Глава 2. Шахматы с судьбой

Я замер. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Аббат сидел напротив, его голубые глаза изучали меня с невозмутимым спокойствием. Шахматная доска, между нами, вдруг показалась полем боя, а его вопрос — выстрелом в упор.

— Электричество? — переспросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Откуда ты знаешь это слово?

Колум улыбнулся, как будто говорил о погоде.

— Ты сам его произнёс, Бран. Вчера, после обеда. Ты заснул на лавке в трапезной и бормотал что-то о «проводах», «генераторах» и «электричестве». Ледяная волна прокатилась по спине. Я разговаривал во сне. И не просто бормотал — я говорил о вещах, которых не должно было быть в этом времени.

— Я… наверное, бредил, — пробормотал я, опуская взгляд на шахматную доску. — После той убоины могло и не такое присниться.

Аббат покачал головой.

— Нет, Бран. Это не было бредом. Ты говорил чётко, как учёный. И слова... они были странными, но осмысленными. Я сглотнул. Мысль о том, что Колум тоже мог быть попаданцем, мелькнула, как молния. Может, он из моего времени? Или даже из будущего? Но его следующий вопрос развеял все надежды.

— Что такое «генератор»?

В его глазах не было лукавства — только искреннее любопытство. Он действительно не знал.

— Это... — я замялся, пытаясь придумать объяснение, которое не прозвучало бы как безумие. — Это как мельница, но для... света.

Аббат задумался, потом рассмеялся.

— Ты странный мальчик, Бран. Но интересный.

Он передвинул ладью, но я уже не мог сосредоточиться на игре. Мысли путались. Если я говорил во сне, то кто ещё мог слышать? Монахи? Послушники? А что, если в следующий раз я заговорю о самолётах, интернете или чём-то ещё более непостижимом?

— Ты сегодня не в духе, — заметил Колум, забирая моего коня. — Что-то случилось? Я сделал вид, что обдумываю ход, чтобы выиграть время.

— Просто устал. Много учёбы.

Аббат кивнул, но взгляд его стал пристальным.

— Если тебе нужно отдохнуть — скажи. Ты не раб, чтобы надрываться.

— Спасибо, — пробормотал я.

Но дело было не в усталости. Дело было в страхе.

***

Той же ночью я лежал в общем зале, где спали послушники, и притворялся спящим. Вокруг храпели, вздыхали, кто-то ворочался на соломе. Я сжимал кулаки под грубым одеялом. Так продолжаться не могло.

«Нужна своя келья», — думал я.

Но как её получить? Просто так монахи не выделяли отдельные помещения. Нужна была причина. Или заслуга. Утром я отправился в монастырский сад, где работал старый монах по имени Кайл. Он копался в грядках, бормоча себе под нос.

— Брат Кайл, — начал я осторожно, — я хочу помочь с переписыванием книг.

Он поднял голову, удивлённо хмыкнув.

— Ты же ещё только учишь латынь.

— Но я могу готовить перья, смешивать чернила, чистить пергамент, — быстро сказал я. — Аббат говорит, что у меня получается.

Кайл почесал бороду.

— Ладно. После обеда приходи в скрипторий. Посмотрим, что ты умеешь.

Это был первый шаг.

***

Скрипторий оказался небольшой комнатой с узкими окнами. В нём стоял тяжёлый запах пергамента, чернил и воска. Двое монахов сидели за столами, склонившись над свитками. Кайл указал мне на угол, где лежала куча гусиных перьев.

— Очищай. Кончики должны быть острыми.

Я кивнул и принялся за работу. Это было монотонно, но просто. Главное — не торопиться и не сломать перо. Пока я работал, слушал разговоры монахов. Они обсуждали новый заказ — переписать «Житие святого Патрика» для монастыря в Арме.

— Аббат хочет, чтобы мы добавили миниатюры, — сказал один.

— Тогда работы на месяц, — вздохнул другой.

Я подождал паузу и осторожно вставил:

— Я могу помочь с фоном для миниатюр. Простые узоры.

Монахи переглянулись.

— Ты умеешь?

— Да, — соврал я. В прошлой жизни я не был художником, но базовые вещи мог изобразить, так как три года в юности посещал художественную школу. Здесь главное было показать себя полезным.

— Ладно, — согласился Кайл. — Попробуй.

К вечеру я закончил несколько орнаментов по краям страницы. Они были грубоваты, но монахи остались довольны.

— Неплохо для первого раза, — сказал один.

— Может, и правда стоит его взять в помощники, — добавил другой.

Я чуть не рассмеялся от облегчения. Это был шанс.

***

Через неделю я уже проводил в скриптории по несколько часов в день. Помимо перьев и орнаментов, мне доверили чинить старые переплёты. Работа была кропотливой, но я не жаловался. Каждый день, проведённый здесь, приближал меня к цели.

Однажды вечером, когда монахи ушли на вечернюю молитву, я остался один. На столе в углу лежали книги, которые ждали ремонта. Среди них был толстый фолиант с потрёпанным корешком. Я осторожно достал его.

«De Natura Rerum» — «О природе вещей».

Я открыл книгу. Латынь была сложной, но я уже мог понимать основное. Текст говорил о стихиях, о движении планет, о строении мира. И вдруг, среди рассуждений о воде и огне, я наткнулся на абзац, который заставил меня замереть.

«...и есть сила, скрытая в воздухе, подобная молнии, но невидимая. Философы зовут её «электритас»...»

Я перечитал строку ещё раз. Электритас. Латинский корень слова «электричество».

Значит, оно уже было известно? Хотя бы в теории?

— Интересное чтение?

Я вздрогнул и захлопнул книгу. В дверях стоял аббат.

— Просто... изучаю, — пробормотал я.

Колум подошёл ближе и взглянул на обложку.

— «О природе вещей». Тяжёлый труд для твоего уровня.

— Я понимаю не всё, — признался я.

— Но стремишься узнать, — улыбнулся он. — Это хорошо.

Он взял книгу из моих рук и положил её обратно на стол.

— Завтра. Сейчас иди спать.

Я кивнул и вышел, но мысль не давала покоя. Если кто-то уже писал об «электритас», то, возможно, мои слова во сне не казались аббату полным бредом. Но это не отменяло опасности.

***

Ещё две недели я трудился в скриптории, стараясь быть незаменимым. И наконец, однажды утром Кайл объявил:

— Аббат разрешил выделить тебе келью. Ты будешь отвечать за подготовку материалов для переписчиков.

Я едва сдержал улыбку.

— Спасибо, брат Кайл.

— Не благодари. Работы прибавится, — буркнул он, но в глазах светилось одобрение.

Моя новая келья была крошечной — каменная стена, узкая койка, стол и свеча. Но для меня это была крепость, моей маленькой победой, которая стоила мне месяца усилий. Теперь я мог спать, не боясь, что мои сны станут обсуждать всем монастырём. И теперь я не работал в огороде. Что серьёзно подняло мой статус в монастыре, работники скриптории были элитой местного общества. Остальные монахи были безграмотны и трудились в основном в полях или на огороде.

***

Первое, что ударило в нос, когда я отворил тяжёлую дубовую дверь, — запах. Не просто сырости, а чего-то затхлого, гниющего, словно здесь десятилетиями не ступала нога человека. Я прикрыл лицо рукавом и шагнул внутрь, держа свечу выше. Оранжевый свет дрожал на стенах, выхватывая из темноты очертания сундуков, голых стен и... плесени. Её было так много, что казалось, будто каменные стены покрыты шкурой какого-то больного зверя.

— Господи... — прошептал один из монахов за моей спиной. Его звали Эрн, и он был самым молодым из троих, кого аббат выделил мне в помощь.

Я подошёл к ближайшему сундуку, откинул крышку. Внутри, поверх потрёпанных свитков, лежали крошечные косточки и мышиный помёт. Пергамент был изъеден, буквы местами исчезли, будто их слизал язык времени. Сердце сжалось. Эти книги пережили войны, набеги, пожары — и теперь гибли от сырости и грызунов.

— Как же так получилось? — спросил второй монах, Маэл. Он провёл пальцем по странице, и она рассыпалась в труху.

— Последний хранитель умер десять лет назад, — ответил третий, Брох, самый старший. — С тех пор сюда заходили только за конкретными книгами. Остальное... — он развёл руками.

Я медленно обошёл помещение. Пол под ногами местами прогибался, доски сгнили. В углу, где тень была гуще всего, из щелей росли странные бледные грибы. Их шляпки напоминали уши мертвеца. Воздух был настолько влажным, что я почти чувствовал, как вода оседает у меня в лёгких.

Но хуже всего были книги. Сотни, может даже тысячи трудов — по медицине, астрономии, истории — лежали в беспорядке, покрытые плесенью. Некоторые свитки слиплись так, что разъединить их было невозможно.

— Это не библиотека, — пробормотал я. — Это склеп.

Мы вынесли несколько сундуков в коридор, чтобы оценить ущерб. Когда я развернул один из свитков, перед глазами всплыли строки на латыни: «De architectura» — трактат об архитектуре. Часть текста была утеряна, но схемы... схемы сохранились. Я замер, глядя на чертежи дренажных систем и вентиляции. В прошлой жизни я построил три дома, не сам конечно, руководил рабочими. Я знал, как бороться с сыростью и мышами. Я отправился в скрипторий писать проект преобразования библиотеки.

Вечером, после игры в шахматы, я развернул перед аббатом свой проект. На пергаменте были наброски: полки, приподнятые над полом, чтобы избежать сырости и мышей; каменные желоба вдоль стен для отвода воды; узкие окна под потолком для циркуляции воздуха. И главное — печь. Небольшая, но достаточная, чтобы поддерживать тепло и сухость.

— Ты уверен, что всё это поможет избавиться от сырости? — спросил Колум, проводя пальцем по чертежу.

— Да, — ответил я твёрдо. — Если мы не приведём библиотеку в порядок, через пять лет от этих книг останется только прах.

Аббат задумался, его взгляд скользнул по шахматной доске, где наша партия так и осталась незавершённой.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Ты получишь всё, что нужно. Но... — он поднял палец, — если через месяц я не увижу результата, работы прекратятся. Монахи нужны в поле и на молитве, не только среди книг.

Я кивнул, сдерживая улыбку. Месяца мне хватило бы и с лихвой. На следующий день мы начали с самого страшного — разбора завалов. Выносили сундуки, сортировали книги: те, что ещё можно спасти — в одну стопку, те, что рассыпались от прикосновения — в другую. Брох скорбно качал головой, глядя на уничтоженные труды.

— Здесь была «Хроника Бриана», — прошептал он, поднимая обрывки пергамента. — Её писали сто лет...

— Мы сохраним то, что осталось, — пообещал я, хотя сам не был уверен.

Маэл и Эрн тем временем выскребали плесень со стен дубовыми скребками. Грибы в углу оказались ядовитыми — мы сожгли их на костре во дворе. К концу недели библиотека напоминала скелет — голые стены, пустые полки, но хотя бы без плесени. Мы выломали сгнившие доски пола и заменили их новыми, приподняв их на каменных опорах. Вдоль стен снаружи я распорядился пробить узкие желоба для стока воды — как в римских банях, которые видел на чертежах.

Самым сложным была печь. Я боялся, что открытый огонь в библиотеке — безумие, но без тепла сырость вернулась бы за неделю. Решение нашлось в трактате по архитектуре: небольшая печь с дымоходом, выведенным наружу. Камни для неё мы брали из ручья — плоские, гладкие. Сложили её в углу, подальше от полок, которые тоже были моим новаторством, здесь книжных полок ещё не знали.

— Она не должна быть горячей, — объяснял я монахам. — Только тёплой, чтобы воздух не застаивался. Они кивали, но в глазах читалось недоверие. Никто из них не видел ничего подобного.

Через две недели библиотека преобразилась. Книги, которые удалось спасти, теперь лежали на новых полках, пропитанных лаком от жуков. И мыши не могли взобраться по обработанной лаком поверхности, просто соскальзывали, это я проверил, выловив пяток и поместив в обработанное деревянное ведро. Воздух больше не был спёртым — через узкие окна под потолком гулял ветерок. Печь тлела в углу, достаточно было топить её раз в сутки и сырость отступала.

Аббат пришёл на проверку в конце третьей недели. Он медленно прошёлся между полок, трогал стены, нюхал воздух. Потом подошёл к печи, протянул к ней руки.

— Ты был прав, — сказал он наконец. — Здесь теперь... как в Риме, должно быть.

Я рассмеялся.

— Надеюсь, лучше. В Риме было много пожаров.

Колум улыбнулся, затем его взгляд упал на стол, где лежали спасённые книги. Среди них был и трактат «De Natura Rerum» — тот самый, где упоминался «электритас».

— Ты сделал больше, чем обещал, Бран, — тихо сказал аббат. — Эти книги... они теперь проживут ещё сотни лет. Может, и больше.

Я кивнул, глядя на полки. Это была победа. Маленькая, но важная. В мире, где викинги жгли монастыри, а знания терялись навсегда, я сохранил хотя бы часть.

— Спасибо, — сказал я. — Но это только начало моей работы.

Аббат поднял бровь.

— Какое ещё начало?

Я улыбнулся и подошёл к одной из полок.

— Теперь, когда книги в безопасности, их нужно переписать. Все. Пока оригиналы ещё целы.

Колум задумался, потом рассмеялся.

— Ты неугомонный, Бран. Ладно. Завтра пришлю ещё переписчиков.

Он повернулся к выходу, но на пороге остановился.

— А печь... — добавил он. — Не спали нам библиотеку.

— Не спалю, — пообещал я.

Когда дверь закрылась, я остался один среди спасённых книг. Впервые за долгое время я почувствовал, что делаю что-то важное. Не просто выживаю — а строю. Как в прошлой жизни там я строил компании, здесь сохраняю знания.

Аббат ещё не назначил меня смотрителем библиотеки, но я надеялся, что за этим дело не станет, других приемлемых кандидатур у него не было. Я закрыл продухи вентиляции, чтоб утренний туман не проник в помещение и с чувством хорошо выполненной работы, отправился в свою келью спать.

***

Прошёл год с моего появления в этом мире, аббат назначил меня библиотекарем, наверное, я был самым юным за всё время на этой должности. Но с карьерным ростом росли и проблемы, которые приходилось решать.

Пергамент. Казалось бы, что может быть проще? Кожа овцы, козы, телёнка — вымоченная, растянутая, отполированная до гладкости. Но в этом и была проблема. На одну книгу уходили шкуры десятков животных. А у нас в монастыре не было ни великих стад, ни денег, чтобы закупать их у крестьян.

— Без пергамента библиотека умрёт, — сказал я аббату, разложив перед ним испорченные плесенью свитки. — Мы спасли стены, но теперь нужно спасти знания.

Колум сидел за своим столом, перебирая четки. Его лицо, обычно спокойное, сейчас было напряжённым.

— Я знаю, Бран. Но монастырь Глендалох не богат. Все наши доходы идут на подать Риму.

— А если попросить отсрочку? Хотя бы на год?

Он покачал головой.

— Нет. Это не просто деньги, Бран. Это наш долг. Если мы перестанем платить — нас исключат. А без защиты Рима викинги сожгут монастырь за неделю.

Я сжал кулаки. Глупость. Рим уже давно не мог защитить сам себя, не то что других. Но спорить было бесполезно — в этом вопросе аббат был непреклонен.

***

Тепло от печи мягко расходилось по помещению, а свет свечей отражался в лакированных дубовых полках. Я привык к этому уюту, к тишине, прерываемой лишь шелестом пергамента. Библиотека стала моим убежищем, местом, где я мог забыть о жестокости этого мира. Но сегодня всё было иначе. В руках я держал свиток, который мог многое изменить.

Я нашел его случайно, разбирая старые записи в дальнем углу. Кожа была потрескавшейся, края обгоревшими — видимо, его спасли из какого-то пожара. Но текст сохранился. И когда я начал читать, то понял: это было решение. Решение проблемы, которая мучила меня уже несколько недель.

Библиотека, которую я так тщательно обустраивал, занимала лишь четверть отведенного ей помещения. Полки стояли полупустые, а денег на новые книги и пергамент не хватало. Аббат жаловался, что монастырь едва сводит концы с концами, и мои просьбы о расширении коллекции встречал скептически. Но этот свиток... он давал шанс.

Я свернул пергамент и положил его в кожаную сумку у пояса. Теперь предстояло самое сложное — убедить аббата Колума.

Аббат сидел за своим массивным столом, углубленный в переписку с каким-то монастырем на континенте. Когда я вошел, он лишь кивнул, не отрываясь от работы. Я терпеливо ждал, пока он закончит строку, и только тогда заговорил:

— Отец Колум, мне нужно обсудить с вами важное дело.

Он отложил перо и посмотрел на меня. Его голубые глаза, обычно добродушные, сейчас были настороженными.

— Опять про пергамент? Я же сказал, Бран, пока у нас нет лишних денег.

— Не только про пергамент, — я сделал шаг вперед. — Я нашел способ, как монастырь Глендалох может зарабатывать. Без ущерба для нашей главной миссии.

Аббат нахмурился:

— Мы не торгаши, чтобы гнаться за прибылью.

— Но мы хранители знаний, — мягко возразил я. — А знания требуют средств. Представьте: новые книги, крепкие стены, помощь деревням вокруг. Разве это не богоугодное дело?

Я видел, как он колеблется. Колум был человеком практичным, но мысль о деньгах явно вызывала у него дискомфорт.

— О чем ты говоришь, Бран? — наконец спросил он.

Я достал свиток и осторожно развернул его на столе.

— Вот. Это не просто старый текст. Это возможность.

Аббат пробежал глазами по строчкам, и я увидел, как его брови поползли вверх. Он перечитал начало еще раз, затем резко поднял на меня взгляд:

— Ты уверен, что сможешь всё это выполнить?

— Да. Всё проверено, нужно лишь всё правильно сделать.

— Это... нечестиво, — пробормотал он, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

— Нет, — я покачал головой. — Это практично. Мы не отрекаемся от веры, мы обеспечиваем её будущее.

Комната погрузилась в тишину. Аббат в задумчивости постукивал пальцами по столу. Я знал, что сейчас решается судьба библиотеки — и, возможно, всего монастыря.

— Допустим, — наконец сказал он. — Но с условиями. Во-первых, все, что заработаем сверх дюжины золотых в год, пойдет на нужды монастыря и твоей библиотеки. Ни монеты больше. Во-вторых, если через полгода не будет результата — проект закрываем. И в-третьих, — он пристально посмотрел на меня, — ты берешь всю ответственность на себя. Если что-то пойдет не так — отвечать будешь ты.

Я глубоко вздохнул. Условия были жесткими, но справедливыми.

— Согласен.

— Тогда начинай, — аббат снова взялся за перо, давая понять, что разговор окончен. — И, Бран...

— Да, Колум?

— Молись, чтобы твой план сработал.

Загрузка...