– Вы погибнете страшной смертью! – возвестил старейшина Сехет, выставив к потолку костлявый палец. – Стервятники выклюют ваши глаза, шакалы погрызут кости, а ваши души попадут в вечное рабство к бронзовым монстрам ущелья.
Мы сидели в доме старейшины за низким столом, устроившись на подушках. Побеседовать с путешественниками собрались все важные люди деревушки. Помимо Сехета за столом присутствовали две его жены в цветастых балахонах и три меланхоличных бородатых старика. До сего момента деды дремали, но при вопле Сехета проснулись и возбужденно залопотали.
Иверс хладнокровно подождал, пока они не угомонятся, после чего заявил:
– На все воля Мудреца, и все наши пути уже записаны в Книге Судьбы.
Услышав традиционную присказку, старейшина развел руки и склонил голову.
– И все-таки подумайте хорошенько, – сказал он уже без афарского пафоса. – Ущелье Карадонг – дурное место. Почему бы вам не вести изыскания поближе, скажем, в ущелье Сов? Там есть отличные захоронения Древних, почти не разграбленные, и много-много рисунков на камнях.
– И много-много других археологов и туристов. Я люблю быть первым, Сехет. А первым всегда приходится идти на риск.
– Мы не боимся страшных сказок, почтенный, – добавила я.
– Это не сказки, госпожа. Кое-кто из моих людей своими глазами видел бронзовых монстров. Парень еле унес ноги и с тех пор заикается и плачет во сне.
– Вот как? – заинтересовался Иверс. – Он в деревне? Я бы хотел с ним поговорить. Может, он отправится с нами?
– Он откажется, профессор. Никто не хочет идти с вами на верную гибель. Я с трудом нашел тебе лишь двух работников. Вот этих, – он ткнул пальцем в угол, где устроилась парочка мрачных лохматых мужиков. – Базаф и Бигал охотники, они не любят сидеть на одном месте и за деньги отправятся хоть к дьяволу на именины...
Старейшина неодобрительно покачал головой. Иверс осмотрел мужиков и остался недоволен их разбойничьим видом.
– Других не найдется?
– Нет, – скорбно улыбнулся старейшина.
– Я заплачу. И тебе процент за посредничество.
На миг черные глазенки Сехета жадно блеснули, он огладил бороду, вздохнул, подумал и покачал головой.
– Я не смогу заставить моих людей. Они боятся. Проси другое. Все мое – твое, профессор. Лошади, провиант, жены. Бери что угодно, потому что я уважаю тебя, если ты уважаешь меня.
Младшая жена старейшины, круглолицая бойкая тетка, улыбнулась профессору и многозначительно поиграла бровями. Тот поспешно отвел глаза.
– Говорил же, нужно было нанимать рабочих еще в Хефате, – заметил Аджиб. – Но ты меня не послушал.
Я покаянно опустила голову. Потому что нанять рабочих в деревушке близ ущелья было моей идеей. Но ведь все путешественники так делают! Местные не прочь заработать и охотно соглашаются сопровождать экспедиции. Кто знал, что люди здесь такие суеверные и затыкают уши при звоне монет, если им предлагают отправиться в страшное ущелье Карадонг.
Иверс наверняка будет меня поедом есть за плохой совет.
Но профессор даже не посмотрел в мою сторону, а лишь коротко признал:
– Да, я просчитался. Что ж, придется брать тех, что дают.
– Давайте же подкрепимся, чем Мудрец послал, – обрадовался старейшина, и его жены подали на стол тарелки с дынями, сыры, лепешки и кислое молоко.
Только мы приступили к трапезе, как тонкие стены хижины сотряс истошный вопль:
– А-а-а! Помогите!
Старейшина подскочил на месте, выпучив глаза.
– Это кричит та, вторая госпожа, что пришла с тобой?
– Она самая, – Иверс поднялся и быстро вышел из хижины. Мы с Аджибом переглянулись и бросились его догонять.
– Вторая госпожа очень беспокойная, – сказал Аджиб, когда мы спешили в дом, где нам предоставили ночлег. – Почему она все время кричит или говорит? Она не знает, что красота женщины в молчании?
– У Эвиты что-то случилось, вот она и вопит, – осадила я проводника.
– У нее все время что-то случается. А если не случается, она постарается, чтобы случилось, – вполголоса, чтобы не услышал Иверс, добавил Аджиб.
Мы ворвались в темную комнату, где Эвита легла отдохнуть. Через минуту мне пришлось признать, что Аджиб оказался прав.
– Габриэль... здесь это! Какой кошмар! – всхлипнула Эвита. – Убей его!
Она сидела, подобрав ноги, на низкой походной койке и тыкала пальцем в стену. Где неторопливо полз паучок скромных размеров. Неприятная тварь, что и говорить, но такого визга он не заслуживал.
– Пауков в Афаре убивать нельзя, это плохая примета, – с трудом сдерживая раздражение сказал Иверс. Взял со стола бронзовую плошку, смахнул в нее паука и вынес бедолагу на улицу.
– А если он вернется? – капризно спросила Эвита.
– Тогда постарайся с ним подружиться. В походе нам еще придется встретить его собратьев.
– Разумеется, – выдохнула Эвита и покаянно улыбнулась. – Габриэль, прости меня! Я такая дурочка. Обещаю, я привыкну и больше не буду поднимать шум из-за пустяков. Ты со мной очень терпелив, я это ценю.
Иверс мигом смягчился.
– Ты просто устала, – он ласково похлопал ее по плечу, помог опуститься на подушку и укрыться лоскутным одеялом. – Никто тебя не винит. Отдохни хорошенько.
Я закатила глаза и заметила, что Аджиб повторил мою гримасу.
За последние двое суток Эвита уже не в первый раз выкидывала трюк с «попавшей в беду девой», если считала, что жених уделяет ей недостаточно внимания. И каждый раз Иверс попадался, как дурак. Влюбленный дурак.
С пауком она точно схитрила – только сегодня утром я видела, как Эвита преспокойно смахнула с юбки мохнатое членистогое размером вдвое больше.
Ох и хлебнем мы с этой дамочкой! Что будет, когда начнутся настоящие тяготы путешествия?
На улице Иверс все же дал волю раздражению.
– Где, черт побери, Озия? – сердито спросил он.
– Пошел прогуляться, – я старалась говорить ровно, потому что не стоило перечить Иверсу, когда он закипал. По крайней мере, не сейчас. Мы все устали и были на взводе.
– Опять?! – на лбу Иверса вздулись жилы. – Чего ему на месте не сидится? Не видит, что ночь скоро? Упадет в расселину, сломает ногу, и возись еще с ним...
Тут уж я не стерпела.
– Не надо за него волноваться. Озия лучше приспособлен к походной жизни, чем ваша невеста.
Усилием воли Иверс подавил гнев и замолчал.
– Аджиб, мы должны проверить все перед отправлением. Осмотреть лошадей, груз, поговорить с рабочими, черт бы их подрал... до чего ненадежные рожи у них, – Иверс еще раз выругался. – Дел много, и помощь Озии пригодилась бы.
– Я вам помогу, – нехотя предложила я.
– Нет. Идите в дом, Джемма. Не оставляйте Эвиту одну. Спите в ее комнате, помогите ей освоиться.
– Она ваша невеста, а не моя подопечная! – от возмущения я всплеснула руками. – Вот и спите с ней на здоровье.
Иверс побагровел, а я осознала, что сказала.
– Мы еще не женаты, – напомнил он шипящим голосом, – Что бы вы не думали, Грез, у меня есть кодекс чести, и я соблюдаю определенные правила приличия. Особенно в нецивилизованных местах, таких, как это, – он обвел рукой темнеющие в сумерках убогие домишки из песчаника, кособокие заборы и кучи мусора. – Иначе можно быстро оскотиниться. Я уважаю Эвиту и не стану ночевать с ней в одном доме или в палатке.
– Хорошо сказано, – серьезно кивнул Аджиб.
– Поэтому вы немедленно отправитесь к Эвите и будете за ней приглядывать. Понятно?
– Я не подписывалась на роль ее нянюшки.
– Это приказ, Джемма.
Увидев, как я поджала губы, Иверс чуть спокойнее сказал:
– Бог мой, Грез, вы же женщина! Неужели у вас нет ни капли сострадания к вашим сестрам?
– Только к тем, что попали в беду. А ваша невеста сама решила хлебнуть лиха, никто ее с нами не приглашал. Вам бы меня пожалеть, Иверс – мне вот ехать вовсе не хотелось.
– И это хорошо сказано, – молвил Аджиб.
– Сами виноваты, Грез, – припечатал профессор. – Если бы вы уступили мне карту в лавке Шульца, сидели бы теперь в доме Молинаро и попивали чай с плюшками. А мне не пришлось бы спорить с вами попусту. Так что будьте добры, идите и выполняйте, что велено.
Я лишилась дара речи. Поэтому только презрительно фыркнула, отвернулась и зашагала к гостевому дому.
За последние дни я немного смирилась с Иверсом, и даже порой испытывала к нему нечто вроде сдержанного дружелюбия – но теперь оно испарилось начисто.
Невыносимый мужчина! Будь я чуть менее цивилизованной, я бы выдрала ему бороду по волоску и выцарапала бы глаза.
– А когда явится Озия, пошлите его ко мне немедленно! – проорал Иверс, и его крику вторил заунывный вой шакала за околицей.
Ночи в Но-Амоне холодные, и когда мы на рассвете выползли из дома, мигом озябли. Солнце еще не согрело камни и улочки, Озия дрожал, и когда зевал, мелко клацал зубами.
К Озии подошла местная пастушка и, мило улыбаясь, подала пиалу с горячим чаем. Тот принял пиалу с благодарностью и легонько приобнял девицу. Та покраснела и прошептала ему что-то на ухо.
Сразу стало понятно, где аспирант пропадал прошлым вечером. На свидании, конечно! Афар менял парня на глазах. Но в деревушку ему лучше не возвращаться – если родители девицы узнают о ее ночных похождениях, Озии не поздоровится.
Сонная Эвита куксилась и хлюпала носом, меня же холодок приятно бодрил.
Несмотря на ранний час, проводить отчаянных путешественников собралась вся деревня. Староста выделил нам целый табун – «из глубокого уважения к почтенному профессору», как он непрерывно повторял. Уважение старосты обошлось Иверсу в круглую сумму. Зато каждому участнику экспедиции досталось по крепкой лошадке, да еще три вьючных нагрузили мешками с амуницией и припасами.
– Одумайтесь, вернитесь! – с надрывом вещал староста, свирепо вращая глазами. – Мне жаль вас, таких молодых, отважных, но глупых! В ущелье вас настигнет проклятие!
Его жены причитали, старики укоризненно качали головами, прочие жители деревни хранили похоронное молчание.
Я с облегчением вздохнула, когда мы оставили позади Кранипетрас, последний оплот цивилизации, и двинулись вдоль русла высохшей реки к ущелью.
Однако радости надолго не хватило. У меня не получалось расслабиться и наслаждаться диким пейзажем. А все потому, что всадницей я оказалась никудышной.
В детстве, во время каникул у бабушки, я несколько раз каталась на соседской дряхлой коняшке. Однажды она меня скинула, и после я не испытывала желания забраться на лошадиную спину.
Отец предпочитал отправляться в походы пешком, потому что лошади – лишние хлопоты. Нужно заботиться об их пропитании, отдыхе. От них труднее избавиться, если придется прятаться и удирать. Отец считал лошадей хитрыми и ненадежными тварями, и я невольно переняла его отношение.
Моя нынешняя лошадь по имени Рама, пузатое животное грязно-серой масти, только укрепила неприязнь.
Сидеть в седле я умела – теоретически. На практике через полчаса у меня заболела спина, а на ягодицах места живого не осталось.
Рама то тащилась, как на последнем издыхании, то пускалась рысцой. Беспрестанно дергала головой и делала вид, что хочет укусить меня за голень.
Самое обидное, что остальные чувствовали себя прекрасно. Аджиб, сын кочевого племени, казался одним целым со своим конем. Эвита небрежно потряхивала поводьями, красиво выпрямив спину. Она наверняка много практиковалась на частных уроках верховой езды. Даже Озия ловко устроился в седле и дремал на ходу.
Немного злорадного удовольствия мне доставил вид Иверса. Местные скакуны выносливые, но низкие, ростом чуть повыше осла. Долговязый профессор выглядел так, как будто оседлал карусельную лошадку. Колени и локти растопырены, вид донельзя самодовольный. Но было заметно, что в верховой езде Иверс мастак и никаких неудобств не испытывает. Конь слушался его как миленький.
Я ехала, тряслась и злилась. Чтобы никто не заметил моего состояния, изображала на лице счастливую улыбку, так что вдобавок к спине у меня скоро заболели и щеки.
Скорее бы закончилась эта пытка! Еще час, и мы остановимся на привал. А к вечеру доберемся до ущелья, там, скорее всего, надобность в лошадях отпадет.
В этот момент Раме вздумалось ускорить ход. Не слушая приказов, она вылетела вперед и догнала Эвиту. Эвита похлопала свою лошадь по холке, та резво поскакала, Рама не отставала, и все мои силы ушли на то, чтобы не сверзиться с седла.
Нас настиг Аджиб и с неодобрением молвил:
– Джемма, скажи второй госпоже, чтобы не гнала так быстро. Земля неровная, лошадь может подвернуть ногу и захромать.
Проводник до сих пор наотрез отказывался обращаться к Эвите напрямую, и нам всем приходилось выполнять роль посредника.
– Эвита, Аджиб говорит, что... – начала я на автомате.
– Передайте этому олуху: я прекрасно знаю, что делаю, и выбираю маршрут так, чтобы лошади было удобно идти, – с раздражением бросила Эвита. – Я не вчера в седло села. У меня, между прочим, есть свой конь. Я на нем каждый день выезжаю в столице.
– Аджиб, Эвита говорит, что осведомлена о проблеме и знает, как с ней справиться.
– Скажи второй госпоже, что камни Афара не такие ровные, как дорожки в парках ее родины, и если госпожа упадет, то больно ушибет ягодицы.
– Эвита, дайте уже вы ему разрешение обращаться к вам напрямую! – разозлилась я. – Сколько можно играть в глухой телефон?
– Еще чего! – Эвита задрала нос. – Я вообще не собираюсь с ним разговаривать. И что за идиотский обычай? Эти дикари считают женщин таким ничтожеством, что даже не желают с нами беседовать, как нормальные люди? Ах да, вы же сказали, что кочевники за людей нас не считают!
– И да, и нет, – я покачала головой. – Культура кочевников – дело тонкое. Они считают женщин существами гораздо выше людей. Как, например, кошек.
– Что?!
– Ну да. Древние афарцы боготворили кошек. Мы, современные люди, недалеко от них ушли. Восхищаемся кошками, балуем их. По сути, мы их рабы. Хотя считаемся их хозяевами и отвечаем за их благополучие. Соплеменники Аджиба точно так же относятся к женщинам.
– Как же им живется, бедняжкам, с такими хозяевами? – презрительно спросила Эвита. – Мы ведь все же не считаем кошек равными себе.
– Большинство из них довольны. Их мужчины сопровождают караваны в пустыне. Они добытчики, воины и охранники. Женщины во время путешествий следуют за мужьями, отцами и братьями в удобных фургонах. Им не нужно гнуть спину на огородах или на фабриках. Даже за детьми они сами не приглядывают – мужья нанимают нянек из других, более бедных племен. Хотя ограничения есть: женщины не имеют права жить сами по себе. Важные решения мужчины тоже принимают без их участия.
– Само собой, – язвительно отозвалась Эвита. – Кто же позволит кошкам давать советы хозяевам и распоряжаться деньгами.
– Ну да. – согласилась я. – Однако кочевники ни одну кошку... тьфу, то есть, женщину, не отдадут замуж без ее согласия.
– Ох, как мило! Они позволяют им самим выбирать себе хозяина.
– И если она пожелает сменить хозяина – то есть, мужа, ей не будут препятствовать. Некоторые даже имеют двух мужей. И уж не дай бог кочевнику поднять на жену руку – его будут строго судить.
– Вы пытаетесь убедить меня, что соплеменники Аджиба – не дикари? У вас не получилось. У них отсталые, идиотские законы.
– Просто хочу, чтобы вы поняли культурные различия. Аджиб не разговаривает с вами лишь потому, что вы ему не позволили. Он вас глубоко уважает.
– Как-то не похоже, – Эвита покосилась на невозмутимый профиль проводника. У Аджиба странно подергивались щеки. Можно подумать, его распирало от хохота. Эвита тоже это заметила.
– Передайте проводнику, Джемма, что я нахожу его невыносимым, – надменно заявила она. – И никогда не позволю ему разговаривать со мной. Потому что я не пустынная кошка, а цивилизованная континентальная женщина.
– Эвита считает, что ты пока недостоин ее расположения, – коротко сказала я Аджибу. Мне изрядно надоело ломать эту комедию.
– Скажи второй госпоже, что я огорчен, но не очень. А также сообщи ей, что если она будет так визжать, то напугает лошадь, и та понесет. Мне жалко бедное животное. Ему досталось слишком шумная хозяйка.
– Передай этому грязному дикарю... – захлебнулась возмущением Эвита, но тут Раме взбрело в голову притормозить, и мои спутники ускакали вперед. Раму заинтересовал куст метельника, она подбежала к нему и сунула морду в ветки.
– Трпу! Фу! Нельзя! – завопила я, зная, что растение ядовито. Хоть я и ненавидела свое средство передвижения, но зла ему не желала.
Рама презрительно покосилась и сделала вид, что хочет ухватить веточку зубами – специально, чтобы меня позлить.
Да она надо мной издевается!