Ни ласковые уговоры, ни угрозы на Раму не действовали; оставалось лишь смирить гордость и позвать на помощь Аджиба. Но когда я подняла голову, чтобы окликнуть проводника, увидела, что профессор уже заметил мое затруднение и развернул коня. Совсем не хотелось, чтобы Иверс застал меня в минуту позорной слабости, и я принялась усерднее дергать за поводья и шикать, на что Рама и ухом не повела.
Подъехав, Иверс несколько секунд наблюдал за моими потугами, а потом заявил:
– Не причитайте понапрасну. Для лошадей метельник безвреден. Они его едят, когда нет корма повкуснее.
– Теперь буду знать, – лаконично ответила я и легонько шлепнула Раму по шее; та угрожающе фыркнула в ответ.
– Джемма, вы неправильно держите поводья, а в седле сидите, как куль картошки. Наверняка все себе отбили.
– Какой вы догадливый! – огрызнулась я.
– Вы и правда не умеете ездить верхом? – злорадно удивился Иверс. – Кто бы мог подумать!
– Не умею. И что теперь?
– Могли бы заранее предупредить. Ладно, не злитесь. Я вас научу, как нужно. Сядьте ровно, не наклоняйтесь вперед. Лучше немного откинуться назад, но не слишком. Бедра прижмите к бокам лошади.
– И как это поможет заставить упрямую скотину слушаться? Она не хочет ехать дальше.
– Заставить можно поводьями и ногами. Кроме того, лошади чувствуют, кто хозяин. А ну пошла! – негромко приказал Иверс. Подлая Рама тут же покорно отступила от куста и зашагала, никуда не сворачивая. Скоро мы догнали остальных всадников.
Эвита и Аджиб продолжали перепираться. В качестве посредника они привлекли Озию. Он добросовестно, слово в слово повторял завуалированные оскорбления от одного спутника другому.
Иверс заставил своего коня сбавить шаг – профессору не хотелось встревать в нелепую ссору. Дальше мы поехали бок о бок.
Сухое русло тянулось к горизонту, где темнела горная гряда. Слева и справа поднимались лабиринты невысоких выветренных скал. Заросли метельника и акаций становились гуще – значит, близок источник воды.
Солнце поднялось и нещадно жарило, в мелкой гальке попадались выбеленные временем кости. Пейзаж обладал мрачной красотой, но и вызывал смутную тревогу.
– Джемма, почему вы все время оглядываетесь? – спросил Иверс и тоже оглянулся, приложив ко лбу ладонь козырьком.
– У меня пробудился Дар, – ответила я после паузы. – Такое ощущение, что среди скал что-то прячется.
– Думаете, за нами следят? Как проявляет себя ваш Дар?
Я описала, как смогла: зуд и жжение в груди, растущее беспокойство, жажда найти и узнать. Кто не испытал подобное, не поймет.
– Не исключено, что в здешних землях есть захоронения. Именно поэтому мой Дар проснулся. Пока не могу понять точно. Стойте! – крикнула я, и лошадь в кои-то веки меня послушалась. – Вон там, под белым камнем... видите? Там точно есть древняя могила или клад!
– Так давайте проверим!
Иверс громко объявил остановку на привал. Наши спутники остановились и спешились, нанятые в деревне работники достали съестные припасы и уселись поодаль.
Мы же с профессором устремились на поиски.
– Так и есть! Захоронение! – Я показала на участок скалы, где камень отличался по цвету. Вокруг бежала едва заметная трещина, замазанная глиной, а выше, почти стертый временем, выступал символ вечной жизни – крест с петлей.
– Могила, и даже не разграбленная, – мечтательно сказал Иверс. – Нужно отметить ее местоположение на карте и позднее наведаться, вскрыть и описать по всем правилам.
– Тут целое кладбище. Теперь я точно это вижу. Мой Дар редко ошибается.
Я показала в проходы скального лабиринта. По коже пробежал морозец, как от дуновения ледяного ветра.
– Настоящее историческое сокровище! – пришел в возбуждение Иверс. – Смотрите, вон остатки механизмов. Интересно, для чего они предназначались?
Прямо из камня, припорошенного сухим лишайником, выступали изломанные зубцы желтоватого металла, выше – сплетение бронзовых реек.
– Они как будто вплавлены в камень. Мы до сих пор не знаем, как древним афарцам удавалось сотворить такое и для чего.
– Я не раз видела подобное. Черные копатели порой выламывают детали из цветного металла и сдают перекупщикам.
– Чертовы воры, – выругался Иверс. – Они уничтожают ценные исторические свидетельства. Из-за этих подонков мы до сих пор не можем разгадать тайны Афара.
Мне стало не по себе, потому что некогда я тоже имела прямое отношение к племени грабителей.
Иверс бросился дальше по ущелью, охваченный пылом исследователя. Его глаза разгорелись, лоб разгладился, челюсть выдвинулась вперед. Меня захватил не меньший азарт.
Мы ощупывали камни, иногда сталкиваясь руками и плечами, перебрасывались восторженными репликами. Я описывала то, что видела эфирным зрением внутри могил – саркофаги, урны и ларцы, свитки папируса и глиняные фигурки слуг, которые могли понадобиться их хозяевам в загробной жизни. В одном из захоронений я даже углядела колесницу, и рядом – неведомый бронзовый агрегат!
Иверс понимал меня с полуслова и порой продолжал мои описания, как будто сам владел вторым зрением – но Иверсу давали подсказки лишь его опыт и знания.
Солнце пылало, наполняя ущелья белым светом и резкими черными тенями, сухой ветер шевелил волосы, а выше раскинулась ослепительно-синее небо, где лениво кружили коршуны. Во мне кипело и переливалось счастье, какое я не испытывала с тех самых пор, как я покинула Афар.
– Если наша экспедиция не увенчается успехом, вы все равно сможете сделать немало интересных открытий, – сказала я Иверсу, задыхаясь от восторга. – Это кладбище нигде не описано. Оно тянется далеко, могилы забиты разными предметами.
Я остервенело почесала зудящие ладони.
Иверс покачал головой.
– Вы как в лихорадке. Это из-за вашего Дара?
– Да. Он проявляет себя по-разному.
– Должно быть, доставляет вам немало неудобств.
– Я уже привыкла и могу от него отстраняться.
– Но вы постоянно испытываете этот зуд, жажду, страсть? – Иверс теперь смотрел на меня очень внимательно. – Как вы по городским улицам ходите? Ведь каждый житель что-то да прячет. Любовное письмо, деньги, улики, выпивку... А вашим знакомым и вовсе ничего от вас не скрыть, даже сюрпризом не побаловать.
Я улыбнулась.
– В городе Дар редко проявляет себя спонтанно, приходится делать усилие, чтобы им воспользоваться. Обычно Дар указывает на предметы, с которыми связана некая загадочная история или сильные эмоции. Моим знакомым нечего меня опасаться. Когда я долго общаюсь с человеком, он входит в круг привычного, и если что-то прячет от меня, я не замечу. А вот в Афаре мой Дар часто просыпается сам по себе. Наверное, потому, что это моя родина, и кругом могилы моих предков.
– И они взывают к вам, чтобы вы вытащили их секреты наружу, – закончил Иверс в тон.
– Наверное, – рассмеялась я. – Никто и ничто не желает оставаться в забвении. Потерянные вещи и ушедшие люди подают знаки, ищут того, кто их услышит. Можно сказать, что тайны сами находят таких Одаренных, как я. Я люблю свой Дар. Он делает жизнь интересной. Наполняет мир чудесами.
Иверс мягко сказал:
– У меня нет Дара искателя, но я вас прекрасно понимаю, Джемма.
– Зато у вас есть Дар глушителя.
– От него немного толку, – Иверс мрачнел на глазах. – Но он может пригодиться. Вот.
Его глаза на миг стали отсутствующими. Я тут же почувствовала, как унимается зуд, утихает волнение. Скоро голоса скрытого умолкли и перестали ко мне взывать.
– О, спасибо! – воскликнула я, когда поняла, что сделал Иверс – он приглушил мой Дар. – Передышка не помешает. Когда на меня подобное находит, я быстро устаю, а сейчас это некстати.
– Обращайтесь, когда вновь понадобятся мои услуги, – буркнул Иверс, отвернулся и зашагал прочь. – Пора возвращаться. У нашей экспедиции другая цель.
Я догнала его и заглянула в лицо:
– Вы недовольны своим Даром, Иверс?
Он лишь сердито фыркнул.
– Вам хотелось бы иметь такой Дар, как у меня.
– Я и без него неплохо справляюсь, – ощетинился профессор. – Предпочитаю полагаться на свои знания. Никогда не беру в экспедиции Одаренных, и все же на моем счету немало открытий.
– Вы надеетесь, что если карта Лилля приведет нас к тому артефакту, он даст вам возможность… ну… получить больше способностей?
– Если легенда окажется правдой, любой человек сможет стать Одаренным и творить чудеса, – сухо ответил Иверс.
– Думаете, это пойдет миру на благо? Многие считают Одаренных опасными. Нас не зря берут на учет и заставляют подписывать кучу ограничительных бумаг. Умелый Одаренный – например, пиромансер, или телекинетик – может наделать немало бед.
– Грез, не досаждайте мне этическими вопросами, – рявкнул потерявший терпение Иверс. – Я ученый и не могу допустить, чтобы великие открытия оставались забытыми. Мы найдем святилище и артефакт – и потом уж будем думать, как правильно поступить.
Я замолчала, и до самого лагеря шла, искоса поглядывая на профессора.
Его лицо раскраснелось от солнца, рубашка потемнела от пота, на щеках появилась щетина и подбритая борода начала терять строгую форму. Иверс быстро превращался в неугомонного бродягу – кем он всегда и был.
– Афар идет вам, доктор Иверс, – вдруг брякнула я. – Здесь вы на своем месте. Необузданный дикарь, как и местные жители.
– Такой тип мужчин вам привычнее, Грез?
Я коварно усмехнулась.
– Пожалуй. С ними можно не церемониться.
– Вы и раньше со мной не церемонились.
– Значит, буду продолжать в том же духе.
Иверс набрал полные легкие воздуха, чтобы сразить меня ответной язвительной репликой, но перепалку прервал Аджиб.
– Воды? – он протянул котелок, наполненный чистейшей прохладной водой.
Я жадно опустошила почти половину, прежде чем передала котелок Иверсу. Он поднес его к губам тем же краем, и я невольно смутилась.
«Поцелуй жажды» – так называют этот жест в Афаре, и кое-кто считает его знаком пылкой сердечной привязанности.
– Аджиб, где ты достал свежую воду?! – воскликнула я торопливо, чтобы никто не заметил моего румянца.
– Позвал к себе источник, – флегматично ответил Аджиб и показал на тонкий ручеек, что стекал из расселины в скале. Когда мы покидали стоянку, там были лишь сухие камни!
– Небесный Мудрец наделил меня даром подчинять себе ручьи, – объяснил проводник.
– Аджиб – аквамансер, – немного завистливо пояснил Иверс, вытирая губы рукавом. – Само собой, нигде не учился развивать свой Дар, но все же им пользуется. Он умеет находить источники, выводить воды на поверхность, очищать их. Таких людей кочевники ценят и называют лозоходцами.
– Знаю, – кивнула я. Теперь я точно убедилась, что Иверс чувствует себя ущербным. Ведь его Дар не предназначен что-то менять или давать людям. Иверс может лишь лишать других чуда. Теперь стало понятно его одержимое желание найти артефакт, который способен все изменить.
Но, быть может, я к нему несправедлива, и профессор ищет только потому, что хочет найти и узнать – как все неугомонные странники, кому покровительствует Гумари, смотритель Небесного Маяка.
После короткого отдыха мы тронулись дальше. Иверс хотелось добраться к ущелью до заката, поэтому неустанно всех подгонял.
Высохшее русло начало раздваиваться и петлять, профессор часто поглядывал на карту и показывал нужное направление. Без карты мы бы быстро заплутали. К ущелью Карадонг и впрямь сложно добраться; оно хорошо прячется от любопытных.
Местность продолжала меняться. Песок стал вязким и влажным, между камней заблестели лужицы и мелкие ручейки. Скалы стали выше, а растительность – обильнее. Встречались целые рощицы акаций и можжевельника.
Но, что удивительно, ни одна птица не прилетала напиться из ручейка или отдохнуть в тени. Никаких признаков животных, лишь время от времени мелькали серые спинки песчаных ящериц.
Пришлось заставить лошадей замедлить шаг – стали попадаться крупные камни и обломки, похожие на изъеденные временем детали механизмов.
Неприятнее всего было натыкаться на останки гигантских зверей. Мы видели чью-то грудную клетку размером с лодку. Нога Рамы чуть не угодила в обломок челюсти, похожей на медвежий капкан.
Скальная гряда приблизилась, и стало видно, что она тянулась неприступной стеной от одной стороны горизонта к другой, и высоты была немалой.
Гряда служила основанием плато Праха и Пепла. Начиналось самое сложное: отыскать место назначения. В скальную гряду уходит много расселин, большинство из них не имеют названия и особых примет.
– Мы едем точно по маршруту карты, а значит, уткнемся прямо ущелье Карадонг, – негромко сообщил профессор, подъехав ко мне.
Я скептически покачала головой.
– Пока ущелья не видно. Прочие путешественники путались, когда называли его ориентиры. Оно как будто мигрирует туда и сюда, открывается и закрывается, не хочет никого впускать.
– Ну, это ерунда. Ущелье окажется там, где нужно.
– Не много ли доверия карте какого-то мошенника?
– Пока она нас не подвела. На ней точно указаны изгибы русла, расселины и проходы. А еще это, – Иверс ткнул рукой влево, и я чуть не заорала.
А вот Эвита не удержалась, вскрикнула, когда заметила огромное лицо, что выступало из отвесной поверхности скалы. Высеченный в камне лик с полуприкрытыми глазами кровожадно скалился.
Нанятые в деревне работники, – Базаф и Бигал, – тут же принялись бормотать защитные заклинания и смачно плевать на землю через левое плечо, чтобы отогнать демонов.
– Красота, – сказал Иверс, любуясь горельефом. – Затрудняюсь определить эпоху, в которую его изваяли. Очень древний, это точно. Озия, зарисуй его!
– Это Страж, – сказала я. – Рядом вырезан знак охранника. Перекрещенные палки.
– Вижу. И даже догадываюсь, что он охраняет. Лилль указал этот ориентир на карте. Видите?
Иверс сунул мне под нос документ и ткнул пальцем в нужную точку.
– Мы идем по следу этнографа. И если совершим открытие, будем обязаны этим Одиссею Лиллю.
В голосе Иверса прозвучала нота трепетного почтения.
– Интересно, что с ним стало, – заметила я.
– Лилль прожил необыкновенную жизнь и исчез без следа, оставив много загадок.
– Вы когда-нибудь встречались с ним?
– Нет, – Иверс покачал головой. – Лилля изгнали из академических кругов. Точнее, он сам ушел. Никто не принимал его всерьез, а сам он был человеком желчным, скандальным. Справедливости ради, частенько нес бред в своих статьях. Но так бывает: среди гор мусора можно отыскать крупинку золота. Лилль мечтал о великом открытии, и мы попробуем осуществить его мечту.
– Вы говорите о нем с большим уважением, что странно. Ведь вы не выносите самонадеянных глупцов! А, судя по всему, Лилль таким и был.
Иверс задумался, почесал лоб.
– Знаете, Джемма, я чувствую нечто вроде общности с Одиссеем Лиллем. Он тоже без конца боролся, отстаивал свои взгляды. Останься он в живых, мы либо подружились бы – либо стали смертельными врагами.
– Во второе верится легче. Иверс, все же я не уверена, что мы что-то найдем. Другие до нас заходили глубоко в ущелье, но скоро поворачивали обратно несолоно хлебавши. Ущелье теряется в плато Праха и Пепла. Несколько лет назад путешественник Смит пролетел над плато на аэростате и составил приблизительную карту. На ней лишь валуны да расселины.
– Да что он там успел увидеть, этот дилетант! – Иверс презрительно помотал головой. – Плато огромное. Послушайте, Джемма, что я вам расскажу...
Иверс понизил голос, огляделся и знаком велел мне отъехать подальше.
– Ущелье Карадонг – не единственная дорога к затерянному городу. Есть и другие. Вчера в деревне я все-таки поговорил с тем парнем, который забрел куда не надо и увидел то, что его напугало.
– Как вы убедили его развязать язык? Староста утверждал, что он болен и не в себе.
– У меня есть универсальное лекарство – деньги. Вот что мне удалось вытянуть из парня. Давным-давно местные все-таки наведывались в горы. Они привлекали людей бедовых, тех, кому нужно на время скрыться от закона. Или спрятать что-то от закона. Правда, редко кто возвращался. Большинство сгинули без следа.
Иверс помолчал, задумчиво качая головой.
Меня защекотало дурное предчувствие. Ох, как бы нам не разделить судьбу тех, кто не вернулся.
– Есть и другие ущелья, и тропки наверх. Наш любознательный парнишка смекнул, что если контрабандисты прятали на плато Праха товар, а сами пропали, то сокровища до сих пор дожидаются того, кто их найдет.
– И ему удалось?
– Нет, не удалось. Однако парень утверждает, что видел своими глазами древний город, который поглотили скалы. Видел его улицы, дома, храмы. Добраться до него он не сумел, потому что к нему вышли древние боги высотой с дерево. Чудовища были бронзовые, имели звериные головы, светящиеся глаза. Они набросились на парня, и он еле унес ноги.
– Да он вам сказки рассказывал! Где подробности? Он указал дорогу?
– Нет, – несколько замялся Иверс. – На этом месте парень начал заикаться и путаться в показаниях. Даже банкноты не помогли. Он сказал, что не помнит путь, потому что бежал, умирая от ужаса.
– Вы невероятно доверчивый человек, доктор Иверс. Вас дурят все кому не лень.
Иверс оскалился и проворчал:
– Я проверяю любые гипотезы. Даже те, что похожи на вымыслы. Да ну вас, Джемма! Будете смеяться, я вам вообще ничего рассказывать не стану.
С этими словами он цыкнул на коня и умчался вперед.
Обиделся, как мальчишка! Вот так непоколебимый ученый, беспощадный оппонент в любой дискуссии!
– Наверное, ему напекло голову, – сообщила я Раме смущенно, потому что пожалела, что отнеслась к рассказу профессора без восторга. Кажется, я задела его чувствительное место.
Лошадь насмешливо всхрапнула в ответ.
– Вперед! Мы уже близко! – проревел Иверс.
Вздыхая и охая, мы пустили лошадей за ним. Рабочие отстали. Кажется, они уже пожалели, что согласились на предложение профессора. Местность не пришлась им по вкусу, да и остальных она не радовала.
Эвита озиралась с кислым видом, а Озия выглядел удрученным.
Горная гряда надвинулась неожиданно. Наш путь подошел к концу; мы спешились и задрали головы.
Перед нами раскинулась узкий лесок пустынных деревьев, а за ним тянулась вверх отвесная каменная стена. Кое-где она выдавалась вперед, ее край нависал так, что ни одному скалолазу не забраться.
Нехарактерный пейзаж для Но-Амона; но здесь северная провинция заканчивалась, и начиналось таинственное, малоизученное плато, что простиралось до побережья.
– Да это же кактусы! – я удивленно показала на колючие палки, что там и сям торчали из камней.
– Реликтовая флора, – со знанием дела подтвердил Иверс. – Нынче кактусы не растут в Но-Амоне, но их изображения встречаются на древних глиняных табличках. Наверняка мы найдем и другие свидетельства забытой истории Афара.
– Допотопных чудовищ? Динозавров? – скептически поинтересовалась Эвита.
– Ну, это вряд ли. Я надеюсь на артефакты, созданные давно сгинувшей цивилизацией.
– Ты же хотел изучать наскальные рисунки!
– Обязательно, дорогая… – рассеянно пробормотал Иверс и зычно закричал:
– Ущелье где-то здесь! Видите, вон там поросль молодая? И пеньки торчат? Кто-то раньше расчищал дорогу. И ручеек бежит в том направлении. Нам туда!
Профессор вытащил огромный нож и первым ринулся на поиск. Скоро раздался радостный крик:
– Вот оно! Ущелье Карадонг!
Мы бросились к Иверсу, спотыкаясь о сухие ветки. Базаф и Бигал схватились за амулеты на шее и остались на месте.
Иверс бодро махал ножом, рубил и подсекал ветки. И скоро мы увидели проем в скале, куда убегал по камням уже довольно бойкий ручеек.
Ущелье пряталось за угловатым выступом и представляло собой, скорее, узкую расселину. Она раздавалась в нижней части, образуя подобие пещеры. Три человека в ряд могли свободно пройти внутрь. Но если смотреть сверху, расселина наверняка показалась бы лишь трещиной не более локтя шириной.
Проход преграждали обломки скал, они образовывали каменный порог до колена, из него торчали ветки упрямой поросли. Ручей разливался у порожка широкой лужей, но прорывался дальше.
Мы вытянули шеи и напрягли глаза, стараясь рассмотреть, что таилось внутри ущелья. Разглядели лишь камни, лишайники, да глинистый пол.
Пахнуло сыростью, песком, гнилью. И еще чем-то металлическим, вызывающим тревогу.
Но мой Дар молчал, при этом красноречиво говоря, что никаких засад или ловушек вблизи входа не было. Можно спокойно заходить... только как-то не тянет.
– Лошади туда не пойдут, – сказал Аджиб.
– Мы оставим их снаружи, – кивнул Иверс. – Устроим возле ущелья лагерь. Ты, Базаф, останешься дежурным в лагере, – он ткнул пальцем в того работника, у кого борода была подлиннее. – А ты, Бигал, отправишься с нами, – он ткнул пальцем в того, у кого на не хватало половины уха.
Работники ничего не сказали, только отчаянно замотали головами.
– Что?! Есть возражения? – грозно спросил Иверс.
Работники трусливо переглянулись.
– Мы сделаем так, как ты велишь, профессор, – сказал Базаф. – Но без радости. Это плохое место. Тут водятся демоны.
– За неудобства в виде демонов я вам хорошо заплатил.
– Верно, заплатил. Но кто скажет, какова цена проклятью бронзовых монстров? – Тяжко вздохнул Бигал и поплелся развьючивать лошадь.