Индульгенция. Без права на ошибку. Часть 6

Глава 4

Глава 4

Тяжелая дверь коттеджа захлопнулась за мной с таким звуком, будто отсекла не просто пространство, а целую реальность. Ту, где тщеславные, жадные дети в обличье богов ревут и дерутся за конфетку под названием «моя доля».

Я прислонился спиной к прохладному дереву, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Дрожь шла изнутри — не от страха, нет. От бессильной ярости, накипевшей, как токсичный шлак.

— Мудаки… — выдохнул я сквозь зубы, глядя в потолок коридора, на котором я так и не нашел ответов о смысле жизни. — Все вы — высокомерные, бессердечные му-да-ки.

Им плевать. Плевать на разорванную Землю, на изолированные народы, на страх в глазах детей, которые никогда не видели ничего дальше границ своей Пустоши. Плевать на боль, на смерть, на отчаяние. Для них это просто… фон. Шум за окном их вечной, самовлюбленной возни. Все, что их волнует — чей кусок пирога будет жирнее, когда я, жалкий смертный, залатаю дыры, которые они, возможно, и прорвали сами своими бесконечными разборками.

Мысль эта была горькой, как полынь, и такой же обжигающей. Я был для них всего лишь инструментом. Удобным, внезапно нашедшимся ключиком к заветной силе. Не героем. Не спасителем. Инвестицией. Как скот на откорме. «Заботились» — чтобы потом выпотрошить.

Воздух в коттедже вдруг показался спертым, пропитанным запахом старых книг, пыли и… собственной беспомощности. Мне нужно было срочно выйти. На воздух. На свет. На что-то настоящее.

Я решительно толкнул тяжелую входную дверь и шагнул во двор. И… вдохнул полной грудью.

Раннее осеннее утро встретило меня как благословение. Воздух, чистый и прохладный, пахнул влажной землей, опавшей листвой и дымком отдаленного костра. Небо на востоке было цвета размытой акварели — бледно-розовое, золотистое, переходящее в пронзительную лазурь. Роса серебрилась на пожухлой траве, на паутинках, растянутых между ветвями старых берез. Где-то высоко звенела трель жаворонка, уже невидимая в набирающем силу солнечном свете. Легкий, едва ощутимый ветерок ласкал мое лицо, смывая остатки божественной скверны и нервной дрожи. Тишина. Не мертвая, а живая, наполненная шелестом листьев, последним стрекотом сверчков и этим далеким птичьим зовом.

Здесь все было настоящее. Простое. Чистое. Не измаранное божественным эгоизмом.

У стены дома стояло массивное плетеное кресло, которое всем своим видом просто умоляло о встрече с моим задом. Я смахнул с сиденья влагу рукавом и опустился в него. Скрип лозы показался удивительно земным, успокаивающим звуком. Я закрыл глаза, расслабился, откинув голову на спинку и закрыв глаза. Пение птицы. Ветер. Дыхание Земли.

Но спокойствие это было обманчивым. Под ним клокотал вопрос, требовавший ответа. Что со мной? Что именно сделала Купель Мораны? Почему серая магия, моя верная, как старая саперная лопатка, инструментальная и универсальная магия почти ушла, заместившись этой… ледяной пустотой?

Нужно было заглянуть внутрь. По-настоящему. Без спешки, без божественных помех.

Я погрузился. Не в медитативный транс, а в глубокое, сосредоточенное осознание себя. Внутренний взор скользнул по знакомым путям — каналам, по которым когда-то текла серая энергия, нейтральная, податливая, как глина. То, что я увидел теперь, заставило меня внутренне ахнуть.

Источник. Резервуар моей магической силы в самой глубине. Он изменился. Раньше это было что-то вроде мерцающего океана туманного света. Теперь… Теперь это напоминало вращающуюся сферу из черного льда, испещренную мерцающими звездочками. Лед был прозрачным, бесконечно глубоким и холодным. От него исходило ощущение… бездны. Пустоты. Но не мертвой. Наполненной потенциалом. Абсолютного нуля, из которого можно выковать все.

Каналы. Они были те же, но… укрепленные. Как если бы хлипкие тропинки заменили на широкие, вымощенные черным, мерцающим ониксом магистрали. Стенки каналов сияли внутренним холодным светом, они казались невероятно прочными, способными выдержать любой напор. По ним теперь струилась не серая дымка, а потоки чистейшей, кристаллической энергии цвета полярной ночи и инея. Магия Пустоты. Магия Льда. Они переплетались, дополняя друг друга — лед сковывал, пустота поглощала, разъедала, стирала.

Я проследил потоки, ощущая, как они пронизывают каждую клетку, каждое волокно. И понял другое. Тело. Оно не просто исцелилось в Купели. Оно… переродилось. Укрепилось на фундаментальном уровне. Мышцы, кости, кожа — все было пронизано той же ледяной пустотой, усилено ею. Ощущение было странным — будто я не просто плоть и кровь, а нечто большее. Плотное. Устойчивое. Практически… неразрушимое? Тактильно кожа была обычной, но внутреннее знание кричало — уронить меня теперь будет чертовски сложно. Физически и магически.

Первоначальное изумление сменилось жгучим любопытством. Предел. Есть ли он? Где он? На что я способен теперь?

Я открыл глаза. Мир вокруг был все так же прекрасен и спокоен. Птичка все так же пела. Но во мне бушевала потребность проверить. Узнать.

Я поднялся с кресла. Подошел к старому, полузасохшему пню, оставшемуся от когда-то могучей ели. Он был крепкий, простоял так годы. Его можно было использовать как ножку стола. Или элемент декора. Хорошая мишень.

Сосредоточился. Не на сложных формулах серой магии, а на ощущении. На той ледяной бездне внутри. На желании… заморозить. Сковать. Сделать пустым.

Я простер руку вперед. Ладонью к пню. Никаких сложных жестов, никаких выкриков. Просто… концентрация воли. И холод. Ледяной, пронизывающий до костей холод, хлынувший из источника по усиленным каналам, сфокусировался в моей ладони.

Воздух перед рукой заколебался. Зашипел. Побелел. Иней мгновенно расцвел на коре пня, на его поверхности, превращая ее в белоснежную скатерть. Но это было только начало. Холод углублялся. Проникал внутрь. Дерево, мертвое, казалось бы, затрещало. Не от мороза — от стремительного, неумолимого превращения. Вода в волокнах? Нет. Сами волокна, сама структура дерева кристаллизовалась, становилась хрупкой, пустой от жизни и гибкости.

Я сжал в уме воображаемый кулак.

Пень… Он не рассыпался. Он схлопнулся в пространстве. Беззвучно. Без грохота. Как если бы его внутренняя суть, его материальная целостность была мгновенно выморожена до абсолютного нуля и стерта в ничто. На месте полуметрового древесного обрубка осталась лишь небольшая кучка инея да легкое облачко пара, быстро рассеявшееся в утреннем воздухе. Земля под ним промерзла примерно на ладонь в глубину, побелевшая, как скатерть.

Я опустил руку. Смотрел на место, где секунду назад был пень. Ни звука. Птичка пела дальше, не заметив его исчезновения. В ладони и по руке до локтя бежали мурашки — не от приложенных усилий, а от остаточного холода, от мощности, которая только что прошла через меня. Не было ни усталости, ни истощения. Как будто я просто глубоко вздохнул.

— Черт… — прошептал я, сжимая и разжимая слегка дрожащие пальцы. Холодок внутри успокаивался, возвращаясь в свою бездну. — Морана… Что же ты со мной сделала?

Страха тоже во мне не было. Было трезвое, почти пугающее осознание огромности моей новой силы. И понимание цены. Эта сила пришла из Пустоты. От Смерти. Она была частью проблемы, которую мне предстояло решать.

Я внимательно посмотрел на свои руки. На вид обычные руки. Но внутри… Внутри бушевала ледяная пустота, способная стирать материю. И тело, ставшее крепостью.

— Главную Пустошь, говоришь… — пробормотал я, глядя туда, где только что исчез пень. — Ладно, Смерть. Держись. Я иду искать. И горе всякому — будь то человек, император или бог — кто встанет у меня на пути.

Новообретенная сила требовала цели. И у меня она теперь была. Самая большая дыра в мире ждала. А пока… Пока нужно было дождаться обещанных Мораной артефактов. Впрочем, кое-что я и сам могу сделать.

Трепет новой силы под кожей еще не утих, как на смену ярости пришла холодная, расчетливая мысль — и что теперь с ней делать? Осознать мощь — одно. Управлять ею, не взорвав себя и заодно пол-академии — совсем другое. Опыта в манипуляциях такими объемами у меня ноль. А тренироваться… где? Под открытым небом? Да боги смеяться будут. Или, что гораздо хуже, вмешаются. Переруг, например, подошлёт «несчастный случай», Чернобог попробует вытянуть темную суть наружу, а Сварог… Сварог просто пришлет счет за уничтоженный ландшафт.

— Надо глубже. Дальше. Или… между мирами? Может, сразу в Пустошь отправиться? — вертелось в голове, пока я шарил взглядом по двору, будто надеясь найти ответ в пожухлой траве.

Все пришедшие на ум варианты были хуже некуда — подземные бункеры могли рухнуть от первого же неловкого импульса, а пробиваться в Навь или иные слои — это сразу поставить маяк для всех, кто там шарится. И главное — как отгородиться от их «всевидящего ока»? От этой вездесущей божественной назойливости?

Мои мысли прервало резкое, возмущенное «Ме-е-е-е-е!». Прямо перед носом. Пахнуло сеном, теплой шерстью и… чем-то острым, похожим на запах озона.

Пурген. Мой «ездовой» козел. Вернее, не совсем козел. И вообще не ездовой. Существо с глазами цвета грозовой тучи и рогами, искрящимися статикой. Он стоял, упершись копытами в землю, и смотрел на меня с таким презрением, словно я только что обгадил его любимую подушку.

— Чего тебе, рогатый? — буркнул я, нехотя отвлекаясь от глобальных проблем. — Сена в кормушке нет? Или все овощи сожрал на артефактных грядках? Или опять козочки продинамили? Сколько раз тебе говорить — размер имеет значение.

Пурген не унимался. Он нервно забил копытом, замотал мощной головой, брыкаясь задними ногами. Его раскатистое «ме-е-е» стало пронзительным, почти визгливым, полным немого укора. Он настойчиво тыкался мордой мне в грудь, потом в воздух перед собой, снова в меня.

— Не понимаю, Пурген, — честно развел я руками. — Научился бы говорить, а не мычать как…

— Ме-е-е-е-ЕК! — это был уже крик ярости. Его глаза вспыхнули молниями. И прежде чем я успел среагировать, он резко отпрянул, поднялся на дыбы… И ударил передними копытами не в меня, а в воздух между нами.

Раздался звук — противный, как от рвущейся толстой ткани. И воздух порвался. Не треснул, не заискрил — именно порвался, как гнилая простыня, открыв за собой… серость. Плотную, безликую, мертвую серость Запределья. Межмировую Пустоту, по которой он обычно скакал как по проспекту.

Я только и успел подумать: «Ах ты ж, рогатый…», как Пурген с ловкостью заправского вышибалы развернулся задом и — БАМ! — мощным пинком обоих задних копыт вогнал меня прямо в эту дыру.

— ПУРГЕН, ТЫ КОЗЕЛ БЕЗМОЗГЛЫЙ! — успел рявкнуть я, пролетая сквозь ледяную, безвоздушную мглу. Пространство вокруг сжалось, растянулось, завыло ветром, которого не было.

Пургена слышно не было. Только его последнее, самодовольное «Ме-е-е!», оборвавшееся вместе с оставленным позади миром.

Падал я недолго. Вывалился, как кусок дерьма, во что-то холодное, сырое и белое. Хлюп! Снег по колено. Я рухнул на четвереньки, отплевываясь ледяной крошкой.

— Я… его… ЗАЖАРЮ! — прошипел я, поднимаясь и отряхиваясь.

Глаза с трудом привыкали к здешнему свету. Вернее, к его отсутствию. Я огляделся.

Над головой серое небо, низкое, тяжелое, из которого сыпалась мелкая, колючая крупа. Вокруг бескрайнее поле замерзшего болота, покрытое ноздреватым снегом и льдом. Темные, обледеневшие кочки торчали, как спины спящих чудовищ. Вдалеке виднелись призрачные очертания кривых, обледенелых деревьев. Тишина стояла абсолютная, гнетущая, прерываемая только завыванием ветра в какой-то далекой расщелине. Воздух обжигал легкие чистым, режущим холодом. Ни души. Ни признаков жизни. Только лед, снег и бесконечная серая муть.

И… Пурген. Он стоял в паре шагов от меня, спокойно жуя какое-то мерзлое растение, выковырянное копытом из-под снега. На меня он смотрел с выражением глубочайшего удовлетворения на морде. Мол, ну вот, дурак, добрался куда надо. Теперь отстань.

— Где… это? — спросил я, озираясь. Магия Пустоты внутри отозвалась на это место легким, почти радостной вибрацией. Лед вокруг тоже будто пел ей в унисон.

Пурген просто фыркнул, выпустив клубы пара, и ткнул мордой в сторону бескрайней заснеженной пустоши. «Ме-е». Звучало как: «Тренируйся, балда. И не мешай пастись».

Я подошел к краю небольшого промерзшего озерца. Лед под ногами был толстым, черным, как обсидиан. Идеальная мишень. Огляделся еще раз. Ни души. Ни божественного присутствия. Только ветер, холод и довольный козел.

Это место… оно было вне. Вне основного мира. Вне легкого доступа даже для богов. Запределье Пургена. Его личная «тропинка», превращенная в целый мир-убежище. Или просто очень глухой, забытый всеми уголок реальности. Его мир, откуда он ко мне приходил. Вот только я не помню, чтобы раньше он сам мог открывать в него порталы. Научился чему-то новенькому или всегда умел? Вопрос на мильен рублей золотом и одну вкусную шоколадку. Хотя…

— Прятаться от богов… — я усмехнулся, глядя на свое отражение в черном льду. Оно было размытым, искаженным. Как моя старая жизнь. — … с помощью божественного же козла. Ирония.

Я поднял руку, глядя на ладонь. Внутри клокотала ледяная пустота, жаждущая вырваться. Здесь некому было мне помешать. Здесь некому было за мной подглядывать. Здесь можно было ошибаться. Падать. И снова вставать.

— Ладно, Пурген, — сказал я, фокусируя волю. Холод начал струиться по руке, иней заплясал на рукаве куртки. — Ты свое дело сделал. Теперь… не мешай.

Козел фыркнул еще раз, брезгливо переставляя копыта, отошел подальше к кривому деревцу и улегся в снег, явно намереваясь вздремнуть.

Я же сосредоточился на черном льду под ногами. Не на пне. На озере. На его глубине. На желании не просто заморозить, а… поглотить. Сделать пустым. Проверить предел.

Энергия хлынула из источника по накатанным каналам, сконцентрировалась в моей ладони. Воздух затрещал от усилившегося мороза. Я опустил руку на лед.

Но что-либо сделать не успел — вдалеке, сквозь вьюгу, я услышал вой — тоскливый, злой, голодный. Он рвал душу, выворачивал нутро. От него хотелось зарыться в снег и визжать там от страха.

Пурген тоже его услышал — вскочил, напряженно замер. Пасть, полная острых зубов, оскалилась, глаза налились яростью, на землю закапала пена. Кажется, он был в бешенстве. Нервно постукивая копытом, он двинулся вперед, явно настраиваясь на драку. Но вот если он в этом мире такой большой и грозный, то какими тогда тут должны быть волки? От этой мысли мне едва не поплохело.

То, что мой козел особенный и отличается от любых других призванных животных, я давно понял. Как и то, что мир, в котором он живет, ни разу не веселый. Понятно, что у него тут должны быть естественные враги. И очень хреново, что теперь они стали и моими.

Впрочем, Пурген не раз мне помогал, а значит, пришло время отплатить ему тем же. Как бы там ни было — это мой козел, и только я смогу сделать из него шашлык. А всякие мохнатые псины пусть идут лесом.

А вой все приближался. Становился сильней, звучней, яростней. Козел замер на месте, по его телу пробегала едва заметная дрожь. Он явно едва сдерживался, чтобы не кинуться туда, в морозную чащу леса, откуда вой доносился.

Я тоже стоял и сдерживался, чтобы не рвануть… в противоположную от них сторону. Потому как я наконец-то увидел тех, кто пришел по наши души, понял, куда попал и кто такие эти волки. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно…