Из пламени

Глава 2. Новое пламя. Часть первая

В ночь с тридцатого сентября на первое октября 1959 года, когда полная луна заливала окрестности замка Лейн серебристым сиянием, его обитатели суетились в подготовке к предстоящим родам молодой хозяйки. Роберт Лейн, будущий отец, волнуясь, мерил шагами свой кабинет, напряжённо прислушиваясь к каждому шороху и стуку. Когда на рассвете ему сообщили о рождении девочки, Роберт испытал лёгкое разочарование, ведь он так мечтал о сыне, однако, увидев малышку, отбросил гнетущие мысли и с гордостью провозгласил её своим первенцем и наследницей. Девочку назвали Анной Элизабет.

И лишь глядя на дочь, Роберт осознал, сколь неполна была до этого его жизнь, омрачённая трагедиями прошлого и не имевшая ни одного просвета.

Две великие войны, во второй из которых маги принимали непосредственное участие, сильно пошатнули хрупкое мировое равновесие.

Устав Неприкосновения был нарушен самым грубым образом, и магическая печать, созданная Мирой Лейн, дала трещину.

Лишившись драконьей магии, Лейны решили укрепить свои ослабшие позиции, обратившись к строгому генеалогическому пуризму. Последнюю сотню лет они заключали браки исключительно с представителями высших волшебных семей, безжалостно вычёркивая из своей родословной имов[5] — потомков магов, которым, по тем или иным причинам не передались способности родителей — и прочих неугодных родственников. Поэтому не было ничего удивительного в том, что мать и отец Роберта, будучи участниками Второй мировой войны, сражались на стороне нацистской

Германии, одержимой самыми разными оккультными идеями. Один из предводителей загадочного Общества Туле — сильный тёмный колдун, занимавшийся разработкой тайного оружия, которое должно было дать немцам неоспоримое преимущество в войне, как оказалось, грезил об установлении господства над всеми не-магами. В Обществе произошёл раскол: какие-то волшебники поддержали предводителя, другие остались верны убеждениям нацистов. Вскоре оно распалось, что и стало одной из главных причин будущего поражения Германии.

В ходе Нюрнбергского процесса мать и отец Роберта были приговорены к двадцати годам заключения в островной тюрьме Мирорим, которая представляет собой бесконечный лабиринт из тысяч зеркал. Каждое из них — это отдельная камера, что постепенно сводит с ума своего пленника, отделяя душу человека от его телесной оболочки.

Дядя и двоюродный брат Роберта, служившие агентами международной сыскной группы Союза Порядка, погибли во время задержания банды тёмных магов ещё в 1945 году. Его старшая родная сестра, не принимавшая участия в военных баталиях, эмигрировала в Южную Америку, где умерла от редкого вируса ignis vermis, переносчиками которого являются опасные огненные черви, водящиеся в дождевых лесах Амазонии. В живых остался лишь младший брат Джимми. По природе он был ленив и небрежен. Не пройдя и трёх циклов Альшенс, откуда был исключён за неуспеваемость, Джимми предпочёл сидеть на шее Роберта, который заменил ему отца и всячески потакал любым прихотям, чем тот без зазрения пользовался, проматывая состояние семьи в пабах и игорных домах.

Сам Роберт поступил в Альшенс в 1943 году. Там он увлёкся Дефенсией — защитной магией, и Метаморфией — искусством перевоплощений. По окончании академии Роберт прошёл подготовку для работы борцом-за-порядок, мечтая пополнить ряды первоклассных оперативников Союза, но из-за неудачной сдачи финального экзамена не был принят на желаемую должность, начав с самых низов. Однако колоссальная работоспособность позволила ему очень быстро продвинуться по карьерной лестнице — от простого клерка до сотрудника Отдела по борьбе с организованной преступностью. Но и это было ещё не всё. Благодаря трудолюбию и недюжинной смекалке, он, не имея особых талантов, попал под крыло одного из самых влиятельных чиновников Союза.

Желая восстановить доброе имя семьи и добиться уважения коллег, Роберт не позволял себе ни единой слабости и всеми силами старался оправдать оказанное руководством доверие. Спустя ещё несколько лет он занял одну из младших руководящих должностей, а позже был повышен до главы Отдела борьбы с международным магическим терроризмом.

Тогда и пришла пора подумать о личном счастье, на которое прежде не хватало ни сил, ни времени. Человек устроен таким образом, что, если рядом нет другого человека, которому можно доверить самое сокровенное чувство, жаждущее выхода, всё остальное теряет смысл и перестаёт увлекать.

Оставшийся без поддержки родных, почти не помнивший их лиц, Роберт не только нуждался в любви, но и сам хотел отдавать то тепло, что вопреки невзгодам до сих пор переполняло его сердце.

Когда он решился на брак, его избранницей стала чистокровная волшебница Агата Терезия Бёрк, представительница древней ирландской династии тёмных колдунов из числа Sedecim Summum. Дугалл Бёрк, отец Агаты, был членом Общества Туле и ярым приверженцем идеологии нацистов, приговорённым к сроку в зеркальной тюрьме. Союз с его дочерью был не лучшим вариантом для Роберта, ведь многие сослуживцы относились к нему предвзято из-за тёмных пятен в истории его семьи. Так или иначе, зимой 1959 года Роберт и Агата поженились. В октябре у них родилась первая дочь, а спустя ещё полтора года на свет появился её младший брат Саймон.

Роберт любил своих детей, найдя в них отдушину, но работа и частые командировки, иногда длившиеся порядочно, не позволяли ему проводить с ними столько времени, сколько требовало сердце. А Агата, женщина сдержанная и скупая на проявления чувств, предпочитала общество подруг занятиям и играм с собственными детьми. Поэтому большую часть времени Анна и Саймон находились на попечении няни — дальней родственницы со стороны матери, доброй и отзывчивой женщины средних лет по имени София Маккарти.

Саймон был слабым ребёнком, всё детство он много болел, и забота няни распространялась на него в большей мере, тогда как Анна была предоставлена сама себе. Девочка отличалась от брата не только отменным здоровьем, но и непоседливым нравом. С раннего возраста она тянулась ко всему неизведанному и опасному, так и норовя ввязаться в какую-нибудь авантюру.

Однажды Анна так засмотрелась на пламя, гипнотически подрагивающее внутри гостиного камина, что не удержалась и протянула руку. Она почему-то была уверена, что огонь ей не навредит. Так и случилось.

Няня София, заметив краем глаза это движение, тут же отбросила шитьё и с предостерегающим криком ринулась к воспитаннице. Каково же было её удивление, когда, обхватив, казалось, опалённое до кости запястье девочки, она не обнаружила ни единого ожога.

В другой раз Анна попыталась добраться до заброшенного сорочьего гнезда, которое облюбовала ушастая сова, чтобы посмотреть на вылупившихся птенцов. Вскарабкавшись на росший в саду вяз, девочка почти достигла цели, но, будучи неопытной в лазанье по деревьям, она не рассчитала вес и, наступив на высохшую ветку, камнем полетела вниз и больно ударилась о землю, чудом избежав серьёзных травм. Густая садовая трава слегка смягчила падение. Впрочем, после этого случая Анну охватил панический страх высоты, и она ещё долго не решалась повторять неудачный опыт.

Её сумасбродное поведение объяснялось скорее желанием хоть как-то привлечь внимание родителей, пусть даже ценой очередного наказания или увечья, нежели нездоровой тягой подвергать свою жизнь постоянному риску.

Возможно, только так она и могла почувствовать себя нужной, живой.

Анна часто ускользала от взора своей не слишком расторопной няни и убегала в одну из соседних деревень, таская из кухни булочки и конфеты для тамошней ребятни.

А ещё она исследовала каждый сучок, ямку и кустик в местной дубовой роще, обнаружив в её чаще полуразрушенное, поросшее мхом и лишайником каменное сооружение, в котором Лейны в прошлом держали своих драконов.

Вначале девочка смотрела на эти руины издалека, но с каждым днём подбиралась всё ближе, желая изучить здание изнутри, и как-то раз она решилась. Взяв с собой немного еды, флягу с водой и фонарик, Анна завернула всё в старое кухонное полотенце, выбралась из замка привычным путём и устремилась к заветной цели. Совсем позабыв о времени, девочка вернулась домой уже затемно — к тому часу, когда её мать обычно возвращалась от подруг.

Узнав от встревоженной няни о пропаже дочери, Агата была совсем не удивлена и даже не обеспокоилась, предложив, как всегда сдержанным тоном, накрыть на стол, никого не дожидаясь. Софию возмутило её хладнокровие, но она ничего не сказала. Сконфуженно кивнув, она поспешила на кухню и вскоре слуги засуетились вокруг хозяйки, стараясь всячески ей угодить.

Агата, хоть и восседала за столом с бесстрастным выражением лица, мерными глотками попивая вино из кубка, спустя время начала поглядывать на настенные часы, явно теряя терпение. Когда же трапеза подошла к концу, в столовую ворвалась Анна. Вся перепачканная землёй, с растрёпанными золотистыми локонами, собранными в два хвоста атласными лентами, одна из которых сползла почти до самого кончика, она застыла в дверном проёме, держа в руках что-то крупное, замотанное в старое полотенце. Всем своим видом девочка кричала матери: «Ну обрати, наконец, на меня внимание!», но

Агата и бровью не повела. Она пренебрежительно усмехнулась, обвела дочь мало заинтересованным взглядом и тут же отвернулась. Лучшим наказанием в этом случае было именно безразличие.

Зато няня София, едва сдерживая слёзы, бросилась к воспитаннице и прижала её к груди, пытаясь краем фартука вытереть чумазое личико. Агата несколько минут молча наблюдала за ними и, так и не произнеся ни слова, коротким жестом приказала обеим скрыться с её глаз.

Роберт, после очередной тяжёлой смены на работе, вернулся домой рано утром, часов в семь, и первым делом ему сообщили о новом проступке дочери.

Агата настояла на том, чтобы муж немедленно провёл с Анной воспитательную беседу. Измождённый бессонной ночью, он не хотел тратить последние силы на бессмысленные споры и послушно побрёл в детскую.

Анна уже не спала, но всё ещё оставалась в кровати. Мечтательно прикрыв глаза, она теребила пальчиками пушистую кисточку от шторы, спускавшуюся на её подушку.

Роберт, начав с обычного утреннего приветствия, шутливо спросил:

— Ну и что ты опять натворила, негодница?

— Доброе утро, папочка! — Анна невинно улыбнулась, немного приподнявшись на локтях. — О чём это ты?

Он сплёл руки на груди и нетерпеливо притопнул ногой. Анна быстро сообразила, что избежать неприятного разговора не получится, и, издав вздох сожаления, произнесла:

— Ничего такого, я просто гуляла.

— И вернулась, похоже, не с пустыми руками, — Роберт указал пальцем на нечто округлое, накрытое полотенцем и лежавшее у подножия прикроватной тумбочки.

— Это яйцо. — коротко объяснила девочка.

— Яйцо?

— Ну да, — Анна нагнулась к интересовавшему отца предмету, подняла с пола и, развернув, протянула ему. — Яйцо дракона! — в её голосе звучали нотки задора и предвкушения.

Роберт взял яйцо в руки и начал с любопытством рассматривать. Оно было покрыто слоем глины и источало весьма неприятный запах. Сквозь толщу скомкавшейся грязи, смешанной с частицами мха, можно было нащупать выпирающие чешуйки и разглядеть структуру какого-то синего камня — лазурита или содалита.

Анна удовлетворённо хмыкнула. В этот момент девочку переполняла гордость за себя, ведь ей впервые удалось настолько увлечь отца. Она не переставала улыбаться, внимательно следя за всеми изменениями на его лице: вначале это было удивление, затем какой-то исследовательский интерес и даже трепет.

Завершив осмотр, Роберт вернул яйцо на прежнее место и, по обыкновению сложив руки за спиной, спросил:

— И что ты собираешься делать с ним дальше?

— Как что? — притворно возмутилась Анна. — Ждать, когда вылупится малыш-дракончик! — она сказала это так непринуждённо, будто его вылупление действительно было лишь вопросом времени и яйцо, отложенное не меньше двух веков назад, не было мертво, будто на то, чтобы его оставить, не требовалось ничьё разрешение.

К её собственному удивлению, отец решил подыграть:

— Тогда тебе лучше положить его в тёплое место, к примеру, рядом с камином в гостиной.

— Так я и сделаю! — радости Анны не было предела. Она и подумать не могла, что всё закончится так хорошо, и уже готовилась к обыкновенному выговору.

Роберт и сам до конца не понимал, почему позволил оставить яйцо. Он просто знал, что так было нужно. Чувствовал. А ещё — не хотел упускать даже такого ничтожного шанса удержать девочку от частых побегов из замка, о чём родители, конечно, знали, но проворству Анны не было границ, и она находила всё новые и новые возможности улизнуть. Теперь же у неё будет дополнительная причина бывать дома чаще, ведь она так любила слушать рассказы отца о драконах и отважных всадниках, рассекавших на них небеса, мечтая о собственном огнедышащем друге.

Бросив ещё один короткий взгляд на яйцо, Роберт вышел из детской и закрылся в своём кабинете, смежном со спальней, а Анна, полная энтузиазма, спустилась в гостиную, где в это время всегда зажигали камин.

Агата, сидевшая там за чтением книги, увидела, в каком прекрасном расположении духа пребывает провинившаяся дочь, и чуть не подскочила на месте от возмущения. Поняв, что муж в очередной раз спустил той всё с рук, она порывисто поднялась, демонстративно громко бросила книгу на письменный столик и вышла, хлопнув дверью.

Роберта Агата застала за утренним туалетом. Выхватив у него из рук шаветт немного более резко, чем хотелось, но не теряя достоинства, она высказала мужу всё, что думала о его легкомысленном отношении к воспитанию дочери.

— Сегодня она приносит в дом эту окаменелую дрянь из леса, завтра притащит живую зверюгу. А что потом? На что ещё ты готов закрыть глаза?

— Полегче, дорогая, не поранься. — Роберт мягко обхватил кисть жены, забрал отнятую бритву и продолжил прерванное занятие.

— Ты неисправим, — бросила Агата, закатив глаза. — Как всегда придётся всё делать самой.

— Делай, что считаешь нужным, но не трогай яйцо. Пусть у неё будет хоть какая-то отдушина.

На мгновение она задержалась в дверях, будто на что-то решаясь, потом слегка кивнула, не поворачивая головы, и поспешно вышла.

Агата уважила просьбу мужа, но с тех пор решила запирать Анну в её комнате на третьем этаже каждый раз, когда покидала дом. Даже у Софии не было запасного ключа. К тому же на всякий случай Агата накладывала на дверь непроницаемое заклинание Ostium Claudentur[6], снять которое невозможно без специального пароля.

Вот только, помня о том, что дочь боится высоты, она совсем не позаботилась о сломанном окне, еле закрывавшемся на одну щеколду.

Недооценивать волю Анны к свободе было ошибкой. Та приспособилась выбираться наружу по заползавшим в окно ветвям старого вяза, росшего рядом. Преодолеть фобию оказалось непросто, но желание встретиться с деревенскими друзьями пересилило, поэтому, стиснув зубы и сглотнув комок в горле, однажды она решилась. Ну а дальше было проще.

К одиннадцати годам у Анны так и не проявилась магия, что крайне удручало родителей, ведь в роду Лейн уже были имы. Однако сама Анна, казалось, не испытывала по этому поводу никакого беспокойства и совсем не чувствовала себя обделённой. Она превосходно справлялась со всем и без магии, компенсируя её отсутствие хорошо развитой ловкостью, неукротимой волей и природной изворотливостью ума.

Анна продолжила посещать местное поселение магов-земледельцев, живущих бок о бок с простыми людьми-ремесленниками, где собрала вокруг себя целую компанию ребят, с одной из тамошних девочек сойдясь особенно близко. Её звали Мэри, и она была года на три младше Анны.

Родители Мэри не знали, с кем на самом деле дружит их дочь, ведь Анна носила простенькие ситцевые платьица, которые для неё шила няня, волосы её часто были растрёпаны, да и в поведении девочки отсутствовала какая-либо манерность, из-за чего ту вполне можно было принять за обычную сельчанку.