Леди Маргарет
Письмо герцога Кентерберийского было коротким, но весьма насыщенным и словесно изысканным. На первый взгляд это был рассказ доброго друга о том, что происходит, с пожеланиями доброго здоровья и долгих лет.
Письмо также содержало подтверждение тех договорённостей, которые были высказаны ранее о том, что никто не троне Уэльс, если Уэльс сохранит нейтралитет, а также включало в себя характеристику графа Рауля Вермандуа.
Прочитав её, я сразу почувствовала, что руку к этому письму несомненно приложил архиепископ. Ну не могла я себе представить герцога Кентерберийского так изящно использующего слова, чтобы с одной стороны это читалось как описание друга, а с другой, там было столько скрытого яда, что, если читать между строк, становилось понятно следующее:
«Не верь ни в коем случае этому старому ловеласу. Верен он только Элеоноре, про остальное у него за душой, кроме стремления разбогатеть и получить ещё больше власти, ничего нет».
А написано было вот что:
«…Граф Рауль Вермандуа человек с богатым опытом и долгой историей верной службы Элеоноре Аквитанской. Он слывёт человеком чести, но, как всякий, кто долго жил при дворе, может быть излишне увлечён светскими забавами, что, как говорят, отразилось на его финансовом положении. Не судите его строго, леди, если в его словах вы вдруг услышите намёк на дружбу более личную, нежели государственную. Думаю, он просто будет пытаться расположить вас к союзу всеми доступными ему способами».
«Вот же интриган, – подумала я, представив холодные рыбьи глаза архиепископа. – И как вовремя пришло послание!»
Ровно к тому моменту, как граф Вермандуа приехал в Кардиф. Значит ли это, что между Кентерберийскими и Элеонорой Аквитанской произошёл какой-то раздор и, что же тут поделать, в центре этого раздора опять оказалась я?
А тут ещё и этот граф Вермандуа, «человек с богатым опытом», вместо того чтобы прислушаться к совету умных людей и спокойно за пару дней дойти через перевалы, решил сократить путь и отправился по морю. И если сейчас волны разобьют его корабль, и нам не удастся его спасти, то как это будет воспринято той, кому он «верно служит» совершенно неизвестно.
Шторм всё-таки разыгрался. Волны были в высоту метра по три, и я с ужасом смотрела, как на горизонте появляется небольшой корабль, обычная шнека.
– Если у них хватит ума остаться там, где они сейчас, и не подходить к берегу, то у них будет гораздо больше шансов выжить, – сказал Надд, стоявший рядом.
А я представляла себе, каково им там: волны захлёстывают через борт, холодный ветер сбивает с ног, судно болтается на воде, каждый раз грозя перевернуться. И как постепенно душу охватывает леденящий ужас. Когда смотришь на берег, ты не думаешь о том, что там скалы и рифы, опасные камни. Ты думаешь только о том, что там, вдалеке, тёплым светом светятся окна замка, в котором тепло, уютно и безопасно.
– Боюсь, Надд, – сказала я, – что им может не хватить смелости остаться на ночь в открытом море. Но вполне может хватить авантюризма, чтобы рискнуть приблизиться к нашему берегу.
– Так что, – спросил Надд, – нам готовить спасательные шлюпы?
– Нет, – ответила я. – Мы не будем рисковать нашими людьми.
И подумала о том, что было бы неплохо ввести язык сигналов, тогда можно было бы передать знак на борт шнеки. Но, к сожалению, я не знала морского языка.
Когда-то, давным-давно, ещё когда я была маленькой девочкой и жила в стране, которой больше нет, я попыталась изучить язык, который моряки передавали друг другу, размахивая флажками*. Но запомнила только один «Внимание».
А как было бы удобно передать им сигнал, сказать: «Оставайтесь на месте. Всё будет хорошо. Завтра вас заберём».
(*Семафорная азбука – это система связи, где каждый символ (буква, цифра или служебный знак) соответствует определенному положению двух флажков, которые держит в руках сигнальщик. Русская семафорная азбука, разработанная в 1895 году Степаном Осиповичем Макаровым, включает 29 буквенных и 3 служебных знака.)
Примерно через несколько часов наблюдатель с башни доложил, что корабль движется в сторону пристани. Все посмотрели на меня. Я вздохнула и дала указание приготовить спасательные шлюпы. Когда мужчины пошли по направлению к двери, чтобы начать выполнять приказ, я добавила:
– Давайте всё-таки помолимся за то, чтобы они прошли сквозь рифы и их судно не разбилось. Потому что как только оно войдёт в нашу бухту, здесь мы уже сможем их спасти.
***
Граф Рауль Вермандуа
«Чёртово Северное море…» – думал граф, держась за поручни и обвязав себя верёвкой.
Он был мокрый, ему было холодно, и каждый раз, когда шнека взмывала на очередной волне вверх, внутри что-то замирало. Граф испытывал какой-то странный злой восторг, когда страх и наслаждение сливаются в один будоражащий коктейль, и он проходит горячей и одновременно обжигающей холодом волной вдоль всего тела, зарождаясь где-то рядом с сердцем и прокатываясь по животу, позвоночнику, горлу, заставляя мышцы, шею, зубы, пальцы сжиматься. И кажется, что каждый следующий вздох станет последним. В такие мгновения ты чувствуешь силу Бога, одновременно им являясь.
Когда они выходили из Карнарвона в сторону Кардифа, ничто не предвещало такого сильного шторма. Они успешно прошли половину пути, как вдруг небо на горизонте начало чернеть. Граф гнал гребцов, но силы человеческие имели ограничения, и быстрее, чем они могли идти, судно не двигалось.
Шторм налетел, когда они уже видели башни Кардифа. Граф с удивлением смотрел на отдельно стоящую башню, которая светила ярким светом. Этот свет обещал всем, что какой бы ни была непогода, они не потеряются.
– Какая интересная конструкция! Что это? – прокричал он, стараясь перекричать ветер и бурю, и докричаться до капитана.
– Я слышал про это! – крикнул капитан судна, и граф скорее понял по губам, чем услышал. – Я слышал, что в Кардифе сделали маяк, но не такой, как обычно, где просто разжигают масло, и горит огонь, который всё равно плохо видно сквозь туман. Хозяйка Кардифа сделала маяк, свет которого виден невзирая на погоду и время суток. Это может нам помочь!
– Что думаешь, пройдём? – спросил, в перерыве между громом, граф Вермандуа.
– Здесь сложный проход, – ответил капитан. – Но наш лоцман знает, как обойти эти рифы. А благодаря свету, который идёт с башни маяка, уверен, что мы сможем войти в безопасную бухту.
– Есть ли ещё вариант? – крикнул граф, еле удерживаясь на ногах, потому что шнека в очередной раз взлетела на большой волне.
– Нет! Мы не выживем! – крикнул капитан. – Здесь слишком сильная боковая волна! И даже если мы не перевернёмся, я не могу гарантировать, что корабль останется целым.
Граф подумал, что если их смоет за борт или шнека развалится, то выплыть им вряд ли удастся, в это время года море уже очень холодное.
– Ну что ж, – сказал граф. – Человек может умереть лишь один раз. *
(*A man can die but once. Русский аналог: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать».)
А вслух добавил: – Идём в Кардиф!
Гребцы дружно налегли на вёсла.
«Элеоноре бы понравилось, теперь Северная леди меня точно запомнит… если выживем», – подумал граф.