Глава 8 Смотритель мастерской

Заречная оказалась длинной, прямой, тянулась вдоль реки. Дома стояли редко, меж ними пустыри, огороды, сараи. Где-то квохтали куры, в сарае блеяла коза.

Впереди показалась каланча, деревянная башня с площадкой наверху. Рядом кирпичное здание в два этажа, с железной крышей. Двор широкий, ворота распахнуты. Внутри виднелись пожарные обозы, телеги с бочками, лестницы, багры, мотки веревок.

Я подошел ближе. У ворот, на скамье, сидел пожарный, парень лет двадцати пяти, в форменной куртке, фуражка сдвинута на затылок. Чистил медную каску, тряпкой натирал до блеска.

— Брандмайор Крылов здесь?

Парень вскочил, вытянулся.

— Так точно, ваше благородие. В конторе. Вон в той двери, первая слева.

Кивнул на здание. Я прошел во двор.

Пожарные занимались делом: один проверял упряжь, подтягивал ремни; двое других мыли телегу, вода лилась из ведер, пена стекала на землю; четвертый точил топор на камне, летели искры.

Поднялся на крыльцо, толкнул дверь. Коридор узкий, пахло дымом, кожей, конским потом. Дверь слева приоткрыта, изнутри доносились голоса.

Постучал.

— Войдите!

Я вошел. Комната небольшая, окна выходят во двор. Стены завешаны планами города, картами улиц, схемами расположения водоемов. В углу стойка с оружием, ружье, сабля, каска на крюке. Стол массивный, покрыт бумагами, журналами, картами.

За столом сидел мужчина лет пятидесяти, широкоплечий, грудь колесом. Усы седые, густые, борода подстрижена коротко. Лицо обветренное, загорелое, в мелких морщинах. Руки большие, на костяшках шрамы, видимо, не одно дело тушил голыми руками. Одет в форменный мундир пожарного офицера, воротник расстегнут, у шеи виднелся красный шрам, старый ожог.

Напротив, на стуле, сидел другой пожарный, помоложе, записывал что-то в журнал.

Брандмайор поднял голову, оценивающе посмотрел.

— Вам чего, капитан?

— Воронцов. Александр Дмитриевич. Назначен смотрителем насосной мастерской.

Брандмайор встал резко, стул скрипнул. Подошел, протянул руку:

— Федор Иванович Крылов. Брандмайор городской пожарной команды. Вот как? Новый смотритель? Ну что ж, посмотрим.

Рукопожатие крепкое, ладонь твердая, как дерево. Крылов указал на стул:

— Садитесь. Тебе можно идти, — кивнул помощнику. Тот поднялся, козырнул, вышел, прикрыл дверь.

Я сел. Крылов опустился обратно на свое место, откинулся, сложил руки на груди.

— Значит, вас прислали мастерскую в порядок приводить?

— Так точно.

— Дело нужное, — кивнул Крылов. — Скажу прямо, без обиняков. Мастерская ваша никуда не годится. Предыдущий смотритель, Сидоров, пьяница и бездельник. Насосы чинил через пень-колоду, больше обещал, чем делал. Половина насосов не работает. Третья часть вообще развалина.

Он встал, подошел к окну, посмотрел на двор.

— Видите вон ту телегу?

Указал на большой обоз с ручным насосом. Медный цилиндр, рычаги, шланг свернут кольцом.

— Это наш главный насос. Должен давать струю на пять саженей, а то и на шесть. Сейчас еле на две выплескивает. Кожаные клапаны износились, поршень ходит неплотно, где-то воздух подсасывает. Сидорову говорил починить. Обещал к Пасхе. Пасха прошла, не починил. К Николину дню обещал. Николин день прошел, опять ничего.

Крылов обернулся, посмотрел на меня.

— А тем временем город горит. В прошлом месяце пожар на Гончарной улице. Четыре дома сгорело. Могли бы спасти, если бы насосы работали как надо. Губернатор рассвирепел, Зубкову нагоняй дал. Вот Зубков и уволил Сидорова. Да толку-то? Мастерская как стояла заброшенная, так и стоит.

Вернулся к столу, открыл ящик, достал сложенный лист бумаги.

— Вот список неисправностей. Три ручных насоса требуют ремонта. Один совсем развалился, только на запчасти годится. Водоподъемный механизм в казармах оружейного завода стоит уже месяц, воду поднять не может, рабочие ведрами таскают. Купец Баташев заказывал насос для самоварной фабрики полгода назад, заплатил задаток, насоса до сих пор нет. Грозится в суд подать. Вот вам и вся картина.

Протянул список. Я взял, развернул, пробежал глазами. Перечень внушительный, но ничего невозможного. Клапаны заменить, поршни подогнать, прокладки поставить новые. Работы недели на две-три, если материалы есть и руки не кривые.

— Материалы где хранятся?

— В мастерской должны быть. Медь, кожа, железо. Хотя кто его знает, может, растащили. Рабочие у Сидорова были те еще.

— Рабочие остались?

— Числятся восемь человек. Но работают от силы трое-четверо. Остальные либо пьют, либо воруют. Сидоров их покрывал, должно быть, долю имел. Теперь они думают, что все сойдет с рук, новый смотритель таким же будет.

Крылов сел, взял со стола трубку, набил табаком, чиркнул спичкой, затянулся. Дым пошел густой, синий.

— Ну что, господин капитан? Не передумали? Дело-то, сами видите, гиблое. Я вот за десять лет трех смотрителей сменил. Один спился, второй сбежал, третий вон уволен. Может, и вы не усидите.

Я сложил список, убрал в карман.

— Не передумал. Где мастерская находится?

Крылов усмехнулся, выпустил дым.

— Вон там, за сараем. Увидите, не ошибетесь. Табличка на двери висит. Пойдемте, провожу, заодно ключи отдам.

Поднялся, взял с полки связку ключей, повесил на палец. Вышли в коридор, потом во двор. Солнце припекало, тени от зданий стали короткими. Запахло навозом, сеном, водой из бочек.

Крылов повел меня вдоль забора, мимо конюшни. Лошади стояли в стойлах, жевали сено, одна фыркнула, мотнула головой. Дальше сарай с дровами, поленница сложена до крыши.

Еще дальше покосившийся деревянный сарай, одноэтажный, крыша провалилась с одной стороны. Стены почернели от времени, кое-где доски отвалились. Над дверью полустертая вывеска: «Насосная мастерская».

Крылов остановился, покачал головой:

— Вот ваше хозяйство. Красота, да?

Подошел к двери, вставил ключ в замок, повернул. Замок заржавел, скрипнул, но поддался. Дверь открылась со стоном петель.

Внутрь хлынул свет, осветил картину запустения.

Помещение большое, сажен десять в длину, сажени четыре в ширину. Потолок низкий, балки прогнулись. Пол земляной, утоптанный, завален стружкой, опилками, металлическими обрезками. Пахло сыростью, плесенью, старым маслом, мышами.

Вдоль стен верстаки, покрытые слоем пыли и грязи. На них валялись инструменты: молотки ржавые, клещи, напильники, зубила. Все беспорядочно, как бросили, так и лежит.

В углу токарный станок, старый, немецкий, по клейму видно. Станина чугунная, патрон заржавел, суппорт заклинило. Ремень привода оборван, валяется на полу. Рядом точильный круг на подставке, камень треснул.

У противоположной стены кузница. Горн сложен из кирпича, на колоснике зола, холодная. Мехи висят, кожа растрескалась, дыры заделаны тряпками. Наковальня стоит, но рог обломан, поверхность в выбоинах.

По углам детали насосов. Цилиндры медные, поршни, клапаны, шланги. Все разобрано, раскидано, словно кто-то искал что-то, перерыл да и бросил.

Крылов зашел внутрь, оглянулся.

— Здесь еще ничего. Вон там, в дальнем углу, склад. Там материалы должны быть. Медь листовая, прутки, кожа для прокладок. Хотя, повторяю, может, растащили.

Он повернулся ко мне.

— Рабочие приходят к семи утра. Вернее, должны приходить. На деле половина опаздывает, кто-то вообще не является. Жалованье получают первого числа каждого месяца в казначействе. Расходные материалы заказываете через канцелярию Зубкова, подаете заявку, вам выделяют. Отчеты подаете раз в месяц, первого числа. Все расписываете, что сделано, сколько потрачено, какие заказы выполнены.

Я кивнул, медленно обошел мастерскую. Заглянул в дальний угол. склад, как и говорил Крылов. Полки деревянные, на них остатки материалов. Листы меди, покрытые зеленой патиной. Моток кожаных ремней, изъеденных мышами. Железные прутья, проржавевшие. Ящик с гвоздями, наполовину пустой.

Вернулся к Крылову.

— Когда могу приступать?

— Хоть сейчас. Ключи вот, держите.

Протянул связку. Я взял, повесил на палец. Три ключа, большой от замка, средний, наверное, от склада, маленький непонятно от чего.

— Рабочие знают, что назначен новый смотритель?

— Не знают. Сидорова уволили месяц назад, с тех пор они сами по себе. Приходят когда хотят, делают что хотят. Никто не контролирует. Завтра утром явятся, познакомитесь.

Крылов затянулся трубкой, посмотрел на меня внимательно.

— Ну что, господин капитан? Страшно не стало?

Я обвел взглядом мастерскую. Грязь, хаос, разруха. Сломанные станки, ржавые инструменты, разобранные насосы. Запущенное хозяйство, распущенные рабочие, нищенское жалованье.

Но я видел не это. Я видел возможности.

Станок можно починить. Горн можно разжечь. Инструменты почистить, наточить. Детали разобрать, понять, как устроены. Рабочих проверить, оставить толковых, избавиться от пьяниц и воров.

Месяц работы, и мастерская заработает. Два месяца, и первые насосы будут починены. Три, и заказы пойдут.

А там… там посмотрим.

Я повернулся к Крылову, посмотрел ему в глаза.

— Не страшно. Приступлю завтра утром. Через неделю наведу порядок. Через месяц ваши пожарные насосы будут работать исправно.

Крылов усмехнулся, покачал головой.

— Самоуверенный вы, капитан. Месяц… Сидоров год обещал, так ничего и не сделал.

— Я не Сидоров.

Крылов помолчал, потом кивнул.

— Ладно. Верю на слово. Если что понадобится, обращайтесь. Мы с вами теперь, считай, коллеги. Я огонь тушу, вы воду подаете. Без вас мне никак.

Протянул руку. Я пожал. Рукопожатие крепкое, мужское, без фальши.

— Договорились.

Крылов вышел из мастерской, я остался. Закрыл дверь изнутри, на засов. Тишина опустилась, только где-то капала вода, мышь пробежала по балке, скрылась в щели.

Я стоял посреди мастерской, руки за спиной, оглядывал помещение. Медленно, методично, оценивал каждый угол.

Токарный станок. Немецкий, добротный, фирма неизвестна, но качество видно. Заржавел, но чугун крепкий, не треснул. Можно разобрать, почистить, смазать, собрать заново. Неделя работы.

Кузница. Горн требует ремонта, кирпичи заменить, колосник новый поставить. Мехи починить или новые сделать. Наковальню не заменишь, но можно работать и с обломанным рогом, для грубой работы хватит.

Верстаки. Очистить, инструменты разобрать, ржавчину убрать, заточить. День работы.

Детали насосов. Разложить по типам, понять, что к чему. Составить список недостающих деталей. Еще день.

Склад. Проверить материалы, составить опись, заказать недостающее. Полдня.

Рабочие. Завтра утром посмотрю, кто чего стоит. Толковых оставлю, остальных вон.

План сложился сам собой. Четкий, ясный, ничего лишнего.

Я подошел к окну, выглянул. Двор пожарной части виден целиком. Пожарные закончили мыть телегу, теперь проверяли упряжь.

Лошади стояли в стойлах, жевали сено. Каланча возвышалась над крышами, на площадке наверху дежурный, смотрит на город, высматривает дым.

За двором крыши домов, дальше река, блестит на солнце. Еще дальше заводские трубы, дым стелется, ветер гонит на восток.

Тула. Город мастеров. Город, где делают лучшее оружие в России. Город, где я начну заново.

Не с оружейного завода. Не с большой должности. С грязной мастерской, сломанных станков, ремонта насосов.

Но это начало. Точка опоры.

Архимед говорил: дайте мне точку опоры, и я переверну мир.

У меня теперь есть точка опоры. Пусть маленькая, пусть убогая. Но моя.

Я отошел от окна, оглядел мастерскую еще раз.

— Начнем, — произнес вслух, голос прозвучал глухо в пустом помещении. — С завтрашнего дня начнется новая жизнь. И эта мастерская станет лучшей в Туле.

Или я не инженер.

Я вышел, запер дверь на замок, повесил ключи на пояс. Солнце клонилось к западу, тени стали длинными. Пора возвращаться в гостиницу, готовиться к завтрашнему дню.

Проснулся на рассвете. За окном серело небо, во дворах кричали петухи. Я встал, умылся холодной водой из таза, оделся.

Новое жилье оказалось скромным. Комната в доме вдовы Матрены Ивановны на Заречной улице, в пяти минутах ходьбы от мастерской.

Десять рублей в месяц, включая обеды. Комната маленькая: кровать, стол, стул, сундук для вещей. Окно выходит во двор, где растет старая яблоня и бродят куры.

Вчера, после осмотра мастерской, я вернулся в гостиницу, собрал вещи, распрощался с хозяином. Тот удивился:

— Что, так быстро съезжаете, ваше благородие? Не понравилось?

— Все устроило. Просто ближе к месту службы переезжаю.

Он покачал головой, но спорить не стал. Помог донести чемодан до извозчика.

Комнату я нашел по совету Крылова. Брандмайор сказал:

— На Заречной есть вдова, комнаты сдает. Чистоплотная, готовит неплохо. Двое моих пожарных у нее жили, не жаловались.

Матрена Ивановна встретила приветливо. Женщина лет сорока пяти, полная, в платке, лицо круглое, добродушное. Показала комнату, назвала цену, я согласился сразу. Она обрадовалась:

— Вот и славно! Офицер в доме это хорошо, солидно. Обеды буду готовить, белье стирать. Самовар утром и вечером. Водку не держу, так что если выпить, ходите в трактир, не носите в дом.

— Не пью, — ответил я.

— Совсем? — удивилась она. — И то хорошо. От пьянства одно горе. Мой покойный муженек вот допился, царствие ему небесное.

Вчерашний день я провел за бумагами. Утром явился в канцелярию губернского правления, присягнул, получил официальное назначение. Озеров, титулярный советник, вручил мне толстую папку с документами:

— Вот устав мастерской, штатное расписание, инструкции, формы отчетности. Изучите. Первый отчет подадите через месяц.

Потом зашел в казначейство, оформил получение жалованья. Двести рублей в год, выплата помесячно, шестнадцать рублей шестьдесят шесть копеек. Нищенские деньги, но пока хватит.

Остаток дня провел в комнате, изучал документы. Штат мастерской: восемь работников, должности кузнец, слесарь, токарь, четыре подсобных рабочих, сторож.

Жалованье работникам от двадцати до сорока рублей в год, в зависимости от квалификации. Смета расходов на материалы триста рублей в год. Список обязанностей: ремонт пожарных насосов, обслуживание водоподъемных механизмов для казенных учреждений, выполнение частных заказов с разрешения начальства.

К вечеру все выучил наизусть.

Теперь, в предрассветной тишине, я застегнул мундир, готовясь к первому рабочему дню. Матрена Ивановна постучала в дверь:

— Александр Дмитриевич! Самовар готов, каша на столе!

— Спасибо, сейчас выйду.

Позавтракал быстро. Каша гречневая, хлеб свежий, чай крепкий. Матрена Ивановна суетилась у печи, подкладывала дрова:

— Идете на службу? На мастерскую? Слышала, что туда нового смотрителя назначили. Так это вы?

— Я.

— Ну и дело вам досталось! — Она покачала головой. — Там такие работнички! Пьяницы, бездельники. Предыдущий смотритель, Сидоров, с ними водку пил, вместе воровали. Говорят, медь из мастерской таскали, на рынке продавали.

— Это изменится, — сказал я, вставая из-за стола.

Матрена Ивановна посмотрела на меня с сомнением, но промолчала. Я надел фуражку, вышел во двор.

Рассвет разгорался. Небо из серого становилось розовым, потом золотым. Воздух свежий, прохладный, пахло росой, дымом из печных труб, навозом с огородов. Кричали петухи, где-то мычала корова.

Я прошел по улице до пожарной части. Двор еще пустой, ворота распахнуты. Пожарные обозы стоят, накрытые брезентом. Из конюшни доносилось ржание, кто-то кормил лошадей.

Мастерская рядом. Я подошел к двери, вставил ключ в замок, повернул. Замок поддался с усилием. Дверь открылась, скрипнув петлями.

Внутри темно. Я распахнул ставни на окнах, впустил свет. Мастерская предстала в прежнем виде, грязная, захламленная, заброшенная.

Я снял мундир, повесил на гвоздь у двери, остался в рубашке. Закатал рукава. Взял с верстака метлу, начал подметать. Стружка, опилки, металлические обрезки собирались в кучи. Вынес во двор, в яму за сараем.

Вернулся, продолжил уборку. Пыль поднималась облаком, садилась на лицо, лезла в нос. Я чихнул, вытер лицо рукавом, продолжил работать.

Время шло. Солнце поднялось выше. За окном послышались голоса, шаги, скрип ворот пожарной части.

Часы на башне пробили семь.

Я отложил метлу, вышел из мастерской, встал у двери. Руки за спиной, спина прямая. Ждал.

Загрузка...