Ирландия. Тёмные века — 1

Глава 9. Заря надежды

Нож лежал на столе, холодный и безмолвный, как обвинение. Записка под ним была короткой, но каждое слово впивалось в сознание, как шип. "В следующий раз не промахнусь". Кто-то в монастыре знал о моём участии в битве. Кто-то хотел меня убить.

Я перевернул нож в руках — тот самый, потерянный в замке Гаррхон. Лезвие было чистым, будто его тщательно вытерли. Ни крови, ни зазубрин. Только следы заточки по краю — кто-то явно готовил его к делу.

Первая мысль — Эрн. Он всегда был тихим, избегал конфликтов, но в его глазах иногда мелькало что-то... недоброе. Особенно когда речь заходила о деньгах, которые пивоварня приносила монастырю. Но Эрн в битве прятался за спинами воинов. Слишком труслив для такого жеста. Маэл же, напротив, сражался. Более того — стрелял из арбалета.

Дорога в замок Гаррхон заняла меньше дня. Руарк уже вернулся с войском, и его люди копошились у стен, чиня повреждения после набега викингов. Ворота стояли распахнутыми, а на подъемном мосту дежурил знакомый воин — рыжий детина по имени Дункан.

— Монах! — крикнул он, завидев меня. — Опять за книгами?

— За правдой, — ответил я, спешиваясь. — Где Финтан?

— В арсенале. Новобранцев обучает.

Финтан оказался за столом, разбирая карту окрестностей. Увидев меня, он отложил перо и поднял бровь:

— Не ждал тебя так скоро.

— Мне нужно знать, что происходило в битве. Подробно.

— Ты же был там.

— Но не видел всего.

Финтан откинулся на спинку стула, изучая моё лицо. Потом кивнул и крикнул в дверь:

— Эй, Каррах! Иди сюда!

В комнату вошёл коренастый воин с перевязанным плечом — один из тех, кто стоял рядом со мной во время прорыва викингов.

— Расскажи ему, — указал на меня Финтан. — Про тот момент, когда ворота пали.

Каррах почесал щетину, припоминая:

— Хаос был. Викинги лезут, наши отступают. Ты, — ткнул он пальцем в меня, — с арбалетом, стреляешь в ихнего ярла. А потом...

— Потом?

— Потом этот твой монах — высокий, с бородой — схватил арбалет у раненого и тоже выстрелил.

— Маэл?

— Ага. Вроде в тебя целился, но попал в викинга, что на тебя замахивался.

— В меня?

— Ну, стрела прямо рядом с твоей головой просвистела. Викинг рухнул, а твой монах... — Каррах замялся.

— Что?

— Злился. Будто не хотел попасть в того викинга. Проклял, арбалет швырнул.

Финтан и я переглянулись.

— Ты уверен? — спросил я.

— Как в том, что твоё пиво самое вкусное, — буркнул Каррах.

Промахнулся. "В следующий раз не промахнусь".

— Где сейчас Маэл? — спросил я у Финтана.

— Вернулся в монастырь с тобой же.

— Нет. Он сказал, что задержится — мол, хочет помочь с ранеными.

Финтан нахмурился:

— Раненых уже неделю как перевезли в деревню.

Тишина повисла в комнате.

— Он что-то задумал, — прошептал я.

— Или уже сделал, — добавил Финтан.

Обратный путь я проделал втрое быстрее. Мысли путались: зачем Маэлу убивать меня? Ревность? Зависть к тому, что аббат доверял мне больше, чем другим? Или что-то глубже?

Монастырь встретил меня тишиной. Вечерняя молитва уже закончилась, и братия разошлась по кельям. Только в скриптории горел свет — Кайл, как всегда, засиделся над переписыванием. Я заглянул в келью Маэла — пусто. Постель не смята, вещи на месте. Будто он и не возвращался.

— Искал Маэла? — раздался голос за спиной.

Я обернулся. Эрн стоял в коридоре, сжимая в руках свечу. Его лицо было бледным.

— Ты видел его? — спросил я.

— Нет. Но... — он оглянулся и понизил голос, — он приходил ночью. Три дня назад. Спросил, где ты. Я сказал, что ты в замке.

— Что ещё?

— Он был странный. Глаза... горящие. Сказал, что «исправит ошибку».

— Какую ошибку?

— Не знаю. Но потом он ушёл в библиотеку.

Сердце упало. Библиотека — моё детище, место, где хранились все чертежи, все знания, которые я собрал. Если Маэл что-то там искал... Я бросился к двери библиотеки. Она была приоткрыта. Внутри — темнота и запах пергамента. Я зажёг свечу и шагнул внутрь. На столе лежала раскрытая книга — трактат о ядах. Рядом — пустой флакон с остатками белого порошка.

И тут я услышал скрип пола за спиной.

— Я не хотел так, — раздался голос Маэла.

Я резко обернулся. Он стоял в дверях, держа в руках арбалет. Тот самый, из замка.

— Почему? — спросил я, медленно отступая к столу.

— Потому что ты не монах, — прошипел Маэл. — Ты колдун. Твои машины, печи, твоё пиво... это не от Бога.

— Это знание, — поправил я.

— Знание, которое губит! — он взвёл арбалет. — Ты заставил монастырь торговать с викингами. Ты принёс сюда войну.

— Я принёс процветание.

— Ценой души!

Его палец сжал спуск.

Я рванул в сторону, схватив со стола чернильницу. Стрела просвистела мимо, вонзившись в полку с книгами. Чернила брызнули Маэлу в лицо — он вскрикнул, потеряв равновесие.

Арбалет упал. Я навалился на него, прижимая к полу.

— Кто тебя надоумил? — прошипел я. — Ты же не сам это придумал.

Маэл захохотал:

— Ты думаешь, ты единственный, кто видит? Есть те, кто следит. Кто знает, кто ты на самом деле.

— Кто?

— Узнаешь, когда придёт время.

Он резко дёрнулся, и что-то хрустнуло — Маэл вытащил из-за пояса нож.

Я успел отпрянуть, но лезвие всё равно скользнуло по руке, оставив горячую полосу. Маэл вскочил, шатаясь, и бросился к двери.

— Стой!

Он уже исчез в коридоре. Я схватил арбалет, но стрелять в спину... даже ему...

Внизу раздался крик, потом глухой удар. Я выбежал во двор.

Маэл лежал на камнях, раскинув руки. Шея была вывернута под неестественным углом — он оступился на лестнице. Или же его толкнули.

Над ним стоял Эрн, дрожащими руками поднимая свечу.

— Он... он бежал, я попытался остановить... — залепетал он.

Я подошёл ближе. В мёртвой руке Маэла всё ещё сжимался нож. А на его губах — тонкая струйка крови. Не от падения.

Я разжал ему рот. Запах горького миндаля.

— Цианид, — прошептал я. — Он уже был отравлен.

Эрн побледнел:

— Но... кто?

Я поднял взгляд на тёмные окна монастыря. Там кто-то стоял в тени и наблюдал. Теперь он знал, что Маэл провалится.

***

Тишина в замке Гаррхон давила тяжелее каменных стен. Я сидел напротив Руарка за шахматной доской, но мысли витали далеко от фигур. После смерти Маэла монастырь стал ловушкой — каждый шёпот за спиной, каждый взгляд казался угрозой. Здесь, среди воинов и дыма кузниц, я хотя бы понимал, откуда ждать удара.

Руарк передвинул ферзя, отрезав моему королю путь к отступлению. Его лицо, освещённое дрожащим пламенем свечи, оставалось непроницаемым.

— Твой ход, монах.

Я посмотрел на доску, но вместо клеток увидел карту Ирландии. Два замка под его контролем. Уи Энехглайсс — под надзором Келлаха. Легион из крестьянских парней, обученных римской тактике. И всё это держалось на хрупком балансе страха и выгоды.

— Что будет, когда добавится третья провинция? — спросил я, жертвуя пешкой.

Руарк хмыкнул, сбивая фигуру с доски:

— Буду править тремя.

— А Келлах? Он уже командует легионом. Что, если он захочет власти?

— Убью.

— И легионеры? Они ему верны.

— Тогда убью их тоже.

Я вздохнул. Передо мной сидел не правитель, а бандит с амбициями. Но даже бандиты когда-то становились королями, как раз в этот период истории.

— Ты строишь феод, — сказал я, — клочок земли, за который твои дети перегрызут глотки друг другу. Или викинги отнимут. А мог бы построить государство.

Руарк замер, его пальцы сжали ладью:

— Государство? Это что, римская забава?

— Это закон. Армия, которая подчиняется не вождю, а правилам. Дороги, по которым купцы везут товары без страха быть ограбленными. Судьи, карающие за воровство — даже если вор твой брат.

— Закон... — он бросил ладью на стол. — Закон — это я.

— Пока ты жив. А после?

Тишина. За окном завыл ветер, пробравшись сквозь щели в ставнях. Руарк встал, подошёл к каменному подоконнику, уставившись в ночь.

— Ты говоришь, как старый конунг, которого я сверг. Он тоже ныл о «наследии».

— Он проиграл, потому что думал только о себе. Ты можешь достичь большего.

Он резко обернулся:

— Зачем? Чтобы какие-то писцы записали моё имя в свитки?

— Чтобы твои дети не умерли в нищете. Чтобы твои воины не резали друг друга за кусок земли. Чтобы через сто лет здесь всё ещё стоял твой замок, а не груда камней.

Руарк рассмеялся, но в смехе слышался гнев:

— Ты хочешь, чтобы я стал римским императором? В Ирландии?

— Рим пал. Но его идеи живы. — Я подошёл к нему, доставая из-за пояса свиток. — Вот устав легиона Келлаха. Дисциплина. Иерархия. Наказания за неповиновение. Они уже работают.

Он выхватил свиток, пробежал глазами строки:

— Ты написал это?

— Келлах. Он перевёл римские уставы на нашу речь.

Руарк швырнул свиток на стол:

— И что?

— Это начало. Следующий шаг — суд. Не твои прихоти, а писаные законы. Как в Уэльсе у короля Хивела ап Каделла.

— Хивел? Его убили собственные братья.

— Потому что он не создал систему. Ты можешь.

Он схватил меня за плечо, впиваясь пальцами в кость:

— Ты забываешь, кто я. Я беру то, что хочу. А не жду, пока мне позволят.

— И поэтому тебя ненавидят, — вырвалось у меня. — Твои воины следуют за силой, а не за тобой. Сегодня ты — вождь. Завтра найдётся тот, кто сильнее.

Руарк оттолкнул меня, но в его глазах мелькнуло сомнение. Он вернулся к столу, уставился на шахматы.

— Допустим, я соглашусь. Что дальше?

— Города. Не замки, а поселения с рынками, мастерскими, школами. Деньги, которые чеканят не викинги, а твои люди.

— Школы? — он фыркнул. — Чтобы крестьяне читать учились?

— Чтобы они строили катапульты, а не тыкали вилами в грязь.

Он задумался, переставляя фигуры. Ферзь съел коня, ладья окружила короля.

— А если я начну... строить это «государство», кто остановит меня?

— Ты сам. Или те, кому выгодна война.

В дверь постучали. Вошёл Финтан, его лицо было бледным:

— Конунг Хальфдан прислал гонца. Требует удвоить поставки пива.

— Иначе? — спросил Руарк.

— Иначе придёт с огнём.

Я посмотрел на доску. Король в ловушке.

— Дай мне месяц, — сказал я. — Я найду способ.

Руарк встал, отбросив фигуру короля на пол:

— Месяц. Если не получится — твою голову отправлю Хальфдану в бочке.

Когда он вышел, Финтан наклонился ко мне:

— Ты и правда веришь, что он согласится на твои планы?

— Он уже согласился. Просто ещё не понял.

— А Келлах?

— Келлах любит порядок. Ему понравится идея закона.

Финтан покачал головой, поднимая с пола короля:

— Ты играешь с огнем, Бран.

— Зато не скучно, — сказал я горько.

Я вышел в коридор, опираясь на холодную каменную стену. Внизу, во дворе, новобранцы Келлаха маршировали при свете факелов. Их шаг отбивал ритм, который когда-то звучал в римских лагерях. Ритм порядка.

Государство. Слово казалось чужим здесь, среди вереска и туманов. Но если даже викинги начали строить крепость в Дублине, почему бы нам не сделать то же — только лучше?

Возвращаясь в свою комнату, я наткнулся на Келлаха. Он стоял у окна, глядя на тренирующихся воинов.

— Ты говорил с Руарком, — сказал он, не оборачиваясь.

— Говорил.

— И?

— Он боится. Как все, кто привык брать силой.

Келлах повернулся. В его глазах горел знакомый огонь — тот самый, что я видел у легионеров на рисунках в книгах.

— Рим пал, но его дух жив. Если ты сможешь вдохнуть его здесь...

— Поможешь?

Он кивнул.

***

Зима в Гаррхоне выдалась долгой и колючей, как ледяной ветер с севера. Я заперся в башне, где вместо молитвенников на столах громоздились свитки — римские дигесты, уставы легионов, трактаты о налогах и судах. Каждый пергамент пах пылью веков и надеждой. Переписывал, вычеркивал, спорил сам с собой: как заставить Цицерона говорить на языке ирландских крестьян?

Руарк приходил каждый вечер, как тень. Садился напротив, ставил между нами шахматную доску и слушал. Сначала ворчал:

— Зачем моим воинам закон о наследстве? Лучший меч — вот их право!

— Потому что твой лучший воин сегодня — завтра труп, — парировал я, передвигая пешку. — А его сын захочет знать, чьи поля он пашет. Без закона будет война. Опять.

Он хмурился, сбивал мою фигуру и требовал объяснить статью о судьях.

— Ты хочешь, чтобы какой-то старик в рясе решал, кому жить?

— Не в рясе. В мантии. И не старик — любой, кого выберет народ.

— Народ? — Руарк фыркал. — Они овцы.

— Да. Но даже овцам нужен пастух, а не волк.

К концу января мы уже не спорили, а искали слова. Руарк, оказывается, помнил каждую обиду из детства — как старший брат отца отобрал землю, как сосед сжег дом из-за спора о скоте. Его кулак сжимался, когда я читал о римском праве собственности:

— Если б тогда был такой закон...

— Он будет сейчас, — перебивал я. — Для твоих детей.

Келлах стал неожиданным союзником. Он приводил легионеров и заставлял их слушать, как законы побеждают хаос. Солдаты, еще вчера пахавшие землю, кивали:

— Значит, если я умру, жена не станет рабыней вождя?

— Если напишешь завещание, — объяснял я, — земля достанется ей или сыну.

— А если вождь захочет отнять?

— Тогда суд. Твой вождь — не бог.

Шепот пробежал по рядам: «Суд? Против вождя?». Келлах хмурился, но молчал. Он-то знал, что за этим последует.

К марту свод законов стал толще монастырской Библии. Мы вынесли его в зал собраний — огромный пергамент, испещренный буквами. Руарк провел рукой по тексту, будто пробуя на прочность:

— И это... будет работать?

— Если ты сможешь сделать это традицией.

Он вызвал гонцов, приказал читать законы на каждой площади. В деревнях смеялись: «Монах хочет сделать из нас римлян!». Но старейшины слушали очень внимательно — особенно про наделы земли и налоги.

Первый день весны встретил нас дождем. На площади перед замком толпились люди — воины, крестьяне, даже несколько монахов из Глендалоха. Я вышел на помост, держа свиток как щит:

— С сегодняшнего дня вы не подданные — вы граждане. Ваша земля — ваша. Ваш труд — ваш. Судьи будут избираться, а не назначаться. Армия защищает всех, а не грабит.

— А вождь? — крикнул кто-то из толпы.

Руарк шагнул вперед, сверкая кольчугой:

— Выборный вождь станет выборным ригом. По закону. И следующий риг будет выбран по закону и так далее пока существует государство. Больше не будет литься кровь, когда решают, кто возглавит государство, будут чёткие правила игры, и риг будет выборным, а не передавать власть по наследству.

Тишина. Потом ропот: «Риг? Это же почти король! Мы же не франки!».

— Риг Эйре! — громыхнул Келлах, ударяя мечом о щит. Легионеры подхватили: «Эйре! Эйре!».

Люди замерли, впитывая новое имя. Старое — знакомое, но вдруг ставшее границей, щитом, обещанием.

После собрания Руарк задержал меня в зале:

— Ты счастлив? Построил свое королевство бумаг.

— Не я. Мы все.

Он усмехнулся, разглядывая пустую шахматную доску:

— Интересно, что скажет твой Бог про то, что ты украл у Рима?

— Он простит, если это спасет хоть одну жизнь, а я думаю это спасёт множество жизней.

До осени оставалось шесть месяцев. Шесть месяцев, чтобы законы перестали быть словами. Мы рассылали переписчиков, учили первых судей — бывших авторитетных воинов, способных читать. Финтан тренировал гонцов, а Келлах... Келлах молча наблюдал. Его, любителя порядка и дисциплины, радовало рождение нового государства в варварских землях.

Иногда ночью, когда ветер выл в бойницах, мне чудилось, будто тени легионеров стоят за спиной. Они шептали: «Ты дал им больше, чем Цезарь — нам. Не облажайся».

Но самая тяжелая партия была еще впереди — всенародный сбор, где вожди кланов потребуют доказательств, вступят в прения, каждый будет тащить одеяло на себя, а голодные крестьяне захотят хлеба вместо слов. Куда Хальфдан наверняка пришлет своих лазутчиков. Но только так можно заложить устойчивый фундамент государства.

Я развернул свиток, дописывая последнюю статью: «Ни один риг не выше закона». Руарк, прочтя это, достал печать и приложил к свитку.

— Начинается большая игра, монах.

— Не игра. Новая эпоха.

За окном таял снег, обнажая первую зелень. Эйре просыпалась.