Ирландия. Тёмные века — 1

Глава 15. Затишье перед бурей

Дождь хлестал по кольчугам, превращая землю Слив-Галлиона в чёрную жижу. Я стоял на краю карьера, сжимая рукоять арбалета, и наблюдал, как внизу, среди дымящихся ям, копошились тени с факелами. Викинги. Они рыли землю словно одержимые, бросая куски угля в повозки, запряжённые тощими лошадьми. Даже сквозь шум ливня доносился их хриплый смех — они не ждали нападения. Не знали, что эйритские болты уже нацелены им в спины.

— Готовы? — обернулся я к Келлаху. Он кивнул, пряча лицо под стальным забралом. Его легионеры, рассыпавшиеся по склону, замерли в ожидании. В их руках — «Вороны», арбалеты с дугами темнее ночи.

— По моей команде, — прошептал я, ощущая, как сердце бьётся в такт отсчёту. Три. Два...

Громовой хлопок порвал тишину — сигнальная стрела, выпущенная Финтаном, вонзилась в бочку со смолой у викингского лагеря. Огонь вспыхнул яростно, осветив перекошенные от ужаса лица.

— Огонь! — заорал я, и склон ожил.

Первая волна болтов прошила воздух со свистом цикад. Викинги, не успевшие схватиться за щиты, падали в грязь, хрипя. Один из них, здоровяк с рыжей бородой, попытался поднять топор — болт пробил ладонь, пригвоздил к деревянному ободу колеса. Его вопль слился с рёвом остальных.

— Второй залп! — Келлах рубил мечом воздух, будто уже чувствовал вкус крови.

Арбалетчики перезарядили с мёртвой хладнокровностью. Тетивы щёлкнули, и лошади, вздыбившись, понесли повозки в хаос. Горящие угли рассыпались, поджигая палатки. В дыму мелькали фигуры викингов, бросающихся в контратаку с диким воем.

— Щиты! — рявкнул я, и легионеры сомкнули строй, выставив вперёд тяжёлые дубовые щиты с выжженным дубом. Первые секиры врезались в дерево, высекая щепу.

— Копья! — Келлах вынырнул из-за щита, проткнув ближайшего викинга под ребро. Тот рухнул, захлёбываясь кровью, но его место заняли двое других. Их глаза горели безумием берсерков.

Я отступил за линию щитов, перезаряжая арбалет. Пальцы скользили по мокрой тетиве. Слишком медленно. Где-то слева завопил легионер — топор рассёк ему ключицу. Его кровь брызнула на мой плащ, смешавшись с дождём.

— Прорыв! — закричал Финтан, указывая на группу викингов, рвущихся к склону. Среди них выделялся гигант в рогатом шлеме — Ивар?

— Второй ряд! — Я выстрелил почти в упор. Болт вошёл гиганту в глаз, вырвав кусок черепа. Его тело рухнуло, но остальные, словно не замечая потери, лезли через трупы.

— Сомкнуть строй! — Келлах бился как демон, его меч рисовал в воздухе кровавые узоры. Легионеры, дрожа от напряжения, оттесняли врага к обрыву. Один из викингов, мальчишка лет пятнадцати, вцепился зубами в руку солдата. Тот, завыв, сбросил его в пропасть.

Кровь. Грязь. Крики. Время расплылось, как чернила на промокшем пергаменте. Когда последний викинг упал, пронзённый тремя болтами, тишина наступила внезапно, будто кто-то вырвал страницу из книги боев.

— Искать выживших! — приказал я, опираясь на колено. Рука дрожала.

Среди трупов нашли лишь одного — подростка с перебитыми ногами. Его секира лежала в луже, рукоять обмотана окровавленными тряпками. Он скалился, пытаясь достать нож за поясом.

— Дайте... умереть... с оружием... — хрипел он по-норвежски.

Келлах уже занёс меч, но я остановил его жестом.

— Отнесите его в пещеру. Остальных — обыскать повозки.

Пещера пахла сыростью и дымом. Я присел на камень напротив викинга, положив на колени арбалет. Его дыхание хрипело, как ветер в треснувшем горне.

— Ты умрёшь. Но можешь выбрать как, — начал я, вытирая лезвие кинжала о плащ. — С позором, как раб. Или с честью, если ответишь.

Он плюнул кровью мне в ноги.

— Вальгалла... ждёт...

— Хальфдан послал тебя воровать уголь. Зачем? — я наклонился ближе. — У вас нет печей для эйрита.

Его глаза расширились. Видимо, слово «эйрит» стало ключом.

— Ивар... — прошипел он, сжимая рану на животе. — Приказал... копать... Не спрашивал... Все кто знал, пали здесь… Я последний…

Сердце учащённо забилось. Ивар. Правая рука Хальфдана, хитрый как лис. Но как он узнал про связь угля и стали?

— Кто сказал Ивару про уголь? — впился я взглядом в угасающие глаза. — Предатель из Эйре. Его имя.

Викинг закашлялся, выплёвывая сгустки.

— Не... знаю... Клянусь... Одином...

Отчаяние сжало горло. Он говорил правду.

— Твой путь окончен, — встал я, ощущая тяжесть в ногах. — Передай Ивару в Вальгалле, что Эйре не сломать. И вложил в его руку рукоять секиры.

Дверь пещеры скрипнула. На пороге стоял молодой легионер с обожжённым лицом — Торгал, сын мельника. Его отец погиб месяц назад, защищая караван.

— Разреши, брат Бран, — он вытащил меч, голос дрожал. — Он убил моего друга...

Викинг засмеялся, хрипло и горько.

— Да... дайте... сражение...

Торгал шагнул вперёд. Я не стал останавливать. Удар был быстрым — клинок вошёл под ребро, достигнув сердца. Викинг дёрнулся, потом обмяк, улыбка застыла на губах.

— Теперь он... в Вальгалле... — прошептал Торгал, вытирая меч.

Я вышел наружу, где Келлах разбирал добычу. Уголь. Три повозки. Хватит на месяц плавки.

— Он сказал про Ивара, — сообщил я, глядя на дым над Дублином. — Но не знал имени предателя.

Келлах швырнул кусок угля в костёр.

— Значит, тварь все ещё с нами.

Мы молча смотрели, как пламя пожирает следы битвы. Где-то в темноте, среди своих, притаился коварный враг. Но сегодня мы выиграли. И этого хватит, чтобы завтра снова встать в строй.

***

Дымка рассвета стелилась над полями Друим Кетрен, превращая стога сена в призрачных великанов. Я стоял на краю трёхпольного участка, наблюдая, как Оэнгус — седой пахарь с руками, узловатыми от десятилетий работы — проводил борозду железным лемехом. Земля, тёмная и жирная, ложилась волнами за плугом, смешиваясь с золотом прошлогодней соломы.

— Видишь, брат Бран? — он остановил вола, вытирая пот с морщинистого лба. — Раньше тут рос лишь вереск да колючки. А теперь...

Он махнул рукой на череду полос: ячмень блистал молочными колосьями на первом поле, вика с горохом зеленели на втором, третье отдыхало под паром, удобренное навозом из общего хлева. Многополье. Слово, которое ещё пять лет назад вызывало насмешки старейшин. «Зачем делить землю, если боги сами решают какой будет урожай?» Теперь же даже скептики вроде Дунгала, вождя Уи Маэлтуйле, клялись, что их дети сыты впервые за жизнь.

— В прошлом году с этого участка собрали сорок мер зерна, — Оэнгус потрогал колос, будто проверяя его на прочность. — Вдвое больше, чем при подсечно-огневом. И земля не скудеет.

Я кивнул, записывая его слова на деревянную табличку покрытую воском. Запах свежевспаханной почвы смешивался с ароматом полыни — её сажали по краям полей, чтобы отпугнуть вредителей. Новшество травницы Бригты, обученной в монастырской школе.

— А там? — я указал на холм, где среди камней копошились люди.

— А там — «неудобья», — усмехнулся Оэнгус. — По-твоему, «ресурс».

Мы поднялись по склону, обходя груды камней, аккуратно сложенные в пирамиды. Молодой парень с веснушчатым лицом — Маэл Руад, сын каменотёса — выравнивал террасу на крутом склоне. Его отец когда-то плевал на эту землю, но теперь...

— Смотри! — Маэл ткнул лопатой в узкую полосу чернозёма меж плит. — Взял в аренду у общины на десять лет. Посадил репу и капусту. А между камнями — пряные травы для рынка в Гаррхоне.

Он гордо показал на ящик с рассадой: чабрец, шалфей, мята. Даже здесь, где раньше паслись лишь козы, теперь зеленели ростки. Закон Эйре гласил: «Любой клочок земли, обработанный три года, переходит в наследственное владение». Это заставило даже ленивых шевелиться.

— А если не сможешь обработать? — спросил я, зная ответ.

— Продам соседу, — Маэл вытер лоб. — Уже предлагали два серебряных за участок.

Рынок земли. Фраза, от которой вздрагивали барды, воспевавшие «вечную собственность кланов». Но голодные зимы стирали романтику.

Рынок в Гаррхоне гудел, как растревоженный улей. Я пробирался меж прилавков, где пахло свежим хлебом, копчёным лососем и воском от новых табличек с объявлениями: «Продается участок у Чёрного ручья. 5 мер. Без долгов». На площади, где раньше решали споры мечами, теперь стоял дубовый стол судьи Коналла.

— Я пахал это поле двадцать лет! — кричал рыжий детина, тыча пальцем в карту, нарисованную на пергаменте. — А этот выскочка из Уи Дрона утверждает, что межа по валуну!

— По закону, межа — по кадастровым столбам, — Коналл неторопливо развернул свиток с печатью. — Ты сам подписал акт при межевании.

— Я неграмотный! — взревел мужчина, хватаясь за топор.

Легионер из охраны шагнул вперёд, щит с дубом и змеёй преградил путь.

— Успокойся, Фергал, — вмешалась старуха Мор, толкая вперёд хрупкую девушку в зелёном платье. — Пусть Лиаху измерит верёвкой.

Дочь травницы размотала мерный шнур с узлами — римский актинус, адаптированный под местные меры. Её пальцы, привыкшие шить раны, ловко отсчитывали шаги.

— Здесь, — она вбила колышек. — По кадастру: пятьдесят локтей от ручья.

Фергал заскрипел зубами, но кивнул. Закон стал сильнее традиции. Очень скоро закон сам станет традицией.

Запах ромашки и кипящего белья встретил меня у дверей родильной хижины. Бригта, теперь уже седая, но все такая же резкая, принимала роды у жены кузнеца.

— Глупая! — её голос гремел сквозь занавеску из льна. — Я же говорила мыть руки перед тем, как пуповину резать!

Девушка-ученица, бледная как мел, кивала, сжимая в руках посеребряные ножницы — подарок общины за спасение сына старейшины.

— Раньше, — Бригта вышла ко мне, вытирая руки о фартук, — из десяти младенцев выживало пять. Теперь — девять. И все благодаря этому... — она ткнула в свиток с рисунками матки и советом «кипятить воду и ткани».

— И благодаря тебе, — я положил на стол мешочек с серебром — плату из казны. — Твоя школа в Уи Энехглайсс приняла двадцать учениц.

Она фыркнула, но глаза блестели.

— Одна из них, эта дура Грейнне, уже спасла женщину от кровотечения. Травой тысячелистника и жгутом. Представляешь?

За дверью раздался крик новорождённого. Здоровый, громкий. Бригта перекрестилась, но не на языческий символ — на знак дуба, вышитый на её платье.

Вечером я сидел в скриптории, составляя отчёт для Руарка. Цифры танцевали перед глазами:

Урожай зерна: втрое выше чем пять лет назад.

Обработано неудобий: 1200 акров.

Младенческая смертность: 11% (была пять лет назад 52%).

За дверью кричали совы, а в моей голове звучал голос отца, когда-то сказавшего: «Ты хочешь изменить мир? Начни с корней». Эти корни теперь прорастали сквозь камень старых обычаев.

Но когда я вышел под звезды, то увидел Келлаха, мрачно разглядывающего донесение.

— Айлиль мак Дунлайнге собрал дружину, — он протянул пергамент с кровавым отпечатком вместо печати. — Пишет, что наши законы — чума, разъедающая устои и заветы предков.

Я взглянул на огни в долине — сотни очагов, где ели хлеб, выпеченный из зерна «неудобий».

— Пусть придёт, — сказал я тихо. — Увидит, что сила Эйре — не в мечах. В сытых детях. В земле, которая помнит руки тех, кто её обрабатывает.

Келлах усмехнулся, проводя пальцем по лезвию:

— Но мечи тоже пригодятся.

Мы стояли молча, слушая, как ветер шелестит наливающимися колосьями. Где-то там, за холмом, спали дети, чьи жизни уже не унесёт лихорадка. И это стоило любой битвы.

***

Два года. Семьсот тридцать дней, за которые пепел погребального костра Дунлайнга превратился в плодородный слой на полях Эйре. Я стоял на стене форта у брода через Шаннон, наблюдая, как легионеры вбивают в землю заострённые колья. Железные шипы, обмазанные смолой и гусиным жиром, блестели под осенним солнцем — ловушка для конницы. За моей спиной Кайртир, теперь уже командир целой когорты, сверял списки припасов:

— Сорок бочек смолы, триста связок стрел, зерно на шесть месяцев...

Его голос дрогнул на слове «зерно». Мы оба помнили голодную зиму, когда беженцы из Лейнстера ели кору. Теперь же амбары ломились от урожая, но война — ненасытная тварь — могла сожрать всё за месяц.

— Проверь запасы в подземных хранилищах, — оборвал я его. — И скажи Келлаху, чтобы ускорил тренировки новобранцев.

Он кивнул, бросив взгляд на север — туда, где за холмами Лейнстера копились тучи.

Дым от кузнечных горнов висел над Дублином, словно боевое знамя. Я сидел в каменной хижине лазутчика — рыбака Ойсина, чья лодка курсировала между берегами под видом торговли сельдью.

— Собрал дружину в пять тысяч, — шептал он, разворачивая берестяную карту. Кривые линии обозначали маршруты войск. — Конница из Уи Нейллов, пехота от кланов Уи Маэлтуйле...

— А награда? — спросил я, отмечая крестами места лагерей.

— Земли Эйре. Обещает раздать вождям.

Я усмехнулся. Айлиль, как и его отец, считал людей скотом — продать, купить, зарезать. Но теперь даже его собственные крестьяне бежали к нам, оставляя выжженные деревни. В прошлом месяце к нам пришла целая семья каменотёсов — их сын, больной лихорадкой, выжил благодаря знахаркам обучавшимся в монастыре.

— Ещё новости, — Ойсин достал из-под соломы ржавый шлем с гравировкой: волк, пожирающий солнце — символ Айлиля. — Начал чеканить монету с твоим профилем. «Бран-колдун, похититель душ».

Я повертел шлем в руках. Искусная работа — видимо, дублинские мастера.

— Пусть тратит серебро на пропаганду. Наши законы сильнее его клеветы.

Вечером в зале совета пахло напряжением и дымом смоляных факелов. Руарк, облокотившись на стол с картой, водил кинжалом по линии границы:

— Укрепим перевал у Слив-Блум. Там узко — десять арбалетчиков перекроют путь тысяче.

— Они пойдут через болота, — возразил Финтан, указывая на топкие места у реки Лиффи. — У Айлиля есть проводники из местных.

— Бывших местных, — поправил я. — Тех, кто не смог смириться с нашими законами о наследстве, сыновья и племянники вождей.

На столе лежал доклад о налёте на деревню Уи Энехглайсс — вырезали семью старосты, повесив его на дубе с табличкой: «Предатель короля». Но на обороте, детской рукой, было нацарапано: «Они забрали зерно... простите...».

— Нам нужны заложники, — проворчал Келлах, точа меч. — Их вожди спят в каменных башнях, пока наши...

— Нет, — перебил я, ударив кулаком по столу. — Мы не станем ими. Пусть Айлиль первый обнажит меч.

Тишину нарушил стук в дверь. Вошла Лиаху, дочь травницы, с перепачканным землёй свитком.

— Наши копали колодец у Слив-Галлион... — она развернула пергамент, показывая зарисовки. — Нашли это.

На рисунке красовались десятки железных наконечников, спрятанных в глиняных кувшинах. Метка — волчья голова.

— Тайный склад, — прошептал я. — Он готовился давно.

Руарк вскочил, опрокинув скамью:

— Отправляй отряд! Уничтожить!

— Нет, — я остановил его жестом. — Пусть думают, что мы не знаем. А когда пойдут за оружием...

План родился сам собой — коварный, как ловушка друидов. Мы засыплем входы в пещеры, оставив лишь один. И когда враги придут — подожжём смоляные бочки, устроив ад в подземелье.

Ночью я поднялся на сигнальную башню, откуда виднелись огни Лейнстера. Там, за холмом, Айлиль пировал с вождями, раздавая обещания. А здесь, в Эйре, в каждом доме горела лучина — дети учили буквы, женщины ткали шерсть для легионеров, кузнецы ковали гвозди для домов, каменщики тесали камень для новых дорог.

Ко мне присоединился Кайртир, держа в руках «Клык» — его арбалет с двадцатью зарубками на прикладе.

— Помнишь первую битву? — спросил он, глядя на звёзды. — Я тогда чуть не обосрался от страха.

— А теперь ты командуешь когортой, — улыбнулся я.

Он кивнул, вдруг серьёзный:

— Они ведь придут за нашими детьми. За школами. За тем, что мы построили...

Ветер донёс лай собак из дозорной деревни. Где-то там, в темноте, уже ползли шпионы Айлиля, считая частоколы и арбалеты. Но они не видели главного — корней, что сплелись под землёй. Каждого крестьянина, готового биться за свой собственный клочок земли.

— Пусть придут, — сказал я, ощущая тяжесть арбалета за спиной. — Мы встретим их не только сталью. Но законом, который они никогда не смогут сломать.