Инженер 2: Тульские диковинки

Глава 24 Испытания

В пятницу в полдень я сидел опершись на верстак, и смотрел на шесть насосов, выстроенных в ряд. Медь блестела, отполированная Трофимом до зеркального блеска. Рычаги черные, кованые, ровные. Все болты затянуты, все соединения проверены. Работа наконец закончена.

— Все готово, Александр Дмитриевич, — сказал Семен, вытирая руки о фартук. — Можно хоть сейчас сдавать.

— Сначала проверим еще раз. Каждый насос.

Работники принесли бадьи с водой. По очереди испытали насосы, заливали воду, качали, смотрели на струю, проверяли соединения.

Первый насос работал отлично. Рычаг ходил ровно, вода лилась мощной струей, нигде не текло

Второй то же самое.

Третий, четвертый, пятый все безупречно.

На шестом, с двойной кожаной прокладкой на воске немного туго качал рычаг, но прокладка уже разработалась за эти дни, трение намного уменьшилось. Работал хорошо.

— Порядок, — сказал я. — Завтра придут заказчики. Принимать нашу работу. Гришка, иди к Федору Ивановичу, передай записку.

Я достал лист бумаги, коротко написал: «Насосы готовы. Прошу назначить приемку на завтра, субботу».

Гришка взял лист и побежал в пожарную часть.

Остальные работники навели порядок в мастерской: подмели стружку, убрали инструменты, еще раз протерли насосы. К вечеру мастерская выглядела как на парад, везде чисто, аккуратно, насосы сияли как золотые.

Гришка вернулся через час:

— Александр Дмитриевич, Федор Иванович велели передать, завтра в десять утра приемка. Придет он сам, помощник его Петр Александрович, и еще один человек от городской управы.

— От управы? Кто?

— Не сказали.

Я кивнул. Понятно. От управы, значит, от Зубкова.

— Хорошо. Завтра в девять все будьте здесь. Оденьтесь получше.

Работники, кроме Гришки, кивнули и разошлись по домам. Я остался, походил между насосами, проверил все в последний раз. Все в порядке. Документы готовы: смета, журнал работ, чертежи.

Ушел домой, молча поужинал. Матрена Ивановна видела, что я задумался и не приставала с расспросами.

Лег спать, и быстро заснул.

Утром проснулся рано, оделся, пошел в мастерскую. Работники уже там, все в чистых рубахах, волосы причесаны.

В десять утра приехал Крылов. С ним заместитель Петр Александрович Светлов, пожарный поручик, лет сорока, с седыми усами, и обветренным лицом. И третий человек, незнакомый мужчина, в темном сюртуке, с портфелем.

Крылов представил его:

— Александр Дмитриевич, вот Петр Александрович, мой заместитель. А это Павел Степанович Морозов, технический надзиратель от городской управы. Прислан проверить работу.

Я поклонился. Морозов пожал руку. Он держался сухо, без тепла. Лицо узкое, нос длинный, губы тонкие. Глаза холодные.

— Покажите документацию, — сказал Морозов.

Подал папку с бумагами. Морозов взял, начал листать, хмурился, что-то помечал карандашом на полях.

Крылов сказал:

— Ну что, Александр Дмитриевич, показывайте, что у вас получилось.

Я подвел их к насосам, рассказал об улучшениях:

— Мы установили медные клапаны вместо кожаных. Они будут служить годами. Диаметр поршней увеличен на четверть, это подняло производительность выше. Штоки усилены, не согнутся под нагрузкой.

Светлов слушал внимательно, кивал. Крылов улыбался, я ему уже рассказывал все это раньше.

Но Морозов молчал и хмурился.

— Давайте испытаем, — сказал Крылов.

Семен принес бадью с водой, залил в первый насос. Трофим взялся за рычаг, начал качать.

Насос заработал, рычаг ходил плавно, из выходного патрубка лилась мощная струя.

Светлов присвистнул:

— Струя мощная! Сильнее, чем у старых насосов!

— Производительность двадцать ведер в минуту, — сказал я. — У старых насосов пятнадцать.

— На треть больше! — Крылов довольно кивнул. — Отлично!

Мы испытали все шесть насосов по очереди. Все работали безупречно.

Светлов сказал:

— Федор Иванович, работа отличная. Насосы лучше прежних. Надо принимать.

Крылов кивнул:

— Согласен. Александр Дмитриевич, поздравляю. Работу принимаем.

Я почувствовал облегчение. Не зря трудились все это время.

Но Морозов вдруг заговорил, сухим и холодным голосом:

— Погодите. Я вижу отклонения от стандартной конструкции.

Все обернулись.

— Какие отклонения? — нахмурился Крылов.

Морозов скривил уголки рта:

— По заказу насосы должны быть обычной конструкции, изменения не согласованы с начальством. А ежели они не выдержат давления? Что если сломается во время пожара? — Он показал пальцем на чертеж. — Здесь клапаны кожаные, а у вас медные. Здесь диаметр поршня семь вершков, а у вас больше. Это отклонения. Опасные отклонения.

Я ответил:

— Отклонения сделаны для улучшения характеристик. Результат получился лучше.

Морозов покачал головой:

— В задании указаны все нужные образцы вы должны были сделать по заданию. Любые изменения должны быть согласованы заранее с управой. А вы ничего не согласовали это самоуправство.

Крылов вспылил:

— Павел Степанович, но ведь насосы работают лучше! Производительность выше, качество отличное! Какая разница, какие там клапаны⁈

Морозов упрямо:

— Правила есть правила. Если в задании указан образец, надо ему соответствовать. Повторяю иначе это самоуправство и вольнодумство.

— Самоуправство⁈ — Я насмешливо улыбнулся хотя чувствовал к чему он клонит. — Я улучшил конструкцию! Сделал насосы надежнее и мощнее!

Морозов холодно:

— Повторяю вы действовали без разрешения управы. Следовательно, работа выполнена с нарушением задания. Не могу рекомендовать приемку.

Повисла тишина. Крылов покраснел, сжал кулаки. Светлов смотрел на Морозова с недоумением.

Я стоял, глядя на этого чиновника, и понимал, что вот она, интрига Зубкова. Придраться по формальному поводу и забраковать работу.

— Павел Степанович, — сказал Крылов медленно, сдерживаясь, — вы понимаете, что говорите? Отличная работа, а вы из-за какой-то бумажки…

Морозов перебил:

— Федор Иванович, я выполняю свои обязанности. Задание нарушено, значит, работа не может быть принята. Либо господин Воронцов приводит насосы в соответствие с образцом, либо получает официальное разрешение на изменение конструкции от управы.

— Сколько времени займет получение разрешения? — спросил я, уже зная ответ.

— Документы надо подать, согласовать с техническим отделом, получить подпись городского головы. Недели три, месяц.

— Месяц⁈ Срок сдачи сегодня!

Морозов равнодушно пожал плечами:

— Это ваши затруднения. Я не могу нарушать правила.

Крылов шагнул к нему:

— Павел Степанович, так нельзя! Работа сделана прекрасно, а вы…

— Федор Иванович, — Морозов пожал плечами, — мое заключение будет готово к понедельнику. Рекомендую отказать в приемке до устранения нарушений.

Он сухо поклонился и вышел из мастерской.

Светлов негромко выругался. Крылов стоял, тяжело дыша.

Я смотрел на дверь, за которой скрылся Морозов. Долгие часы работы. Отличный результат. И все может рухнуть из-за формальной придирки.

Крылов повернулся ко мне:

— Александр Дмитриевич, это Зубков постарался. Прислал своего человека, дал указание придраться.

— Понимаю.

— Что теперь делать?

Я медленно покачал головой:

— Не знаю, Федор Иванович. Переделывать значит минимум месяц работы. Ждать разрешения тоже теряем месяц. А срок прошел.

Крылов ударил кулаком по ладони:

— Интрига! Подлая интрига!

Светлов тихо спросил:

— Может, обратиться напрямую к губернатору?

— Губернатор в Москве, — ответил Крылов. — Вернется только через неделю.

Я кивнул. Зубков это знал. Специально время выбрал, когда нет губернатора.

Делать больше нечего. Пожарные тоже ушли. Крылов сказал на прощание:

— Александр Дмитриевич, не отчаивайтесь. Что-нибудь придумаем.

Но голос его звучал неуверенно.

Работники стояли молча, переглядывались. Семен заговорил первым:

— Александр Дмитриевич, что теперь?

— Не знаю, Семен.

— Может, правда переделать? По старому образцу?

— Слишком много работы. И насосы будут хуже. А я не хочу этого.

Филипп сказал:

— А может плюнуть на этого Морозова? Сдать насосы Крылову, пусть он сам разбирается с управой.

— Крылов не может принять без разрешения управы. У него связаны руки.

Мы молчали. Я смотрел на насосы, блестящие, новые, прекрасно работающие. И бесполезные.

— Ладно, идите домой, — сказал я наконец. — Работы пока нет. Я буду думать что делать.

Работники нехотя разошлись. Даже Гришка ушел по делам. Остался я один.

Сидел на верстаке, смотрел в пустоту. Думал.

Интрига удалась. Долгорукий с Зубковым победили. Формальная придирка, и вся работа насмарку. Губернатор вернется, узнает, что насосы не сданы вовремя, разочаруется. Баранов тоже. Репутация испорчена.

Может, и правда плюнуть? Уехать из Тулы куда-нибудь? В Петербург, к Елизавете?

Нет. Не уеду. Не сдамся.

Но что делать?

Я встал, погасил лампы, вышел. Запер дверь.

Медленно шел домой, мрачный как туча. Солнце почти село, небо на горизонте покраснело. Люди шли домой, болтали между собой, хохотали. Мне было не до смеха.

Пришел домой, молча поужинал. Матрена Ивановна спросила:

— Александр Дмитриевич, что-то случилось?

— Заботы в мастерской.

Не стал рассказывать подробности. Ушел в свою комнату, лег на кровать, не раздеваясь.

Лежал, смотрел в потолок. Думал, искал выход. Пока не находил.

Часы пробили десять. Одиннадцать. Полночь.

Не спалось. Я ворочался, вставал, ходил по комнате, снова ложился.

Час ночи. Два.

Вдруг за окном раздались крики:

— Пожар! Пожар!

Я вскочил, подбежал к окну. На севере, в сторону кремля, небо светилось красным. Там плясало яркое зарево.

Я оделся на бегу, натянул сапоги, сюртук, шапку. Выбежал на улицу.

Люди бежали по улице, кричали:

— Горит! Склады горят! У кремля!

Я побежал туда.

Добежал за десять минут. Дыхание сбилось, сердце колотилось, но не от страха, а от бега.

Остановился, осмотрелся.

Зрелище страшное.

Горели три деревянных склада у самой кремлевской стены, длинные приземистые здания, бревенчатые, с высокими крышами. Пламя било из окон, прожигало крышу, вырывалось наружу языками, красными, оранжевыми, желтыми. Жар чудовищный, даже за пятьдесят шагов обжигало лицо. Валил черный густой дым, поднимался столбом, закрывал звезды.

Треск стоял оглушительный, горели балки, стропила, доски. Искры тучами летели вверх, кружились, падали на соседние здания.

Ветер дул с севера, сильный, ровный. Именно в ту сторону, где за складами стояла губернаторская резиденция.

Двухэтажное каменное здание, белое, с колоннами, где жил губернатор. Сейчас его не было, но здание не оставалось пустым, там жили управляющий, прислуга, охрана. И архив губернский там же, в боковом флигеле.

Расстояние от складов до резиденции шагов сто, не больше. Между ними пустырь, заросший сухим бурьяном. Один уголек долетит до травы и все вспыхнет. А там уже до резиденции рукой подать.

Народу собралось много, человек триста, может, больше. Стояли толпой, смотрели, кричали, суетились. Кто-то бегал с ведрами, плескал воду на горящие склады, но это бесполезно, капля в море.

Пожарные уже работали, два расчета, человек тридцать. В медных касках, в куртках. Установили старые насосы, два, на деревянных телегах. Шланги брошены к реке Упе, качают воду.

Двое пожарных на каждом насосе качали рычаги, вверх-вниз, вверх-вниз, ритмично и быстро. Лица красные от напряжения, пот лил ручьями, но не они останавливались.

Из шлангов лилась вода, тонкие слабые струи. Одна струя била на горящий склад справа, вторая на средний. Но вода не достигала верха зданий, падала на стены внизу, с шипением испарялась.

Огонь был сильнее воды. Расширялся, перекидывался на соседние постройки. Справа от складов стоял сарай, он тоже загорелся, соломеннаякрыша вспыхнула как спичка. Слева тоже занялся деревянный амбар, стены его уже дымились.

Я увидел Крылова. Брандмейстер стоял у насосов, командовал, махал руками, кричал охрипшим голосом:

— Воду на средний склад! Туда, туда бейте! Не давайте распространяться!

Пожарные перенацелили шланг, струя ударила в середину среднего склада. Бесполезно, всего лишь капля в огненном море.

Крылов повернулся, увидел меня. Лицо у него почернело от копоти, глаза красные, усы опалены.

— Александр Дмитриевич! — Он бросился ко мне. — Вы здесь!

— Здесь. Что с водой? Почему такая слабая струя?

Крылов отчаянно махнул рукой:

— Старые насосы! Производительность низкая! Двое качают, а вода еле течет! Не хватает напора, не достает до верха! — Он схватил меня за плечо. — Резиденция скоро загорится! Ветер туда гонит! Искры летят! Если вспыхнет бурьян все, конец!

Я посмотрел на резиденцию. Белые стены светились в отблесках пламени. Окна темные, ставни закрыты. На крыльце стояли люди: управляющий, прислуга. Смотрели на огонь, испуганно переговаривались. Я

Посмотрел на горящие склады. Огонь бушевал, пожирал дерево, ревел. Температура чудовищная, дышать трудно, даже воздух горячий, обжигал легкие.

Я посмотрел на старые насосы. Пожарные выбились из сил, качали медленнее, вода текла совсем слабо.

Решение пришло мгновенно. Четкое, ясное.

— Федор Иванович, новые насосы. Надо привезти.

Крылов уставился на меня:

— Новые? Но они же…

— К черту Морозова! — перебил я резко. — К черту формальности! Резиденция горит! Насосы работают значит их надо использовать!

Крылов на секунду замялся, потом лицо его прояснилось:

— Правильно! Везите! Немедленно!

Я уже бежал обратно. Крикнул через плечо:

— Готовьте места для насосов! найдите шланги подлиннее!

Я бежал быстро, не разбирая дороги. По дороге встретил Семена с Трофимом, они тоже мчались к пожару.

— За мной! — крикнул я. — Повезем насосы!

Они не спрашивая, развернулись, побежали следом.

Мы добежали до мастерской за пять минут. Я отпер дверь, ворвался внутрь. Зажег лампу.

Шесть насосов все также стояли в ряд, медные, блестящие, готовые к работе.

— Семен, Трофим, тащите насосы во двор! — скомандовал я. — Все шесть! Быстро!

Они схватили первый насос вдвоем, чуть не сгибаясь под его тяжестью. Потащили к двери, вынесли во двор.

Я выбежал на улицу, постучал в ворота соседнего двора. Там жил извозчик Степаныч, старик, он держал двух лошадей и телегу.

Степаныч выглянул из окна:

— Кто там⁈

— Воронцов! Лошадей давай с телегой! Срочно! Пожар!

— Сейчас!

Через минуту Степаныч выкатил телегу, большую, грузовую, на двух осях. Запряг двух лошадей, рыжую и серую, здоровенных, рабочих.

— Куда везти?

— К кремлю! Пожар там! Помогай грузить!

Следующие пять минут мы с Семеном, Трофимом и Степанычем таскали насосы на телегу. Тяжелые, каждый под сто пудов. Грузили вчетвером, двое подсаживают снизу, двое тянут сверху на телегу.

Погрузили первый насос. Второй. Третий.

Прибежали Филипп с Иваном, они тоже услышали крики о пожаре, шли к кремлю, увидели нас.

— Помогайте! — крикнул я.

Втащили четвертый насос. Пятый. Шестой.

Телега нагружена под завязку. Лошади фыркнули, попятились, им тяжело.

— Поехали! — Степаныч залез на козлы, хлестнул вожжами. — Но, милые!

Лошади навалились на постромки, телега тронулась. Медленно, тяжело, но поехала.

Мы шли рядом. Подталкивали телегу сзади на подъемах, придерживали на спусках.

Доехали до места пожара за десять минут.

Огонь стал еще сильнее. Средний склад рухнул, крыша обвалилась, стены обрушились внутрь, столб искр взметнулся к небу. Правый склад догорал. Левый еще стоял, но огонь беспощадно жрал его.

Хуже всего, что бурьян между складами и резиденцией тоже загорелся. Несколько кустов уже пылали, огонь полз к резиденции.

Крылов увидел нас, подбежал:

— Привезли⁈

— Привезли! Куда ставить?

Крылов оглядел местность:

— Три насоса сюда, к реке! Три туда, к колодцу! Воду качать оттуда и оттуда, бить на резиденцию и на бурьян! Не дать огню дойти!

Мы быстро разгрузили насосы. Три поставили у берега Упы, в пятидесяти шагах от резиденции. Три потащили к колодцу, что стоял на площади перед кремлем.