Маргарет
Джон уехал. И вот — что я за противоречивая натура! — теперь жалела, что у нас так ничего и не случилось. Чтобы не думать и не переживать, я решила полностью углубиться в дела, тем более что дел было много.
Я денёк посидела, подумала и решила, что помимо мяса, зеркал и серебра надо что-то, что всё-таки обеспечит мне немного более комфортное существование.
В голову пришло, что можно сделать простейшие часы. Мне надоело, что я никак не могу сориентироваться в местном часовом исчислении. А ещё очень хотелось внедрить пуговицы и мыло.
Я была не особо большим знатоком, как варить мыло, поэтому предположила, что брусочков у меня не получится, и сразу настроилась на жидкий вариант.
Чтобы не думать о том, о чём мне сказал Джон перед отъездом, и не зацикливаться на мыслях о графе, я весь день потратила сначала на идеи, чем я займусь, а потом расписывала план, как я буду это делать.
А вот, проснувшись сегодня утром, снова вспомнила наш разговор, который состоялся перед его отъездом.
Разговор был в гостиной, в моей части дома. Графиня Моро посмотрела на меня укоризненно, когда поняла, что сначала мы где-то были вместе с графом, потому как приехали поздно и вдвоем. А потом, после совместного ужина, где присутствовала и графиня, и вовсе граф не откланялся на прощание, а остался со мной для продолжения разговора.
Графиня окликнула меня перед тем, как мы с графом вышли из её гостиной, где проходил ужин:
— Маргарет, вы же зайдёте ко мне, когда проводите графа?
Мы с Джоном переглянулись.
Я подумала: «Графиня Моро — прям как когда-то давно моя бабуля, бдит».
А вслух ответила:
— Конечно, Эмма. Я только провожу лорда Джона и сразу вернусь.
Графиня Моро недовольно поджала губы, но больше ничего не сказала, только кивнула.
Мы ещё в первый вечер после моего окончательного переезда решили, что будем звать друг друга по имени, и эта идея понравилась обеим.
Мы прошли с графом в мою часть дома, в небольшую гостиную, стены которой были увешаны гобеленами с изображением битв прошлого. За ними хорошо ухаживали. Некоторые из них были довольно старыми, но ни постороннего запаха, никаких других следов порчи на них не было.
— Принести что-нибудь попить? — спросила я, но граф отказался.
— Маргарет, на рассвете корабли отплывают в сторону Шотландии.
— Так рано? — почему-то я думала, что поеду в порт и провожу посольство. Видимо, что-то отразилось у меня на лице, потому что граф улыбнулся и сказал:
— Не стоит ночью ехать в порт, Маргарет.
Потом улыбка сошла с его лица, и он добавил:
— Но я хотел поговорить не об этом.
Я тоже посмотрела на графа:
— Что-то ещё произошло?
— Ты мне скажи, Маргарет. Я никогда не спрашивал тебя и не спросил бы. Но это важно.
— Спрашивай, — сказала я, даже не подозревая, о чём пойдёт речь.
— Что тебя связывало с Аланом Стюартом? — прозвучал совершенно неожиданный вопрос.
Я не стала что-то скрывать и сказала правду:
—Алан Стюарт предлагал мне стать его женой.
— И что ты ответила ему? — Джон глядел на меня, а мне хотелось рассмеяться: «Вот любопытно, если бы были варианты, неужели бы я сидела сейчас здесь, в столице Англии?».
Но, глядя на серьёзное лицо Джона, не стала ни смеяться, ни шутить. Снова сказала правду:
— Я ему отказала, Джон.
— Да, интересная ситуация, — граф Честер прикрыл глаза и потёр переносицу, как будто у него начала болеть голова.
После чего снова взглянул на меня:
— А есть ещё что-то, что тебя связывало бы с королём Шотландии?
Пришлось признаться, что я дала ему денег в долг.
Джон закрыл рукой лицо, на котором отразилось сразу много эмоций, и воскликнул:
— Маргарет! Все святые! Маргарет, никому никогда здесь этого не рассказывай!
Граф схватил меня за руки, вертикальная морщинка прорезала его переносицу:
— Кто ещё знает, что ты дала ему деньги?
— Мейстер Умло, — ответила я и поморщилась, потому что граф не рассчитал и сжал мои предплечья несколько сильнее. — Он оформлял расписки.
Граф, заметив, что я морщусь, извинился и убрал свои руки.
— Маргарет, это очень опасно. Особенно сейчас, когда Шотландия отказалась подчиняться Стефану.
Граф вздохнул, словно собираясь произнести что-то ужасное и никак не решаясь на это:
—Тебя могут обвинить в измене, если вдруг узнают, что ты обеспечила короля Шотландии деньгами.
— Но кто меня может обвинить в измене? Никто не знает про это, — испуганно спросила я, потому что измена в Англии каралась казнью. И неважно: был ты аристократом или простолюдином. От этого менялся только вид казни.
—Вот и пусть не знают. — сказал Джон Честер. — А мейстеру надо передать, чтобы уничтожил любые бумаги и упоминание о том, что ты ссудила лорду Стюарту деньги.
Дон вздохнул, пытаясь успокоиться, но, видимо, это было ещё не всё, что он хотел мне сообщить перед отъездом:
— На приёме ты спрашивала, почему архиепископ Кентерберийский так пристально смотрит на тебя и почему он не даёт согласие на наш отложенный брак.
— Да, — кивнула я, уже подозревая, что мне не понравится то, что я услышу.
И Джон рассказал: он уверен в том, что архиепископ Кентерберийский и есть тот человек, который знает о богатейшем серебряном руднике у меня на землях.
— Я больше чем уверен, что это он стоит за гибелью твоих родителей. И что он долгие годы пользовался этим рудником. А после того как ты там появилась, он потерял эту возможность и сейчас хочет это вернуть через брак своего брата, герцога Кентерберийского, с тобой.
Мне эта информация не понравилась. Архиепископ — это же почти как король. Значит, что я для него лишь муха. Захочет и прихлопнет.
— И что же теперь делать? — мне срочно захотелось вернуться в Кардиф.
А граф между тем продолжил меня пугать:
— Маргарет, я уверен, что, как только я уеду в Шотландию, тебя вызовут к архиепископу, и он начнёт вести с тобой разговоры, предлагая тебе разные варианты.
— Но что же делать? — снова спросила я. — Как же я могу ему противостоять?
— Единственная защита для тебя — это король. Тебе надо общаться с королём, с королевой, быть на виду. Придётся для этого часто бывать во дворце. Делай то, что ты задумала. Пусть о тебе узнают в столице. Ходи в гости, рассказывай о своих новинках. Пусть все хотят их заполучить.
И граф уехал. Крепко обнял меня на прощанье, поцеловал спокойно, без надрыва. Поцелуй-обещание: «Всё впереди, я вернусь».
И с момента его отъезда прошло почти два дня.
А на третий день, когда я спустилась к завтраку, то среди приглашений на различные приёмы, двух писем из Кардифа, записки от леди Лизбет, был конверт с изображением креста на сургуче.