Три дня. Три долгих дня, за которые кровь на поле боя успела впитаться в землю, а запах смерти смешался с дымом погребальных костров. Я стоял на краю ущелья, глядя, как крестьяне с лопатами копают братскую могилу для воинов Айлиля. Их труд оплачивался монетой из казны Эйре — каждый павший враг, брошенный в могилу, стоил две медяшки. Жадность побеждала отвращение: мужчины в грубых холщовых рубахах молча перебрасывались шутками, будто хоронили не людей, а павшую от мора скотину.
— Смотри, — Руарк ткнул пальцем вниз, где среди камней мелькали фигуры в серых плащах. — Твой закон даже мертвых разделил.
Он был прав. Наши павшие лежали в отдельных могилах у подножия холма. Каждую отметили камнем с выбитым именем и датой. «Кайртан мак Фергал. Пал в битве при Слив-Блум. Защищал закон». Я приказал переписать всех — от командиров до юнцов, дрожавших при первом выстреле. Пусть враги знают: мы помним.
Раненых погрузили на телеги, устланные свежим сеном. Монахини из Глендалоха, обернув лица льняными платками, осматривали каждого. Их руки, привыкшие к травам и скальпелям, работали быстро: промывали раны раствором уксуса, перевязывали прокипяченными бинтами, отсекали гнилые ткани. Одна из них — сестра Морн — остановила меня у повозки:
— Брат Бран, у них лихорадка. Если повезем через болота, половина умрет.
— Тогда повезут через дорогу, — ответил я, указывая на свежевымощенную дорогу к монастырю. Камни, уложенные в прошлом месяце, местами покрылись мхом, но выдержали дожди.
Руарк тем временем обходил лагерь, пиная ногой опрокинутые котлы. Его лицо, покрытое сажей и царапинами, напоминало потрескавшийся щит.
— Снаряжение, — буркнул он, поднимая с земли разорванный колчан. — Половина тетив порвана, болты потеряны...
— Починим, — перебил я, кивая в сторону кузнецов. Коналл и его подмастерья уже раздували горны, выковывая новые наконечники. Воздух звенел от ударов молотов по раскаленному эйриту.
К вечеру третьего дня войско было готово. Арбалетчики, облаченные в кожаные доспехи с нашитыми стальными пластинами, проверяли «Клыки». Их обувь — дубленые сапоги с железными подковами — не скользила даже на мокрых камнях. Каждый нес на поясе мешочек с сушеным мясом, луком и кусочками смолы для разжигания костра.
— Легче викинга, выносливее монаха, — усмехнулся Кайртир, поправляя тетиву. За его спиной висел колчан с тридцатью болтами — ровно столько, сколько позволял вес.
Мы оставили треть легиона охранять Эйре — ветеранов с поседевшими висками да юнцов, еще не нюхавших крови. Остальные двинулись по следам Айлиля.
Дорога на восток петляла меж торфяных болот и дубовых рощ. Викинги называли эти земли «трясиной духов» — здесь даже солнце пробивалось сквозь тучи робкими лучами. Мы шли быстро: арбалетчики в авангарде, пехота с щитами — в арьергарде. Руарк ехал рядом, сверяясь с картой, вырезанной на березовой коре.
— Он бежит в Нейс, — проворчал он, показывая на метку у реки Бойн. — Там его ждут последние союзники.
— Значит, настигнем у брода, — ответил я, вспоминая разведданные. Брод через Бойн был мелким, но широким — идеальное место для засады.
На вторые сутки погони мы наткнулись на первый след — обгоревшую повозку. Колесо, застрявшее в трясине, еще дымилось. Рядом валялся труп коня с перерезанным горлом.
— Берегись, — Кайртир указал на дерево, где на ветвях сидели три ворона. Птицы молча наблюдали, поворачивая головы. Примета хуже некуда.
К вечеру дозорные заметили дымок за холмом. Айлиль разбил лагерь у подножия древнего дольмена — каменного стола друидов. Его воины, едва державшиеся на ногах, ставили палатки и разводили костры.
— Ждем до рассвета, — приказал я, прячась в зарослях папоротника. — Пусть уснут.
Ночью луна скрылась за тучами. Арбалетчики, обмотанные темными плащами, поползли к лагерю. Кайртир вел их, как тень, — бесшумно, без единого звона железа.
— Огонь, — прошептал я, и первая стрела с горящей паклей вонзилась в шатер Айлиля.
Хаос вспыхнул мгновенно. Воины, спросонья хватавшие мечи, бежали прямо под болты. Арбалетчики били точно — в щели между доспехами, в глаза, в сгибы коленей.
— Вперед! — заревел Руарк, выхватывая меч.
Мы ворвались в лагерь, как буря. Айлиль, полуодетый, выскочил из горящего шатра. Его лицо, искаженное яростью, было бледно при свете пламени.
— Ты опоздал, колдун! — крикнул он, отступая к дольмену.
За камнями ждали его последние рыцари — два десятка изможденных мужей в ржавых кольчугах. Они сомкнули щиты, образуя стену.
— Арбалетчики! — скомандовал я, но Кайртир уже натянул тетиву.
Болт пробил щит, вонзившись в плечо воина. Стена дрогнула.
— Закон сильнее меча, — прошептал я, шагая вперед.
Айлиль метнулся в сторону, но Руарк перекрыл путь. Их клинки скрестились с звоном, высекая искры.
***
Туман, словно серое полотно, обволакивал долину. Айлиль исчез в нём, как призрак, растворившись между силуэтами древних камней. Его конь, вздыбившись на миг над зарослями папоротника, скрылся за поворотом тропы. Я стоял, сжимая арбалет, и чувствовал, как холодная влага оседает на ресницах. Внизу, среди обугленных шатров и трупов, слышались стоны раненых, лязг железа, прерывистые команды легионеров. Но всё это казалось далёким, словно отзвуки другого мира.
— Догоним! — Руарк рычал, как раненый вепрь, вытирая окровавленный клинок о плащ. Его глаза горели яростью, но ноги уже подкашивались от усталости. — Он не уйдёт!
Я схватил его за рукав, чувствуя, как мокрая ткань холодит пальцы.
— Посмотри вокруг. Твои люди едва держатся на ногах. А впереди — болота.
Он рванулся, но я не отпустил. Мы оба знали: даже один неверный шаг в трясине — и конец. Наши бойцы, обмотанные грязными повязками, с потухшими глазами, напоминали теней. Они падали на колени у костров, срывая с убитых врагов кожаные фляги, чтобы глотнуть мутной воды. Один из арбалетчиков, мальчишка лет шестнадцати, сидел на камне, тупо глядя на свою дрожащую руку — два пальца отсутствовали, перебитые вражеским топором.
— Прикажи остановиться, — прошептал я. — Или завтра некому будет сражаться.
Руарк выругался, плюнув в сторону, куда скрылся Айлиль. Плевок упал в лужу, смешавшись с кровью.
— Хорошо. Но если он вернётся...
— Он не вернётся. У него осталось меньше двадцати всадников, — я махнул рукой в сторону дымящихся развалин. — И ни зерна, ни серебра. Его войско стало легендой о жадности.
Мы разбили лагерь на склоне холма, где друидские камни, покрытые лишайником, напоминали застывших великанов. Легионеры, сбившись в кучки у костров, чинили доспехи, точили клинки. Коналл, наш кузнец с руками, изуродованными ожогами, уже раздувал переносной горн, правя повреждённые наконечники для болтов. Воздух наполнился звоном металла и треском угля.
— Собирайте трофеи! — кричал Финтан, волоча за собой мешок с ржавыми мечами. — Всё железо пригодится!
Я обходил ряды, проверяя раненых. Сестра Морн, её лицо скрыто под капюшоном, перевязывала солдату рваную рану на плече. В её котле кипела смесь из тысячелистника и коры ивы — запах горький, как сама правда.
— Держи, — она протянула мне глиняную чашу с отваром. — Для Руарка. Чтобы не занесло болезнь.
Он сидел у костра, сдирая с лат засохшую грязь. Его правая рука, перетянутая кожаным ремнём, дрожала от напряжения.
— Пей, — я поставил чашу перед ним. — Или завтра не поднимешь меч.
Он фыркнул, но подчинился. Лицо его исказилось от горечи.
— Ты думаешь, он сбежал навсегда? — спросил он, глядя в огонь.
— Нет. Он не вернётся, пока не соберёт новое войско. Но к тому времени... — я указал на склон, где Кайртир обучал новобранцев стрелять из «Клыков». — Мы будем готовы.
Ночь опустилась, густая и тяжёлая. Туман сменился изморосью, заставляя костёр шипеть и коптить. Я сидел у огня, разбирая арбалет. Тетива, пропитанная оленьим жиром, слегка растянулась — надо будет заменить. Внезапно из темноты донёсся шёпот:
— Брат Бран...
Это был Гилла-Криост, дозорный с лицом, изрезанным оспой. Он дрожал, как осиновый лист.
— Внизу... у брода... огни.
Мы спустились к реке, крадучись, как волки. Сквозь дождь виднелись тусклые огоньки — факелы, зажжённые под навесом скал. Там, среди валунов, копошились люди. Не Айлиль — викинги. Их рогатые шлемы, обтянутые кожей, блестели в свете пламени. Они тянули на верёвках лодку, гружённую бочками.
— Норвежцы, — прошептал Руарк. — Хальфдан шлёт подкрепление. Торгует и с нами и с ними.
Я сжал арбалет. Их было не больше тридцати — усталые, мокрые, но опасные. Они не знали, что мы здесь.
— Отпусти их, — сказал я, когда Руарк уже занёс руку для сигнала. — Пусть везут весть Хальфдану.
— Ты с ума сошёл? — он обернулся, глаза сверкали.
— Они направляются к Айлилю. А значит, возможно повезут его голову Хальфдану в обмен на золото, которое он ему должен. — Я усмехнулся. — Пусть повоюют между собой.
Мы наблюдали, как викинги исчезают в ночи. Их песня, хриплая и грубая, долго ещё эхом отдавалась в ущелье.
Утром, когда солнце разорвало тучи, мы хоронили своих. Тела завернули в плащи, положив у ног по горсти зерна — для пути в Тир-на-Ног. Кайртир, бледный, но твёрдый, вырезал на камне имена:
— Дунгал мак Фергал. Пал за закон. Не дрогнул.
Руарк стоял в стороне, сжимая в руке медальон с изображением волка — трофей, снятый с мёртвого вождя Уи Нейллов.
— Что дальше? — спросил он, не глядя на меня.
— Продолжаем погоню, — ответил я. — Надо закончить начатое.
Он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на уважение.
Мы двинулись на восток, оставляя за спиной долину, где ветер уже развеивал пепел костров. Айлиль где-то там, в тумане, собирал новую армию.
***
Возвращение в Эйре напоминало шествие теней. Мы шли вдоль реки Бойн, оставляя за спиной дымящиеся развалины лагеря Айлиля. Ноги вязли в осенней грязи, плащи отяжелели от дождя, а лица бойцов, застывшие в каменных масках усталости, говорили красноречивее слов. Но даже сквозь эту усталость я видел искру — ту самую, что зажглась, когда мы разбили армию короля-грабителя. Она светилась в глазах Кайртира, когда он поправлял тетиву «Клыка», и в руках Коналла, выковывавшего новые наконечники болтов у дорожного горна.
Первых парламентёров мы встретили у брода через Шаннон. Их было трое: старейшина с посохом из черного дуба, юноша в выцветшем плаще и женщина с лицом, изборожденным морщинами глубже, чем трещины в высохшей земле. Они стояли на коленях, держа перед собой пустые деревянные чаши — символ голода.
— Закон Эйре, — начал старейшина, не поднимая глаз, — как говорят, кормит даже ворона на чужом поле. Мы… мы больше не можем есть кору.
Его голос дрожал, словно тростник на ветру. За спиной у них, в туманной дали, виднелись силуэты деревень Уи Хенкселайг — крыши, провалившиеся под тяжестью времени, поля, поросшие репейником. Айлиль выскреб их амбары до последнего зерна, оставив лишь горстку плевел да кости павших коней.
Руарк, сидя на камне, чистил кинжалом грязь из-под ногтей. Его взгляд скользнул по моему лицу, и я кивнул.
— Вставайте, — сказал я, подходя ближе. — Чаши наполним. Но сначала — ответ. Почему пришли к нам, а не к своему королю?
Женщина подняла голову. Её глаза, цвета промокшего пепла, метнулись к юноше.
— Айлиль взял моего сына в дружину, — прошептала она. — Вернули его с перебитыми ногами. Десятник сказал: «Мясо для ворон».
Юноша сдернул плащ, обнажив спину — полосы от плетей, синие и багровые, пересекали кожу, как реки на карте страданий.
— Он вешал детей за отказ отдавать последнюю горсть овса, — добавил старейшина. — Закон Эйре… если он не сказка…
Руарк встал, бросив кинжал в ножны.
— Не сказка, — проворчал он. — Но и не милостыня.
К вечеру к нашему лагерю потянулись новые делегации. Вожди Осрайге привезли свитки с печатями — договоры, написанные монахами Фернса на латыни и огамическим письмом. Их одежда, некогда богатая, была перешита из старых знамен, а гривны на шеях — медные, позолота стерлась до блеска железа.
— Наши поля плодородны, — говорил вождь Осрайге, мужчина с седой бородой и лицом, словно высеченным из гранита. — Но Айлиль забрал урожай ещё до того, как зазеленели колосья. Теперь мы едим кору. Ваш закон… он разрешит нам сеять снова?
Я развернул карту Эйре, вытканную на холсте, и ткнул пальцем в долину Шаннон.
— Здесь — общинные амбары. Зерно дадим в долг. Вернёте после жатвы десятую часть.
— Десятую? — Вождь усмехнулся горько. — Айлиль брал девять из десяти.
— И потому проиграл, — встрял Руарк, отламывая кусок ячменного хлеба. — Закон сильнее алчности.
Монахи из Фернса, худые как тени, принесли реликвии — мощи святого Айдана, покровителя урожая. Их настоятель, старик с голосом, похожим на шелест пергамента, положил руку на мою ладонь:
— Мы молились, чтобы бог послал избавителя. Вы… вы как римляне, что несли порядок.
— Рим пал, — ответил я, вспоминая уроки истории из прошлой жизни. — Мы строим наше государство, и закладываем крепкий фундамент для него, чтоб большинство жителей Эйре были счастливы.
К ночи вокруг костров собрались вожди четырёх провинций. Лойгис, чьи пастбища славились овцами с серебристой шерстью, Осрайге с тучными нивами, Уи Хенкселайг, где ковали лучшие мечи до прихода эйрита, и монастырь Фернс — духовный центр, ставший призраком после набегов викингов. Они подписали договор кровью и чернилами, скрепив его печатью с дубом и змеёй.
— А те три, что остались с Айлилем? — спросил Руарк, когда делегаты разошлись.
— Хуаланн — каменистые холмы, там живут горные кланы. Уи Дунлайнге — родовая земля короля. Уи Фаэлайн… — я вздохнул. — Их вождь — брат Айлиля. Преданность глупее голода.
— Значит, война ещё не кончена.
— Нет. Но теперь у нас есть крепкий тыл, а у Айлиля нет ресурсов.
Утром первые телеги с зерном двинулись на восток. Крестьяне Эйре, сами недоедавшие, отдавали часть запасов — по закону, за каждый мешок полагалась медная монета с изображением дуба. Я наблюдал, как мальчишки из Уи Хенкселайг, с лицами, распухшими от голода, жались к котлам с похлёбкой. Сестра Морн раздавала лепёшки, выпеченные с тмином — чтобы отпугнуть злых духов и червей в животе.
— Они будут помнить этот день, — сказал Руарк, стоя рядом.
— Помнить — мало. Они должны верить в верховенство закона.
Вождь Осрайге подошёл ко мне, держа в руках горсть земли.
— Возьми. Это наша клятва. Пока корни дуба цепляются за эту почву, Осрайге — часть Эйре.
Я сжал комок глины. Она была тёплой, словно живой. Где-то там, за туманами, Айлиль копил силы, а викинги Хальфдана точили топоры. Но сегодня солнце светило над долиной, и ветер нёс запах свежевспаханной земли — первой за много лет.
Закон, как зерно, прорастал медленно. Но его корни уже было сложно вырвать.
***
Дождь затих, оставив после себя тяжёлый запах сырой земли и дыма. Я стоял у повозки с зерном, наблюдая, как старейшины Осрайге завязывают узлы на мешках, их пальцы дрожат от голода и надежды. Руарк где-то спорил с Коналлом о распределении железа, его голос, грубый и надломленный, сливался с шумом реки. Внезапно Кайртир вынырнул из толпы, его лицо было бледнее лунного света. В руке он сжимал свёрток, обёрнутый в промасленную кожу.
— Бран, — он протянул мне находку, словно боялся обжечься. — Среди трофеев Айлиля... В сундуке с гривнами.
Развернув кожу, я увидел пергамент. Медный волк, оттиснутый в углу, впился клыками в сердце, из которого струилась чернильная кровь. Латинские буквы, выведенные чётким почерком: «Соглашение исполнено. Ждите знака у дуба». Подпись — завиток, точь-в-точь как на моих чертежах арбалетов. Сердце сжалось, будто те самые клыки впились теперь в меня.
— Где сундук? — спросил я, стараясь не дрогнуть голосом.
— В обозе, за палаткой Финтана. Там ещё... — Кайртир замялся, глядя на мои руки, сжимавшие пергамент так, что костяшки побелели. — Там был этот.
Он достал из-за пояса обломок клинка. Сталь, тёмная и зернистая, с характерными прожилками — эйрит. Наш эйрит. Тот, что могли выковать только в печах Глендалоха.
— Собирай совет. Тихо, — приказал я, пряча пергамент за пазуху. Холод металла жёг кожу сквозь ткань.
Палатка Финтана пахла дымом и мёдом. На столе, заваленном картами и восковыми табличками, тускло горела масляная лампа. Руарк, Коналл, Финтан и сестра Морн молча наблюдали, как я кладу пергамент перед ними. Тень от волчьей печати плясала на холсте, будто живая.
— Предатель, — первым нарушил тишину Руарк. Его пальцы впились в рукоять кинжала. — Кто?..
— Тот, кто имел доступ к чертежам, — перебил я, разворачивая свиток с планами арбалетов. Завитки подписи на пергаменте совпадали с моими пометками у спускового механизма. — И к эйриту.
Коналл резко встал, опрокинув скамью. Его лицо, обожжённое годами у горна, исказила ярость:
— Ты думаешь, это я?! Да я скорее...
— Сиди, — рявкнул Руарк. — Все под подозрением. Даже ты.
Сестра Морн протянула дрожащую руку, касаясь пергамента:
— Этот знак... Я видела его. На плаще того монаха, что приезжал из Фернса. Он спрашивал о больных после битвы у брода.
— Лиам? — Финтан нахмурился. — Он осматривал раненых, раздавал зелья...
— И мог рыться в вещах, — закончил я, вспоминая худощавого монаха с тихим голосом. Он часто задерживался у кузницы, задавая вопросы о температуре плавки. Тогда это казалось любопытством учёного.
— Нет, — покачала головой Морн. — Лиам умер от лихорадки две недели назад. Хоронила его сама.
Тишина снова сгустилась, прерываемая лишь треском фитиля. Я закрыл глаза, перебирая в памяти лица: кто подходил к чертежам? Кто знал секреты эйрита? Коналл... Нет, он скорее сжёг бы мастерскую, чем предал. Финтан? Слишком предан, как пёс. Руарк? Его амбиции ограничивались полем боя.
И тогда я вспомнил.
— Где Келлах? — спросил я, замечая, как Финтан слегка дёрнулся.
— Обходит дозоры, — буркнул Руарк. — С тех пор как Айлиль сбежал, спит по два часа в сутки.
— Приведите его. И... — я взглянул на Кайртира, замершего у входа. — Принеси сундук Айлиля. Весь.
Сундук, обитый железными полосами, пах медью и прелыми листьями. На дне, под грудой серебряных слитков с клеймом Лейнстера, Кайртир нашёл ещё один пергамент. И ещё. И ещё. Письма, датированные месяцами ранее, с теми же волчьими печатями. В одном из них — чертёж арбалетного магазина, с пометками на полях: «Спусковой механизм слаб. Увеличить рычаг». Мои собственные слова, сказанные Коналлу полгода назад.
— Кто ещё видел эти чертежи? — спросил я, чувствуя, как гнев поднимается из желудка к горлу.
— Я, Коналл, — начал Финтан, бледнея. — И... Келлах. Он спрашивал, как работают арбалеты, чтобы лучше командовать.
— И ты показал ему? — голос сорвался на крик. — Ты, чёрт возьми, знал, что чертежи секретны!
Финтан отступил, наткнувшись на стол. Лампа упала, вспыхнув на миг перед тем, как погаснуть. В темноте кто-то выругался, зазвенело оружие.
— Факелов! — крикнул Руарк, но я уже вытащил кресало.
При свете нового огня лицо Финтана было маской ужаса:
— Он сказал, что хочет тренировать легионеров... Я не думал...
— Где Келлах? — повторял я, как заклинание. — Где...
Дверь палатки распахнулась, впуская порыв ледяного ветра. На пороге стоял он — Келлах, его плащ покрывал иней, а в руке зажат свёрток.
— Искали это? — он бросил на стол ещё один пергамент. На нём — карта Эйре с пометками: склады зерна, маршруты караванов, слабые точки стен Гаррхона. Подпись — тот же завиток.
— Ты, — прошептал Руарк, выхватывая меч. — Ты крыса...
Келлах усмехнулся.
— Нет, но я знаю чья это подпись, и кто предатель!
— Арбалетчики! — заорал я, выбегая в ночь. — Брать живым!