Ирландия. Тёмные века — 1

Глава 5. Тень двуглавого орла

Тишина в монастырском дворе была такой густой, что я слышал, как трещат угли в печи за спиной. Воины в блестящих латах стояли неподвижно, словно статуи, но их глаза за забралами следили за каждым моим движением. Всадник, назвавший себя Луцием Клавдием Вителлом, медленно соскользнул с коня и сделал шаг вперёд. Его доспехи не звенели, как у местных ополченцев, — они шелестели, будто змеиная чешуя.

— Ты — Бран? — повторил он.

Я кивнул, сжимая в кармане медную монету — свою первую чеканку. Рельеф металла напоминал: я уже не тот беспомощный мальчишка, что ничего не понимал в происходящем, за два года я уже вписался в это время.

— Аббат Колум писал о тебе, — продолжил Луций. Его голос звучал глухо из-за забрала, — утверждает, что ты превратил библиотеку из плесневелой могилы в храм знаний.

Я осторожно перевёл взгляд на аббата, стоявшего у ворот. Его лицо было невозмутимым, но в глазах читалось предупреждение: «Будь осторожен».

— Я лишь починил то, что было сломано, — ответил я.

Луций усмехнулся.

— Скромность — добродетель, но я приехал не за ней. Покажи мне эту библиотеку.

Каменные стены библиотеки, когда-то покрытые плесенью, теперь блестели в свете факелов. Луций шёл медленно, проводя рукой по полкам, трогая печь, заглядывая в вентиляцию. Его пальцы замерли на чертежах дренажной системы, которые я оставил на столе.

— Это твои схемы? — спросил он.

— Да.

— Где ты научился такому?

Я заранее подготовил ответ:

— В книгах. Римские трактаты об архитектуре.

Луций поднял бровь.

— Ты читаешь латынь?

— Учусь уже два года, но пока ещё хватает неясностей особенно если свиток старше пятисот лет.

Он откинул плащ и сел на скамью, сняв шлем. Под ним оказалось лицо мужчины лет сорока — резкое, с орлиным носом и шрамом через левую бровь. Но больше всего меня поразили его глаза: холодные, серые, как сталь.

— Аббат писал, что ты не только библиотеку восстановил, но и печь построил для выпечки хлеба. А от местных я узнал, что ты и монеты начал чеканить, — он достал из кармана одну из наших медных монеток. — Это тоже из книг?

Сердце заколотилось быстрее. Монеты были рискованным шагом, но отказаться теперь — значило вызвать ещё больше подозрений.

— Нет. Это... необходимость. Людям нечем платить за хлеб. Торговля замерла.

Луций вертел монету в пальцах, затем неожиданно рассмеялся.

— Гениально. Просто и гениально. Ты знаешь, что в Риме уже двадцать лет пытаются восстановить денежную систему после краха Западной империи? А тут мальчишка в глуши придумал, как заставить крестьян верить в ценность маленького кусочка меди.

Я не ответил. Его смех звучал как-то... неестественно. Слишком резко. Слишком нарочито.

— Мне нужно осмотреть пекарню, — вдруг сказал Луций, вставая. — И твою мастерскую, где чеканишь монеты.

Пекарня работала в полную силу. Конхобар, заметив нас, замер с подносом в руках, но Луций лишь кивнул, изучая печь.

— Римская конструкция, — пробормотал он. — Но усовершенствованная. Ты добавил здесь... что это?

— Каналы для более равномерного нагрева, — объяснил я. — Чтобы хлеб не подгорал.

Луций склонился над печью, потом резко выпрямился.

— Кто ты на самом деле, Бран?

Вопрос повис в воздухе, острый, как лезвие. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Сын кожевника.

— Враньё. — Луций шагнул вперёд. — Кожевники не учат латынь. Не читают римские трактаты. Не строят печи, которые не видели даже в Константинополе.

Я стиснул зубы. Отступать было некуда.

— А воины Папского государства не приезжают в глушь из-за библиотеки, — парировал я. — Что вы ищите на самом деле?

Тишина. Потом Луций медленно улыбнулся.

— Умён. Очень умён. — Он опустил голос до шёпота. — Я здесь, потому что в Риме идут слухи. Говорят, в Ирландии появился человек, который знает вещи, недоступные даже нашим учёным. Который строит печи, как древние римляне, но лучше. Который... — он сделал паузу, — как только столкнулся с проблемой нехватки у крестьян наличности сразу придумал как её решить. И такого качества монет нет нигде в мире уж я повидал много разных монет, даже золотые делают не столь качественно как ты делаешь медь.

— Что... что вы хотите? — спросил я, с трудом выдавливая слова.

Луций отпустил мою руку и отступил.

— Рим нуждается в тебе. Папа собирает людей с знаниями, чтобы восстановить империю. Ты будешь под защитой. Будешь учить наших учёных.

— А если я откажусь?

— Тогда, — Луций взглянул на монастырские стены, — викинги сожгут это место дотла. И никто не придёт на помощь.

Я стоял у окна своей кельи, глядя, как воины Луция разбивают лагерь у монастырских стен. В руках я сжимал ту самую монету — символ всего, что успел построить здесь.

За спиной скрипнула дверь. Вошёл аббат.

— Ты написал в Рим о моих делах, — прошипел я.

Колум сел на скамью, его лицо внезапно постарело на десяток лет.

— Я писал в Рим о библиотеке. Но не о твоих печах и тем более монетах. Они... сами узнали. У них есть осведомители. Люди, которые подслушивают чужие разговоры.

— Как?

— Не знаю. Но Луций не лжёт. В Риме действительно есть желающие возродить империю.

— Что мне делать? — спросил я.

Аббат вздохнул.

— Выбор за тебя не сделаю. Но знай: если ты уедешь с ним, назад дороги не будет.

За окном запели цикады. Где-то в лагере Луция зазвучал смех.

— Я подумаю, — сказал я.

Но в душе уже знал ответ. Монастырь Глендалох стал моим домом, я не хотел покидать его. Я уже очень много сил вложил в развитие этого места, чтоб сейчас всё бросить. Через месяц мне должно было исполнится пятнадцать, а уже сейчас я распоряжался теми деньгами, что монастырь зарабатывал сверх тех двенадцати золотых в год, что отправлялись Папе в Рим. Как только аббат убедился, что я трачу деньги разумно, бережно и не транжиря, он перестал контролировать расходы, мне кажется финансовые вопросы его тяготили.

На следующее утро я отказался от предложения Люция, чему он похоже был весьма рад, ему не хотелось выделять из своей свиты сопровождающих меня до Рима, но и волю Рима он не мог проигнорировать.

***

Трактат о пивоварении лежал передо мной на столе, его пергамент был потрёпан по краям, но текст сохранился чётко. Строки на латыни описывали процесс, который казался почти магическим: как превратить ячмень в золотистый напиток, который согреет зимой и освежает летом. Я перевёл его за ночь, делая пометки на полях черновика, если видел что процесс можно улучшить. Аббат Колум, стоя у окна, скептически наблюдал за мной.

— Ты уверен, что это стоит нашего списка житий святого Патрика? — спросил он, скрестив руки. — Пиво… Это не священное знание.

— Но это практичное, — ответил я, не отрываясь от текста. — Хлеб кормит тело, пиво радует дух. А дух — это тоже часть веры, не так ли?

Аббат хмыкнул, но в его глазах мелькнул интерес.

— И как ты собираешься это делать?

— По науке.

Первой проблемой стал ячмень. В монастыре его почти не выращивали — все поля были засеяны пшеницей и овсом. Но в соседней деревне я нашёл крестьянина, который согласился отдать половину своего урожая в обмен на хлеб и обещание будущего пива. Его имя было Фергал, и он, как и все здесь, считал ячмень «кормом для скота».

— Из него же только кашу варят, — сказал он, пожимая плечами.

— А я сделаю так, что твой ячмень будет цениться дороже пшеницы, — пообещал я.

Фергал засмеялся, но в его взгляде читалось сомнение.

Солод. Это было следующим шагом. Трактат описывал, как проращивать зёрна, сушить их, а потом обжаривать на огне. Но на практике всё оказалось сложнее. Первая партия ячменя заплесневела — я не рассчитал влажность. Вторая сгорела в печи — слишком сильный жар. Третья… Третья наконец дала тот самый золотистый солод, который нужен был для пива.

Конхобар, заглянув в мою «лабораторию» — переоборудованный сарай у пекарни, — скривился:

— Пахнет, как в хлеву после дождя.

— Это аромат будущего, — ответил я, просеивая солод через сито.

— Будущего или похмелья?

Я только усмехнулся.

Сусло. Кипячение. Дрожжи. Каждый этап был испытанием. Первая партия пива получилась мутной и кислой — монахи, попробовавшие её, скривились так, будто выпили уксуса. Вторая была лучше, но всё ещё далека от идеала, так как получилось вкусное, натуральное, но очень эффективное слабительное. Третью я настаивал дольше, добавив вёсны — дикого хмеля, который рос на опушке леса.

И вот он — момент истины.

Я налил напиток в деревянную кружку и поднёс к свету. Цвет — как у спелого мёда. Пена — густая, плотная. Запах — хлебный, с лёгкой горчинкой.

Первым дегустатором стал аббат. Он отхлебнул, замер, потом медленно опустил кружку.

— Это… не похоже на ту бурду, что варят в деревнях.

— Потому что это не бурда, — сказал я. — Это сделано по науке.

Пивоварню организовали в том же сарае, но теперь он был полон бочек, котлов и медных трубок — последние выменяли у кузнеца за обещание бесплатного пива на год вперёд. Работа кипела: одни монахи варили сусло, другие следили за брожением, третьи разливали готовый напиток по бочкам. Даже Конхобар, несмотря на свои шутки, втянулся в процесс — он отвечал за обжарку солода.

— Никогда не думал, что буду монахом-пивоваром, — сказал он однажды, вытирая пот со лба.

— Всё во славу Господа, — ответил я, но в глазах у нас обоих играли искорки.

Продажи начались через месяц. Первыми покупателями стали те же крестьяне, что брали у нас хлеб. Они не верили, что монахи могут варить хорошее пиво, но после первой кружки сомнения рассеялись.

— Это же нектар! — воскликнул Фергал, осушая свою кружку. — Как ты это сделал?

— Секрет, — улыбнулся я.

Секрет был прост: чистота, точность и знания из трактата, который аббат считал «неравноценным» обменом. Но теперь, глядя на очередь у монастырских ворот, даже он признал:

— Возможно, я ошибался.

Уважение монахов ко мне росло с каждой новой бочкой. Те, кто раньше видел во мне лишь «странного мальчишку», теперь спрашивали совета. Брат Кайл, ювелир-чеканщик, предложил делать специальные жетоны для пива — чтобы учёт был проще, но я его остановил, сказав что уже существующих монет достаточно. Брох, каменщик, начал строить новое помещение для пивоварни — больше, светлее, с каменным полом.

А однажды вечером ко мне подошёл старый Дубтан, монах, который раньше лишь ворчал в мою сторону.

— Ты… сделал это место лучше, — пробормотал он, глядя в землю.

Это было больше, чем я ожидал.

Но самым неожиданным стало письмо из того самого отдалённого монастыря, с которым мы обменялись списками трактатов. Их аббат писал:

«Мы получили ваш список житий. Но… у нас есть вопрос. Тот трактат о пивоварении — он неполный. Там отсутствовали главы о хмеле и длительном хранении. Вы… случайно не хотите обменяться ещё раз?»

Я рассмеялся.

Аббат Колум, прочитав письмо, покачал головой:

— Теперь они просят вдвое больше. Видимо в их глухой угол дошла весть о нашей предприимчивости.

— Но теперь мы знаем, что наш список житий святого Патрика стоит ещё дороже, — ответил я. — Мы же тоже не отправили им его целиком.

Аббат задумался, потом улыбнулся:

— Может, и правда… выиграли не они.

***

Дорога в соседнее графство Уи Гаррхон вилась между холмов, как змея, то ныряя в тень дубовых рощ, то взбираясь на открытые ветру склоны. Ослик, упрямо топающий перед повозкой, время от времени останавливался, будто давая мне передумать. Но я лишь поправил мешок с хлебом у себя за спиной и кивал братьям Маэлу и Эрну:

— Двигаемся дальше.

Они переглядывались, но не спорили. Оба были крепкими мужчинами, хоть и в рясах, а за поясом у каждого висела дубинка — на всякий случай. Хотя, если верить слухам, Руарк мак Брайн не трогал безоружных. Но слухам я уже давно перестал верить. К полудню мы достигли границы графства Уи Гаррхон. Там, где раньше стоял пограничный столб с гербом прежнего графа, теперь торчал обгоревший обрубок, а рядом — свежая насыпь из камней. На самом крупном камне была выбита руна, которую я не сразу разглядел.

— Это символ его рода? — спросил Маэл, склонившись.

— Нет, — пробормотал я. — Это просто буква «Р».

Эрн фыркнул:

— Скромно.

Но чем дальше мы ехали, тем больше понимали: новый хозяин этих земель не был скромным. Уже через милю нам попались первые следы недавней битвы — вороньё, кружащее над рвом, обломки копий, пятна крови на траве, ещё не смытые дождём. А потом показался и сам замок.

Он стоял на холме, как коршун на скале. Стены, почерневшие от времени, теперь пестрели свежими заплатами из брёвен — видимо, Руарк торопился укрепить своё новое гнездо. Над главной башней развевался штандарт — чёрное поле с белым вороном.

— Добро пожаловать в логово разбойника, — пробормотал Эрн, крестясь.

У ворот нас встретили двое стражников. Их доспехи были сборными — кольчуги поверх кожанных курток, шлемы разной формы, но оружие сверкало, как новое. Один из них, широкоплечий детина с рыжей бородой, шагнул вперёд:

— Стой! Кто такие?

Я поднял руки, показывая, что не вооружен:

— Бран, библиотекарь из монастыря Глендалох. Привёз подарок новому хозяину этих земель.

Рыжий усмехнулся:

— Подарок? Небось, святые мощи или молитвенник? Нашему вождю такое не нужно.

— Пиво, — сказал я просто.

Брови стража поползли вверх. Он обошёл повозку, ткнул пальцем в бочонок, потом вдруг хлопнул меня по плечу:

— Вот это другое дело! Жди здесь.

Через несколько минут ворота скрипнули, и на мосту появился человек, которого я сразу узнал по описаниям, которые получил выясняя всё, что можно про него.

Руарк мак Брайн был невысок, но широк в плечах, будто выкован из железа. Его тёмные волосы, собранные в небрежный пучок, кое-где тронула седина, а лицо пересекал шрам — от виска до подбородка. Но больше всего поражали глаза — холодные, серые, как зимнее море. В них не было ни безумия, ни жестокости, лишь расчётливое спокойствие.

— Монах, — произнёс он, оглядывая меня. — Ты либо очень храбрый, либо очень глупый, чтобы приехать сюда.

— Любопытный, — поправил я. — Хотел посмотреть на человека, который воюет по правилам, даже когда все вокруг режут друг друга без них.

Руарк замер, потом вдруг рассмеялся — резко, как лопнувшая тетива:

— Правила? — Он махнул рукой в сторону замка. — Здесь нет правил, мальчик. Есть только выбор. Я выбрал не убивать женщин и детей. Это не добродетель — это расчёт.

— Всё равно необычно для этих мест, — заметил я.

— Потому что большинство ирландских вождей — ослы, — огрызнулся Руарк. — Убивают семьи побеждённых, а потом удивляются, почему их самих режут ночью в постели.

Он повернулся и махнул рукой:

— Ладно, хватит болтать на ветру. Заходи, монах. Раз уж привёз пиво — выпьем.

Замок внутри оказался не таким мрачным, как снаружи. Да, в углах ещё лежали обломки мебели, а на стенах висели свежие шкуры, чтобы прикрыть дыры. Но в главном зале уже горел огонь в очаге, а на столе стояли глиняные кружки.

Руарк плюхнулся на скамью, достал нож и ткнул им в сторону бочонка:

— Ну, показывай, что привёз.

Я налил ему полную кружку. Пена вздыбилась, как морской прибой, а запах хмеля разлился по залу. Руарк принюхался, потом отхлебнул — и его глаза расширились.

— Чёрт возьми... Это твоё?

— Монастырское, — кивнул я.

— Лучше, чем у моих варщиков, — признал он, отпивая ещё. — Хотя они стараются.

— Я могу научить их, — предложил я. — В обмен на кое-что.

Руарк поставил кружку, прищурился:

— Ага, вот и истинная цель. Ну, давай, монах, что тебе нужно? Золото? Покровительство? Или... — он усмехнулся, — может, хочешь, чтобы я не грабил твой монастырь?

— Книги, — сказал я.

Тишина.

— ...Что? — Руарк наклонился вперёд, будто не расслышал.

— В замке должна быть библиотека, — объяснил я. — Прежний граф, как я слышал, собирал рукописи. Если они ещё целы...

Руарк расхохотался:

— Ты серьёзно? Приезжаешь в логово вояк, чтобы выпросить пыльные свитки?

— Знания дороже золота, — пожал я плечами.

— Для тебя — может быть. — Он откинулся на спинку скамьи, изучая меня. — Ладно, монах. Библиотека цела — я её даже не трогал. Но зачем тебе чужие книги, если у тебя уже есть свои?

— Чем больше знаний, тем сильнее монастырь. А сильный монастырь — это...

— ...Хороший сосед, — закончил за меня Руарк. Его взгляд стал хитрым. — Допустим, я отдам тебе книги. Что ещё ты предложишь, кроме рецепта пива?

Я улыбнулся:

— А что тебе нужно?

— Оружие, — сразу ответил он. — Не мечи — их у меня хватает. Что-то... особенное.

Я замер. В голове тут же всплыли чертежи из библиотеки — баллисты, катапульты, даже примитивные огнемёты. Но...

— Я не оружейник, — осторожно сказал я.

— Но ты умён, — парировал Руарк. — А ум — это и есть оружие. Подумай, монах.

Он допил пиво и встал:

— А теперь иди, посмотри свою библиотеку. Потом поговорим.

Когда слуга провёл меня в дальнюю башню, я замер на пороге. Полки, забитые свитками и книгами. Карты. Даже астролябия на отдельном столе...

— Граф был образованным, — пробормотал я.

— И где это ему помогло? — усмехнулся слуга.

Я не ответил. Потому что в тот момент понял: Руарк мак Брайн не просто вождь варваров. Он — игрок. И только что предложил мне партию.

Осталось решить, какой будет моя ставка.