Индульгенция. Без права на ошибку. Часть 6

Глава 6

Глава 6

— Пурген! КЛИН! — заорал я, инстинктивно отпрыгивая в сторону. Старые приемы охоты на тварей из Пустоши сработали автоматически. Надо было разделить стаю.

Но Пурген не просто отпрыгнул. Он взвился. Неожиданным, молниеносным прыжком он оказался над несущимся на нас Фенриром. И не просто пролетел. Его задние копыта, обычно бьющие с силой тарана, обрушились на череп волка с таким звонким КР-РАК, что я аж вздрогнул. Это был не удар животного. Это был удар молота. Искры — настоящие, божественные искры — брызнули из точки удара.

Фенрир взвыл от ярости, пошатнулся, но не упал. Его пасть, огромная, как пещера, рванула вверх, пытаясь схватить козла на лету. Но Пурген с невозмутимостью, которая теперь казалась совсем не козлиной, а божественной, оттолкнулся от его морды передними копытами, сделав сальто назад и приземлившись рядом со мной с глухим, знакомым грохотом, от которого задрожала земля. Его глаза горели теперь не огнем, а молниями.

Таннгризнир. Это имя пронеслось в моей голове, как удар грома. Один из двух козлов Тора. Тот, кто возил Громовержца в битвы. Чья шкура была неуязвима для молний. Чьи копыта могли раскалывать горы. Вот где Пурген брал свою силу порталов и мощь ударов! Он не просто возил колесницу. Он был частью Мьёльнира!

Но времени на осознание не было. Хати, длинный и злобный, воплощение безумной ярости, кинулся на меня сбоку. Его пасть, изрыгающая слюну и запах гниющего мяса, была уже в метре. Я не думал. Действовал. Чувствовал.

Рука выброшена вперед. Не жестом заклинателя. Как щит. Воля. Ледяная Пустота внутри взревела. Стена. Стена абсолютного нуля, мгновенного вымораживания сути. Воздух перед моей ладонью схлопнулся с хрустом ломающегося стекла, превратившись в барьер из черного, мертвого льда, испещренного трещинами, ведущими в ничто. Хати врезался в него на полном ходу.

Не было грохота. Был звук… Как от рассыпающегося хрустального бокала. Или треснувшего фарфора. Передняя часть морды волка, клыки, пасть — все, что коснулось барьера — исчезло. Было стерто. Превращено в ледяную пыль и поглощено пустотой.

Хати взвыл — звук, полный невероятной боли и удивления, — и рухнул на бок, истекая черной, мерзлой кровью из огромной, идеально ровной раны-пропасти на морде. Он еще бился, но был уже не опасен.

Скёль, несущийся следом, увидел падение собрата. Его безумие на миг сменилось животным страхом. Он затормозил, пепел взметнулся столбом. Но я уже развернулся к нему. Опыта не было. Но была ярость. Ярость на этот мертвый мир, на этих обезумевших тварей, на богов, которые все это устроили и сгинули. И холод. Бездонный, всепоглощающий холод Пустоты.

Я не создавал барьер. Я бросил холод. Шаром. Сгустком ледяного небытия размером с бочку. Он пронесся по воздуху беззвучно, оставляя за собой шлейф инея. Скёль попытался увернуться, но шар был быстрее. Миг, и он врезался волку в бок.

Не было взрыва льда. Беззвучное исчезновение. Половина туловища Скёля, от ребер до бедра, просто пропала. Словно гигантским черпаком из него вынули мясо, кости, органы. Остальное рухнуло на плиты, дергаясь в последних конвульсиях. Черный лед быстро покрывал останки, запечатывая ужас.

Фенрир, оправившийся от удара Пургена, увидел гибель своих детей. Его рев перешел в нечеловеческий, вселенский вопль скорби и ярости. Безумие в его глазах достигло апогея. Он забыл про козла. Он забыл про все. Его мир сузился до меня. Источника боли. Источника Жизни, которую нужно уничтожить.

Он рванул. Несся, как падающая звезда гибели, сметая обломки. Земля дрожала. Его пасть разинулась — черная бездна, готовая поглотить целый мир.

Я стоял. Дрожал. От усталости? Нет. От прилива силы. От ужасающей мощи, просившейся наружу. Пустота внутри ликовала, видя гибель волков. Она хотела больше. Хотела Фенрира. Хотела этот мир.

Нет. Мысль пронзила ледяной восторг, как раскаленный клинок. Я не орудие Пустоши. Я тот, кто ее закрывает.

Фенрир был уже в десяти шагах. Его дыхание, пахнущее гниющими мирами, опалило лицо.

Я не стал создавать барьер. Не стал бросать шар. Я упал на колено и вонзил обе руки в пепел и кости под ногами.

— Возьми, — приказал я Пустоте внутри. — Возьми все. Мертвое. Холодное. Злобное. Возьми и отдай мне!

Источник внутри взорвался. Не холодом, а жадностью. Каналы превратились в ревущие ледяные потоки. Энергия хлынула вниз, в мертвую землю Асгарда. И земля ответила.

Мертвый холод тысячелетий. Боль павших богов и эйнхериев. Отчаяние последнего боя. Гнев. Страх. Тлен. Вся гнилостная, замерзшая мощь мертвого царства хлынула обратно в меня, по каналам, как в воронку. Моя воля была плотиной, направляющей этот поток не внутрь себя, а… вперед.

От моих рук по земле рванула волна льда. Черного, как ночь в Нави, мертвого льда Пустоты. Он нарастал с чудовищной скоростью, гребнем в три человеческих роста, поглощая пепел, кости, обломки. И на его гребне, вмороженный по грудь, как в асфальт, несся Фенрир. Его безумный рев превратился в визг ужаса. Он бился, вырывался, но лед сковывал его с силой вечной мерзлоты. Волна несла его прямо ко мне.

Я встал. Поднял руки, впитавшие холод мертвого мира. В ладонях уже клубился сгусток абсолютного нуля — не шар, а точка. Точка схлопывающейся реальности.

— СПАТЬ! — проревел я не своим голосом, а голосом самого холода и смерти, и швырнул точку вперед.

Она пронеслась сквозь гребень ледяной волны, сквозь морду Фенрира, в его открытую пасть. И… схлопнулась.

Не было взрыва. Был хлопок. Как лопнувший мыльный пузырь. Но в масштабе волка. Все, что было выше груди Фенрира — голова, шея, часть плеч — просто пропало. Стерлось из реальности. Огромная, ледяная статуя его тела, вмороженная в черный лед, замерла навсегда, исторгая струйку черного инея из обрубка шеи. Волна льда остановилась, замерла, превратившись в гробницу.

Тишина. Глубокая, всепоглощающая. Глубже, чем до боя. Прах медленно оседал на черный лед. Я стоял, тяжело дыша, чувствуя, как чужеродный холод мертвого Асгарда медленно отступает по моим каналам, оставляя леденящую пустоту и невероятную усталость. Не физическую. Душевную. От прикосновения к такой смерти.

Повезло. Мне в очередной раз повезло. Волки были сильно ослаблены после гибели богов, иначе моя история тут бы и закончилась.

Пурген подошел тихо. Ткнулся мордой в мою руку. Его шерсть была опалена, на боку глубокая царапина от когтя Фенрира, но в глазах не было страха. Было понимание. И усталость, такая же древняя, как эти руины. Он тихо мекнул, глядя на ледяную гробницу своего старого врага-хозяина.

Я посмотрел на свои руки. Они дрожали от остаточной мощи. От осознания, что только что я стер часть самого Фенрира. Магия Пустоты успокаивалась внутри, насыщенная, но… послушная. Урок был усвоен. Ценой крови и вечного холода. Дап мои удары не отличались разнообразием, но зато были максимально эффективны, что в этот момент и требовалось.

— Ладно, Пурген, — хрипло сказал я, кладя руку на его мощную шею. — Пора валить отсюда. Прежде чем этот мертвый мир решит, что мы — следующее, что нужно стереть.

Холод Асгарда въедался в кости глубже, чем в Нави. Там был чистый, почти стерильный мороз. Здесь — холод тлена. Холод конца. Пепел хрустел под сапогами, как кости мелких существ. Пурген шел рядом, его мощное тело теперь казалось меньше, прижатым к земле. Его глаза, все еще тлеющие молниями, беспокойно сканировали руины. Он знал этот путь. Знакомые очертания разрушенных чертогов, даже под слоем пепла и льда, вели нас куда-то вглубь мертвого города.

— Где его зарыли, рогатый? — спросил я, пыхтя паром. Дыхание застывало мгновенно, осыпаясь ледяной пылью. — Громовержца. Того, кого ты катал на своей спине куда охотней, чем меня. Должен же быть курган? Пирамида? Хотя бы камень с надписью «Здесь лежит тот, кто лупил всех молотком»?

Пурген лишь глухо хрюкнул и ткнул мордой на восток, туда, где над грудой черных, оплавленных камней вздымался огромный, покрытый ледяным панцирем холм. Не природный. Слишком правильный, слишком мрачный. Гробница. Должно быть. Ветер выл вокруг него особенно жалобно.

— Бинго, — пробормотал я. — Ну что ж, Таннгризнир, пора наведать старого хозяина. И позаимствовать его игрушку. Молот Тора. Мьёльнир. Оружие, сокрушавшее горы и черепа великанов. Оно должно помочь против Пустоши. Если таким вдарить по Сердцу, уверен, ему это не понравится. Или… Поднять его против богов, если они решат, что Видар стал слишком самостоятельным.

Мысль о Свароге или Чернобоге, получающем таким молотом по зубам, грела душу приятнее любого костра. Если, конечно, я смогу его поднять. Легенды гласили о его капризном нраве.

Мы двинулись через поле руин. Тишина Асгарда была не пустой. Она была настороженной. Как будто сам воздух затаил дыхание, наблюдая. Пурген шел, опустив голову, осторожно ставя копыта на скользкий лед под пеплом. Его уши постоянно двигались, улавливая то, что было недоступно мне.

Первая атака пришла неожиданно. Не со стороны гробницы. Из-под земли.

Мы проходили мимо гигантской, полуразрушенной арки, когда плита под ногами Пургена взорвалась вверх. острыми, как бритвы, кристаллами льда. Они выросли мгновенно, пытаясь пронзить его брюхо.

Козел среагировал с божественной скоростью — отпрыгнул в сторону, но один из кристаллов чиркнул по его бедру, оставив глубокую, кровоточащую царапину. Не красной кровью. Искрящейся, как ртуть.

Ш-ш-ш-ш-шс-с-с-с…

Из пролома в плитах выползло… нечто мерзкое по своей сути. Фигура, слепленная из грязного, смерзшегося снега и черного льда. Руки — острые ледяные серпы. Голова — бесформенный ком с двумя впадинами, в которых горели синеватые, бездушные огоньки. Оно шипело, как кипяток на морозе, и от него веяло тем же древним холодом, что и от самого Асгарда, но концентрированным, злобным.

— Ледяные кроты? — процедил я, уже выставляя руку.

Магия Пустоты внутри, еще не остывшая после боя с волками, встрепенулась, как хищник, почуявший добычу. Холод встретился с холодом.

Существо рвануло вперед, ледяные серпы взметнулись, чтобы рассечь меня пополам. Я не стал заморачиваться с барьерами. Просто выдохнул. Выдохнул струю ледяной пустоты, тонкую, как лезвие бритвы. Она прошила ледяного монстра насквозь, не замедляясь. Существо замерло. На его груди зияла дыра с абсолютно ровными, заиндевевшими краями. Внутри — ничто. Пустота. Оно рухнуло, рассыпаясь на груду безжизненных, потухших осколков. Энергия, слабая, но ощутимая, словно глоток ледяной воды, потянулась от осколков ко мне, впиталась в каналы.

Пурген, хромая, подошел и с размаху ударил копытом по осколкам, превращая их в пыль.

— Ме-е-е!

Это прозвучало как предупреждение о том, что их тут больше. Говорить, похоже, он опять не желал.

Он не соврал. Мертвый Асгард оказался кишащим всякими гадами. А говорили, что он мертв. Ледяные монстры — порождения вечного холода и остаточной, извращенной магии Рагнарёка — вылезали отовсюду. Из-под обломков. Из трещин в мерзлой земле. Даже собирались из вихрей колючего снега прямо перед нами. Они были разными — маленькие, юркие, похожие на ледяных пауков с жалами из сосулек. Огромные, неуклюжие големы из смерзшегося камня и льда. Твари с множеством щупалец, плюющиеся кислотной слюной, замерзающей в воздухе.

Каждая встреча была короткой, жестокой проверкой моих новых сил и выносливости Пургена.

Одного голема я просто вморозил в землю по пояс, создав под ним мгновенную пропасть льда, а потом сжал кулак — лед сомкнулся, раздавив нижнюю часть твари в ледяную крошку. Верхняя, яростно бьющаяся, стала легкой мишенью для копыт Пургена.

Стаю ледяных пауков я встретил стеной пустоты — невидимым барьером, который просто стирал их в порошок при касании. Энергия впитывалась, подпитывая меня, но и оставляя странное, металлическое послевкусие на языке. Магия Пустоты жадно пожирала магию льда, словно родственную, но сильно извращенную.

Пурген дрался как демон. Его копыта оставляли на ледяных телах монстров не вмятины, а трещины, раскалывающие их изнутри. Иногда он бил копытом по воздуху — и грохот мини-удара молнии оглушал тварей, делая их уязвимыми. Его рана на бедре медленно затягивалась, искрясь по краям.

Но чем ближе мы подходили к гробнице, тем сильнее становились монстры. И их становилось больше. Они словно защищали подход к святыне. На последнем отрезке дороги к подножию ледяного холма нам преградили путь три огромных монстра. Не просто големы. Они напоминали искаженные, обледеневшие скелеты древних великанов. Их костяные руки были огромными ледяными кулаками. В пустых глазницах пылал синий огонь нечеловеческой ненависти.

— Ну вот, — процедил я, чувствуя, как магия Пустоты внутри закипает от предвкушения. — Настоящая вечеринка.

Пурген встал рядом, его мощная грудь вздымалась. Он фыркнул, выпустив клубы искрящегося пара. «Ме-е-е-ЕК!» — издал он боевой клич.

Я не стал ждать. Вскинул обе руки. Не к монстрам. К самому Асгарду. К его боли, его холоду, его смерти.

— Дай! — приказал я Пустоте. — ВСЕ, ЧТО ОСТАЛОСЬ!

Источник внутри взревел. Каналы затрещали от напряжения. Мертвая земля Асгарда отозвалась. Холод, боль, отчаяние тысячелетий — все это хлынуло ко мне черной, ледяной рекой. Я направил этот поток не в себя, а перед собой. В пространство между нами и идущими великанами.

Воздух схлопнулся в черную дыру изо льда и пустоты, вращающуюся с леденящим визгом. Она начала втягивать все — пепел, обломки, свет. И монстров.

Первого великана затянуло по пояс. Он ревел, бился, но воронка неумолимо всасывала его. Ледяные кости трещали, крошились, стирались в ничто. Второй попытался отступить, но его потянуло вперед, как щепку. Только третий, самый дальний, устоял, вонзив ледяные кулаки в землю.

Пурген не стал ждать. Он рванул вперед, как молния, обходя воронку сбоку. Его прыжок был точен и смертелен. Оба задних копыта обрушились на «голову» устоявшего великана. Раздался звук, как будто разбили гору льда. Голова монстра разлетелась на синие, пылающие осколки. Тело замерло, затем рухнуло.

Воронка закрылась с глухим хлопком, поглотив первых двух великанов без следа. Осталась лишь идеально гладкое углубление из черного льда на месте битвы.

Я опустил руки, дрожа от напряжения и переизбытка чужой, мертвой силы. В ушах звенело. Пурген, тяжело дыша, подошел ко мне. Его бок снова был в крови — видимо, один из великанов успел задеть.

— Доволен? — спросил я, с трудом переводя дыхание. — Устроили шоу для старых хозяев?

Он ткнул меня мордой в грудь, потом мотнул головой к гробнице. Идем, мол. Почти пришли.

Подъем по обледенелому склону холма был адским. Лед был гладким, как стекло, и черным, поглощающим свет. Пурген карабкался с козлиной ловкостью, я шел следом, вбивая в лед шипы из магии Пустоты для опоры. Монстры больше не нападали. Они остались внизу, бродя вокруг подножия, как ледяные призраки, но не поднимаясь. Здесь царила иная тишина. Тишина могилы.

На вершине холма была площадка. И в центре нее — не курган. Каменная плита, простая, циклопическая. На ней лежал… Тор. Громовержец. Не как в легендах — могучий и румяный. Его тело, огромное даже в смерти, было покрыто тонким слоем прозрачного, вечного льда. Лицо, обрамленное спутанными рыжими волосами и бородой, сохранило выражение яростной решимости, даже в последнем сне. На груди — страшная рана, почерневшая по краям. Он пал, но даже мертвый, он излучал остаточную мощь, от которой сжималось сердце.

И на его груди, поверх льда и доспехов, лежал Мьёльнир.

Короткая рукоять из потемневшего от времени дерева Ясеня. Навершие — не просто кусок металла. Оно казалось выкованной из самой грозы, из сгустка темных туч и сконцентрированной мощи. Даже сквозь лед, даже мертвый, он выглядел… живым. Готовым сокрушать.

Пурген подошел к плите первым. Он опустил голову, коснувшись мордой льда над лицом Тора. Тихий, протяжный звук, похожий на стон, вырвался из его груди. «Ме-е-е-е…» Плач, полный древней скорби. Затем он отошел, уступив мне место.

Я приблизился. Сердце колотилось. Не только от предвкушения силы. От благоговения? Нет. От понимания, что я заявляю права на оружие павшего титана. Оружие, которое может стать ключом к спасению мира… Или моей погибелью.

— Ладно, Громовержец, — прошептал я. — Твой козел привел меня сюда. Дай же мне свой молот. На благое дело. Или… Чтобы навалять твоим бывшим коллегам, если что.

Я протянул руку. Не колеблясь. Пустота внутри затихла, словно затаив дыхание. Пальцы сжали короткую, обледеневшую рукоять.

Холод. Не ледяной холод Асгарда. Глубинный, древний холод звездного железа. И тяжесть. Не физическая. Метафизическая. Ощущение, будто я пытаюсь поднять не предмет, а саму гору. Ощущение собственной недостойности.

Молот не сдвинулся с места. Ни на миллиметр. Он лежал на груди Тора, как вросший в камень. Мои пальцы скользили по гладкому льду рукояти.

— Ну же, — прошипел я, напрягая все силы, физические и магические.

Пустота внутри взревела, пытаясь поглотить сопротивление, растворить его. Но Мьёльнир был не из тех вещей, что растворяются. Он был тверд. Абсолютно.

— ДАЙСЯ ЖЕ МНЕ, ЧЕРТОВ КУСОК ЖЕЛЕЗА!

Ничего. Только ледяное безмолвие молота и мертвого бога под ним. И тихий, почти насмешливый храп Пургена где-то сбоку. Он смотрел на меня своими глазами, наполненными отблесками молний. В них ясно читалось: я же говорил, что просто не будет…

Я отдернул руку, как от огня. Дышал тяжело. Не от усилия. От унижения и ярости. Оружие было здесь. В шаге от меня. И оно отказывалось признать меня хоть сколько-нибудь достойным.

— Ладно, — проскрежетал я зубами, глядя на неподвижный Мьёльнир. — Поиграем по твоим правилам, молоток. Но я еще вернусь. С пустотой внутри и яростью в сердце. И мы посмотрим, кто кого.

Пурген ткнул меня мордой в бок, словно говоря: хватит дуться. Пошли отсюда, пока ледяные сосульки снова не ожили.

Я бросил последний взгляд на Тора и его непокорный молот. Путь к силе оказался длиннее, чем я думал. Но отступать было некуда.

Обратный путь по мертвому Асгарду, кишащему монстрами, с неподъемным молотом в перспективе, казался еще мрачнее. Но я шел. Потому что альтернативы не было. Пурген хромал рядом, а внизу, у подножия гробницы, синие огоньки ледяных тварей уже зажглись снова, наблюдая за нашим уходом.