут Вивьен, госпожа. Была бы счастлива стать вашей помощницей. За детками ухаживать умею: в семье я самая старшая, и вся малышня на мне была, пока я не ушла в замок работать. Купать умею, волосы прибрать красиво смогу. Игры разные знаю. Правда, не господские, а так… догонялки, прыгалки, жмурки, ещё там разные.
— Вот и отлично. Скоро должен прийти месье Моро, и мы с ним договоримся о вашем переводе в Детскую башню.
— Мадемуазель Мария, не надо ко мне так важно обращаться, — смутилась девушка.
— Как это — важно? — удивилась я.
— На «вы». Я же простая девушка из деревни. Не надо, а то другие смеяться будут.
— Хорошо, Вивьен. Заканчивай с уборкой и возвращайся в башню.
Размерами моё новое жилище отличалось от тех покоев, в которых я ночевала. Казалось бы, всё то же самое: гостиная, спальня, гардеробная и ванная, но простору меньше. Осмотревшись и заглянув в гардеробную, где уже висела моя одежда, а на полках стояла обувь и саквояжи, решила, что мне нравится. Всё равно большую часть времени я буду проводить с детьми.
Экономка добросовестно выполнила мою просьбу, и цвета штор, обивка мебели, ковёр, диванные подушки идеально сочетались между собой по цвету и узорам. Конечно, везде были розы. Куда же без них!
Пока комнаты казались необжитыми. Не хватало каких-то мелочей — книги на диване, забытой на спинке стула шали, букетика цветов на столе, — всё то, что наполняет безликое помещение жилым духом и делает его личным пространством. Но я уверена, скоро всё изменится, и эти покои станут мне настоящим домом, таким же, как наш маленький старый домик в далёком провинциальном городе.
Конечно, забавно в двадцать первом веке смотрятся сундуки, домотканые половички, крашеный самодельный посудник начала прошлого века с цветастой занавеской. В избушке с низкими потолками и небольшими оконцами они выглядят вроде бы и уместно, и по делу, но хотелось как-то обновить интерьер.
Вот только лишних денег на покупку новой мебели не было, да и бабуля не желала ничего менять.
¬— Вот помру — сделаешь всё по-своему. А пока пусть так будет. Тут половину вещей любой музей с руками отберёт, — отмахивалась старушка от моих предложений начать понемногу менять обстановку.
Так и не поменяла…
Когда бабули не стало, я в каждой вещи чувствовала частичку её тепла. Как же их на помойку вынести? Наоборот, хотелось всё сохранить как можно дольше, чтобы заглушить тоску и боль утраты. Большой «цыганской» иглой я чинила края растрепавшегося половика, зачищала шкуркой и подкрашивала облезшие полочки примитивной конструкции для сушки посуды, искала по магазинам средство от древесных вредителей, чтобы жуки-точильщики не сточили сундук.
Всё для того, чтобы сохранить присутствие бабули в доме, где она меня вырастила.