Инженер 2: Тульские диковинки

Глава 22 Собрание

Крылов заметил меня почти сразу. Он стоял у окна с группой мужчин, разговаривал, увидел меня, улыбнулся, пошел навстречу:

— А вот и наш гость! Александр Дмитриевич, проходите, проходите!

Он взял меня под руку, повел в центр зала. Крылов сегодня был без мундира, в темно-сером сюртуке, жилете, аккуратно повязанный галстук. Выглядел моложе, чем на службе.

— Господа, позвольте представить! — Крылов повысил голос, несколько человек обернулись. — Александр Дмитриевич Воронцов, капитан-инженер в отставке, недавно прибыл в Тулу из Севастополя. Возглавляет насосно-гидравлическую мастерскую при пожарной части.

Меня окружили, разом заговорили:

— Из Севастополя? Интересно!

— Инженер? Редкая профессия!

— А насосы вы чините или делаете?

Я отвечал вежливо и коротко. Рассказал немного о Севастополе, осторожно, без лишних подробностей. О мастерской, что ремонтируем пожарные насосы для города, модернизируем конструкцию.

Крылов повел меня дальше, представляя:

— Иван Петрович Баранов, предводитель уездного дворянства.

Пожилой господин лет шестидесяти, среднего роста, полноватый. Лицо круглое, румяное, борода седая, окладистая, аккуратно подстриженная. Очки в золотой оправе на носу. Одет богато: черный сюртук из тонкого сукна, шелковый жилет с узором, толстая золотая цепочка часов. На пальце перстень с печаткой.

Протянул руку, крепко пожал:

— Очень приятно, Александр Дмитриевич. Слышал о вас. Говорят, работу хорошо наладили в мастерской.

— Стараюсь, Иван Петрович.

— Вот и славно, вот и славно. — Баранов кивал, улыбался. — Городу нужны молодые образованные люди. У нас здесь, знаете ли, застой некоторый. Все по старинке, все как деды делали. А прогресс не стоит на месте.

Он отпил чаю из стакана в серебряном подстаканнике, продолжил:

— Вы инженер, говорите? Машинами занимаетесь?

— Да. Учился в академии, служил в Севастополе.

— Отлично, отлично! — Баранов оживился. — Знаете, у меня в имении есть мельница. Водяная, старая. Хочу ее восстановить или улучшить. Может, паровую машину поставить? Вы можете помочь?

Я задумался. Паровая машина для мельницы интересная задача. Сложная, но выполнимая.

— Могу. После того как насосы доделаю. Посмотреть надо вашу мельницу, оценить, что требуется.

— Прекрасно! — Баранов хлопнул меня по плечу. — Приезжайте как-нибудь, посмотрим вместе. Имение в двадцати верстах от города. — Он понизил голос, наклонился ближе: — И знайте, Александр Дмитриевич, если что понадобится, обращайтесь. Я в губернии не последний человек. Могу слово замолвить, где надо. Даже до губернатора дойти.

— Благодарю, Иван Петрович.

Баранов кивнул, отошел к другой группе.

Крылов повел меня дальше:

— Вот там, у самовара, Николай Семенович Долгих. Коллежский советник, служит в казенной палате.

Мужчина лет сорока пяти, худощавый, высокий. Лицо длинное, узкое, нос крючковатый. Волосы темные с проседью, зачесаны назад, блестят от помады. Усы тонкие, подкрученные. Одет строго: черный сюртук, белая рубашка, галстук тоже черный, завязан идеально. На жилете серебряная цепочка часов.

Он стоял, пил чай и разговаривал с дамой средних лет в сиреневом платье. Увидел Крылова, кивнул, подошел:

— Федор Иванович. Здравствуйте.

— Николай Семенович, позвольте представить, Александр Дмитриевич Воронцов, смотритель мастерской.

Долгих протянул руку, пожал сухо, без тепла:

— Слышал. Насосы чините.

— Да.

— Казенный заказ?

— Да.

— Документы в порядке? Смета согласована?

Я кивнул:

— В порядке. Павел Захарович Зубков все проверял.

Долгих поджал губы:

— Зубков… Да, он дотошный. Хорошо. Смотрите, работайте честно. Мы за этим следим.

Он холодно кивнул и отошел.

Крылов шепнул мне на ухо:

— Не обращайте внимания. Он со всеми такой. Чиновник, что с него взять.

Мы подошли к окну. Здесь стояла группа мужчин, они курили и негромко разговаривали. Крылов представил меня:

— Господа, Александр Дмитриевич Воронцов, инженер. Из Севастополя.

Один из мужчин обернулся. Молодой, лет двадцати пяти, среднего роста, щеголеватый. Лицо правильное, красивое, гладко выбритое. Волосы светлые, волнистые, тщательно уложены.

Одет модно. Узкий темно-зеленый сюртук по фигуре, светлый жилет с вышивкой, шелковый галстук завязан сложным узлом. На пальцах золотые кольца, на жилете висят брелоки — печатки, медальончики.

Посмотрел на меня сверху вниз, оценивающе:

— Воронцов? Не слышал такой фамилии. Вы из местных?

— Нет. Из Московской губернии.

— А-а. — Он затянулся папиросой, выпустил дым. — Павел Сергеевич Долгорукий. Сын действительного статского советника. — Пауза. — А вы чем занимаетесь? Крылов говорил, мастерская какая-то?

— Насосно-гидравлическая мастерская. Ремонтирую насосы для пожарной части.

Долгорукий усмехнулся:

— А, механик. Руками работаете, стало быть?

— Работаю.

— Интересно, интересно. — Он оглядел меня с ног до головы. — Дворянин, а руки марает. Необычно.

Я посмотрел на него спокойно:

— Инженерное дело требует не только головы, но и рук. Чтобы машину построить, надо самому уметь ее собрать.

Долгорукий фыркнул:

— Для этого мужики есть. Дворянину руки марать не солидно.

Я почувствовал, как внутри что-то напряглось. Но сдержался, ответил ровно:

— Мужики пока не умеют делать того, что умею я. Насосы, которые я модернизировал, имеют производительность на треть выше прежних. Это требует знаний, расчетов, точности. Мужик такого не сделает.

Долгорукий пожал плечами:

— Может быть. Но все равно, это уже ремесло. — Он затушил папиросу в пепельнице на подоконнике. — Я вот, например, ничего не делаю руками. И прекрасно живу.

— На доходы от имения, наверное? — Я позволил себе легкую усмешку. — Где мужики пашут землю.

Долгорукий дернулся, глаза сузились:

— Что вы хотите сказать милостивый государь?

— Ничего особенного. Просто каждому свое. Вы живете на доходы. Я зарабатываю своим трудом.

Долгорукий покраснел, раскрыл рот, чтобы резко ответить. Но Крылов быстро вмешался:

— Господа, господа! Не будем о делах в воскресенье. Пойдемте, попьем чаю.

Он увел меня в сторону. Долгорукий остался у окна, злобно смотрел мне вслед.

Крылов шепнул:

— Не обращайте внимания. Он молодой, глупый. Отец его богатый, вот он и зазнался.

— Понял.

Мы подошли к столу. Крылов налил мне чаю в стакан, протянул:

— Пейте. И познакомьтесь с Анной Павловной. Приятная дама, умная.

Я обернулся. Рядом стояла женщина лет двадцати восьми, высокая, стройная. Платье темно-синее, шелковое, скромное, без излишних украшений. Вырез небольшой, кружевная отделка на воротнике и манжетах.

Волосы темно-русые, уложены просто, узел на затылке, несколько локонов у висков. Лицо бледное, правильное, красивое. Глаза серые, умные, внимательные. Губы тонкие, без румян.

На шее тонкая золотая цепочка с медальоном. На пальце обручальное кольцо, золотое, простое.

Она пила чай, разговаривала с пожилой дамой в лиловом платье. Заметила наш взгляд, повернулась и улыбнулась:

— Федор Иванович, здравствуйте.

— Анна Павловна, доброго дня. Позвольте представить — Александр Дмитриевич Воронцов, инженер. Анна Павловна Соколова.

Она протянула руку. Я поклонился, поцеловал руку, перчатка тонкая, кружевная, пальцы холодные.

— Очень приятно, — сказала она. — Воронцов… Слышала эту фамилию. Вы тот самый, кто возглавил насосную мастерскую?

— Да.

— Говорят, вы из Севастополя? Как интересно! Расскажите, пожалуйста.

Она искренне смотрела. Не светская вежливость, а настоящий интерес.

— Служил там. В саперном батальоне. Инженером.

— И попали под обстрел?

— Взрыв. Французская мина. Ранило, три недели лежал без памяти.

Анна Павловна сочувственно кивнула:

— Должно быть, страшно было. Война ужасная вещь.

— Господь уберег.

Она помолчала, потом спросила:

— А теперь делаете насосы? Это сильно отличается от военной службы?

— Отличается. Но суть та же, механизмы, расчеты, конструирование. Только здесь результат виден сразу. Насос работает, качает воду, тушит пожары. В войне результата не видно. Только смерть.

Анна Павловна внимательно и задумчиво посмотрела на меня:

— Понимаю. У меня покойный муж тоже был инженером. Мосты строил. Говорил похожие вещи, что надо видеть результат труда, что-то построить полезное это счастье. — Она вздохнула. — Вот тебе и счастье. Погиб на стройке два года назад. Рухнули леса.

— Соболезную.

— Спасибо. — Она улыбнулась грустно. — Вы женаты, Александр Дмитриевич?

Вопрос прямой, неожиданный. Я замешкался:

— Нет. Но есть… знакомая. В Петербурге.

Анна Павловна понимающе кивнула:

— Ясно. Извините за нескромный вопрос. Просто любопытно было узнать.

Мы поговорили еще немного, о городе, о работе, о погоде.

Разговор легкий и приятный. Анна Павловна оказалась умной, образованной. Получилась не пустая светская болтовня, а настоящая беседа.

Потом она извинилась, отошла к другим гостям.

Я остался у стола, пил чай. Смотрел на зал, на людей.

Баранов беседовал с группой помещиков, жестикулировал, что-то объяснял. Долгих стоял у стены. Долгорукий так и курил у окна, иногда посматривал в мою сторону. Анна Павловна разговаривала с дамами, тихо смеялась.

Время шло. Разговоры, знакомства, вежливые фразы. Я пил чай, ел пирожные, миндальные, сладкие, с кремом.

У дальней стены что-то зазвенело, это открыли крышку фортепиано. Инструмент стоял в углу, из черного дерева, полированный, блестящий. Крышка поднята, видны белые и черные клавиши.

За инструмент села молодая дама, лет двадцати пяти, в розовом платье, светлые волосы уложены локонами. Пробежала пальцами по клавишам, взяла несколько аккордов. Звук чистый, красивый, разлился по залу.

Разговоры стихли. Все повернулись к фортепиано.

Дама заиграла, знакомая мелодия, плавная. Какой-то популярный романс. Играла хорошо, уверенно, пальцы легко скользили по клавишам.

Анна Павловна подошла ко мне, сказала тихо:

— Софья Михайловна Карташова. Дочь уездного судьи. Прекрасно играет.

Я кивнул, слушая игру. Музыка красивая, мелодичная.

Когда Карташова закончила, все похлопали. Она встала, поклонилась, улыбнулась.

Одна из пожилых дам, в лиловом платье, громко сказала:

— Софья Михайловна, спойте что-нибудь! У вас такой чудесный голос!

Карташова засмущалась:

— Ах, нет, что вы! Я не пела уже несколько недель, голос не разработан…

— Ну что вы, что вы! Спойте, пожалуйста!

Карташова села обратно, подумала, начала играть. Потом запела. Голос высокий, чистый. Романс Глинки, кажется.

Все молча слушали. Дамы улыбались, мужчины кивали в такт.

Когда она закончила, все зашумели, захлопали. Карташова встала и раскланялась.

Крылов подошел ко мне, тихо сказал:

— Александр Дмитриевич, а вы играете? Или поете? Офицеры обычно умеют.

Я напрягся. Играю ли? Пою ли?

Память прежнего Воронцова подсказывала, что я что-то учил в академии. Фортепиано, романсы. Обязательная программа для офицеров из приличных семей.

Но я, Коротков, этого не умею. Совсем. В прошлой жизни музыкой не занимался.

А навык… Может физические навыки остались в теле Воронцова? Или нет?

— Раньше играл, — сказал я осторожно. — Но после ранения… Память подводит. Не уверен, что вспомню.

Крылов понимающе кивнул:

— Да, контузия… Бывает. Ничего страшного.

Пожилая дама в лиловом платье услышала наш разговор, подошла:

— Как, господин Воронцов! Вы играете? Замечательно! Сыграйте нам что-нибудь!

Тут же присоединились несколько дам:

— Да, да! Сыграйте!

— Мужчины так редко играют, это так приятно!

Я почувствовал, как внутри все сжалось. Неловкая ситуация. Отказаться невежливо. Попробовать значит провалиться на глазах у всех.

— Я… После ранения не играл. Не уверен…

— Ну попробуйте! — Дама в лиловом не отставала. — Просто попробуйте!

Анна Павловна заметила мое замешательство, подошла:

— Александр Дмитриевич, если вам трудно, не стоит. Музыка требует практики. После долгого перерыва…

— Да нет же! — перебила лиловая дама. — Музыка как езда верхом. Раз научился, не забудешь!

Я посмотрел на фортепиано.

Попробовать? Может, тело вспомнит? Сработает мышечная память? Она себя уже показывала.

— Хорошо, — сказал я. — Попробую. Но не обещаю ничего.

Подошел к инструменту, сел на табурет.

Положил руки на клавиши. Холодные, гладкие.

Попробовал нажать, вышел звук. До, ре, ми…

Память прежнего Воронцова подсказывала вот здесь до, здесь соль, здесь фа диез…

Попробовал сыграть простой аккорд. Пальцы легли как надо, нажал, звук вышел правильный, чистый.

Еще один аккорд. Тоже получилось.

Может, и правда тело помнит?

Попробовал мелодию, что-нибудь простенькое, что удалось выудить из памяти Воронцова. Старый, популярный романс.

Пальцы двигались неуверенно, медленно. Несколько нот правильно, потом промах, не та клавиша, вышло фальшиво.

Остановился. Попробовал снова, опять промах.

За спиной тишина. Все слушали и ждали.

Я почувствовал, как горят щеки. Провал. Не получается.

Убрал руки с клавиш:

— Извините. Не могу. Память… не восстановилась еще.

Встал и отошел от инструмента.

Анна Павловна быстро подошла к фортепиано, села, начала играть, что-то быстрое, веселое. Отвлекла внимание.

Дамы переключились на нее, слушали. Неловкий момент прошел.

Крылов подошел ко мне, хлопнул по плечу:

— Ничего страшного, Александр Дмитриевич. Бывает. Контузия серьезная вещь. Мой брат после ранения полгода говорить не мог, потом восстановился. Может, и у вас память вернется.

— Может быть.

Я отошел к окну, стоял, смотрел на улицу. Чувствовал себя идиотом. Опозорился перед всеми.

Но что делать? Не мог же я сыграть то, чего не умею.

Анна Павловна закончила играть, подошла ко мне:

— Александр Дмитриевич, не переживайте. Это совершенно нормально. После такого ранения многое забывается. Главное, что вы живы и работаете.

— Спасибо.

Она тепло улыбнулась и отошла.

Я стоял у окна, пил чай. Настроение слегка испортилось.

Вдруг у входа в зал поднялась суета. Голоса стихли, все повернулись к дверям.

В зал вошел мужчина лет пятидесяти, высокий, представительный. Темно-синий генеральский мундир, с золотым шитьем, ордена на груди: Станислав, Анна, Владимир. Эполеты тяжелые, золотые. Усы седые, подкрученные. Лицо важное и властное.

За ним адъютант, молодой офицер в мундире, с портфелем под мышкой.

Все встали. Мужчины вытянулись, женщины присели в реверансе.

Баранов шагнул вперед, низко поклонился:

— Ваше превосходительство! Какая честь! Не ожидали вас увидеть!

Губернатор снисходительно кивнул:

— Иван Петрович. Господа. Проезжал мимо, решил заглянуть. Посмотреть, как отдыхает дворянство.

Он прошел в центр зала, оглядел присутствующих. Взгляд цепкий, оценивающий.

— Ну что, господа, как дела? Как хозяйства? Какой ожидается урожай?

Баранов тут же заговорил, отчитываясь:

— Урожай, ваше превосходительство, обещает быть неплохой. Весна ранняя, дожди вовремя. Озимые хорошо взошли…

Губернатор слушал, кивал. Потом спросил:

— А что со строительством богадельни? Обещали в прошлом году начать.

— Начали, ваше превосходительство! Фундамент заложен, стены поднимаются. К осени закончим.

— Смотрите. Государь император интересуется благотворительностью. Не подведите.

— Слушаемся, ваше превосходительство!

Губернатор прошел дальше, остановился у группы мужчин, поговорил с ними. Потом заметил Крылова:

— А, Федор Иванович! Как дела? Пожары как, так же часто случаются?

Крылов вытянулся:

— Случаются, ваше превосходительство. Но справляемся. Недавно новые насосы заказали, ремонтируем. Они улучшенные должны быть.

— А, да, слышал. — Губернатор кивнул. — Кто там занимается? Инженер какой-то?

— Да, ваше превосходительство. Капитан Воронцов, из Севастополя. Вот он, позвольте представить.

Крылов жестом подозвал меня. Я подошел, вытянулся и поклонился:

— Воронцов Александр Дмитриевич, капитан-инженер в отставке.

Губернатор внимательно осмотрел меня:

— Воронцов… Из Севастополя, говоришь? Ранен был?

— Да, ваше превосходительство. Взрыв мины, контузия.

— Служил в саперах?

— Так точно.

Губернатор кивнул:

— Хорошо. Саперы толковые ребята. — Пауза. — Ну, рассказывай. Насосы как? Скоро будут готовы?

Я ответил четко, по-военному:

— Шесть насосов, ваше превосходительство. Четыре уже готовы, два в работе. Срок через неделю. Успеем.

— Улучшаешь, слышал?

— Так точно. Медные клапаны вместо кожаных, увеличенный диаметр поршней, производительность выше на треть.

Губернатор прищурился:

— Сам придумал?

— Инженерное образование, ваше превосходительство. Николаевская академия. Рассчитал, спроектировал, внедрил.

— Хорошо. — Губернатор кивнул одобрительно. — Вот такие люди России нужны. Образованные, деловые. Не болтуны, а работники.

Он повернулся к Баранову:

— Иван Петрович, таких надо поддерживать. Если что понадобится, помогайте.

— Слушаемся, ваше превосходительство!

Губернатор повернулся обратно ко мне:

— Воронцов, смотри. Работай хорошо. Закончишь насосы, приходи в канцелярию. Обсудим, что еще можешь сделать для города. Может, паровую машину где поставить. Или что другое.

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

Губернатор кивнул, пошел дальше. Адъютант поспешил следом.

Обошел еще несколько человек, поговорил с ними, потом направился к выходу:

— Ну, господа, не буду вам мешать. Отдыхайте. Служите верой и правдой!

Все поклонились. Губернатор с адъютантом вышли.