Крылов скомандовал пожарным:
— Тащите шланги! Длинные, запасные!
Пожарные принесли шланги, брезентовые, толстые, длинные. Подсоединили к насосам. Один конец в воду, в реку или в колодец, другой конец к выходному патрубку насоса.
Расставили насосы. Проверили соединения.
— Люди! — крикнул Крылов. — Кто может качать, ко мне!
Народ ринулся на помощь. Мужики здоровые — мастеровые, работники, пожарные. Человек двадцать набралось.
Распределили по три человека на каждый насос. Один качал, двое отдыхали, потом менялись.
— Начинай! — крикнул я.
Семен схватил рычаг первого насоса, начал качать, вверх-вниз, вверх-вниз, быстро, резко. Рычаг ходил с усилием, но плавно.
Вода пошла. Из шланга ударила струя, мощная, напористая. Полетела на горящий бурьян, залила куст, потушила.
— Работает! — радостно заорал Крылов. — Видишь, какая струя⁈ Втрое сильнее старых насосов!
Заработал второй насос. Его качал Трофим, на руках мышцы, лицо покраснело от напряжения. Струя ударила в стену левого склада, достала до самого верха, быстро залила огонь.
Третий насос качал Филипп. Четвертый Иван. Пятый — здоровенный, бородатый пожарный. Шестой двое пожарных.
Шесть насосов работали одновременно. Шесть мощных струй били по огню.
Я взялся за рычаг одного из насосов, когда Семен выдохся. Он отошел, я встал на его место.
Взялся за рычаг двумя руками, ощутил холодное, шершавое железо. Дернул вниз, рычаг пошел тяжело, с сопротивлением. Поршень двигался внутри цилиндра, засасывал воду, нагнетал. Толкнул рычаг вверх пошло легче, поршень шел обратно.
Вниз, вверх. Вниз, вверх. Ровный и быстрый Ритм. Руки напряглись, спина заныла. Рычаг длинный, в два аршина, тяжелый. Каждое движение давалось с усилием.
Но я работал без остановки. Смотрел на огромную струю воды, что била из шланга. Она попадала точно на горящий бурьян, сбивала огонь, заливала пламя.
Я качал долго. Дыхание участилось, пот потек по лицу, по спине. Стало жарко, от огня и от работы.
Вскоре Семен вернулся:
— Дайте я, Александр Дмитриевич!
Я не стал спорить, уступил место, отошел. Руки дрожали, спина болела. Я вытер пот рукавом. Посмотрел на борьбу с огнем.
Шесть насосов работали без остановки. Люди качали рычаги, меняясь каждые три-пять минут.
Огонь в бурьяне погас. Куст за кустом, пятно за пятном. Вода заливала пламя, огонь шипел и дымился.
Левый склад еще горел, но струи били по нему со всех сторон. Вода лилась на стены, на крышу. Огонь слабел, отступал.
Правый склад догорал, остался только остов, обгоревшие балки. Туда не били, не тратили воду. Пусть догорает, главное, не дать пожару распространиться.
Резиденция губернатора не пострадала. Белые стены закопчены, но огонь не тронул их. Окна разбились от жара, но внутри ничего не загорелось.
Мы работали час. Может, больше. Я потерял счет времени.
Постепенно огонь ослаб. Мы погасили пожар в бурьяне совсем, там осталась черная земля, дымящиеся остатки кустов. Левый склад тлел, но уже не горел, там провалилась крыша, стены обуглились, но пламя уже погасло, остался только дым.
Крылов крикнул:
— Держим! Работаем еще! Заливайте все, что дымится!
Люди продолжали качать насосы. Вода лилась на тлеющие развалины, на дымящуюся землю, на угли.
Это заняло еще полчаса работы. Наконец огонь погас окончательно. Остались только дымящиеся руины, три склада сгорели, превратились в пепел. Но дальше огонь не пошел.
Крылов скомандовал:
— Прекратить! Пожар потушен!
Люди опустили рычаги, отошли от насосов. Некоторые упали на землю, легли на спины, тяжело дыша. Лица черные от копоти, одежда мокрая от пота и воды.
Я стоял, опершись на рычаг насоса. Дышал глубоко и ровно. Устал как собака, руки затекли, спина болит. Но я торжествовал триумф. Мы победили пожар.
Подошел Крылов, хлопнул меня по плечу:
— Вы нас спасли, Александр Дмитриевич! Без ваших насосов резиденция сгорела бы!
Я кивнул:
— Хорошо поработали.
Крылов рассмеялся, хрипло, устало:
— Работают! Еще как работают! — Он посмотрел на шесть насосов, стоящих возле реки и колодцев. Закопченные, мокрые, тяжелые. — Вот вам и «не соответствуют заданию»! Вот вам, выкуси, Морозов!
Подошел Светлов. Лицо тоже черное, усы опалены, глаза красные.
— Федор Иванович, новые насосы просто чудо. Я сам видел. Струи мощные, достают высоко. Без них не справились бы.
Крылов кивнул:
— Знаю. Александр Дмитриевич сделал их отлично. А Зубков со своим Морозовым хотели загубить такую красоту. Не вышло.
Народ собрался вокруг насосов, люди смотрели, показывали на них пальцами, переговаривались между собой:
— Вот это насосы!
— Блестят аж глазам больно!
— Струи как из пушек били!
— Без них бы резиденцию не отстояли!
Семен, Трофим, Филипп и Иван подошли ко мне. Все черные, мокрые, усталые, но довольные.
Трофим сказал:
— Губернатор узнает, наградит, небось.
Я усмехнулся:
— Посмотрим. Сначала надо сдать их.
Крылов скомандовал:
— Оставить караул! Следить, чтобы снова не разгорелось! Остальные свободны!
Пожарные поехали к себе. Мои работники сели на землю у насосов, отдыхали.
Крылов снова подошел:
— Александр Дмитриевич, идите домой, отдыхайте. Я доложу начальству. Губернатору сообщу, когда вернется. Вам награда положена.
— Спасибо, Федор Иванович. А насосы?
— Насосы поможем отвезти. Хоть здесь и караул мог бы присмотреть, да и понадобились бы на случай пожара. Но лучше не оставлять.
Я кивнул. Позвал работников:
— Ну все ребята, идем. Отвезем насосы обратно.
Вместе с пожарными мы быстро отвезли насосы обратно, через город. Люди возле домов, сонные и удивленные, смотрели на нас, черных, закопченных и мокрых.
Когда я вернулся домой, Матрена Ивановна ахнула, увидев меня:
— Господи! Александр Дмитриевич! Вы целы⁈
— Цел. Помогал пожар тушить.
— Идите, умывайтесь! Сейчас воды нагрею, чаю поставлю!
Я прошел в свою комнату, разделся. Рубаха черная, в саже и копоти. Руки грязные, лицо тоже.
Умылся холодной водой из таза. Вода мгновенно почернела. Вытерся полотенцем, надел чистую рубаху.
Вышел, сел за стол. Матрена Ивановна принесла горячий чай, хлеб, масло, вареные яйца.
Я ел молча и жадно. Что-то проголодался, всю ночь не ел, только работал.
Допил чай, встал:
— Спасибо, Матрена Ивановна. Пойду посплю.
— Спите, спите, Александр Дмитриевич!
Лег на кровать, закрыл глаза.
Мгновенно заснул.
Проснулся от стука в дверь. Открыл глаза, солнце уже высоко, в комнате светло. Сколько я проспал? Посмотрел на часы, уже половина второго дня.
Стук повторился. За дверью раздался голос Матрены Ивановны:
— Александр Дмитриевич! К вам пришли!
Кто бы это пожаловал? Я встал и быстро оделся. Вышел в горницу.
У порога стоял городовой, в серой шинели, с бляхой на груди. Лицо усатое и строгое.
— Воронцов Александр Дмитриевич?
— Да, это я.
— Городской голова велели вас просить. К месту пожара. Разбирательство будет.
Я кивнул:
— Хорошо, буду.
Вернулся в комнату, переоделся. Надел чистый сюртук, жилет и причесался. Вышел.
Снаружи нас ждала коляска. Городовой сел на лошадь, поехал впереди, я следом на экипаже. Ехать недалеко, минут десять.
Место пожара выглядело днем еще хуже, чем ночью. От трех складов остались только черные остовы, всюду торчали обугленные балки, груды пепла до сих пор дымились. Земля черная, мокрая, везде грязные лужи. Густой и едкий запах гари висел в воздухе.
У резиденции губернатора собрались люди, человек пятнадцать. Чиновники в темных сюртуках, пожарные в мундирах, несколько дворян.
Я узнал Крылова, он прибыл в парадном мундире брандмайора, при всех орденах. Заметил и Баранова, предводителя уездного дворянства, в темном сюртуке, с тростью. Был тут и Долгих, чиновник казенной палаты, худощавый, с записной книжкой.
В центре стоял городской голова, Николай Федорович Беляев, полный мужчина лет пятидесяти пяти, в темно-синем сюртуке с серебряными пуговицами. Лицо круглое, красное, борода седая, окладистая. На носу очки в золотой оправе. Вид важный, солидный.
Рядом с ним крутился секретарь, молодой человек лет тридцати, худощавый, в черном сюртуке, с папкой бумаг под мышкой.
Городской голова увидел меня, махнул:
— А, Воронцов! Подойдите.
Я подошел, поклонился:
— Николай Федорович.
Беляев оглядел меня:
— Говорят, это ваши насосы тут ночью поработали? Новой конструкции?
— Да.
— А что же они до сих пор у вас, а не у пожарных?
— Не успели сдать после ремонта, — спокойно ответил я. — Старые насосы не справлялись. Новые работают лучше. Поэтому я решил привести их и использовать для тушения пожара.
Беляев кивнул:
— Понятно. — Он повернулся к Крылову: — Федор Иванович, расскажите, как было дело.
Крылов шагнул вперед, начал докладывать, четко, по-военному:
— Пожар начался около двух часов ночи. Загорелись три деревянных склада у кремлевской стены. Причина пока неизвестна, разбираемся. Ветер дул сильный, в сторону губернаторской резиденции. Огонь быстро распространялся, перекинулся на бурьян между складами и резиденцией.
— Далее, — Беляев внимательно слушал.
— Прибыли два пожарных расчета, — продолжал Крылов. — Развернули старые насосы, начали тушить. Но они у нас слабенькие, струи тощие, до верха складов не доставали. Огонь разгорался все сильнее, вода не помогала. Резиденция губернатора оказалась под угрозой возгорания.
— И что дальше?
— Смотритель мастерской Воронцов прибыл к месту пожара. Предложил привезти новые насосы, те, что сделал для города. Я разрешил. Он привез шесть насосов, мы их расставили в нужных местах, приступили к тушению. Сила у них втрое выше старых. Мощные струи, достают высоко, сильный напор. Залили бурьян, не дали огню дойти до резиденции. Потушили склады. К рассвету пожар был уничтожен.
— Хорошо. — Беляев повернулся ко мне: — Воронцов, где ваши насосы сейчас?
— В мастерской.
Беляев прищурился:
— Я слышал там были какие-то сложности с приемкой. Якобы комиссия дала заключение, что насосы не соответствуют заданию. Рекомендовано отказать в приемке. Было такое?
Я не стал отказываться:
— Да, было.
— Однако же эти не принятые насосы спасли резиденцию. — Беляев снял очки, протер платком, надел обратно. — Интересное совпадение.
Баранов не выдержал, шагнул вперед:
— Николай Федорович, здесь налицо вопиющая нерадивость, доходящая до преступного умысла. Кто-то хотел загубить работу Воронцова! Придрались по формальной причине, чтобы забраковать насосы!
Беляев посмотрел на него:
— Иван Петрович, не горячитесь. Разберемся. — Он повернулся к помощнику: — Где Морозов и Зубков?
— Ожидают, Николай Федорович.
— Просите сюда.
Помощник кивнул. Беляев позвал нас в управу, туда уже отправились только мы с Крыловым, а потом подошли и Зубков с Морозовым.
Морозов пришел в том же темном сюртуке, с портфелем в руке. Лицо бледное и испуганное. Зубков держался получше, но тоже видно, что нервничает.
Беляев строго посмотрел на них:
— Павел Степанович, вы проводили досмотр отремонтированных насосов капитана Воронцова?
Морозов кивнул:
— Так точно, это был я, Николай Федорович.
— И вы дали заключение о несоответствии?
— Совершенно верно. Конструкция отклоняется от стандартного образца… Медные клапаны вместо кожаных, диаметр поршней больше… Техническое задание требовало, чтобы…
Беляев перебил его:
— Насосы работают?
— Работают, но…
— Работают лучше старых?
Морозов замялся:
— Они намного мощнее прежних, это надо признать. Но правила…
— Павел Степанович, — Беляев говорил медленно, раздельно, — ночью чуть было не сгорела резиденция его превосходительства господина губернатора. Если бы она пострадала, кто бы отвечал? — Он помолчал. — Новые насосы спасли резиденцию. А вы хотели их забраковать.
Морозов побледнел:
— Николай Федорович, я выполнял указания…
— Чьи указания?
Морозов посмотрел на Зубкова. Беляев тоже повернулся к Зубкову:
— Павел Захарович, это вы прислали Морозова на проверку?
Зубков кивнул, вытирая пот платком:
— Да, Николай Федорович. Я хотел убедиться в качестве работы… Проверка нужна была, чтобы…
— Проверка, — Беляев прищурился. — Или вы хотели оставить город без насосов, как и случилось прошлой ночью? Вы представляете, что случилось бы, если Воронцов не привез их?
— Нет! Что вы! Я действовал токмо из добрых побуждений, во всеобщее благо!
Беляев выслушал его чуть отвернувшись, потом сказал:
— Понятно. Павел Захарович, с сегодняшнего дня вы отстранены от должности. Вплоть до разбирательства. Передам дело прокурору, пусть расследует.
Зубков побледнел, губы задрожали:
— Николай Федорович…
— Вы свободны. Идите.
Зубков поклонился, попятился, ушел быстро, пошатываясь.
Беляев повернулся к Морозову:
— Павел Степанович, ваше заключение о несоответствии отменяется. Впредь будьте умнее. Своя голова на плечах должна быть. Понятно?
— Понятно, Николай Федорович, — Морозов быстро-быстро кивал.
— Свободны.
Морозов поклонился и убежал.
Беляев вздохнул, повернулся ко мне:
— Ну что ж, Воронцов. Поздравляю, ваши насосы принимаются на вооружение пожарной части города Тулы. Все шесть. Работа выполнена хорошо, с превышением требований.
Я поклонился:
— Благодарю, Николай Федорович.
— И еще. Город заказывает у вас дополнительно шесть насосов. По той же конструкции. Срок четыре месяца. Сделаете?
— А чего же не сделать, ваше благородие.
— Отлично. — Беляев снял очки, снова протер их. — И третье. За спасение губернаторской резиденции я доложу его превосходительству. Рекомендую вас к награде. Губернатор решит, какой. Может, орден дадут, может, денежную премию. Но что-то будет точно.
— Спасибо, Николай Федорович.
Беляев протянул руку, я пожал. Рука у него оказалась мягкая и влажная, но рукопожатие на удивление крепкое.
— Работайте так же хорошо, Александр Дмитриевич. Городу нужны такие люди.
Когда мы вышли, Крылов привычно хлопнул меня по плечу:
— Молодцом, Александр Дмитриевич! Вот и все устроилось! А я как переживал!
Я улыбнулся в ответ.
Мы расстались у дверей управы. У Крылова тут еще масса дел после пожара, а я отправился к себе.
Но вместо дома я пошел в мастерскую. От всего того, что случилось, я преисполнился энтузиазма.
Хотелось работать. Не отдыхать, не сидеть, не валяться, не думать, а работать руками и головой. Меня распирало воодушевление изнутри, клокотала энергия, желание делать что-то полезное.
Я отпер дверь мастерской, вошел. Тихо, пусто. Гришка так еще и не вернулся. Печь остыла, верстаки чистые.
Я зажег лампу. Теплый свет разлился по мастерской, блеснул на инструментах, на медных деталях.
Я рошел к столу у окна, сел. Достал чертежи насосов, разложил перед собой.
Смотрел на них и думал.
Ночью, во время пожара, я заметил одну вещь. Люди долго качали рычаги насосов. Быстро уставали. Рычаг получился тяжелый, у него длинный ход, приходилось делать большое усилие. Через три-пять минут работы человек выдыхался, приходилось меняться.
Это нормально для инструмента, который используют изредка, недолго. Но если насосы нужны каждый день для тушения пожаров, это требует слишком много сил.
А ведь это можно улучшить.
Я взял чистый лист бумаги, перо, начал чертить.
Рычаг. Длина два аршина. Точка опоры посередине. Усилие прикладывается на конце рычага, передается на шток поршня.
Соотношение плеч один к одному. Значит, усилие не меняется, только направление.
А если изменить соотношение? Сдвинуть точку опоры ближе к штоку?
Я нарисовал схему. Точка опоры не посередине, а на расстоянии одного аршина от штока, одного аршина от конца рычага. Нет, не так. Пусть будет полтора аршина от конца рычага, пол-аршина от штока.
Тогда соотношение получится три к одному. Выигрыш в силе втрое. Человек прикладывает меньше усилия, но ход рычага длиннее.
Я быстро прикинул расчеты. При таком соотношении усилие уменьшается, но придется больше качать. Производительность упадет.
Нет, не подходит.
А если попробовать другой вариант. Добавить вторую рукоятку. Чтобы два человека могли качать одновременно.
Я нарисовал чертеж. Длинный рычаг, на нем две рукоятки, одна на конце, другая посередине. Работать будут два человека, качать вместе. Усилие распределяется равномернее, легче идет.
Но конструкция сложнее, рычаг тяжелее, дороже.
Я подумал.
А может, тут надо не менять рычаг, а добавить механизм? Например маховик. Тяжелое колесо, которое вращается, накапливает инерцию. Человек раскручивает маховик, тот вращается сам, передает движение на поршень.
Интересная идея. Но сложная. Нужны шестерни, оси, подшипники. Дорого, долго делать.
Я отложил перо. Потер глаза.
Устал. День длинный, напряженный. Ночью тушил пожар, днем разборки с городской администрацией.
Я посмотрел на чертежи. Улучшения возможны, тут есть дельные мысли. Нынешние насосы работают хорошо. Показали себя отлично. Новые сделаю по улучшенной конструкции. А потом, может, модернизирую дальше.
Встал, погасил лампу, вышел. Запер дверь.
Пошел домой. Матрена Ивановна встретила в горнице:
— А я уж думала, куда запропастились. Ужин стынет.
— Извините, Матрена Ивановна. В мастерской задержался.
— Работали? После такой ночи? Отдыхать надо!
Я улыбнулся:
— Работа лучше чем отдых.
Поужинал с аппетитом. Хозяйка подливала чаю, расспрашивала о дне. Я рассказал коротко о произошедшем.
— Вот и славно! — Матрена Ивановна всплеснула руками. — Значит, работы у вас теперь хватает!
— Надолго.
После ужина прошел в свою комнату. Зажег свечу на столе, сел.
Открыл ящик стола, достал пачку бумаги, перо, чернильницу.
Давно не писал Елизавете. Она волнуется, наверное.
А сейчас хочется написать. Рассказать о произошедшем. Я улыбнулся и обмакнул кончик пера в чернильницу.