Искательница бед и приключений

Глава 4 Дурные предзнаменования

Начало любого путешествия – знаменательный момент. Не зря с ним связана куча поверий.

Например: если в день отправления светит солнце, прохожие улыбаются, поезд не задерживается, а ты не спотыкаешься на пороге, то и путь тебя ждет удачный.

Нас же, судя по всему, ждали всевозможные несчастья, и лучше бы нам вообще не покидать дома.

Потому что, казалось, против нас ополчился весь мир. Словно все древние боги разом прокляли Иверса, когда он вздумал отправиться в экспедицию, чтобы разнюхать их секреты!

С утра зарядил проливной дождь. Но это еще полбеды. За завтраком выяснилось, что отправление парохода по какой-то причине перенесли на два часа раньше, а из агентства до нас не могли дозвониться, чтобы предупредить, – телефонная линия в доме Молинаро до сих пор работала с перебоями.

Когда мы узнали эту новость, началась суета. Благо, основной багаж отправили загодя, и мы ухитрились собраться без проволочек.

Но тут исчезли наши паспорта.

Иверс рвал и метал, рылся в сумках и осыпал меня упреками почем зря. Ну, положим, не зря, потому что именно я отвечала за документы. Однако точно помнила, что положила их в конверт, а конверт оставила на краю стола в кабинете и не могла взять в толк, куда он подевался!

Пока мы бегали по дому и рылись в стопках бумаг, – даже в саркофаг заглянули! – Ганимед насмешливо взирал на нас из-под стола, устроившись на полу в позе буханки.

Я чудом заметила край конверта, торчавший из-под мохнатого пуза. Ганимед обожал спать на бумагах, поэтому исхитрился смахнуть конверт на пол, чтобы устроить себе лежанку.

Думала, что Иверс отвесит Ганимеду пинка, но профессор осторожно взял кота на руки, пощекотал за ухом и ласково прорычал:

– Подлец хвостатый!

После чего аккуратно посадил кота на диван, а мне сухо бросил:

– Извините. Мне не стоило на вас набрасываться. Вашей вины не было. Но впредь будьте внимательнее.

На этом передряги не закончились. Когда мы выходили на улицу, чтобы поспешно сесть в таксомотор, Озия споткнулся о Ганимеда, упал и расквасил нос. Хуже приметы не придумаешь!

Иверс без лишних слов убрал кота с пути, сунул Озии платок и загнал в ожидающий автомобиль.

Который, едва отъехав от дома, умудрился пробить колесо.

В итоге до порта мы добрались за полчаса до отбытия, а я узнала от Иверса с дюжину новых затейливых ругательств.

Здесь нас ждал сюрприз. Иверс купил места на пароходе высшего класса. «Либерталия» напоминала огромный плавучий город и совсем не походила на ту ржавую калошу, что привезла меня в Сен-Лютерну восемь лет назад.

«Либерталия» стояла на рейде недалеко от устья, и при виде ее гигантских колес и труб перехватывало дыхание. Ну и громадина!

Кругом кипела портовая жизнь. Звенели цепи, тарахтели моторы лебедок, орали грузчики, смеялись пассажиры, волны бились о парапет. Пахло углем и бензином, духами и водорослями.

У меня закружилась голова, а сердце вдруг радостно трепыхнулось. Я расправила плечи и глотнула свежий ветер полной грудью.

– Хватит ворон ловить, Грез! – прервал мое оцепенение сердитый голос Иверса. – Нужно проверить, доставили ли багаж на борт в целости.

Пока я озиралась да соображала, он сам кинулся к портовому служащему и принялся его допрашивать. А потом и вовсе рванул к грузовому катеру, чтобы помочь рабочим перекинуть контейнеры с провиантом, оружием и инструментами.

Энергии Иверса хватило бы, чтобы и армию мертвецов на ноги поднять! Он успевал подбадривать грузчиков солеными словечками, распекать агентов и забрасывать на тележки тяжелые ящики.

Профессор скинул пиджак, закатал рукава рубашки и играючи поднимал волосатыми ручищами здоровенные тюки.

Я невольно засмотрелась на него. На его загорелых предплечьях и шее вздулись жилы, волосы и борода потемнели от пота, мокрая рубашка прилипла к спине, обрисовывая рельеф мышц.

От него буквально дым валил, даже мне стало жарко, а дыхание участилось, словно это я только что пробежала по трапу с ящиком на плечах.

Абеле Молинаро меланхолично стоял рядом, время от времени выкрикивая:

– Осторожно, Иверс! Канат! Не оступитесь!

Других провожающих не было. Из-за переноса рейса невеста Иверса не успела к отбытию, но профессор как будто этому не особо огорчился. А я уж и подавно не переживала: наблюдать их прощальные объятия и поцелуи настроения не было.

Ночь накануне я провела бессонную, гадая, что принесет мне возвращение на родину. Родителей о приезде я не предупредила.

Письмами мы обменивались нечасто. Тон родительских посланий был ласков, но чувствовалась в нем обида. Когда мы виделись в последний раз два года назад – родители ненадолго приехали в Сен-Лютерну – встреча вышла несуразной. Мать рассказывала новости, расспрашивала, как живу, а отец все больше отмалчивался и отводил глаза.

А я стеснялась родителей. Стыдилась яркий афарских нарядов матери, ее акцента, развязных манер отца. Я не знала, о чем с ними говорить, и вздохнула с облегчением, когда они уехали.

Не забывала я и о врагах, что остались в Хефате. Однажды, когда я писала матери, осторожно расспросила ее о Муллиме. И узнала, что Муллима давно не видели; возможно, он завербовался наемником или сидит в тюрьме.

Надеюсь, его еще не выпустили.

– Отправляемся! – проорал Иверс и махнул рукой, показывая на катер-челнок, который должен был доставить нас на борт.

– Удачи, Джемма, – Абеле крепко сжал мою руку и потряс. – Не держи зла. Ты еще будешь благодарить меня за то, что я отправил тебя в эту поездку, – он лукаво улыбнулся.

– Если я из нее вернусь, – сухо ответила я, потому что все еще сердилась на своего патрона.

– Считай это отпуском, – он подмигнул. – Но бдительности не теряй. Впрочем, я в тебя верю, и в Габриэля тоже.

Разговор продолжить не получилось, потому что Иверс без церемоний схватил меня за руку и потащил по сходням.

– Почему все женщины такие нерасторопные и тянут до последней минуты! – бушевал он.

– Почему мужчины повсюду находят грязь? – парировала я. – С чего вам вздумалось таскать мешки? Посмотрите, в кого вы превратились!

Иверс потерял свой лоск, его рубашка стала черной от пыли, а на руке краснела свежая ссадина.

Он лишь фыркнул и отвернулся, а я вдруг поняла причину его бурной деятельности – профессор тоже был возбужден, и, пожалуй, нервничал не меньше моего.

На палубе кипело столпотворение. Часть пассажиров, не желая пропустить момент отплытия, устремилась к бортам. Другая часть направилась в каюты или бары, чтобы отпраздновать начало путешествия. Поэтому потоки людей сталкивались, закручивались в водовороты, кое-где даже вспыхнули перебранки.

Иверс бесцеремонно перехватил за шиворот замотанного стюарда и потребовал проводить нас в каюты.

Стюард вспыхнул от негодования подобным обращением, но, оценив габариты и решительный настрой Иверса, смирился.

Мы поспешили за ним вниз по трапу, и дальше – по тускло освещенному коридору, обитому зеленым бархатом.

Пол приятно пружинил под ногами, а я прислушивалась к своему организму, ожидая первых признаков морской болезни.

Ненавижу это состояние! Чувствуешь себя заплесневелой тряпкой, которую выворачивает и сжимает чья-то безжалостная рука.

Стюард галантно отобрал у меня саквояж, в который я упаковала все необходимое на два дня.

Озия сам тащил свой тяжелый чемодан, а также бережно прижимал к груди несессер-аптечку. Несчастный аспирант страдал десятком аллергий на самые неожиданные вещи, и поэтому не расставался с медикаментами. Я глянула на Озию с сочувствием, впервые ощущая с ним некую общность, хотя здоровье у меня в целом отменное.

Иверс и вовсе обошелся потрепанным походным мешком. Элегантный стюард поглядывал на эту жалкую вещь с презрением.

– Ваши каюты. Если что-то понадобится – позвоните горничной, – сообщил стюард и, получив свободу и купюру за услуги, унесся прочь со всех ног.

Каюта Иверса располагалась слева от моей, каюта Озии – напротив.

– Надеюсь, здесь толстые стены и ваш храп не будет мешать, – не удержалась я от ехидного замечания. Я настолько привыкла пикироваться с Иверсом, что просто не могла начать разговор иным образом.

– Еще посмотрим, кто громче храпит, – не остался в долгу Иверс. – Хотите посоревноваться? Победитель получит прищепку на нос, а проигравший – беруши.

– Заранее уступаю победу вам! – я поскорей скрылась в каюте – впрочем, несколько взбодренная небольшой перепалкой.

Оказавшись внутри, оживилась еще больше.

Надо отдать Иверсу должное – устроил он нас роскошно. Каюта была тесной, но уютной, с настоящим круглым иллюминатором, желтыми занавесками и голубым ковром на полу.

Из такой комнаты и выходить не хочется. Когда пароход дал длинный гудок, застучал мотор, а пол слегка колыхнулся, я легла на кровать, готовясь встретить приступ тошноты.

Минуты текли, качка все не начиналась, по потолку прыгали зеленоватые блики, я чувствовала себя отлично, но скоро заскучала.

А тут и в дверь забарабанили:

– Грез! Выходите! Отметим начало экспедиции на палубе!

– Не хочу! – отозвалась я.

– Вашего желания никто и не спрашивает. Вы на работе. Сейчас я ваш начальник, и нам нужно обсудить планы.

– Чтоб вам на месте провалиться! – ругнулась я тихо, но при желании человек за дверью мог услышать.

– Я сказал – бегом наверх! – сердито проорали снаружи.

Пришлось подчиниться. Я накинула жакет и подхватила сумочку, где держала дамские мелочи – зеркальце, помаду и пудру. Раз уж поднимаюсь на палубу к пассажирам, нужно прихорошиться.

Пока шла за Иверсом по коридору, сверлила сердитым взглядом его спину.

Когда это он назначил себя начальником? При распределении ролей в экспедиции подобное не оговаривалось. Иверс – главное заинтересованное лицо. Я и Озия – наблюдатели. Рутинные обязанности – художника, картографа, повара – мы поделили поровну. Но Иверсу же нужно командовать, он без этого не может! Сколько экспедиций за его плечами? Десяток? У меня под сотню, и опыта достаточно, а то и больше, особенно в диких, необжитых местах.

И кроме того, Абеле доверил хранить карту Лилля мне, а не Иверсу, и не разрешил ему снять копию. Я не расставалась с картой ни на минуту, надежно спрятав в укромное место. У кого карта – тот и главный, вот!

На палубе нас встретил радостный Озия.

– Нашел отличный столик, – он махнул рукой по направлению к корме. – Там нам никто не помешает.

И правда – уголок он отыскал уютный, без пассажиров. Их отпугивал грохот и вибрация моторов – здесь они ощущались сильнее, – а также толстые бухты канатов, через которые приходилось пробираться, чтобы устроиться на диванчиках за переборкой служебного помещения.

Зато вид отсюда открывался потрясающий.

«Либерталия» двигалась к югу по проливу параллельно берегу. На расстоянии полулиги, за изумрудным полотном воды, проплывали рыбачьи деревушки, летние резиденции богачей, холмы и зеленые рощи, уже тронутые осенним золотом.

Небо расчистилось, оранжевое солнце опускалось к горизонту, негромко играл патефон в палубном баре.

Иверс заметил, как я опасливо слежу за бегом белых барашков на волнах – поднимался ветер.

– Не переживайте, Грез, качки не будет, – буркнул он, доставая карты и бумаги. – «Либерталия» оснащена стабилизаторами. Но если страдаете от морской болезни, – вот, возьмите.

И он положил на стол бумажный пакетик, в котором обнаружилось нечто коричневое и сморщенное.

– Корень имбиря, – пояснил он. – Первое средство при укачивании. Захватил на всякий случай, вдруг вам понадобится.

– Спасибо, мне ни к чему, – ошеломленно ответила я. Вот так предусмотрительность! – Озия, тебе не нужно?

Аспирант выглядел бледновато.

– Этой напасти я не подвержен, – он помотал головой. – А для других у меня с собой аптечка. Вот, не угодно ли патентованных пилюль от аллергии?

Иверс помотал головой, забрал пакет с имбирем и сунул себе в карман. Ему-то это средство точно не понадобится – было сразу понятно, что в море он чувствует себя как дома. Не представляю, что может свалить с ног профессора Иверса. Тело, наделенные столь буйным нравом, наверняка обладает бычьим здоровьем, иначе оно бы долго не протянуло.

– Приветственный напиток от пароходной компании, – скороговоркой пробормотал за плечом мужской голос, и рука в белой перчатке выставила на стол бутылку вина и три бокала.

После чего стюард поспешно ушел, а я с подозрением глянула ему вслед. Что-то в его манерах меня кольнуло... но что именно не понять. Его лица я не рассмотрела, успела лишь увидеть, что стюард был чисто выбрит, волосы черные, ежиком.

– Ого! – обрадовался Иверс. – Не знал, что вино входит в стоимость билета.

– Вы еще и алкоголик? – спросила я с подозрением.

– Нет. Не надейтесь, что я стану вашим собутыльником. В экспедиции у нас будет сухой закон. Но отпраздновать начало дозволяется.

Озия обрадовался подарку не меньше профессора и услужливо разлил вино по бокалам.

– За удачу! – провозгласил Иверс, но тут же отставил бокал и взял в руки блокнот.

Я последовала его примеру; хотелось сохранить голову ясной. Озия же наслаждался вином вовсю. Не часто бедному аспиранту доводилось угощаться изысканными напитками. О высоком статусе вина говорила черная этикетка с солидной золотой надписью.

И верно, хорошая пароходная компания, раз балует пассажиров подобными подарками. Надо будет и впредь пользоваться ее услугами – как только они станут мне по карману.

– Наши планы изменились, – заявил Иверс, перелистывая блокнот. – В Хефате мы задержимся не на день, а на три. Нужно подождать, когда к нам присоединится наш проводник, Аджиб. Кроме того, мы наймем в Хефате рабочих.

– Кто такой этот Аджиб? Почему я о нем впервые слышу? – возмутилась я. – А рабочих лучше нанимать не в Хефате, а в деревушке возле ущелья. Запросят они меньше, и их не нужно доставлять до места.

Новость о задержке в Хефате меня расстроила. Чем дольше я пробуду в городе моего детства, тем выше шанс натолкнуться на старого врага. Да и не хотелось тревожить воспоминания – как дурные, так и хорошие.

– Аджиб – надежный молодой человек, он из кочевников, знает места вблизи ущелья. Без его помощи нам не обойтись. Его отец мне должен – когда-то я спас его жизнь. Поэтому я рассчитываю на его преданность и умение держать язык за зубами. Аджиб пойдет с нами до конца. Все уже решено, Грез, не сотрясайте воздух попусту.

– Вам следовало посоветоваться со мной, Иверс!

– С какой стати?

– С такой, что я ваш партнер в этом мероприятии.

– Не обольщайтесь, Грез. Ну и самомнение у вас! Я приказываю, вы исполняете. Вот так будут обстоять дела, и никак иначе.

С этими словами Иверс внушительно грохнул кулаком по столу.

Ну, стучать кулаками я тоже умею!

– Черта с два! – я с размаху шлепнула ладонью по столешнице, так, что удар отозвался болью в предплечье.

Бутылка и бокалы подпрыгнули и чуть не опрокинулись, Озия торопливо подхватил их.

Парень сжался и смотрел на нас испуганными глазами, как ребенок, который вынужден присутствовать при перебранке родителей.

Но не Озия занимал меня в тот момент.

– У меня не меньше опыта, чем у вас, Иверс, – заявила я твердо. – Мой работодатель оказал вам услугу, позволив воспользоваться картой. Я имею право оспаривать ваши решения и предлагать свои.

– Вас мне навязали, Грез, и пока я не слышал от вас ни одного разумного решения. Поэтому ваше дело – слушаться и исполнять, – лениво протянул Иверс, но его глаза сверкнули так опасно, что меня невольно пробрал трепет.

Иверс из тех мужчин, кого гнев красит. Когда он погружался в свою стихию – то есть, бранился, неиствовал, скрипел зубами и бросался в драку – он казался мне похожим на Гильмелькара, древнего царя-дикаря,который голыми руками мог завалить быка и разорвать пасть льву. Так же воинственно торчала его острая борода, так же обнажались крупные белые зубы, а тело подавалось вперед с первобытной хищной силой.

В такие моменты я невольно любовалась Иверсом – и в то же время мечтала пинком повергнуть его в грязь. Он с пренебрежением отмахивался от меня, усомнился в моем опыте, и я с наслаждением предвкушала, как поставлю его на место. Победить сильного врага всегда приятнее, чем слабого.

Однако слишком уж я увлеклась. Не стоит Иверс того. Я глубоко вздохнула и приказала себе остыть.

– Вам стоит слушать внимательнее, и не только себя, но и других. Я не меньше вашего хочу, чтобы наша экспедиция закончилась благополучно и как можно скорее. Жду не дождусь, когда мы вернемся домой!

Иверс вдруг успокоился, откинулся на спинку и сложил руки на груди.

– Почему, Джемма? – спросил он с любопытством. – Почему вы так настроены? Давайте, вываливайте: что вам не по нутру?

– Я пожалуй, пойду, – проблеял Озия, страдая от бури наших эмоций, которые так и кипели. – Кажется, мне нужно отдохнуть.

Он поднялся, так и не выпустив бутылку, и побрел прочь, сильно пошатываясь.

– По-моему, парень захмелел, – с сочувствием сказал Иверс.

– Надо его проводить, – я вскочила, чтобы больше ни минуты не оставаться рядом с профессором, но тот схватил меня за запястье и удержал.

– Озия сам дойдет. Ничего с ним не сделается. Джемма, постойте. Я жду объяснений. Что вам не нравится?

– Все! – с чувством выпалила я прямо Иверсу в лицо, поскольку он тоже поднялся.

– А конкретнее?

– Мне не нравится эта затея в целом, – отчеканила я. – Я считаю ее глупой и опасной. По вашей милости я вынуждена терять два месяца впустую и делать то, что не хочется.

– Продолжайте, – кивнул Иверс.

– И мне не нравитесь вы, доктор Иверс. Уверена, для вас это не новость.

– Вы настолько злопамятная? – допытывался Иверс. – Не можете простить мне то, что три года назад я дал вашей бездарной работе низкую оценку? Сами-то вы к критике умеете прислушиваться?

– Дело не в критике, а в отношении, Иверс! И ваша так называемая критика чуть не поломала мне жизнь.

– Ну, в конце концов вы недурно устроились, Грез. Вы меня еще благодарить должны. Но для начала неплохо бы вам извиниться за оскорбления, которыми вы меня тогда осыпали.

– Скорее солнце и луна поцелуются в небе, доктор Иверс.

Я вырвала руку и отступила на шаг, осознав, что все это время мы стояли очень близко – чуть носами не соприкасались.

– Вы не думаете о чувствах других людей, а себя считаете себя умнее всех.

– Но это признанный факт. Я умнее многих, Грез. И я не трачу время на дураков и негодяев. Они мешают, поэтому я избавляюсь от них без жалости. Сбрасываю, как балласт.

– Как когда-то избавились от меня?

Иверс прищурился.

– Тогда вы не сделали ничего, чтобы заслужить мое уважение, Грез.

Меня сильно задели эти слова. Вот так Иверс прямо дал понять, что я для него -пустое место.

– Что ж, профессор, взаимно. Мне нет дела до ваших регалий и славы. Я вижу лишь неприятного мне человека, чью компанию я вынуждена терпеть. Воспитание велит мне сохранять дружелюбие эти два месяца. Но я не обязана делать это прямо сейчас.

Решив, что это хорошая финальная реплика, я взяла сумочку со стола, отвернулась и пошла прочь.

– Стойте! Мы еще не закончили! – проорал Иверс. – Лучше бы нам высказаться раз и навсегда!

Я не остановилась, но шаг не ускорила. Втайне надеялась, что Иверс бросится меня догонять. Ведь если он побежит за мной и продолжил спорить, это значит, что Иверсу все-таки небезразличны мое мнение и чувства.

Но, увы, он и не подумал меня остановить.

– Ну и черт с вами! – донеслось до меня сердитое.