Инженер 2: Тульские диковинки

Глава 9 Первые дни

Минут через десять со стороны улицы показались фигуры. Трое мужчин, шли не спеша, переговаривались. Один высокий, плечистый, в кожаном фартуке. Второй пониже, тощий, лицо небритое. Третий совсем молодой, парень лет восемнадцати, кепка сдвинута набок.

Они подошли ближе, увидели меня, замерли.

Высокий заговорил первым:

— Это вы новый смотритель?

— Александр Дмитриевич Воронцов. Смотритель мастерской. А вы?

— Трофим Кузнецов, — представился высокий. — Кузнец. Вот уже семь лет здесь работаю.

Голос хриплый, пропитой. Лицо красное, с багровыми прожилками на щеках и носу. Руки большие, жилистые, пальцы в мозолях. Фартук закопченный, прожженный во многих местах. От него тянуло перегаром.

— Филипп Иванов, — представился тощий, не добавляя отчества. — Слесарь.

Лицо узкое, небритое, глаза хитрые, бегающие. Одет в поношенную куртку, штаны заплатанные. На поясе сумка с инструментами. Руки грязные, под ногтями чернота.

— Гришка, — буркнул молодой. — Подмастерье.

Парень низкорослый, худой, лицо мальчишеское, но глаза взрослые, настороженные. Одет бедно. Холщовая рубаха, штаны из грубой ткани, лапти. Волосы светлые, торчат из-под шапки.

Я кивнул.

— Где остальные?

Трофим пожал плечами:

— Матвей и Кузьма не приходят уже неделю. Видать, в запое. Степан, токарь, вчера сказал, что заболел. Егор, сторож, вообще не видел его с месяц.

— Восемь человек по штату, пришли трое, — констатировал я.

— Так всегда, — хмыкнул Филипп. — Кому охота работать, коли не за что? Жалованье нищенское, работы навалом, смотритель старый только пил да на базар металл носил продавать.

— Это кончилось, — сказал я спокойно. — Заходите в мастерскую.

Они переглянулись, но пошли за мной. Я распахнул дверь, вошел первым. Они остановились на пороге, оглядели помещение.

— Че, убираться начали? — удивился Трофим.

— Начал. И вы продолжите. — Я повернулся к ним, посмотрел в глаза каждому. — Слушайте внимательно. Один раз скажу, повторять не буду.

Они притихли.

— С сегодняшнего дня в мастерской новые порядки. Работа начинается ровно в семь утра. Кто опаздывает больше чем на четверть часа тому штраф, вычет из жалованья. Кто не является без уважительной причины, увольнение после второго раза.

Филипп хмыкнул, но я продолжил, не обращая внимания:

— Пьяным на работу не приходить. Кто явится пьяным отправлю домой без оплаты дня. Повторится тогда увольнение.

— Да кто ж не выпьет… — начал Трофим.

— Я не запрещаю пить. Пейте дома, вечером, в выходной. Но на работе трезвыми. Это понятно?

Трофим буркнул что-то неразборчивое, кивнул.

— Воровство, — продолжил я, — караю немедленным увольнением и передачей дела полиции. Медь, железо, инструменты все числится по описи. Буду проверять. Кто украдет пойдет под суд.

Филипп скривился, но промолчал.

— Жалованье будет выплачиваться в срок, как положено. Но заработать его надо. За выполненную работу полная оплата. За простой по вашей вине вычеты.

Я обвел их взглядом.

— Кто согласен работать на этих условиях, оставайтесь. Кто не согласен, можете уходить прямо сейчас. Задерживать не буду.

Молчание. Трофим почесал затылок, посмотрел на Филиппа. Тот пожал плечами. Гришка стоял тихо, глаза опущены.

— Ну, раз вы тут, — проговорил наконец Трофим, — попробуем. Хуже не будет.

— Будет хуже, если не справитесь, — ответил я. — А теперь за работу. Первая задача привести мастерскую в порядок. Трофим, ты разбираешь горн, смотришь, что требует ремонта, составляешь список материалов. Филипп, ты чистишь инструменты, раскладываешь по местам, ржавчину счищаешь. Гришка, подметаешь пол, моешь верстаки, выносишь мусор. Я займусь токарным станком.

Они не двигались. Трофим нахмурился:

— Это мы сейчас должны все это делать?

— Сейчас.

— А Сидоров…

— Сидоров уволен. Я не Сидоров. Выполняйте.

Филипп хмыкнул:

— А если не хотим?

Я подошел к нему, остановился в шаге. Посмотрел в глаза. Филипп попытался выдержать взгляд, но отвел глаза первым.

— Не хочешь иди. Дверь вон там. Но имей в виду, других мест в городе для слесаря сейчас нет. Оружейный завод набор не ведет. Частные мастерские переполнены. Будешь сидеть без работы и без денег.

Филипп помолчал, сглотнул, потом буркнул:

— Ладно. Буду делать.

— Вот и хорошо.

Я отошел, взял со стола листы бумаги, карандаш.

— За работу. Время не ждет. К полудню хочу видеть результат.

Трофим вздохнул, снял с плеча суму, достал молоток, зубило. Пошел к горну, начал осматривать кирпичную кладку. Филипп подошел к верстаку, недовольно поднял ржавый напильник, стал счищать налет тряпкой. Гришка схватил метлу, принялся подметать углы.

Я подошел к токарному станку, присел на корточки, осмотрел станину. Чугун крепкий, трещин нет. Патрон заржавел, но это поправимо. Суппорт заклинило, надо разобрать, почистить, смазать.

Достал из кармана складной нож, начал отворачивать винты крепления суппорта. Металл поддавался с трудом, резьба заржавела. Пришлось постучать рукоятью ножа, винт сдвинулся с места.

За спиной послышались шаги. Обернулся в дверях стоял еще один человек.

Мужчина лет тридцати, среднего роста, плотный. Лицо круглое, бритое, глаза умные, внимательные. Одет чисто, рубаха белая, жилетка темная, штаны без заплат. В руках узелок с инструментами.

— Здравия желаю, — поздоровался он. — Семен Михайлович Косых, токарь. Слышал, новый смотритель назначен. Это вы?

Я встал, вытер руки о тряпку.

— Александр Дмитриевич Воронцов. Значит, ты токарь?

— Так точно. Семь лет на этом месте работаю. Вернее, должен работать, только станок не ходит уже месяца три. Сидоров все обещал починить, да руки не доходили.

— Сейчас дойдут. Как раз занимаюсь. Помогать будешь?

Семен оживился:

— С удовольствием! Этот станок красота, немецкий, добротный. Жаль на него смотреть в таком виде.

Положил узелок на верстак, подошел, присел рядом. Взглянул на суппорт, покачал головой:

— Эх, запустили… А ведь механизм точный, тонкий. Вон, винт подачи заржавел. И каретка заклинила. Надо разбирать полностью, чистить, смазывать.

— Этим и займемся, — сказал я. — Инструмент есть?

— Есть. Вот, принес свой. — Развязал узелок, достал набор ключей, отверток, напильников. Все чистое, ухоженное.

Мы принялись за работу. Семен оказался толковым, знал станок досконально. Подсказывал, как отворачивать заржавевшие гайки, где смазывать, как проверять люфт.

Время шло. Солнце поднялось выше, лучи заглянули в окна, осветили мастерскую. Пыль плясала в воздухе.

Трофим стучал молотком по кирпичам горна, выбивал треснувшую кладку. Филипп складывал инструменты на верстаке, бормотал что-то себе под нос. Гришка подметал, вытирал верстаки мокрой тряпкой.

Около девяти в дверях появилась еще одна фигура. Молодой парень, лет двадцати, широкоплечий, с добродушным лицом. Волосы рыжие, веснушки россыпью на носу. Одет в рабочую куртку, штаны заправлены в сапоги.

— А это кто? — спросил он, указывая на меня.

Трофим обернулся:

— Новый смотритель. Воронцов. А ты кто?

— Иван Григорьев, подсобный. Вчера не пришел, хворал. Живот схватило, думал, помирать буду. Сегодня полегчало.

Он подошел ближе, разглядывал меня с любопытством.

— Значит, вы нас теперь будете начальствовать?

— Буду, — ответил я, не отрываясь от работы. — Если захочешь работать найдется дело. Если нет можешь идти.

— Работать хочу, — сказал Иван. — Только платить будут?

— Будут. По штату. Двадцать рублей в год, если хорошо работать будешь. Меньше, если плохо.

Иван почесал затылок:

— А что делать надо?

— Иди помогай Гришке. Верстаки мыть, пол скоблить. Потом разберем детали насосов, надо понять, что к чему.

— Ладно.

Он сбросил куртку, засучил рукава, пошел к Гришке. Гришка молча протянул ему тряпку. Они принялись работать вместе.

К полудню мастерская преобразилась. Пол чистый, верстаки вымыты, инструменты разложены по местам.

Горн разобран, Трофим составил список необходимых материалов, кирпичи огнеупорные, глина, железный колосник. Филипп сложил инструменты на полке, заточил несколько ножей и зубил на точильном камне.

Токарный станок разобран наполовину. Мы с Семеном вытащили суппорт, винт подачи, каретку. Все части лежали на верстаке, покрытые ржавчиной и старой смазкой.

Я распрямился, размял спину. Руки грязные, лицо вспотело. Вытер лоб рукавом.

— Перерыв на обед. Час времени. В час дня все здесь.

Трофим с Филиппом переглянулись, но ушли без возражений. Семен начал складывать инструмент.

— Вы обедать пойдете, Александр Дмитриевич?

— Пойду. А ты где обедаешь?

— Дома. Живу недалеко, пять минут ходьбы. Жена готовит, дожидается.

— Иди. Не опаздывай.

Семен кивнул, ушел. Гришка с Иваном тоже собрались уходить. Я окликнул Гришку:

— Постой.

Он обернулся, насторожился.

— Ты сегодня хорошо работал. Старался. Почему?

Гришка помялся, потом тихо сказал:

— Работа нужна. Больше негде. Мать одна, братья маленькие, кормить надо.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Откуда родом?

— Из деревни, верстах в десяти от города. Отец помер два года назад, я в город пришел, работу искать. Сидоров взял подмастерьем.

— Сидоров платил?

Гришка усмехнулся горько:

— Как платил… Месяцами задерживал. Говорил денег нет, казна не выделяет. Я ждал, молчал. А куда деваться?

Я кивнул.

— Теперь будет по-другому. Работай честно получишь честную плату. Обманывать не буду.

Гришка посмотрел мне в глаза, словно пытаясь понять, правда это или обман. Потом медленно кивнул:

— Спасибо, ваше благородие. Буду стараться.

— Иди обедать.

Он ушел. Я остался один. Запер дверь на ключ, пошел к себе на квартиру.

Матрена Ивановна встретила на пороге:

— Ну как, Александр Дмитриевич? Справились с работниками?

— Пока справляюсь.

— А говорят, они буйные, непокорные.

— Увидим.

Пообедал вкусно. Щи, каша, хлеб. Запил квасом. Матрена Ивановна убрала посуду, спросила:

— А те двое, Матвей с Кузьмой, придут?

— Откуда ты про них знаешь?

— Так вся улица знает! Пьяницы известные, каждый день в кабаке сидят. Сидоров их покрывал, вместе пили.

— Не придут уволю, — сказал я. — Места лодырям нет.

Вернулся в мастерскую ровно в час дня. Семен уже ждал у двери. Следом пришли Трофим с Филиппом. Гришка с Иваном прибежали чуть позже, запыхавшиеся.

— За работу, — скомандовал я. — Трофим, продолжай горн. Филипп, начинай разбирать насосы, раскладывай детали по типам, поршни отдельно, клапаны отдельно, цилиндры отдельно. Гришка с Иваном, помогайте Филиппу. Семен, со мной, доделываем станок.

Работа закипела. Часы летели незаметно. Солнце двигалось по небу, тени изгибались на земле.

Из горна вылетали куски кирпича, Трофим ругался, кашлял от пыли. Филипп раскладывал детали насосов, удивленно разглядывал медные цилиндры:

— Вот это работа… Кто ж так делал? Поршень кривой, клапан трещину дал…

Мы с Семеном чистили суппорт. Ржавчина счищалась с трудом, приходилось тереть проволочной щеткой, обрабатывать керосином. Семен бормотал:

— Эх, запустили красоту… А ведь станок добрый, точность даст хорошую, если правильно настроить.

К концу дня мы почистили суппорт, смазали, установили обратно. Винт подачи ходил свободно, без закусываний. Каретка двигалась плавно.

— Завтра ремень поставим, попробуем прокрутить, — сказал я.

Семен кивнул, довольный.

Трофим закончил с горном, подошел, вытирая грязные руки о фартук:

— Вот список, что нужно. Кирпич огнеупорный штук двадцать. Пуд огнеупорной глины. Колосник железный один, размер такой-то. Мехи надо кожу, аршина два хорошей, толстой.

Я взял список, просмотрел.

— Хорошо. Завтра подам заявку Зубкову, выделят материалы. Через неделю горн заработает.

Трофим усмехнулся:

— Через неделю? Оптимист вы, ваше благородие. Я бы месяц заложил.

— Месяц тратить не будем. Неделя и горн готов. Справишься?

Трофим почесал бороду, потом кивнул:

— Попробую. Если материалы дадут вовремя.

— Дадут.

Часы на башне пробили шесть. Рабочий день закончился.

— Все свободны, — сказал я. — Завтра в семь утра здесь. Не опаздывать.

Они разошлись. Семен ушел первым, вежливо попрощавшись. Трофим с Филиппом ушли вместе, переговариваясь вполголоса. Гришка с Иваном побежали, торопясь домой.

Я остался один. Обошел мастерскую, проверил, все ли на местах, закрыл окна, запер дверь.

Первый день закончился. Работа началась.

Явились шесть человек из восьми.

Что ж. Завтра посмотрим. Если не явятся уволю, найду других.

Я шагал по улице к дому. Солнце садилось, небо розовело. Воздух остывал, пахло вечерней свежестью, в воздухе полно дыма из труб, пахло готовящимся ужином.

Разом навалилась усталость. Спина ныла, руки гудели, ладони натерты. Но внутри удовлетворение. Первый день прошел неплохо.

Второй день начался так же, как первый. Проснулся на рассвете, умылся, позавтракал кашей у Матрены Ивановны, вышел на улицу. Утро стояло свежее, прохладное, небо затянуто облаками. Пахло дождем.

Пришел к мастерской в половину седьмого. Отпер дверь, распахнул окна, впустил воздух.

Вчера успели прибрать помещение, теперь выглядело терпимо. Пол чистый, верстаки вымыты, инструменты разложены. Токарный станок разобран наполовину, детали лежат на верстаке, ждут сборки.

Снял мундир, повесил на гвоздь, закатал рукава. Подошел к станку, взял суппорт, начал чистить резьбу винта подачи проволочной щеткой. Металл поддавался с трудом, ржавчина въелась глубоко.

Без четверти семь в дверях появился Семен. Поклонился:

— Доброе утро, Александр Дмитриевич.

— Доброе, Семен Михайлович. Помоги-ка винт закрепить, пока я резьбу дочищу.

Работали молча, сосредоточенно. Через десять минут пришел Трофим, кряхтя и покашливая. От него слабо тянуло перегаром, но не так сильно, как вчера. Поклонился, прошел к горну, начал разбирать вчерашнюю кладку, кирпичи треснули, надо менять.

Еще через пять минут вбежали Гришка с Иваном, запыхавшиеся, явно торопились, чтобы не опоздать. Сбросили шапки, поклонились:

— Здравствуйте, ваше благородие!

— Здравствуйте. Продолжайте вчерашнее, детали насосов разбирать, раскладывать по типам.

Они кивнули, пошли к дальнему верстаку, где громоздились разобранные насосы.

Филипп появился последним, минуты через три после семи. Вошел, снял шапку, кивнул:

— Доброе утро, ваше благородие.

— Доброе. Опоздал на три минуты. Следующий раз штраф.

Филипп поморщился, но промолчал. Прошел к своему месту, взял напильник, начал точить зубило.

Работа закипела. Семен держал каретку станка, я прикручивал суппорт обратно. Трофим стучал молотком, выбивая старые кирпичи. Гришка с Иваном тихо переговаривались, раскладывая медные поршни.

Часы на башне пробили восемь. Затем девять.

Я закончил с суппортом, начал устанавливать винт подачи. Семен подавал ключи, придерживал детали. Работали слаженно, без лишних слов.

Около половины десятого за окном послышались шаги. Голоса. Два человека шли к мастерской, медленно, вразвалку, переговаривались.

Я выпрямился, вытер руки тряпкой. Посмотрел на дверь.

Трофим тоже услышал, обернулся, нахмурился:

— Это Матвей с Кузьмой идут. Вот паразиты…

В дверях появились двое. Мужчины лет тридцати пяти и сорока, оба небритые, одежда мятая, грязная. Один сутулый, среднего роста, лицо одутловатое, опухшее. Второй высокий, костлявый, лицо желтоватое, нездоровое. От обоих несло перегаром, табаком, немытым телом.

Они остановились на пороге, осмотрелись. Увидели меня, переглянулись. Потом сняли шапки, небрежно кивнули.

— Здравствуйте, ваше благородие, — сказал сутулый. — Это вы новый смотритель будете?

Голос хриплый, интонация вроде бы почтительная, но с издевкой. Поклонился неумело, нехотя, демонстрируя неуважение.

Я отложил тряпку, подошел ближе. Встал в двух шагах от них, посмотрел в глаза.

— Я. Александр Дмитриевич Воронцов, смотритель мастерской. А вы кто такие?

Сутулый шагнул вперед, поклонился чуть ниже, но все так же небрежно:

— Матвей Сидоров, ваше благородие. Работник здешний. Давно тут служу, года четыре, поди.

Высокий тоже поклонился:

— А я Кузьма Васильев, ваше благородие. Тоже работаю здесь давненько.