Инженер 2: Тульские диковинки

Глава 7 Прибытие

Солнце поднималось над крышами, золотило купола церквей. Я вышел из гостиницы около восьми часов, застегнул мундир до последней пуговицы, поправил фуражку.

Город просыпался. По Киевской улице тянулись телеги с дровами, углем, мешками. Возницы покрикивали на лошадей, щелкали кнутами. Мимо прошла женщина с корзиной, в платке, юбка волочилась по пыльной мостовой. Двое мальчишек-подмастерьев бежали куда-то, таща тяжелый ящик с инструментами.

Пахло дымом из труб, свежим хлебом, навозом. Из открытых окон кузниц доносился стук молотов, ровный, методичный. Где-то визжала пила, кто-то колол дрова во дворе. Обычные звуки города мастеров.

Я шагал не спеша, разглядывая Тулу. Дома большей частью двухэтажные, каменные, побеленные или покрашенные в желтый, серый цвет. Окна с ставнями, крыши железные или деревянные. Вывески над лавками: «Железо и скобяные изделия. Купец Иванов», «Мануфактурные товары», «Самовары фабрики братьев Баташевых».

Самовары. Значит, производство уже налажено. Интересно, какие там стоят станки, как организован процесс.

Через три квартала улица расширилась, вывела на площадь. Посередине собор, белокаменный, с золочеными куполами. Вокруг каменные здания в два-три этажа. Справа здание с колоннами, табличка «Губернское правление».

Я поднялся по ступеням на крыльцо. У входа стоял городовой в форме, с алебардой. Кивнул мне, пропустил без вопросов, офицерский мундир служил пропуском.

Внутри пахло пылью, чернилами, табаком. Коридор длинный, потолки высокие.

Пол деревянный, скрипучий, натертый воском. Стены выкрашены в бледно-зеленый цвет, кое-где штукатурка облупилась. Вдоль стен двери канцелярий, медные таблички: «Казенная палата», «Строительное отделение», «Канцелярия губернского инженера».

Последняя то, что мне нужно.

Я остановился у двери, постучал. Изнутри послышалось приглушенное:

— Войдите.

Повернул ручку, вошел.

Комната большая, окна выходят на площадь. Щедро льется свет, пылинки плывут в лучах. Три стола, за ними писари, пожилые чиновники в поношенных сюртуках. Перья скрипят по бумаге, один из них что-то бормочет себе под нос, сверяя цифры в гроссбухе.

Четвертый стол стоит у окна, отдельно. За ним сидел человек лет пятидесяти, в очках, с поредевшими волосами, зачесанными назад. Лицо усталое, серое. Сюртук темный, воротничок накрахмаленный, но уже потертый на сгибах.

Он поднял голову, посмотрел на меня поверх очков.

— Чем могу служить, ваше благородие?

— Капитан Воронцов, — представился я, подходя ближе. — Приехал по приглашению статского советника Писарева. Вот письмо.

Достал из внутреннего кармана конверт, протянул. Чиновник взял, развернул медленно, словно каждое движение давалось с усилием. Глаза пробежали по строкам, губы чуть шевелились.

Отложил письмо на стол, снял очки, принялся протирать платком.

— Алексей Петрович уехал.

Молчание. Я стоял, ждал продолжения.

Чиновник надел очки обратно, посмотрел на меня.

— В Петербург. Две недели назад. По высочайшему повелению. Государь вызвал, по каким-то делам техническим. Когда вернется, неизвестно.

Я кивнул, не подавая виду, что новость неприятная.

— Понятно. А кто временно исполняет его обязанности?

— Павел Захарович Зубков, надворный советник. Он теперь заведует техническим отделением и всеми мастерскими при заводе.

— Можно с ним увидеться?

Чиновник помедлил, потом встал, натянул сюртук, застегнул пуговицы.

— Пойдемте. Проводить надо, а то заблудитесь.

Мы вышли в коридор, прошли вдоль стены. Чиновник шагал медленно, волоча ноги. Остановился у двери с новой табличкой, еще блестящей: «Технический отдел. Надворный советник П. З. Зубков».

Постучал, приоткрыл дверь:

— Павел Захарович, к вам офицер. По делу.

Из-за двери донеслось сухо:

— Пусть войдет.

Чиновник посторонился, кивнул мне. Я вошел, он закрыл дверь за моей спиной.

Кабинет небольшой, но очень аккуратный. Ни одной лишней бумаги.

Стол чистый, на нем чернильница, песочница, стопка папок, перевязанных ленточками. Справа шкаф с книгами, тома Свода законов Российской империи, с темно-зелеными переплетами. На стене портрет государя Александра Николаевича, часы с маятником, тикают мерно.

За столом сидел человек лет сорока пяти, сухощавый, с остроконечной бородкой, подстриженной по последней моде. Волосы темные, с проседью, зачесаны назад, смазаны помадой. Лицо узкое, скулы выступают, глаза серые, холодные. Одет безукоризненно, темный сюртук, белоснежный воротничок, галстук повязан идеально. На груди орден Святой Анны третьей степени.

Он поднялся, кивнул, жест вежливый, но без тени радушия.

— Капитан Воронцов?

— Так точно.

— Садитесь.

Указал на стул перед столом. Я сел, спину держал прямо, руки положил на колени. Зубков опустился обратно, сложил руки на столе, пальцы переплетены.

— По какому вопросу?

Я достал письмо, протянул через стол.

— Получил приглашение от статского советника Писарева. Прибыл для обсуждения условий службы на Тульском оружейном заводе.

Зубков взял письмо, развернул. Читал медленно, внимательно. Лицо не изменилось, ни одна мышца не дрогнула. Отложил письмо на стол, аккуратно разгладил края.

— Письмо датировано двадцать девятым марта. Алексей Петрович в то время занимался набором специалистов для обновления производства. Однако ситуация изменилась. Он отозван в столицу. Я временно исполняю его обязанности.

Пауза. Зубков смотрел на меня, глаза холодные, немигающие.

— Приглашение от официального лица, — ответил я ровно. — Подписанное управляющим заводом. Полагаю, оно сохраняет силу.

— Приглашение не в счет. — Голос сухой, четкий. — Я отвечаю за расходы казны. Оружейный завод имеет штатное расписание, утвержденное министерством. Все должности укомплектованы. Вакансий нет.

Я молчал. Ждал.

Зубков наклонил голову, изучал меня.

— У вас есть опыт работы на оружейных предприятиях?

— Нет. Но есть опыт инженерной работы. В Севастополе занимался модернизацией госпитального хозяйства. Вентиляционные системы, водоснабжение, механическое оборудование.

— Госпиталь, — повторил Зубков. — К оружейному производству это имеет какое-то отношение?

— Принципы механики универсальны. Насосы, вентиляторы, станки, все работает по одним законам. Знания переносятся.

— Принципы, — снова повторил Зубков, словно пробуя слово на вкус. — Однако нам нужны не принципы. Нам требуются настоящие специалисты. Ствольщики, которые двадцать лет стволы сверлят. Замочники, которые замки собирают с закрытыми глазами. Штыковщики, которые сталь закаляют по отцовским рецептам. Вы таковым являетесь?

— Нет. Но могу освоить любую специальность за короткий срок.

Зубков усмехнулся, без тени юмора.

— За короткий срок. Уверенность похвальна, капитан. Но на заводе нет времени на обучение. Производство идет, заказы ждут.

Он открыл одну из папок, достал лист, пробежал глазами.

— Вот ваш послужной список. Имеется из канцелярии военного министерства, когда Писарев запросил. Инженер-капитан Александр Дмитриевич Воронцов. Николаевская инженерная академия, фортификация и механика. Служба в саперном батальоне. Затем прикомандирован к Севастопольскому военному госпиталю. Занимался улучшением вентиляции, водоснабжения, прочими хозяйственными вопросами.

Он поднял глаза.

— Лестные рекомендации от полковника Энгельгардта, начальника медицинского отдела. Хвалит ваши способности, усердие, находчивость. Все это прекрасно. Но, повторяю, к оружейному делу отношения не имеет.

Я сидел неподвижно. Лицо спокойное, руки лежат на коленях. Уже быстро просчитал ситуацию в которую попал.

Зубков не заинтересован. Возможно, считает приглашение Писарева самоуправством. Возможно, просто не любит перемен. Или боится ответственности за новых людей.

Не важно. Главное найти рычаг.

— Господин надворный советник, — произнес я ровно, — я понимаю ваши сомнения. Но я проделал путь от Севастополя до Тулы по официальному приглашению. Потратил средства, время, силы. Неужели нельзя найти какое-то применение моим знаниям?

Зубков молчал. Пальцы постукивали по столу. Часы на стене тикали. Где-то в коридоре хлопнула дверь, послышались шаги, затихли.

Наконец он вздохнул, открыл другую папку.

— Впрочем… Есть одно местечко. Незначительное, правда.

Достал лист, положил передо мной.

— Насосно-гидравлическая мастерская при заводе. Обслуживает городскую пожарную часть, ремонтирует водоподъемные механизмы для казарм, иногда делает насосы на заказ для частных лиц. Предприятие небольшое, восемь работников числится. Должность смотритель мастерской. Чин по гражданской службе коллежский секретарь, девятый класс. Жалованье двести рублей серебром в год. Квартирных не положено, найдете сами.

Он посмотрел на меня, ожидая реакции.

Я взял лист, пробежал глазами. Краткое описание мастерской, перечень обязанностей, условия службы.

— Предыдущий смотритель?

— Уволен месяц назад. За пьянство и нерадение. Мастерская в плачевном состоянии. Пожарная часть жалуется, что насосы не ремонтируются. Брандмайор Крылов уже дважды подавал рапорты губернатору.

Зубков сложил руки, смотрел на меня внимательно.

— Если согласитесь, будете на испытательном сроке три месяца. Наладите дело останетесь. Не наладите уволим. Справедливо?

Я смотрел на лист. Двести рублей в год нищенское жалованье. Восемь работников крохотная команда. Ремонт насосов работа грязная, неблагодарная.

Но выбора нет. Не в деньгах дело. Возвращаться в Севастополь признать поражение. Или бежать к Лизе, как побитая собачка, вымаливать хорошее место? Нет уж увольте. А здесь хотя бы крыша над головой, пусть скромная, и дело, пусть незначительное.

Главное это начало. Точка опоры. Покажу, что могу наладить работу даже в запущенной мастерской. Потом будут другие возможности.

Я поднял голову, встретился взглядом с Зубковым.

— Согласен.

— Прекрасно. — Он взял перо, обмакнул в чернильницу, начал писать. — Пройдете в общую канцелярию, там оформят бумаги. Присяга завтра в десять часов утра, здесь же. Мастерская находится на Заречной улице, дом двенадцатый, рядом с пожарной частью. Ключи получите у брандмайора Крылова, он вас введет в курс дела.

Он дописал, просушил бумагу песком, протянул мне.

— Предписание о назначении. С сегодняшнего дня вы числитесь смотрителем насосно-гидравлической мастерской. Удачи, господин Воронцов.

Встал, протянул руку. Я тоже поднялся, пожал руку. Ладонь сухая, холодная, рукопожатие формальное.

— Хотя, признаться, — добавил Зубков, отпуская мою руку, — не особо верю, что у вас получится. Мастерская запущена основательно. Рабочие распустились. Оборудование в плохом состоянии. Но посмотрим. Может, вы меня удивите.

Усмешка мелькнула на губах, исчезла.

Я кивнул, ничего не ответил. Взял предписание, сложил, убрал в карман. Повернулся, направился к двери.

— Господин Воронцов, — окликнул Зубков.

Я обернулся.

— Отчеты подавать каждый месяц. Первого числа. Расходы, ремонты, заказы. Все должно быть документировано. Казна любит порядок.

— Понял.

Вышел, закрыл дверь за собой.

В коридоре тихо. Писарь, который меня провожал, исчез. Я постоял, прислушался. Где-то внизу звякнул колокольчик, кто-то поднимался по лестнице.

Двести рублей. Восемь работников. Насосы.

Вместо большого завода грязный сарай.

Что ж. Начнем с малого.

Я направился к выходу. Шаги гулко отдавались в коридоре.

Спустился по лестнице, вышел на крыльцо. Солнце поднялось выше, день обещал быть жарким. Площадь наполнилась народом, торговцы раскладывали товар, телеги подвозили мешки с зерном.

Заречная улица. Дом двенадцатый. Пожарная часть.

Пора познакомиться с новым местом работы.

Я остановился на площади. Так куда же идти? Название знакомое, река Упа делит город пополам, Заречье, стало быть, на другом берегу.

Прохожий, купец в поддевке, остановился неподалеку, закуривал трубку. Я подошел:

— Не подскажете, как пройти на Заречную улицу?

Купец выпустил дым, прищурился:

— Заречную? Да это через весь город, батюшка. Вон туда, — махнул рукой на юг, — по Киевской до моста, мост перейдете, там направо. Улица третья от реки. Верст пять, не меньше.

— Благодарствую.

Купец кивнул, пошел дальше. Я двинулся в указанную сторону.

Площадь осталась позади. Киевская улица широкая, мощеная булыжником. По середине колея от телег, по краям пешеходные дорожки. Дома выстроились плотно, фасад к фасаду. Первые этажи заняты лавками, конторами, мастерскими. Вывески пестрят: «Кожевенные товары», «Табак и чай», «Скобяная лавка купца Петрова».

Прошел мимо лавки с самоварами. В витрине, за стеклом, выставлены образцы: от маленьких, на два стакана, до огромных, пудовых, расписанных узорами. Медь начищена до блеска, краны в форме петушиных голов. Работа тонкая, искусная.

Дальше мастерская оружейника. Не заводская, частная. В окне ружья, пистолеты, холодное оружие. Один из стволов украшен инкрустацией, серебром по вороненой стали. Дорогая вещь, на заказ делали, наверное.

Улица ожила. Время близилось к полудню, народ вышел по делам.

Телеги двигались в обе стороны, возницы покрикивали, лошади фыркали. Навстречу шла женщина с корзиной, платок повязан узлом под подбородком, юбка в заплатах. Мимо пробежал мальчишка с узлом, должно быть подмастерье несет готовую работу заказчику.

Запахи менялись. Пекарня пахла свежим хлебом, дрожжами. От кузницы несло углем, раскаленным железом, потом. От кожевенной мастерской тянуло резким, едким запахом дубления. Из трактира ароматно пахло щами, жареным салом, перегаром.

Я шел не торопясь, всматривался в город. Тула производила впечатление рабочего, делового места. Не столица с ее лоском и парадностью. Не провинциальная сонная дыра. Город мастеров, где каждый занят делом.

Прошел квартал, другой. Дома тут ниже, беднее. Одноэтажные постройки, бревенчатые, кое-где обшитые досками. Окна маленькие, под крышами чердаки, откуда торчали связки лука, сушеные грибы. Дворы открытые, видны сараи, колодцы, поленницы дров.

Справа небольшая площадь, церковь. Белокаменная, одноглавая, колокольня невысокая. Ограда деревянная, ворота распахнуты. Во дворе старик в длинном подряснике подметал ступени, метла шуршала по камню.

Дальше рынок. Торговые ряды, навесы, телеги с товаром. Крестьяне торговали овощами, яйцами, молоком. Баба в платке выкладывала на прилавок редьку, морковь, лук. Рядом мужик продавал дрова, поленья сложены аккуратной поленницей. Еще дальше мясные ряды, туши свисают с крючьев, мясники в запачканных фартуках зазывают покупателей.

Голоса смешались:

— Редька свежая! Кому редьку!

— Дрова березовые, сухие! Три рубля воз!

— Баранина, говядина! Эй, почтенный, подойди!

Я миновал рынок, вышел к мосту. Река Упа раскинулась широко, вода темная, медленно текущая.

Мост деревянный, на каменных опорах, перила крепкие. Настил под ногами прогибался, скрипел. Подо мной проплыла баржа, груженная углем, два бурлака на веслах, лица красные от натуги.

С моста открывался вид на город. Слева заводские корпуса, трубы высокие, из некоторых валил дым. Должно быть, литейные цеха, кузницы. Справа жилые кварталы, церкви, зелень садов. Вдали, на холме, виднелось здание с башней, кремль, говорили, старинный, еще с шестнадцатого века.

Перешел мост, ступил на правый берег. Заречье встретило тишиной. Здесь улицы уже, дома беднее. Мостовой нет, только утоптанная земля, кое-где лужи от вчерашнего дождя. Заборы деревянные, покосившиеся. Собака пробежала через дорогу, поджав хвост, скрылась в переулке.

Я остановил прохожего, мужика в холщовой рубахе, лаптях, с топором за поясом.

— Где Заречная улица?

Мужик посмотрел недоверчиво, потом сообразил, что перед ним офицер, снял шапку.

— Да вон, ваше благородие, третий поворот. Там прямо до конца, увидите пожарную часть, каланча высокая.

— Спасибо.

Пошел дальше. Свернул на третью улицу.