Искательница бед и приключений

Глава 6 Встреча с прошлым

В порт мы сошли последними, когда прочие пассажиры уже покинули «Либерталию», а матросы орудовали швабрами на палубе.

К трапу нас проводил сам капитан. Не скрывая облегчения, напоследок вручил купон от пароходной компании в качестве извинения за, как он деликатно выразился, «причиненные неудобства».

К его пожеланиям всяческих благ я не прислушивалась, потому что впала в оцепенение. И оставалась в нем все время, как мы спускались по трапу, получали багаж и проходили досмотр.

Легкие судорожно сжимались и разжимались, глотая горячий воздух, напитанный ароматами моря и раскаленного камня. Глазам стало больно от синевы неба и блеска солнца.

Но я жадно всматривалась в знакомые очертания портовых зданий, шпилей храмов, колон и белоснежных крыш. Словно очнулась ото сна, узнавая забытые детали, запахи и звуки.

Вопли проводников, ругань носильщиков, причитания бродяг! Тот седобородый попрошайка – уж не Цохар ли, знаменитый профессиональный нищий? По будням он обычно напяливал лохмотья и побирался в порту, а по выходным сидел в уличной кофейне, элегантно одетый, почитывая биржевые сводки. Цохар умело вкладывал щедрые подаяния.

А кто сидит за рулем разбитой велоповозки? Похож на Узала, моего одноклассника. Та же копна кудрявых волос и прореха между зубами.

Но куда делся киоск с сувенирами на той стороне дороги? Где я покупала лимонные леденцы и открытки? Теперь вместо него справочное бюро!

Сердце билось часто, в горле застрял комок, и неизвестно почему я пару раз хлюпнула носом.

– Эй, Грез! Что с вами? – профессор Иверс похлопал меня по спине. – Вам голову напекло? Купить вам панаму?

– У меня есть.

Я надела шляпу и пониже ее нахлобучила.

Иверс подцепил поля пальцем, бесцеремонно приподнял и пытливо заглянул мне в лицо.

– Давно последний раз были на родине? – спросил он негромко.

– Восемь лет назад.

– Рады возвращению?

– Не особо.

Я сглотнула, испытав укол стыда, как после нечаянной лжи.

– Едемте в гостиницу, Джемма. У вас еще будет время предаться ностальгии.

Он расправил плечи, подставил лицо солнцу и улыбнулся.

– Люблю Афар, – сказал он с поразившим меня сильным чувством. – Я здесь уже в пятый раз, а в общей сложности я провел в Афаре три года.

– Немалый срок, – неловко откликнулась я.

– Да, пожалуй. Но до сих пор не знаю всех его тайн.

– Их никто не знает.

– Ну, если Гумари, ваш древний бог искателей и путешественников, будет к нам милостив, мы узнаем больше. Сюда! Вон таксомотор.

Когда мы ехали по улицам, Озия выглядел таким же оглушенным, как и я. Он изумленно проводил взглядом новенький трамвай – с пневматическими дверями, блестящими стеклами и бронзовыми декоративными накладками в виде цветочного орнамента.

Вот только тянуло этот показатель прогресса не электричество. В самодельной упряжи топала пара заморенных осликов, и поэтому трамвай еле-еле тащился по рельсам под гортанные окрики водителя.

Я невольно улыбнулась. В Хефате ничего не меняется: электростанция работает через пень-колоду, а местные не упустят возможности украдкой свинтить двигатель или срезать провода и продать их перекупщику.

– Здесь очень... необычно, – заметил Озия. – Не думал, что Хефат такой...

– Невероятно древний, и все же современный, – закончил за него Иверс.

Таксомотор остановился у белоснежного пятиэтажного здания, выстроенного в форме усеченной пирамиды.

– Это же «Жемчужина Фиары», самый дорогой отель в городе! – удивилась я.

– Ага, – беспечно бросил Иверс, рассчитываясь с водителем. – Забронировал здесь номера. Дай, думаю, побалую вас напоследок.

Наши номера оказались на третьем этаже и выходили на главную улицу Хефата, где располагались посольства, конторы, магазины для туристов и дорогие рестораны.

Я вышла на общий балкон. Смотрела, дышала, слушала… и все больше возвращалась в прошлое. И даже как будто становилась другой. Кем я была восемь лет назад. Я скучала по той Джемме.

На балкон вышли Иверс и Озия.

– Иду в мэрию получить последние документы, потом на почту, – объявил профессор. – А вы пока пообедайте и отдыхайте. Потому что скоро вам будет не до отдыха.

Мы с Озией остались вдвоем.

– Джемма, я заметил по пути магазин, торгующий древними рисунками и манускриптами. Давай сходим? – робко предложил аспирант. – Тут недалеко, да и осмотреться хочется. А потом пообедаем.

После минутного колебания я согласилась, но перед прогулкой решила переодеться.

Из Сен-Лютерны я привезла простой рабочий гардероб, но захватила и наряд для особых случаев. Для такого, как этот, – выход в город моего детства, где я могу встретить знакомых.

Я облачилась в костюм из тонкого голубого льна, сшитый по последней столичной моде, с летящей юбкой до середины икр и просторным жакетом. Но под жакет надела блузку с глубоким вырезом и вышивкой, какие носят богатые жительницы Хефата, и дополнила наряд ярким шарфом, который можно при необходимости накинуть на голову.

Ведь когда мы встречаем людей из прошлого, так и тянет пустить им пыль в глаза – показать, как удачно у нас все сложилось в жизни.

Мы провели в магазине около получаса. Озия переходил от шкафа к шкафу и извел продавца вопросами, хотя так ничего и не купил. Продавец уже начал посматривать на парня с ненавистью.

Скоро у меня лопнуло терпение.

– Слушай, Озия, я немного прогуляюсь, – сказала я ему. – Встретимся через час в отеле.

Не знаю, услышал ли он меня, но кивнул. В этот миг Озия с трепетом листал толстую пыльную книгу.

Я без зазрения совести бросила Озию одного и вышла из магазина. Мне стало душно в темном помещении, а ноги неумолимо несли в квартал, где я когда-то жила.

Гляну одним глазком на мой старый двор и вернусь, решила я. Тут недалеко – всего-то пройти базарчик да свернуть с главной улицы, и вот они, родные трущобы, известные как «Мышиное гнездо». Хефат устроен так: богатство и нищета уживаются на расстоянии протянутой руки попрошайки.

Как только ступила на тесную улочку, словно ожила. Меня одолевала буря противоречивых чувств: раздражение и умиротворение, тихая печаль и радость.

Здесь было сумрачно, потому что дома из глиняного кирпича стояли вплотную, а небо крест-накрест перечерчивали натянутые веревки с сохнувшим бельем и коврами.

Под ногами путались собаки и дети, зазывалы хватали меня за руки и с улыбками отступали, когда я отвечала по-афарски.

Я то и дело задерживалась у окон кофеен и магазинчиков, высматривала знакомые лица, но пока не увидела ни одного. Но они были где-то здесь, потому что в Мышином гнезде время течет медленно, а люди не любят покидать насиженные места.

И вот показался двухэтажный дом, где я жила до восемнадцати лет. Села на скамейку у глиняного забора и провела пальцами по вырезанным на досках инициалам «Д.Г.». Мне тогда здорово попало за художество от соседки Имхары.

Долго смотрела на окна нашей квартиры. Теперь в ней жили чужие люди – несколько лет назад родители переехали к бабушке, в деревушку в предгорье. В той деревушке я провела немало счастливых дней...

И тут мне невыносимо, до боли захотелось туда вернуться. Выпить кружку козьего молока, зайти по щиколотку в ледяную воду протоки, просто посидеть на лавке перед домом.

Все-таки я ужасно сентиментальна.

Сегодня напишу родителям и пообещаю навестить, когда экспедиция закончится...

Я вздохнула и поднялась. Погрузилась в прошлое на полчаса – и хватит. Пора выныривать, пока оно не затянуло меня в свои пучины. Ведь я прекрасно помнила, почему решила уехать из Афара, и воспоминания эти становились все ярче – с каждой выбоиной в дороге, с каждой кучей мусора, с каждым дуновением ветра с помойки и отголоском злой ругани за углом.

Однако прошлое решило хорошенько напомнить о себе напоследок. Завернув за угол, я столкнулась с полным черноволосым типом в дорогом, но потрепанном костюме. От мужчины несло ячменным пивом и помадой для волос.

– Джемма? Лопни мои глаза, Джемма! – гаркнул он.

Я подняла глаза и обомлела.

Муллим! Это Муллим собственной персоной! Контрабандист раздался вширь, обзавелся окладистой бородой, золотыми кольцами в ушах и тюремной татуировкой на шее.

– Знал, что Гумари рано или поздно приведет тебя ко мне! – зловеще сказал он, потирая руки. – И как вовремя! Ну, иди сюда, дорогая, потолкуем. Вспомним старое!

Муллим потянулся к карману, где, если привычка ему не изменила, он обычно держал раскладной нож.

В ответ на любезное приглашение я повернулась на каблуках и дала стрекача, проклиная себя на все лады.

Идиотка! Ну вот зачем меня понесло в Мышиное гнездо?! Будто не знала, что добром это не кончится!

Ходу, Джемма, ходу!

Удирать от недруга в лабиринтах улочек Хефата – одно удовольствие. Конечно, если ты этот лабиринт знаешь, как свои пять пальцев. А уж я-то излазила его вдоль и поперек.

Кроме того, я рассчитывала, что из-за лишнего веса и дурных пристрастий Муллим подрастерял былую прыткость.

И ошиблась во всех расчетах.

Потому что за восемь лет перемены все же коснулись Мышиного гнезда. Мою любимую дыру в заборе заделали, в проулке возле лавки специй появилась стена, а Муллим оказался упорен. Его пыхтение и вопли неслись вслед и не затихали.

Я стремглав промчалась по Беззубой улочке, свернула в подворотню и выскочила у Ослиного фонтана. Тут врезалась в тележку с апельсинами, которую катила замотанная в шаль старушенция.

– Простите, почтенная! – крикнула я, не оборачиваясь.

В ответ мне донеслось:

– Уж взрослая стала, а нормально ходить так и научилась, Джа-Му! Позор на твою глупую голову! Налево сверни, там ворота открыты!

– Уйди с дороги, карга! – прорычал Муллим.

– Муллимка, негодяй паршивый! Вот я пожалуюсь твоей бедной матери!

Смачно чавкнул гнилой апельсин, который старушенция метнула в спину Муллима.

Имхара, ну конечно, это была Имхара! И как я ее не узнала!

– Счастливого возвращения, Джа-Му, радость глаз моих! – воскликнул Ганур, заклинатель мангустов, который прикидывался безногим. Наверное, он так и просидел все восемь лет у стены чайной. Ганур вскинул флейту и проиграл веселую мелодию, а его мангусты хором заверещали.

Я помахала рукой Гануру, юркнула в открытые ворота и попала на задний двор ковровой мастерской. Здесь на ходу поздоровалась с Ханханом, хозяином, и он даже успел предложить мне шерстяной половик со скидкой.

После чего выскочила в Гнилой переулок – а там уже и до главной улицы рукой подать, там Муллим поостережется ко мне лезть!

Рано обрадовалась – рука Муллима цепко схватила меня за локоть и дернула. Контрабандист раскраснелся, тяжело дышал, а с его напомаженных волос стекали ошметки гнилого апельсина.

– Полиция! – заорал он. – Держи вора! То есть, вориху! Воришку!

– Отпусти! Я ничего у тебя не крала, а забрала свое! И когда это было!

– У предательства нет срока годности, несчастная! – с надрывом выпалил Муллим.

– Что происходит? – к нам подошел сердитый усатый полицейский.

– Любезный, это моя младшая жена, – засюсюкал Муллим. – Она сбежала от меня и украла... все сбережения! И мое сердце! Я должен вернуть ее домой. Дети рыдают, мамочку зовут!

Муллим прижал меня к груди, да так, чтобы я уткнулась лицом в его пиджак и не могла ни слова сказать в свою защиту.

Его пропахшая розовым маслом и табаком борода лезла мне в глаза и рот, я плевалась, крутилась и пиналась, пока Муллим торопливо объяснялся с полицейским. Чего только он ему не наплел!

– Пойдем, дорогая, поговорим дома, – ласково пожурил он меня и даже не охнул, получив кулаком в живот. – Видите ли, любезный, у моей женушки бурный темперамент! Но я все равно ее нежно люблю и готов простить ей все.

И Муллим смачно чмокнул меня в макушку. Однако при этом больно ущипнул за бок.

– Уведи ее! Решайте семейные дела дома, тут у нас приличные господа ходят, – сурово выговорил полицейский.

– Слушаю и повинуюсь! – радостно воскликнул Муллим и потащил меня обратно в Гнилой переулок.

Я изо всех сил упиралась и отбивалась, но он успел завести меня далеко. Как вдруг контрабандист пискнул, разжал руки, сделал пару шагов, уткнулся лбом в стену, да так и замер.

– Уже успели найти приключения? – спросил доктор Иверс, потирая кулак. – Кто это бородатый боров? Ваш давний поклонник? Друг детства?

– Угадали, – несмотря ни на что, я чуть не рассмеялась от облегчения. Да я была готова расцеловать Иверса, пусть потом об этом и пожалею!

– Понятно... – Иверс сделал шаг к Муллиму – явно не затем, чтобы пожать ему руку и представиться по всем правилам.

Негодяй вовремя очнулся и дал стрекача. Бежал на удивление шустро, прижав локти к жирным бокам и мелко перебирая ногами. Иверс не стал его преследовать.

Профессор стоял, заложив руки в карманы, и смотрел на меня недобро.

– Что вас занесло в этот квартал – на мою удачу? – я рискнула улыбнуться Иверсу.

– Меня перехватил у отеля какой-то оборванец с дудкой и мешком полосатых крыс. Сказал, что вам не помешает помощь.

– И она не помешала, – вздохнула я. – Кстати, у Ганура в мешке не крысы, а мангусты.

– Давайте выпьем чаю, и вы мне все расскажете, – Иверс направился к чайной «Пещера Миндаля» – той, где хозяином одноглазый Сераф.

Сераф оказался на месте и даже не поседел за года, только повязку на глазу сменил на бархатную, с золотой вышивкой – видать, дела у него шли неплохо.

Он сразу узнал меня, рассыпался в цветистых приветствиях, просил передать свое почтение родителям. После провел нас в укромный закуток, где скамейки устилали пышные ковры, и принес пиалы и чайник с мятным чаем. Да еще выставил тарелку с финиковым печеньем – бесплатно.

Иверс шумно отхлебнул из пиалы, отфыркался, и сурово велел:

– Рассказывайте.

Я пожала плечами.

– Муллим – мелкий контрабандист и. искатель древностей без лицензии.

– То есть, грабитель захоронений, как ваш отец? – без обиняков уточнил Иверс.

Я поежилась и кивнула. Многое же профессор, оказывается, обо мне знает.

– Ну да. Муллим за мной ухаживал одно время. Мне тогда семнадцать было, ему... лет двадцать, наверное.

– И вы его поощряли?

– Ни в коем случае! Терпеть его не могла. Думаю, ему не столько нужна была я, сколько мой дар искателя.

– Ну, думаю, вы его тоже привлекали, – оценивающий взгляд Иверс пробежался по моему лицу, спустился ниже и остановился на вырезе блузы. Потом он опомнился и отвел глаза. – Вы девушка яркая и с острым языком, – сказал он оправдывающимся тоном. – У таких обычно много поклонников.

Я сердито отмахнулась.

– Однажды Муллим подкараулил меня и потребовал, чтобы я помогала ему искать древние могилы. Пригрозил, что иначе моему отцу не поздоровится. И я испугалась, потому что Муллим водил компанию со всяким отребьем и не расставался с ножом.

– А что сказал ваш отец?

– Ничего... Муллим велел молчать.

– Он вас запугал? – искренне удивился Иверс. – Не думал, что кто-то на это способен.

– Мне тогда было лишь семнадцать! – возмутилась я. – Вы не жили в трущобах Хефата и не знаете, что это такое – ходить да оглядываться. Я стала помогать Муллиму. Во время наших с отцом походов примечала места захоронений, но отцу о них не сообщала, а отмечала на карте и передавала Муллиму. Но он становился все настойчивее. Потребовал, чтобы я вышла за него замуж и всюду его сопровождала в вылазках. А потом я уехала в Сен-Лютерну. Передала Муллиму последнюю карту с отметками могил, да только накануне сама к ним наведалась и забрала оттуда кое-что... серебряные бусины, серьги, подвески, поющие чаши. Продала их перекупщику и на эти деньги жила в Сен-Лютерне почти год.

– И как вы на это решились, думая, что вашему отцу грозит опасность?

– В том-то и суть, что опасность ему не грозила! Я в его дела не вникала, и слишком поздно узнала, что отец, оказывается, водил дружбу с полицейским комиссаром и находился под его защитой. Муллим не посмел бы ничего сделать отцу. Он меня провел.

– Водил дружбу – то есть, делился с комиссаром награбленным? – нахмурился Иверс. – А тот закрывал глаза на его незаконую деятельность?

Я промолчала, сделав вид, что ужасно заинтересовалась чаинками на дне пиалы.

– Бурная же у вас была юность, Джемма.

– Не всем повезло родится в богатой образованной семье, как вам.

Иверс покачал головой и вздохнул.

– Вот, значит, почему вы не хотели возвращаться в Афар. А я-то подумал, что вас удерживают какие-то глупости, вроде разбитого сердца. Что у вас тут остался неверный возлюбленный, или еще какой идиот, готовый и дальше портить вам жизнь.

– У меня тут остались только неприятные воспоминания, и никаких возлюбленных, – отчеканила я.

– Не может быть, – не поверил Иверс. – Прямо-таки ни одного?

– Ни одного. Да и какое вам дело?

Взгляд профессора вдруг смягчился.

– И верно – никакого. Но мне будет спокойнее, если я буду знать, что вас не ждут в Афаре другие сюрпризы вроде Муллима.

– Муллим трус, мелкая сошка. Скоро мы уедем из Хефата, и он меня забудет.

Иверс задумался. Опустил глаза, побарабанил пальцами по столу. Цокнул языком.

– Джемма, касательно вашего прошлого... Теперь мне многое стало понятно... – начал он, но вдруг передумал продолжать, стиснул губы и покачал головой. Вздохнул, потер затылок и неожиданно сменил тему:

– Кстати, Джемма, посмотрите обновленный список: все ли у нас есть для отправления? Мы проверяли перед отъездом, но вдруг нужно что приобрести?

Иверс придвинул мне блокнот. Я сделала вид, что изучаю записи, хотя глаза впустую бегали по строкам.

После стычки с Муллимом я разволновалась, начала болтать, но возбуждение прошло, и меня сковало от неловкости. Я сердилась на себя.

Ну вот зачем поделилась с Иверсом своей историей?

В Афаре грабить захоронения не считалось чем-то зазорным – промысел как промысел, не хуже других. Власти, разумеется, смотрели на это иначе. Но я была лишь девчонкой, которая помогала отцу. Какой с меня спрос?

Все же я обычно не рассказывала о своем детстве. Не потому, что стыдилась. Просто не любила глупых вопросов, недоумения. Столичные жители плохо представляют жизнь в Афаре, воображают себе всякий вздор. А моя история как будто этот вздор подтверждала.

Знали о моем прошлом немногие – мой куратор в академии, пара студенческих подруг, Абеле Молинаро.

Мне ничего не стоило соврать Иверсу, обойтись полуправдой. Но я выложила все не задумываясь. Может, от того, что меня не волновало его мнение? С врагами можно не притворяться; они и так видят в тебе худшее.

Но профессор принял мою историю спокойно. Даже с пониманием. Это, как ни странно, настораживало. Я чувствовала подвох.

Через силу я включилась в обсуждение скорого отъезда. Привычный обмен колкими репликами дал мне прийти в себя.

Мы жарко спорили, но серьезной стычки не случилось.

Даже Иверс это заметил.

– Мы беседуем уже час и ни разу не поругались, – он задумчиво почесал щеку.

– Невероятный прогресс, – подтвердила я не без иронии.

– Глядишь, и друзьями станем.

Тут я не удержалась от скептической гримасы.

Друзьями? Ну, это он хватил лишку. Разговаривать без оскорблений еще не значит подружиться.

И тут меня осенило.

Нет, мы не друзья. Но больше и не враги. Мы – сообщники. Нас объединяет сомнительная цель. Мы говорим на одном языке. Делим риск и опасность на двоих. Вместе мы уже пережили немало передряг, не раз выручали друг друга. Готовы и дальше прикрывать спину партнеру. Но можем и поставить подножку, если ставки повысятся. Каждый изучает сильные стороны другого, учится терпеть его недостатки, но не обязан изображать любовь и понимание. Мы всегда будем говорить друг другу неприятную правду. Будем увлеченно ругаться, язвить и задирать друг друга – и находить в этом удовольствие.

Иверс словно услышал мои мысли – или прочитал их на моем лице. Потому что вновь решил затеять выяснение отношений!

– Послушайте, Джемма... в прошлом у нас были разногласия, – начал он, когда мы выходили из чайной. – Но уже уйма времени утекло и многое изменилось. Все же хотелось бы знать: что вам во мне не нравится?

– Честно сказать? – растерялась я. Сегодня Иверс словно задался целью изумлять меня как можно чаще.

– Разумеется.

– Почти все, доктор Иверс, уж простите мне прямоту. Вы самоуверенный грубиян. Вы не считаетесь с чувствами других людей.

– Перевоспитывать меня уже поздно.

– И не собираюсь.

– Ладно, пойдем от другого. Что вам во мне нравится? Что входит в ваше «почти»?

– Почему вы спрашиваете? – я глянула на него с подозрением.

Солнце золотило его волосы, он энергично размахивал рукой в такт шагам и смотрел на меня сверху вниз с легким раздражением.

– Потому что мне важен успех экспедиции, а о каком успехе может идти речь, когда ее участники на ножах? Нам нужно найти точки соприкосновения. Если вы сосредоточитесь на тех моих чертах, что вам нравятся, вам будет легче переносить мою компанию.

Он встал у мраморного фонтана и сунул руки в карманы.

– Ну, Джемма, давайте. Подумайте хорошенько и назовите, что вас во мне восхищает.

Я чуть не расхохоталась от такой самоуверенности.

– Уж точно не то, что вы напрашиваетесь на комплименты.

Профессор высокомерно приподнял бровь, но в уголке его губ пряталась едва различимая улыбка.

– Ладно, тогда я начну. Вот вам не пустой комплимент, а чистая правда. Вы решительная. Упрямая. И на вас приятно смотреть.

– Что?!

– Ну да, – кивнул он, даже не моргнув. – У вас красивые глаза и оливковая кожа. А в этом наряде вы выглядите очень… кхм... миленько.

– Вся последняя часть была лишней. Вам стоило остановиться на «упрямой».

– Ну мы же решили говорить правду.

Он замолчал и уставился на меня выжидающе, покачиваясь на каблуках. Неужели ждет ответной похвалы его мужской стати?

Я обескураженно пожала плечами, и вдруг мои щеки налились жаром. Потому на ум пришло несколько комплиментов, которые, разумеется, я не собиралась озвучивать.

У профессора атлетическое сложение и горделивая осанка. Серые пронзительные глаза, густые брови, выразительные складки у носа. Голос, что пробирает до мурашек. Иверс интересно рассказывает. Не лезет за словом в карман. Всегда любопытно, какое новое ругательство он придумает.

– Ну... вы элегантно одеваетесь и часто моетесь, – выдавила я. – Не выношу неопрятных мужчин. И вы аккуратно подстригаете бороду и не смазываете ее маслом. Вот самое большое ваше достоинство.

Профессор сардонически усмехнулся.

– Вот видите! С этим можно работать.

– Еще вы неплохо кулаками машете.

– Благодарю, – он церемонно поклонился, а потом сверился с часами. – Ладно, Джемма, давайте-ка поторопимся. Нужно успеть пообедать. Вечером явится Аджиб, наш проводник. Еще один член команды.

Мы ускорили шаг, но беседа продолжилась – к счастью, на нейтральные темы.

– Джемма, расскажите о своей жизни в Хефате, – потребовал профессор. – Вот этот ваш знакомый оборванец. Гунар? Первый раз вижу заклинателя мангустов. Заклинателей змей тут полно, но какая польза от мангустов?

– Они сообразительные, он научил их разным трюкам и неплохо на них зарабатывает. Гунар знает все, что происходит в городе. Наверное, он видел, как мы вместе прибыли в отель, и поэтому позвал вас на помощь.

Остаток пути я читала Иверсу лекцию о нищих Хефата и разных отраслях их нелегкого ремесла. Профессор задавал вопросы и удивлялся, и однажды я поймала себя на том, что смеюсь в ответ на его шутки.

В вестибюле к нам обратился портье.

– Доктор Иверс, вас ожидают. Прошу, сюда.

– Аджиб явился пораньше, – догадался Иверс и размашисто зашагал в указанном направлении.

Прошел за кадку с пышным фикусом и застыл как вкопанный.

– Какого черта?! – тихо воскликнул он крайне удивленным голосом.

Я выглянула из-за его плеча и тоже остолбенела.

– Сюрпри-и-из! – захлопала в ладоши рыжеволосая девица в дорожном костюме. Она сидела на диване, а рядом стояли бесчисленные чемоданы, картонки и корзины. – Я уже заждалась тебя, дорогой! Ты рад?

Она сорвалась с места, подбежала к Иверсу, чмокнула его в щеку и отскочила.

– Эвита? Что ты тут делаешь? – невероятно глупым голосом спросил профессор.

Я мысленно выругалась. И правда, что тут делает Эвита Зильбер, невеста Иверса?! Только ее не хватало!