Инженер 2: Тульские диковинки

Глава 20 Филипп

Проснулся от того, что шея затекла. Поднял голову, я так и лежал на верстаке, щека прилипла к деревянной поверхности. Во рту сухо, спина болит.

За окном светало. Серый рассветный свет пробивался сквозь грязные стекла. В мастерской прохладно, печь прогорела за ночь.

Гришка уже проснулся, возился у печи. Подкладывал дрова, раздувал угли. Обернулся, увидел, что я проснулся:

— Доброе утро, Александр Дмитриевич! Сейчас печку растоплю, согреемся.

Я встал, размял плечи. Все тело затекло, суставы хрустят. Подошел к рукомойнику, плеснул холодной воды на лицо. Стало чуть легче.

Достал часы, без четверти семь. Скоро придут остальные работники.

Прошелся по мастерской, осмотрел вчерашнюю работу. Первый насос стоит готовый, блестит медью. Второй наполовину собран. Детали для третьего разложены на верстаке.

Работы еще много. Четыре насоса за неделю. Успеем ли?

Ровно в семь пришел Семен. Увидел меня, нахмурился:

— Александр Дмитриевич, вы здесь ночевали?

— Поздно закончил вчера. Уснул.

Семен покачал головой:

— Это неправильно. Так можно здоровье подорвать.

— Ничего. Потерплю еще неделю.

Пришел Трофим, за ним Иван. Оба вовремя.

Мы начали работу. Я сел за станок, доделывать детали для третьего насоса. Семен чертил. Трофим ковал кронштейны. Иван с Гришкой полировали цилиндры.

Я работал молча, сосредоточенно. Точил втулки, поршни, штоки. Руки уже знали, что делать, где зажать, где обточить, проверить, отложить.

Прошло часа два. Я сделал шесть втулок, три поршня.

Вдруг дверь тихо скрипнула. Я обернулся.

На пороге стоял Филипп.

Он выглядел помятым, но трезвым. Лицо небритое, глаза усталые. Шапка в руках, мнет ее нервно. Одет в тот же сюртук, что и в понедельник, только сейчас грязнее.

Все в мастерской замолчали. Трофим держал молот на весу. Семен оторвался от чертежей. Иван с Гришкой замерли с цилиндрами в руках.

Филипп стоял у двери, не решаясь войти. Смотрел в пол.

Я остановил станок, встал. Подошел ближе, молча смотрел на него.

Филипп поднял глаза, встретился взглядом. Сглотнул:

— Александр Дмитриевич… Можно?

— Слушаю.

Он помялся, покрутил шапку в руках:

— Я того… виноват. Не должен был так говорить. Сорвался тогда.

Я молчал, ждал продолжения.

Филипп вздохнул:

— Простите, если можно. Больше не повторится.

— Почему ушел?

Филипп опустил глаза:

— Голова раскалывалась. Зол на себя был, сорвался на вас. Гордость проклятая не дала признать, что вы правы были. — Помолчал. — Думал, найду другое место. Три дня ходил по городу. Везде одно, мест нет, своих хватает. На заводе не берут, у частных мастеров полно народу.

Он поднял голову, посмотрел мне в глаза:

— Жена ругается. Дети кушать просят. Денег нет. — Помолчал. — Я понимаю, если не примете обратно. Сам виноват. Но если можно… Работа нужна. Очень нужна.

Трофим стоял у горна, смотрел на Филиппа, потом перевел взгляд на меня. Семен отложил перо, слушал. Гришка с Иваном стояли не шевелясь.

Я смотрел на Филиппа. Слесарь толковый, руки опытные. Без него работа идет медленно. С ним пойдет быстрее.

Но если принять назад без условий, решит, что можно и дальше так себя вести.

— Почему я должен тебя взять обратно?

Филипп вздрогнул:

— Я… работать буду хорошо. Честно. Без нареканий.

— Это ты и раньше должен был так делать.

— Понимаю. — Филипп сжал шапку в руках. — Александр Дмитриевич, я был неправ. Вы правильно сделали, что домой отправили. Я в том состоянии только портил все. А потом нагрубил, нахамил. Это… недостойно было. Простите.

Голос у него дрожал. Видно, что слова даются с трудом. Гордый человек, а тут признавать ошибки приходится.

Я помолчал, обдумывая, как быть. Потом сказал:

— Вернуться можешь. Но предупреждаю, это в последний раз.

Филипп быстро кивнул:

— Понял. Спасибо.

— Условия такие. Придешь пьяным на работу, уволю без разговоров. Опоздание больше чем на четверть часа — штраф. Брак в работе, вычет из жалованья. Грубость начальству — увольнение. Ясно?

— Ясно, Александр Дмитриевич. Все ясно. Больше такого не будет.

Я посмотрел на него еще раз, оценивая. Говорит искренне. Глаза честные, не врет.

— Тогда за работу. Мы отстали от плана, надо наверстывать.

Филипп расцвел:

— Слушаюсь! Сейчас, сейчас!

Он быстро прошел к своему месту у станка, повесил шапку на гвоздь, надел фартук. Осмотрелся:

— Что делать надо?

— Втулки точить. Вот заготовки, вот чертеж. Размеры точные, допуск одна сотая вершка. Проверяю точно. Брак не принимаю.

— Будет сделано.

Филипп сел за станок, взял заготовку. Зажал в патроне, проверил центровку. Запустил станок, поднес резец.

Работал сосредоточенно, аккуратно. Периодически останавливал, проверял размер. Вел резец осторожно, без спешки.

Через час сделал первую втулку. Принес мне:

— Проверьте, пожалуйста.

Я взял, осмотрел. Измерил в трех местах. Размер точный, допуск укладывается. Поверхность гладкая, без ступенек.

— Хорошо. Продолжай.

Филипп кивнул, вернулся к станку.

Атмосфера в мастерской изменилась. Трофим снова застучал молотом, но теперь как-то веселее. Семен склонился над чертежами, но краем глаза одобрительно поглядывал на Филиппа. Гришка с Иваном переглянулись, улыбнулись.

Я вернулся к своей работе. Теперь можно заняться сборкой, а не точением. Филипп будет делать втулки, я насосы собирать. Так быстрее пойдет.

Подошел ко второму насосу. Вчера наполовину собрал, осталось доделать. Установил рычаг, прикрутил шток, поставил прокладки.

Работал спокойно, размеренно. Теперь не надо торопиться, рвать жилы. Есть слесарь, он будет закрывать свой фронт работ.

К обеду второй насос был готов. Два из шести.

— Перерыв, — сказал я. — Час на перекус.

Все отложили инструменты. Филипп подошел ко мне:

— Александр Дмитриевич, я… спасибо, что приняли обратно. Не подведу, честное слово.

— Смотри, Филипп, чтобы не повторялось.

Филипп кивнул, надел шапку, ушел.

Семен подошел:

— Правильно сделали, что взяли. Филипп хороший работник. Просто у него характер горячий. Сидоров его разбаловал.

— Посмотрим. Если еще раз сорвется, все, больше шансов не будет.

— Не сорвется. Я его знаю. Он понял свою ошибку.

Я кивнул. Пошел домой обедать.

Матрена Ивановна встретила меня радостно:

— Александр Дмитриевич! Наконец-то пришли! Вчера же не ночевали! Я так волновалась!

— Прости, Матрена Ивановна. Работа срочная была, поздно закончил. Остался в мастерской.

— Эх, вы… Ну ладно, садитесь, обедать. Вот, уха свежая, пирог с рыбой.

Поел с аппетитом. Уха наваристая, пирог румяный, вкусный. Запил квасом.

После обеда вернулся в мастерскую. Все уже работали. Филипп за станком делал втулки. Трофим ковал. Семен чертил. Гришка с Иваном полировали четвертый цилиндр.

Я начал собирать третий насос. Работа шла споро, слаженно. Каждый знал свое дело.

К вечеру третий насос был собран наполовину. Филипп сделал восемь втулок, хорошая работа, он работал быстро, качественно.

Часы пробили шесть. Конец рабочего дня.

— Все свободны, — сказал я.

Филипп подошел ко мне:

— Александр Дмитриевич, может, я того, помогу?

Я посмотрел на него. Неожиданное предложение. Обычно он всегда был рад уйти пораньше.

— Зачем?

— Отставание наверстать. Из-за меня работа замедлилась. Хочу помочь.

Я подумал. Действительно, вдвоем быстрее пойдет.

— Ладно. Оставайся. Будем третий насос доделывать.

Филипп кивнул. Остальные попрощались, ушли. Остались мы вдвоем и Гришка, он тут живет.

Работали до девяти вечера. Филипп помогал держать детали, затягивать болты, подавать инструменты. Работал молча, старательно.

К девяти третий насос был готов. Три из шести.

— Хватит на сегодня, — сказал я. — Спасибо за помощь.

— Не за что. — Филипп надел шапку. — Александр Дмитриевич, я правда больше не подведу. Даю слово.

— Хорошо.

Он попрощался, ушел.

Я остался с Гришкой. Парень уже стелил солому в своем углу.

— Гришка, ты молодец. Спасибо, что помогаешь.

— Да что вы, Александр Дмитриевич! Вы меня приютили, кормите, учите. Это я вам благодарен должен быть!

Кивнул. Хороший парень. Я отправился домой и завалился спать, не ужиная.

Утро началось как обычно. Пришел в мастерскую к семи, Гришка уже растопил печь. Работники собрались вовремя. Все трезвые, готовые к работе.

Филипп подошел первым:

— Доброе утро, Александр Дмитриевич. Что делать сегодня?

— Втулки для пятого насоса. Вот чертежи, вот заготовки.

— Слушаюсь.

Он пошел к станку, начал работу. Старательно, аккуратно. Вчера работал допоздна, сегодня пришел первым. Держит слово.

Я подошел к четвертому насосу. Три уже готовы, стоят в ряд у стены, медные, блестящие. Четвертый почти собран, осталось установить поршень, прикрутить рычаг.

Взял поршень, чугунный круг с кожаной прокладкой по краю. Тяжелый, ладони полторы в диаметре. Подошел к цилиндру.

Цилиндр лежал на верстаке, медная труба, длиной аршин, толстые стенки. Изнутри отполирован Гришкой с Иваном, блестит как зеркало.

Взял поршень обеими руками, поднес к цилиндру. Начал вставлять.

Поршень вошел в цилиндр на четверть, потом застопорился. Я нажал сильнее, не идет. Покрутил, попробовал под другим углом, то же самое.

Странно. Диаметр поршня точный, я проверял. Цилиндр тоже правильный. Должен входить свободно, с небольшим усилием.

Вытащил поршень, осмотрел. Прокладка на месте, не порвалась, не замялась. Все в порядке.

Заглянул внутрь цилиндра. Блестящая поверхность, гладкая… Стоп. Что это?

Присмотрелся. На стенке цилиндра, сантиметрах в двадцати от края тонкая линия. Волосяная, почти незаметная. Я провел пальцем, чувствуется углубление.

Трещина.

Вытащил цилиндр на свет, поднес к окну. Внимательно рассмотрел. Трещина шла вдоль стенки, вершков на пять. Волосяная, тонкая, но явная.

Брак литья. Старый, еще с завода. При полировке не заметили, трещина внутри металла, на поверхность не выходила. А теперь, когда стенки отполировали, стала видна.

Черт.

Подошел Семен:

— Что-то не так, Александр Дмитриевич?

Показал ему трещину. Семен присвистнул:

— Вот незадача… Брак литья. Такое бывает.

— Цилиндр негоден?

— Под давлением разорвет. Вода пойдет через трещину. — Семен покачал головой. — Надо менять.

— Запасные есть?

Семен прошел к складу, осмотрел шкафы и ящики. Вернулся, мотая головой:

— Нет. Все шесть цилиндров уже в работе. Запасных не было изначально.

— Заказать новый?

— Можно. Но литейщик месяц делать будет. Может, больше.

Месяц. Так не пойдет. У меня сроки через неделю.

Я стоял, смотрел на цилиндр с трещиной. Думал.

Варианты? Работать с пятью насосами вместо шести? Нет, заказ был на шесть. Я дал слово. Пять это провал.

Переделать один из готовых насосов? Разобрать, взять цилиндр? Глупо.

Может, заварить трещину?

Подошел к Трофиму:

— Трофим, можно медью заварить трещину в чугуне?

Кузнец почесал затылок:

— Можно попробовать. Паять надо, медным припоем. Только не знаю, выдержит ли под давлением. Чугун хрупкий, медь мягкая. Может, разорвет.

— А если несколько слоев припоя? Хорошо прогреть, аккуратно запаять?

Трофим задумался:

— Может быть… Если делать аккуратно. Равномерно прогреть цилиндр, чтобы не треснул еще больше. Потом наложить припой, слой за слоем. Дать медленно остыть, в горне, чтобы напряжений не было.

— Попробуем?

— Попробовать можно. — Трофим пожал плечами. — Только я не обещаю. Может держать, может нет.

— Другого выхода нет. Давай попробуем.

Трофим кивнул:

— Ладно. Готовьте цилиндр, я посильнее разогрею горн.

Я вернулся к верстаку. Вычистил трещину изнутри тонким напильником, удалил окалину, грязь. Протер керосином, высушил. Трещина стала чище, виднее.

Подошел Трофим:

— Давайте сюда.

Мы отнесли цилиндр к горну. Трофим разложил угли, раздул мехами. Взметнулось пламя, пошел жар.

Положил цилиндр в горн, на угли. Начал нагревать. Медленно, равномерно, поворачивая цилиндр, чтобы прогревался со всех сторон.

Я стоял рядом, смотрел. Медь начала темнеть, потом краснеть. Трофим подкладывал угли, дул мехами, контролировал жар.

— Не слишком сильно, — сказал я. — Перегреешь, чугун поведет, новые трещины пойдут.

— Знаю, знаю. Не первый раз металл грею.

Цилиндр раскалился докрасна. Трофим вытащил его клещами, положил на наковальню. Взял медный пруток, прутик флюса.

— Держите, — сказал он мне. — Поверните, чтобы трещина сверху была.

Я взял другие клещи, удерживая цилиндр. Трофим коснулся медным прутком трещины. Медь расплавилась, потекла в трещину. Трофим вел пруток медленно, аккуратно, заполняя щель.

Флюс шипел, дымился. Медь блестела, заполняя трещину.

Первый слой готов. Трофим отложил пруток:

— Теперь еще раз прогреть надо. Второй слой наложить.

Мы вернули цилиндр в горн, снова нагрели. Вытащили, Трофим наложил второй слой припоя. Потом третий.

Трещина заполнилась медью, исчезла под слоем припоя. Шов получился толстый и блестящий.

— Теперь остудить надо, — сказал Трофим. — Медленно. Засыпем углями, пусть остывает в горне. Часа три-четыре.

Мы засыпали цилиндр углями, оставили в горне. Трофим закрыл поддувало, уменьшил тягу. Температура начала медленно падать.

Я отошел, вытер пот со лба. Руки дрожали, не от усталости, а от напряжения. Если не выдержит шов, весь четвертый насос насмарку.

Семен подошел:

— Думаете, получится?

— Не знаю. Проверим. Других вариантов нет.

Часы показывали десять утра. Надо ждать до обеда, пока остынет.

Я вернулся к работе. Начал собирать пятый насос, те детали, что не требуют цилиндра. Установил клапаны, приготовил штоки, подогнал фланцы.

Работал молча, сосредоточенно. Мысли возвращались к треснутому цилиндру. Выдержит ли? Под давлением вода пойдет с силой. Если шов слабый, прорвет.

К часу дня цилиндр остыл. Трофим вытащил его из углей, положил на верстак.

Я осмотрел шов. Медь застыла ровно, без пузырей, без трещин. Прощупал пальцем изнутри, гладко, без острых краев.

— Хорошо запаял, — сказал Семен. — Ровно.

— Теперь проверить надо.

Взял напильник, зачистил шов изнутри. Сточил лишнюю медь, сделал поверхность гладкой. Потом взял наждачную бумагу, отполировал.

Шов стал почти незаметен. Тонкая медная полоска на медной стенке.

Попробовал вставить поршень. Взял, поднес к цилиндру, начал вдвигать.

Поршень вошел. Медленно, с усилием, но вошел. Прошел мимо шва, дошел до конца цилиндра.

Я вытащил, проверил прокладку, целая, не порвалась.

— Входит, — сказал я. — Теперь давайте проверим под давлением.

Семен принес ведро воды. Я залил воду в цилиндр, вставил поршень, начал давить. Поршень пошел вниз, сжимая воду.

Давление росло. Смотрел на шов, держит. Вода не просачивается.

Надавил сильнее. Изо всех сил. Поршень еле двигался, вода сжималась.

Шов держал. Ни капли не вытекло.

Отпустил. Вытащил поршень, осмотрел цилиндр. Шов целый, не треснул.

Выдохнул. Получилось.

Трофим подошел ближе, посмотрел:

— Держит?

— Держит.

— Вот и славно. Значит, крепко запаял.

Я кивнул. Хорошая работа.

— Спасибо, Трофим Петрович. Выручил.

Кузнец усмехнулся:

— Да ладно. Дело-то нужное.

Теперь можно продолжать сборку четвертого насоса. Я вставил поршень в цилиндр, вошел как надо, свободно. Прикрутил шток, установил рычаг, поставил прокладки.

К вечеру четвертый насос был готов.

Часы пробили шесть. Конец рабочего дня.

— Все свободны, — сказал я. — Завтра воскресенье, выходной. Отдыхайте.

Работники переглянулись. Семен первым подал голос:

— Александр Дмитриевич, а вы работать не будете?

— Нет. Завтра выходной для всех. Вы устали, я устал. Отдохнем, силы восстановим. В понедельник продолжим.

Трофим вытер руки о фартук, облегченно вздохнул:

— Вот и славно. А то совсем измотались все. Неделя была тяжелая.

Все начали собираться. Семен надел шапку:

— Ну что ж, до понедельника тогда. Отдохните как следует, Александр Дмитриевич.

— И вы отдыхайте.

Работники попрощались, разошлись. Остался я с Гришкой.

Парень подметал пол, убирал стружку. Я снял рабочий сюртук, надел чистый. Вытер руки тряпкой, все равно грязные, в масле и металлической пыли. Дома умоюсь как следует.

— Гришка, завтра выходной. Отдыхай.

— Слушаюсь, Александр Дмитриевич! — Парень обрадовался. — Может, в церковь схожу. Давно не был.

— Хорошее дело. Я тоже, наверное, пойду.

Гришка кивнул, продолжил подметать. Я надел шляпу, вышел, закрыл за собой дверь.

На улице вечерело. Солнце клонилось к горизонту, небо окрашивалось в розовые и оранжевые тона. Прохладно, но не холодно, май, уже почти лето.

Я пошел домой. Шагал медленно. Неделя и впрямь выдалась тяжелая. Почти каждый день работал до ночи, спал урывками. Тело требовало отдыха.

Завтра воскресенье. Можно выспаться, сходить в церковь.

Впереди показалась знакомая фигура, широкоплечий мужчина в мундире брандмайора, фуражка с кокардой. Крылов. Шел навстречу, руки за спиной, задумчивый.

Поравнялись. Крылов поднял глаза, узнал меня, улыбнулся:

— А, Александр Дмитриевич! Здравствуйте. С работы?

— Здравствуйте, Федор Иванович. Да, с работы. А вы?

— И я тоже. День был длинный, устал. — Крылов остановился, посмотрел на меня внимательно. — Вы как? Работа идет?

— Идет. Четыре насоса готовы, два осталось. Успеем к сроку.

— Вот и отлично! Рад слышать. — Крылов одобрительно кивнул, потом добавил: — Александр Дмитриевич, а вы завтра свободны? Днем, после обеда?

— Свободен. Завтра выходной, всех отпустил.

— Тогда вот что. Каждое воскресенье в три часа у нас собирается местное дворянство. В доме дворянского собрания, на Большой улице. Чай пьем, беседуем, новости обсуждаем. — Крылов посмотрел на меня. — Хотел бы пригласить вас. Познакомитесь с людьми. Полезно будет.

Я заколебался. Дворянский клуб… Светские беседы, церемонии, любезности. Не люблю такое. Всегда чувствовал себя неловко на подобных сборищах, не умею вести пустые разговоры, поддерживать легкую беседу.

Но Крылов прав, знакомства нужны. Живу в городе, а знаю только работников да пару купцов. Если хочу здесь что-то построить, наладить дело, надо знакомиться.

— Благодарю за приглашение, Федор Иванович. Приду.

— Отлично! — Крылов обрадовался. — Значит, жду вас завтра в три часа. Дом дворянского собрания на Большой улице, большое здание с колоннами, не пропустите. Одевайтесь прилично, там публика разная бывает.

— Хорошо.

— Ну вот и договорились. — Крылов протянул руку. — До завтра тогда. Отдыхайте.

Пожал руку, попрощался. Крылов пошел в свою сторону, я в свою.

Дошел до дома. Вошел в горницу. Хозяйка хлопотала у печи, обернулась:

— Александр Дмитриевич! Наконец-то пораньше пришли! Я уж думала, опять до ночи работать будете.

— Нет. Завтра выходной.

— Вот и правильно! Совсем на себя не похожи стали, худой, бледный, под глазами синяки. Отдыхать надо! — Она засуетилась. — Вот, ужин готов. Щи, котлеты из говядины, хлеб свежий. Садитесь, кушайте.

Села за стол. Матрена Ивановна принесла миску.

Ел с аппетитом.

Хозяйка села напротив, налила себе чаю:

— Александр Дмитриевич, а вы завтра в церковь пойдете?

Задумался. Церковь… Когда последний раз был? Еще в прошлой жизни.

— Пойду, наверное. Давно не был.

— Вот и правильно. Обедня в десять начинается, в Успенском соборе. Я тоже пойду.

Кивнул. Церковь… Странное чувство. Надо бы пойти, помолиться. Душе тоже покой нужен, не только телу.

Но имею ли я право? Молиться, креститься, причащаться?

Ведь я не Александр Воронцов. Я чужой, попавший в его тело. Самозванец, по сути.

Допил щи, отложил ложку. Сидел, смотрел в окно. За окном темнело, на небе появились звезды.

Как это произошло? Почему? За что?

Не знаю. Не понимаю. Погиб там, и вот он я, в другом теле, в другом времени.

И церковь… Имею ли право туда идти?

Нет. Надо жить дальше. Делать что могу. Работать, помогать людям, приносить пользу. Может, в этом и смысл, раз попал сюда, значит, что-то должен сделать.

А Бог… Бог рассудит. Когда придет время.

Матрена Ивановна смотрела на меня озабоченно:

— Александр Дмитриевич, вы что-то задумались. Не заболели?

Я встрепенулся:

— Нет, нет. Просто устал. Пойду спать.

— Идите, идите. Отдыхайте. Завтра выспитесь как следует.

Встал, поблагодарил за ужин. Прошел в свою комнату.

Разделся, умылся холодной водой из кувшина. Лег на кровать, укрылся одеялом.

Лежал, смотрел в потолок. Потом закрыл глаза.

Заснул.

Спал крепко, без снов, впервые за неделю.